bannerbanner
Танина тетрадь
Танина тетрадь

Полная версия

Танина тетрадь

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Светлана Пархомчук

Танина тетрадь

Новые слова

Стрижи летели по своим делам. Они смотрели прямо перед собой, потому что помнили, как их товарищ задумался и врезался в дом. Кстати, дом был ярко-синий, а окна выкрашены краской, которая раньше была белоснежной, а сейчас превратилась в молочно-жёлтую. Строение было двухэтажным, но до второго этажа синяя краска так и не добралась. Верхний этаж был сколочен из почерневших досок, которые пахли пылью и старым деревом.

И если бы в тот момент снималось кино, то камера поднялась бы от цветущей акации, сделала небольшой наезд на дом, прямо к чёрным пугающим доскам, и увидела через щёлочку внимательный голубой глаз. Этот глаз, как и второй, точно такого же цвета и формы, принадлежал Тане.

Таня, несмотря на опасную близость длинноногих пауков, практически прижалась лицом к неприятным доскам. Сегодня пауки отошли на второй план: она занималась куда более важным делом – высматривала врагов. В её мире врагами были крикливые соседи по даче, которые врубали на всю улицу шансон; вампиры, которые существуют взаправду; и люди, которым Таня ещё не подобрала определения. Она думала взять «придурки», но чувствовалось, что силы этого слова не хватает. Ещё было какое-то скачущие слово – «го-мосук-су-али-сты», – которое вроде бы было ругательным, но значения Таня ещё не узнала.

Мама сказала вот что: «Сейчас не поймёшь. Вырастешь – узнаешь». Конечно, Таню ещё как оскорбили мамины слова. Во-первых, она уже достаточно взрослая и умная, практически наравне с родителями разгадывает кроссворды, и даже как-то отгадала слово «дукат». Но она не стала спорить с мамой – не очень-то и надо объяснять, сама всё поймёт. И вот сейчас Тане казалось, что она немного стала догадываться, кто это такие. Кто ещё бы так поступил?

Она повернулась и осмотрела свои владенья. Её «Заколдованный Замок» был разрушен. Балдахин сорван, матрас валялся на полу рядом с ежом Фёдором, ваза с засушенными ромашками перевёрнута – одним словом, от её «Замка» не осталось и следа. На него напали эти… эти… эти «придурки» и «гомо-сук-су-листы» и всё испортили. А она – Королева Заколдованного Замка – осталась ни с чем!

Таня села на панцирную сетку и попыталась заплакать. Если сейчас придёт принц, что же она скажет? Таня вскочила с кровати и надела корону из мишуры и мамин красный шёлковый халат. Мама давно его уже не носила и привезла на дачу – подвязывать помидоры. Тане еле удалось спасти его от помидоров.

– Дорогой, прекрасный принц, поймите! Когда я пришла, всё уже было разрушено! Я послала рыцарей в погоню, но пока вестей нет! Ах, послушайте, не оставляйте меня! Я пыталась выполнить вашу волю, увольте!

В разговор с принцем вдруг вмешались.

– Таня, обедать! – мамин голос звучал совсем не так, как полагается матери Королевы Заколдованного Замка. Совсем не добрым и благосклонным, а наоборот – раздражённым и таким, что было понятно: обедать надо идти в ту же секунду, как позвали.

Таня взяла в одну руку подол халата и, придерживаясь за лестничные ступеньки, царственно спустилась из своей усадьбы в обычное помещение для прислуги и челяди.

– Вот же вандалы, ворьё! Видят, что в доме ничего нет, так зачем всё переворачивать вверх дном! Ешь лук, кому говорю!


– Не хочу, он горький и пахнет!


– Зато полезный. И без разговоров! Потом уборкой будем заниматься! Говорила ему, поменяй замок, поставь покрепче, так нет же, нет же!

Таня быстро съела суп и даже прожевала горький зелёный лук, потому что понимала: сейчас с огорода придёт папа, и мама выскажет то же самое ему, а папа обязательно что-нибудь ответит.

– Спасибо, мамочка! Я пошла наверх, уберусь.

Через какое-то время игрушки стояли в ряд, матрас был на месте, трения с прекрасным принцем улажены, ловушки на пауков поставлены, и Таня могла заняться делом. Она решила написать письмо разрушителям её Замка. Она отыскала на даче блокнот, ручку, которая через три минуты согласилась писать, и начала:

«Уважаемые товарищи воры!


Я понимаю, что вам нужно что-то украсть, но украсть в нашем доме нечего. Так что, пожалуйста, не рушьте мой Замок. И ознакомьтесь с объявлением на входе – там написано снимать обувь, как входишь. Не топчитесь, я так долго убиралась. Надеюсь на понимание.


Королева Заколдованного Замка


P. S. Если хотите что-нибудь сказать, можете написать, буду рада ответить. Ручку я положила рядом».

Таня осторожно положила ручку. Повесила халат на стул, красивыми складками уложила подол, потом сняла корону и побежала помогать маме.

Всю неделю Таня была в нетерпении. Она не сказала о своём послании маме. И даже удержалась и не разболтала подружкам, хотя очень хотелось. В пятницу она с удовольствием собиралась на дачу. А следующим утром, когда мама подняла её в шесть утра, она вскочила и даже начала прыгать по комнате:

– Ура, ура, едем на дачу!


– Осторожнее, Танюша, голова разболится, чего ты такая веселая.

Голова и вправду разболелась, но приходилось выдерживать роль, поэтому Таня с радостью взяла свой рюкзак, надела сапоги и вприпрыжку отправилась за родителями на электричку.

Пока родители, как всегда, смотрели на огород – что изменилось за неделю, что выросло, – Таня быстро открыла кодовый замок и забежала в дом. Пахло дачей. Все вещи лежали так, как их оставили. Значит, воры не приходили.

Таня быстро вскарабкалась по лестнице на второй этаж. Скинула резиновые сапоги, подбежала к столу и заглянула в блокнот. В голову ударили мурашки. Прямо после её записи что-то было написано. Таня осмотрела свой Замок – всё очень чисто. Корона на месте.

Таня вдохнула, присела на краешек табуретки и прочитала:

«Пошла ты на хер, королева задрипанного замка!»

Романы

В воздухе сладко пахло завтрашними булочками. Бабушка сказала, что испечёт их с изюмом, и Таня уже чувствовала, как запивает их смородиновым чаем. Таня прихватила с собой коробочку от маминого крема, чтобы набрать туда запаха и унести в свою комнату. Она быстро проделала это и убежала.

Её сердце колотилось так сильно, что она даже чувствовала его в голове. Но это было не страшно, а даже приятно. И вовсе не из-за булочек – про них Таня уже и забыла. Дело в том, что у Тани появилась тайна. Она была опасная, как тайне и положено, приятная и какая-то колющая. Таня не стала сразу проговаривать в голове, из-за чего ей так необычно.

Решила зайти к себе и там уже как следует подумать. В эту неделю она планировала основательно заняться своими мыслями. Её совершенно не устраивало, что тело действовало само по себе, иногда без спросу. Поэтому, пока не поздно, нужно брать дело в свои руки и комментировать каждое своё действие и намерение. С этого момента все мысли будут существовать только по факту их проговаривания в голове. А до этого всё как бы неправда. «Сейчас вот я пойду, открою дверь в свою комнату, потом закрою, потом сяду на кровать, и потом подумаю».

Из-за последней мысли воспоминания о тайне почти всплыли на поверхность, и сердце заколотилось быстрее, но Таня остановилась и начала быстро про себя читать стихотворение, чтобы отвлечься.

Потом, как и обещала, дошла до своей комнаты, закрыла дверь, села на кровать и принялась думать о тайне.


Недавно она нашла на полке с Достоевским и Диккенсом книжку. Не то чтобы Таня постоянно искала что-то новенькое среди этих писателей, просто проходила мимо и заметила, что Диккенс в профиль не болотно-зелёный, а голубой.


Таня подошла узнать, что случилось, почему англичанин посинел, и потянула за корешок.

На книге была картинка, и это явно был не Чарльз Диккенс. На книге сидела полуголая девушка, которая приоткрыла губы и держалась за вырез платья, чтобы оно, наверно, не упало. Таня долго смотрела на картинку и, в целом, девушку одобрила. Хотя чувствовалось в ней что-то неприличное. Что именно – Таня не смогла определить. Зато платье было похоже на то, которое она недавно нарисовала принцессе. В принципе, Таня, возможно, даже согласилась бы поиграть с этой девушкой на книжке, только той было не до неё. Она сидела на какой-то коряге и призывно смотрела вдаль.

– Ах, когда же меня заберут отсюда? Тут кругом муравьи! Я замерзла и могу схватить инфлюэнцу, месье, – проговорила красотка Таниным голосом. Но больше сказать Таня ей не дала, потому что прочитала, что книгу написала Миранда Кристли и назвала её «Жар любви».

Таня подтянула коричневый плюшевый пуфик, села и открыла книгу. Она пахла не книгой, а чем-то другим, вроде газеты, но довольно слабо.

На двадцатой странице она услышала, как поворачивается ключ в двери – по-маминому, потому что папа открывал дверь по-другому. Таня быстро засунула красотку с обложки обратно к Диккенсу и побежала к двери. И только там поняла, что опять не успела проговорить: «Вот сейчас я встану, положу быстренько книжку и, как будто, я её не трогала».

То, что книгу она не трогала, было важно, ведь Таня только что прочитала такое… такое, о чём маме знать бы не следовало. До двадцатой страницы всё шло достаточно нормально, хотя какое там! Девушку с обложки звали Кристина де Шалот. И её, бедняжку, проиграл в карты отчим, которого Таня прямо возненавидела! И ладно бы проиграл какому-нибудь человеку, который освободил бы её от этого злого человека, который ещё осмеливался называть себя «твой добрый папка».

Но нет, Кристину выиграл в карты граф Бертрам. А он мужлан, несмотря на титул. Грубый, замкнутый, сразу отправил Кристину в её новые покои и приказал готовиться к ужину с ним. А ей было надеть нечего, кроме старого серого платья. На этом моменте Таня вздрогнула от какого-то шороха и быстро захлопнула книгу. А потом, когда оказалось, что беспокоилась напрасно, открыла её снова, но на другом месте. А вот что она там прочитала было таким, что Таня покраснела. Кристина с мужланом целовались и делали кое-что странное. Она не совсем поняла что. Там было что-то про гостей. Гости врывались. Но пришла мама, и о этом надо было переставать думать.

Вечером Таня не выдержала. Она сделала непринуждённый вид, откинулась на диван, положила ногу на ногу и, как мы между делом заметили, с вопросительной интонацией сказала:


– Интересно, это в каком смысле, когда в девушку врывается непрошеный гость?


Мама немного закашлялась и поставила кружку с чаем.


– Танюша, я не расслышала. Повтори?


Мама сказала «повтори» так, что Таня подумала: лучше не повторять.


– Да, это я так, ха-ха-ха, пойду посмотрю, с чем у нас булочки будут, – Таня быстро вскочила, и чтобы мама больше не успела ничего спросить, запела песню. Только на кухне поняла, что опять не успела проговорить мысль, прежде чем встать. Таня подошла к кружевным занавескам, потрогала солнечный зайчик и принялась думать о бедной Кристине.

Дедушка

Таню Таней назвал дедушка. Самого дедушку звали Слава, бабушку – Зонтик. Вернее, её звали Гутя, сокращённо от Августы. Но Гутя для Тани звучало очень похоже на «зонтик», причём зонтик находился в состоянии покоя, не раскрытый.

Бабушку и дедушку Таня, когда была ещё совсем маленькой, называла Бабика и Дедика-Кам. «Кам» не имело того же уважительного значения, что «–сан» в Японии; смысл был гораздо прозаичнее – так Таня пыталась сказать «камень». Камень был с дырочкой посередине и выглядел так достойно, что заслуживал даже того, чтобы прибавлять приставку «кам» к дедушке Славе. Камень притащили дедушке его ученики. Дедушка преподавал в школе химию, физику, математику и астрономию. Иметь дедушку-учителя было приятно, потому что любые математические задачи и примеры тут же проверялись и сразу говорили, сколько яблок было у мальчика Коли.

Гостить у бабушки и дедушки было интересно. Во-первых, пирожки. Во-вторых, они с дедушкой, когда бабушка отворачивалась, показывали друг другу языки. Бабушка это называла, когда замечала: «корчить рожи».

На балконе у бабушки с дедушкой можно было смотреть на облака. Улечься на тёплую клетчатую кушетку, поставить рядом стакан с апельсиновым юппи (который все взрослые как один обзывали «химией» и «гадостью») и представлять, как кувыркаешься в кучерявых облаках. А если надоедало, нужно было немного привстать, и тогда было видно море.

Часто, правда, море и облака затуманивались и вместо них можно было увидеть образ Паши Боровкова, которого после садика никак не удавалось встретить, или резиночки для волос – ярко-салатовые, розовые, лимонные. Брат обещал подарить такие, если Таня пройдёт по «радуге» на детской площадке без помощи рук. Пришлось пройти, хотя было очень страшно рухнуть вниз. И что же? Он, конечно, обманул, сказал, что и без резиночек Таня хороша, а потом вечером заявил маме, что «наша Танька на многое готова пойти ради красоты».

В облаках иногда появлялись журналы с наклейками Барби. Наклейки нужно было покупать у дядьки на Окатовой. Он продавал их в любое время года и в любую погоду, так что, если в ливень появлялось понимание, что Барби недостаёт сумочки, можно было с уверенностью надевать резиновые сапоги и бежать на Окатку за нужными вещами.

Потом, когда облака переставали показывать картинки, Таня садилась рядом с дедушкой и наблюдала, как он тщательно набивает трубку или закручивает половинку сигареты в мундштук и закуривает. После этого ритуала обычно начинались истории. Например, о тайне «Марии-Селесты», когда в море нашли парусник, откуда при загадочных обстоятельствах исчезли все люди. Таня с дедушкой строили версии, почему так произошло, они даже на карте мира соединили Бермудские острова в треугольник, чтобы Тане, как сыщику, было понятнее, где случилось это странное событие; чай с корабля исчезли даже не успели допить.

От дедушки Таня узнала о пирамидах, жестоких греческих богах, чёрных дырах и о том, что космос не имеет ни начала, ни конца – и это было ещё непонятнее, чем то, что люди на «Марии-Селесте» решили не допивать чай.

С дедушкой комната исчезала, и они вдвоём перемещались в пространстве и времени – по разным континентам, по всем достопримечательностям, по столетиям, заглядывали к динозаврам и могли запросто слетать на Марс, проверить, не появилась ли там жизнь.

Потом был сонный час, только в этот час разрешалось не спать, а читать книжку. Бабушка брала в библиотеке книги для себя, дедушки и для Тани. Когда она приходила с сумкой книг, это было сравнимо с ожиданием, когда дедушка набьет трубку и начнётся новая история и новое путешествие.

Таня рассматривала обложки, нюхала книги – они пахли «библиотекой», специфическим запахом, при котором представлялась прохладная комната со стеллажами и Лидией Степановной, заполняющей книжные карточки. Книги давали такое же ощущение, как и дедушкины рассказы. Таня попадала в такие яркие миры, что, оторвавшись от книжки, даже не сразу видела знакомые очертания квартиры. Иногда она пыталась засунуть между строчек хотя бы ежа Фёдора, чтобы он за компанию отправился, например, к Алисе в Страну Чудес, но еж просто валился на страницу, а буквы не хотели раздвигаться.

Как-то Таня прочитала в одной книжке, что с девочкой разговаривал её личный дневник. Она, например, писала: «Я хочу конфет». А потом через какое-то время открывала страницу, а там совет от дневника: «Хочешь конфет – возьми в серванте». Тане позарез нужен был такой дневник. Её «Дорогой дневник» упорно молчал, хотя мог бы ради приличия что-нибудь сказать.

И вот бабушка как-то пришла с очередной сумкой книг. Таня рассматривала обложки – детективы для дедушки, романы для бабушки – и тут книжка: «Танина тетрадь». Показалось сразу, что книга волшебная, и это именно тот дневник, которого так хотелось Тане. Она открыла книгу и увидела на второй странице надпись: «Танина тетрадь. Секреты домашнего консервирования. Автор: Татьяна Померанцева».

После этого Таня где-то полгода не ела бабушкины консервированные помидоры и огурцы.

Оно и красная рука

Квартира трещала старыми костями. Таня неподвижно лежала в густой темноте и пыталась не прислушиваться к скрипу пола, бармалейскому всхлипыванию холодильника и шорохам неизвестного происхождения. Пощелкивало и потрескивало совершенно бессистемно, в гулкой тишине вдруг что-то шушукало, и потом ночь снова укутывала всё своей особенной тишиной.

Подобные колебания звука доводили Таню до состояния тихого ужаса. Тихого, потому что выражать ужас громко было очень страшно.


«Хоть бы комар прилетел, что ли…», «Хоть бы папа захрапел, что ли…» – Таня была готова отвлечься на любой не слишком неприятный, но знакомый звук, чтобы осмелиться перевернуться на бок и позволить себе хотя бы зевнуть. Сейчас такая сонная роскошь была непозволительна, ведь мало ли кто мог её услышать.

А всё из-за брата Алёшки. Это он позвал её посмотреть на видеокассету с комедией про клоунов, а когда Таня поняла, что этого клоуна зовут Оно, и оно жрёт детишек, было уже поздно убеждать себя, что это просто очень-очень своеобразная комедия. Теперь Лёшка беззаботно сопел, ему было всё равно, что, возможно, кто-то притаился под кроватью Тани и вот-вот положит лохматую лапу на одеяло.

В коридоре кто-то процокал. Оно? Таня покрылась липкими ледяными мурашками. Нет, это Симка пошла полакать воды. Нашла время, собака серая. А что если бы у них не было Симки, и она услышала бы такой звук? От этой мысли Тане стало совсем дурно.

Этой ночью Тане казалось, что все её прошлые страхи были детскими. Если и бояться, так это монстров из фильмов ужасов. Фильмы в доме появлялись благодаря брату, и каким-то образом Таня их все посмотрела.

Когда она была совсем-совсем маленькой, Таня боялась, что когда уснёт, за ней придёт серенький волчок и укусит за бочок. Казалось, что он, возможно, придёт не один и, возможно, одним бочком дело не обойдётся. Таня долго съёживалась под одеялом, пока мама не убедила её, что волчки на пятый этаж вряд ли станут подниматься, тем более лифт не работал.

Потом Таня долго ничего не боялась, пока воспитательница в детском саду не решила успокоить орущий и прыгающий рой сказкой в сонный час. Про чудовище. В этой сказке не было никаких красавиц и аленьких цветочков, чудовище было единственным главным героем, потому что всех остальных оно сожрало. Воспитательница дала понять, что лучше немедленно заснуть, а то, мол, детки очень вкусные.

После того как папа узнал, что Таню напугали чудовищем, он пошёл в садик и, видимо, напугал воспитательницу ещё сильнее. С тех пор она рассказывала добрые сказки. А папа каждый вечер стал развлекать Таню рассказами про добрую Бабу-Ягу. Было необычно, что все, кого Таня определяла словом «злой» и «страшный» – Кощей, бабайка, Змей Горыныч, её рыжая кукла Галя – в папиных историях превращались в очень милых ребят.

Потом папа ушёл в рейс. Зато к ним в группу пришла девочка Маша, которая рассказала историю про красную руку, которая летала по городу и душила всех людей. Приблизительно через неделю одногруппник Дися Онищенко, тихий и вежливый мальчик, сообщил, что слышал по телевизору, как черная простыня вылетела из чёрного-черного дома, полетела по чёрной-черной улице, встретила препятствие в виде девочки в чёрных-черных колготках, обмотала её, а когда взрослые эту девочку размотали, то увидели только чёрные-черные кости!

И тут началось. Каждый день в группу приходили очевидцы ужасных происшествий. Гробики на колесиках, простыни, руки, красные телефоны совершали на глазах у Таниных коллег по садику акты каннибализма и прочие страшные вещи. И главное – рассказывали люди, которым нельзя было соврать! Они не были хулиганами, вели себя спокойно в тихий час и внушали доверие.

Получается, Таня раньше не замечала, в каком страшном мире живёт, ведь за каждым углом могла поджидать оторванная конечность.

Как-то ночью Таня пошла в ванную, как говорят леди в маминых романах, «попудрить носик», и по дороге увидела, как по ту сторону кухонного окна пролетело что-то крошечное и круглое.


«Зелёный нос!» – сразу подумала Таня и помчалась обратно в кровать. Но по дороге рассмеялась: почему-то представилось, как нос не справился с управлением и врезался на всей скорости в стекло.

На следующий день в садике Таня рассказывала подружкам, что тоже видела красную руку, черную простыню и зелёный нос. Одногруппницы замерли в ужасе.


– Я видела их даже у себя на кухне! – Таня выдержала драматическую паузу. – Они мыли посуду. Нос подавал мыло, рука мыла чашки, а простыня всё вытирала!

Детсадовцы ахнули. Такой уважаемый человек, как Таня, не станет обманывать. Значит, действительно, правда.

Но сейчас, лежа в кровати, представить себе клоуна Оно, моющим посуду, было невозможно. По сравнению с ним всё, чего боялась Таня до этого, в один момент съежилось, побледнело, заскулило и растворилось в пространстве.

Становилось так страшно, что начинало звенеть в голове. И в этот момент Таня услышала, как папа прошлепал босыми ногами по линолеуму на кухню. Таня подумала, что если на кухне окажется Оно, оно быстренько вымоет посуду, если папа ему скажет. Эта мысль разогнала по углам всё ужасное, а Таня перевернулась на другой бок и сладко зевнула.

Алёша

Никита – это пельмень.


Инесса – крот.


Олеся – ясное дело, колесо.

Имя Алёша означало одно – это брат. Если быть честной, Таня предпочла бы младшую сестру. С ней можно было бы играть в куклы, заплетать косички и заставлять мыть посуду, как сейчас делает Алёшка, потому что он даже способен вынести мусор, но посуда выше его сил.

Но когда мама, как будто между прочим, поинтересовалась, не хочет ли Таня, чтобы родители купили в Культоварах симпатичного маленького братика или сестричку, Таня даже не успела подумать и прокричала: «Неееет!» Первое слово дороже второго – вылетит, не поймаешь, поэтому приходилось довольствоваться старшим братом.

На самом деле, это был не просто брат, а какая-то морока. Начать с того, что в их комнате была чёткая граница посередине ковра. Пересечь её – означало громкий крик (с Таниной стороны), а с Лёшиной было уже кое-что серьёзнее – приёмы каратэ. Он кидал Таню через плечо обратно на кровать и забегал на её территорию, начинал прыгать и дразниться. Таня истошно звала маму, мама прибегала с кухни и обычно говорила: «Сейчас оба получите». Это было очень обидно, потому что он вообще-то первый начинал.

Скандал из-за раздела территории начался, когда они переехали в новую квартиру и им купили новые кровати. Это был спор старее, чем вражда семьи Монтекки и Капулетти. Таня уже не помнила, но мама говорила, что, когда она убеждала, что Тане будет удобнее всего спать на именно этой кровати, Лёшка подбегал и занимал её, и наоборот – Таня всегда хотела спать на той, которую мама рекомендовала Алёшке.

В итоге Тане досталась кровать у стенки, а Алёше – напротив, около выхода. Поэтому, когда Лёшка находился в комнате, выйти было сложно, потому что приходилось пересекать границу.

Ночью наступало перемирие. Таня боялась, что за ней может прийти чудовище, а Лёшка звал её в свою кровать, смешил щекоткой и рассказывал сказку про Машу и Витю. Ещё они как-то задумали разыграть маму: когда она утром пришла будить детей, вместо Тани обнаружила старшего сына, а на другой кровати – маленькую девочку.

Это было очень смешно, если бы Алёшкина кровать так не скрипела и на ней можно было уснуть, как человек. Им так понравилась мамина реакция, что они придумали еще одну шутку. Мама каждое утро опаздывала на работу. Лёшка предложил перевести все часы в доме на двадцать минут вперед. Они перевели всё – даже Танины и Лёшины с маленьким калькулятором, который папа привёз им в подарок из рейса.

Когда мама на следующее утро опаздывала, они хохоча объявили, что времени в запасе целый вагон. Мама вечером сказала, что первая пришла на завод. Она не рассердилась, но попросила, чтобы больше так не разыгрывали.

Если честно, подружки завидовали, что у Тани есть Алёшка. Он на её днях рождения очень веселил гостей. Как-то они придумали игру «кто лучше покажет домохозяйку». Лёшка быстро отвёл Таню в ванну, надел на неё свой халат, завязал полотенце на голове, выдавил на руку папину пену для бритья и окунул лицо Тани в эту белую массу – получилась маска. Таня в конкурсе победила, все смеялись, а она подумала, что это был чуть ли не лучший день рождения, даже несмотря на то, что лицо щипало от пены.

Вообще в брате было больше плюсов, чем минусов. Он смешно показывал гномика, научил строить штаб из диванных подушек, чинил перегоревшие лампочки на новогодних гирляндах. А ещё, если у них было перемирие, а оно всегда наступало, когда родители уходили и оставляли Таню на Лёшино попечение, Алёшка катал её на своём велосипеде. Таня усаживалась на багажник, крепко прижималась к Лёшиной спине, которая, как и весь Лёшка, пахла дымом, потому что он жёг костры на помойке, а мама за это ругала и говорила, что он когда-нибудь весь дом сожжёт. Они скатывались с самой крутой горы, которую могли найти. Таня визжала не от страха, а от восторга – за спиной старшего брата бояться нечего. Ветер бил в лицо, воздух пах костром, пылью и солнцем. Лёшка тоже кричал и смеялся.

На страницу:
1 из 2