Железо и Воля

Михаил Храмцов

Железо и Воля. Книга 1

Пролог. Последний звонок

Инженер-механик Иван Сергеевич Орлов в очередной раз вытер машинное масло с лица потрепанной ветошью. Запах солярки, металла и вечной мерзлоты – вот истинный аромат его жизни. Пятьдесят лет, из которых тридцать – на этом  руднике в сибирской глухомани, где даже вороны зимой замерзали на лету.

Но за его плечами были не только карьеры и забойки. Годы службы в ВДВ и две горячие точки навсегда врезались в память, научив главному: есть задача – есть решение. Ломом, сваркой или штык-ножом – но решение находилось всегда.

Он потянулся к старому армейскому котелку, где закипал крепчайший чай, и его взгляд упал на пожелтевшую фотографию, прикреплённую к ржавой балке. Молодые лица ребят из его взвода, застывшие в вечном смехе где-то под Кандагаром. Именно там, в пекле, где плавился песок, он усвоил простую истину: техника, как и люди, ломается. Но это не повод сдаваться. Это лишь повод найти другой способ – обойти, починить, заменить, а если ничего не помогает, то долбить камень голыми руками, пока не добьёшься своего.

Иван хмыкнул, глядя на сломанный транспортёр. Вокруг – тишина, только ветер гудит в разбитых окнах мастерской. Но он не был один. За его спиной стояли тени его роты, суровые лица десантников, которые никогда не оставляли своих. И сейчас, в ледяной сибирской глуши, он не был простым механиком. Он был солдатом, который знал: пока бьётся сердце и шевелятся руки, любая, даже самая безнадёжная задача, имеет решение.

– Вань, всё. Шахта исчерпана. Приказ сверху – предприятие закрывается. Консервация с понедельника.К нему подошёл начальник участка, Виктор Семёныч, и не глядя в глаза пробурчал:

– Тебе, как ветерану… Ну, там, путёвку в санаторий обещали. И расчёт, конечно. – Он нервно шмыгнул носом. – Ты уж не кипятись. Приказано – всё.Он потоптался на месте, глядя куда-то за спину Ивана, будто там была не ржавая стена, а какое-то важное зрелище.

Иван медленно выпрямился, отложив ключ-трещотку. Он смотрел на Виктора Семёныча, но видел не его, а задымлённые лица товарищей, горящий БТР и крик сержанта: «Не отступать! Держать позицию!»

«Есть задача – есть решение», – пронеслось в голове. Только сейчас задача была иной. Не чинить, не удерживать, а… смириться. Сдать свой рудник, свою крепость, которую он тридцать лет оборонял от износа, хаоса и разрухи.

Он молча кивнул, повернулся к конвейеру и с такой силой ударил по раме ладонью, что металл глухо звякнул. Это был не гнев. Это было прощание.

Вечером, вернувшись в свою скромную коморку при руднике, Иван машинально поставил на плиту закопчённый чайник. В опустевшем здании уже не слышалось привычного гула генераторов – лишь завывание ветра в пустых шахтных стволах. Он медленно провёл рукой по потёртому стулу, на спинке которого десятилетиями висела его роба. Завтра и её придётся сдать.

Включив старенький компьютер, он устало потёр переносицу. На экране мигал значок электронной почты. Письмо от «Корпорации "Горизонт"». Иван хмыкнул – очередной спам. Но взгляд зацепился за строчки:

Контракт на 2 года. Оплата – сумма с пятью нулями.»«Уважаемый Иван Сергеевич! Приглашаем Вас для испытания горно-добывающего комплекса нового поколения.

Он перечитал несколько раз, будто проверяя, не померещилось ли. Сумма с пятью нулями… За такие деньги здесь, в глухомани, можно было бы купить полпоселка. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слишком странно – откуда о нем узнала какая-то «Горизонт»?

Иван собирался удалить письмо, но рука замерла. Решение… Возможно, оно только что пришло.

Он медленно потянулся к кружке с остывшим чаем. За окном густела сибирская ночь, а в комнате тихо шуршали вентиляторы старого компьютера…

Мир не взорвался и не погас. Он… схлопнулся. Офисная клеёнка стула под ним, запах остывающего чая, скрип настывшего на раме конвейера – всё это сплющилось в одну точку где-то за спиной и исчезло. Его вырвало в белую, беззвучную пустоту, где не было ни верха, ни низа. Он не падал, его не крутило. Он просто был рассыпанным набором ощущений в абсолютном ничто. Сознание, отказываясь мириться с этим, начало гаснуть. Последнее, что успел зафиксировать его мозг, – это тень высокого силуэта, отбрасываемую не тем светом, и знакомый по армейским учебкам запах озона от разряда конденсатора, странно плоский и одномерный в этой новой реальности.Иван фыркнул – слишком уж пахло аферой, но любопытство и азарт бывшего десантника взяли верх. Последней здравой мыслью было осознание, что он даже чайник с плиты не снял. Потом он кликнул на ссылку.

Глава 1. Сталь и чужая кровь

Сознание вернулось к нему не через боль. Сначала была боль, да. Тошнотворная качка невесомости, заставлявшая внутренности сжиматься в тугой, протестующий узел. Но ещё до того, как он открыл глаза, его «я» собралось вокруг этого физического страдания, как железные опилки вокруг магнита. Боль стала якорем, единственным твёрдым островком в хаосе возвращения. Он инстинктивно за него ухватился. Боль – значит, жив. Старая, как мир, солдатская аксиома. Только потом, когда в лёгкие ворвался воздух, пахнущий озоном и тухлым мёдом, он понял, что «жив» – это, возможно, слишком оптимистичное определение.

Тошнотворная качка невесомости заставила его внутренности сжаться в тугой, протестующий узел. Воздух пах озоном и тухлым мёдом – странная, тошная смесь, обволакивающая горло.

Рядом – другие. Напротив, вцепившись в поручни холёными, но дрожащими пальцами, сидел перепутанный парень в дорогом, безнадёжно помятом костюме. Чуть дальше – девушка с короткой стрижкой и взглядом, в котором читалась выучка и привычка к командованию, её поза была собранной даже в этом хаосе. В углу, обхватив голову чешуйчатыми лапами, тихо поскуливало существо с тремя глазами, мерцающими жёлтым светом от боли или страха.

А у самых его ног, прижавшись к холодному полу, сидел… Мохнатик. Существо ростом с крупную кошку, всё покрытое мягким дымчатым мехом, с большими, полными слез чёрными глазами. Два тонких усика-антенны на макушке дрожали, а маленькие лапки с цепкими пальчиками судорожно сжимали край его робы. Оно не издавало звуков, но весь его вид, вся эта крошечная, пушистая фигурка источала такой немой, абсолютный ужас, что было тяжелее смотреть, чем на все остальные страдания вместе взятые.

Дверь со скрежетом, будто кости гиганта перемалывают, отъехала в паз. В проёме, заливаемые мерцающим аварийным светом, стояли двое стражей. Это не были люди в доспехах. Это были ходячие крепости из полированного чёрного метала, испещрённого шрамами от боевых шрапнелей и кислотных всплесков. Силуэты – громоздкие, угловатые, с мощными плечевыми блоками, из которых торчали стволы роторных бластеров.

Их лица скрывали шлемы-скелетоны, слитые с броневоротниками, с щелями вместо ртов и парой безликих красных глаз-сенсоров, горящих ровным, не моргающим светом. Воздух вокруг них вибрировал от низкого гудения силовых полей и пах озоном от энергоядер, питающих эти ходячие катафалки. От них веяло леденящим душу холодом машинного безразличия.

"– Двигайтесь. Будет больно."

Один из стражей ударил жезлом парня в костюме. Тот закричал, держась за почерневшую руку.

"– Шум запрещён."

Страж подошёл к Ивану. Холодное устройство прикоснулось к виску. Боль, словно в мозг вгоняли раскалённую спицу. Образы, инструкции, чуждые звуки, складывающиеся в слова… Всё уложилось в голове, оставляя послевкусие гари и крови.

"– Теперь ты понимаешь. Ты – собственность Гильдии 'Клинок Молчания'. Твой код – Гамма-7-Эпсилон. Твоя жизнь теперь стоит ровно столько, насколько полезен твой труд."

Когда они ушли, девушка-военная посмотрела на Ивана оценивающим взглядом. Она была стройной и очень красивой, но её красота была подобна отточенному клинку – холодная и опасная.

Её фигура, даже под грубоватой тканью униформы, выдавала идеальную физическую форму – не громоздкую мускулистость, а поджарую, рельефную силу, выкованную в тысячах тренировок. Плечи были достаточно широки для уверенного обращения с оружием, талия – тонкой, а каждое движение бёдер и ног дышало сдержанной мощью и кошачьей грацией.

Черты лица – точёные, с высокими скулами и прямым носом, – казались высеченными из мрамора. Кожа, слегка загорелая, была чистой и гладкой, если не считать едва заметного шрама над левой бровью, лишь подчёркивавшего её боевое прошлое. Прямые тёмные волосы, собранные в практичный короткий хвост, открывали строгий лоб и властный подбородок. Но главным были глаза – цвета стальной грозовой тучи, с густыми ресницами. В них не было ни капли кокетства или мягкости, лишь острая, собранная внимательность, читающая каждую микромимику, каждый намёк на напряжение.

В каждом её движении, от поворота головы до положения рук, готовых в любой момент рваться к оружию, читалась уверенность в себе, порождённая не самовлюблённостью, но умением и опытом.

–Катя,—представилась она коротко. – Лётчик-испытатель.

–Иван.Механик. Десантура, – так же коротко откликнулся он, и по едва заметному кивку Кати понял, что она оценила эту информацию.

Он уже изучал дверной замок. Электромеханический, примитивная конструкция по меркам его мира. Слабое место – стыковка энергопровода. Можно было пережечь, если найти источник энергии. Старая десантная привычка – искать пути отхода и слабые точки врага – сработала автоматически.

"Ну что ж, – подумал он, чувствуя знакомое упрямство, закалённое в горячих точках. – Принято в эксплуатацию."

Глава 2. Кровь на металле

В отсеке было душно и тесно. Каждые несколько часов стражи вбрасывали внутрь брикеты безвкусной серой массы. Питаться этим было унизительно, но голод, знакомый по армейским нарядам вне очереди, заставлял.

Парня звали Артём. Он трясся и бормотал о жене и дочке, оставшихся на Земле. Катя была спокойна, но в её глазах стояла сталь, готовая к удару. Её уверенность, казалось, излучала тихую силу, немного успокаивая других. Чешуйчатый "Геккон" молился на своём гортанном языке, а маленький "Мохнатик", покрытый мягким мехом, тихо плакал в углу.

Иван, пользуясь навыками полевой разведки, изучал ритмы корабля – гул двигателей, скрежет переборок. Он нашёл тонкую пластину обшивки – обломок прибора – и спрятал её в складках своей робы.

Его пальцы, привыкшие оценивать свойства материалов, мгновенно определили потенциал находки. Пластина была чуть больше ладони, сделана из тёмного сплава, холодного на ощупь. Один её край был ровно обрезан, другой – неровным, со следами грубого слома. Поверхность покрывала сложная сетка микроскопических токопроводящих дорожек, а в центре виднелось матовое пятно оптического сенсора.

Иван оценил вес и гибкость. Материал был прочным, но не хрупким. Край с изломом оказался достаточно острым, чтобы резать, но не настолько, чтобы привлечь внимание случайным уколом. Он мысленно прикинул возможные применения: от отвёртки до примитивного лезвия.

Движения его были отработаны до автоматизма. Прижав пластину к внутренней стороне предплечья, он ловко зафиксировал её складками ткани, проверил, не проступает ли контур, не брякает ли при движении. Убедившись, что тайник надёжен, он позволил себе короткий выдох. Это была первая, крошечная победа. Первый шаг к выживанию.

Шанс представился, когда страж грубо толкнул "Мохнатика". Артём, нервно захохотав, швырнул свой брикет в стену.

– Я не буду есть эту дрянь! Я требую связь с посольством!

Страж остановился. Даже безликий шлем казался внезапно внимательным.

–Требовать?—его скрипучий голос прозвучал тихо и страшно. – Раб не требует.

Иван встретился взглядом с Катей. В её глазах, холодных и собранных, он прочёл то же самое, что чувствовал сам: безошибочный расчёт и готовность к действию. Это был их шанс. Пока страж отвлечён грубой силой и унижением.

Он рванулся к двери с отработанной в боях скоростью, не делая лишних замахов. Острая пластина, зажатая в его пальцах, с сухим скрежетом вонзилась в узкую щель у замкового механизма. Металл скрипел, сопротивляясь.

Катя действовала одновременно с ним, её движения были зеркальным отражением его собственных – лишённые суеты, смертоносные. Пока Иван работал с замком, она молниеносно сняла с себя ремни и обмотала их вокруг ладоней, создавая импровизированные петли и усиливая хватку. Её поза стала низкой и пружинистой, готовой

Но они недооценили тюремщиков. Рёв сирены оглушил их, едкий газ заполнил отсек. Дверь отъехала, в проёме – двое стражей в чёрной броне, более массивной и грозной.

Первый ударил Катю жезлом. Разряд синего огня пронзил её, она рухнула, бьющаяся в конвульсиях, но даже падая, не издала ни звука.

Второй нацелился на Ивана. Первый страж подошёл к Артёму.

– Вы демонстрируете неподчинение. Это наказуемо.

Его пальцы впились в голову Артёма. Тот закричал. Нечеловеческий, животный вопль, от которого стыла кровь. Его тело начало неестественно выгибаться, кости хрустнули с отвратительным звуком. Изо рта, носа и ушей хлынула алая пена.

Крик оборвался. Тело Артёма с вывернутыми конечностями шлёпнулось на пол.

Страж повернулся к Ивану и ткнул дубинкой в плечо. Боль была неописуемой. Каждая молекула тела взрывалась, сознание помрачилось. Но он, стиснув зубы, не закричал, лишь тяжело задышал, глядя на тюремщика взглядом, полным ненависти и воли.

Перед тем как отключиться, он услышал ледяной голос:

–Неповиновение искореняется болью. Попытка – смерть для другого. Помни это, раб.

Глава 3.Ржавый мир и ошейник разума

Следующее пробуждение было оглушительным. Не физически, а ментально. В его черепе, прямо за глазами, горела белая точка, проецируя прямо на сетчатку строки текста на том самом скрипучем языке, который теперь был ему родным.

>> СИСТЕМА: 'Покорность' v.7.3. ИНИЦИАЛИЗАЦИЯ…

>> БИОРИТМЫ СТАБИЛЬНЫ. ПОДКЛЮЧЕНИЕ К СЕТИ 'РЖАВЫЙ ПОЯС'…

>> ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ, РАБ ГАММА-7-ЭПСИЛОН. ВАШ НОВЫЙ ДОМ – ОБЪЕКТ 'КУЗНЯ'.

Он лежал на холодной, влажной земле. Давящее ощущение искусственной гравитации сменилось привычным притяжением. Воздух был густым, с запахом серы, окисленного металла и чего-то гнилого. Иван открыл глаза. Над ним простиралось куполообразное небо грязно-оранжевого цвета, усеянное двумя маленькими тусклыми солнцами. Он был в огромном карьере, заваленном обломками кораблей, ржавыми конструкциями и костями невиданных существ.

Вокруг него, так же медленно поднимаясь, были другие рабы – человек двадцать. Среди них он узнал Катю, «Геккона» и «Мохнатика». На шее у каждого был простой металлический ошейник с мигающей лампочкой.

>> ЗАДАЧА: ОБСЛУЖИВАНИЕ ДРОБИЛЬНОГО КОМПЛЕКСА 4-Б. СТАНДАРТНАЯ СМЕНА – 18 ЧАСОВ. НЕВЫПОЛНЕНИЕ НОРМЫ ВЛЕЧЁТ САНКЦИИ.

В голове возникла трёхмерная схема какого-то чудовищного механизма, подсвечивая неисправные узлы. «Нейросеть», – с холодной яростью подумал Иван. Древняя, могущественная технология, превращённая в надсмотрщика. Он почувствовал её присутствие – холодный, чужой интеллект, копошащийся на задворках его сознания, ограниченный набором примитивных команд: «работать», «подчиняться», «бояться».

Работа была каторжной. Дробильный комплекс был аналогом земной фабрики, только в тысячу раз опаснее. Гигантские магниты таскали обломки, дробилки перемалывали их в песок, а расплавленный металл лился в формы. Ошейник не просто следил – он подсказывал, куда идти, что чинить, и тут же наказывал за малейшую ошибку коротким, изнуряющим разрядом.

Иван, как механик, был нарасхват. Система «Покорность» загружала ему схемы и алгоритмы ремонта. Он чинил конвейеры, настраивал сенсоры, латал энергопроводы.

Его пальцы, покрытые свежими ожогами и ссадинами, двигались с автоматической точностью, будто сами по себе затягивали болты, пропаивали контакты и калибровали датчики. Через нейроинтерфейс в его сознание непрерывным потоком лились трёхмерные чертежи, диагностические отчёты и пошаговые инструкции, отдававшие в висках тупой болью. Он чувствовал себя живым инструментом – продвинутой дрелью с сознанием, вынужденной подчиняться чужой воле.

Но даже сквозь этот подавляющий контроль его инженерный ум продолжал работать. Он не просто слепо следовал указаниям. Он анализировал. Запоминал слабые места в конструкциях, отмечал в уме изношенные узлы, которые система игнорировала до полного выхода из строя, и мысленно составлял каталог «костылей» и временных решений, применявшихся в разных частях гигантского механизма «Кузни». Это было его тихое, тайное сопротивление – собирать по крупицам знание об этом рукотворном аде, превращаясь из раба-исполнителя в невидимого диагноста всей этой прогнившей системы. Каждый починенный им узел был не просто выполненным заданием, а разгаданной загадкой, изученным врагом.

И всё это время его инженерный мозг, привыкший видеть не целое, а составляющие, изучал не дробилку, а саму Нейросеть.

Он видел её недочеты – места, где древний, сложный код был грубо залатан примитивными командами надзора. Он чувствовал, как система, предназначенная для управления звёздами, скулила от унижения, будучи втиснутой в роль надзирателя на свалке.

Ближе к вечеру«Мохнатик», обессилев, упал перед движущимся манипулятором. Система «Покорность» тут же выдала предупреждение:

>> УГРОЗА ПРОИЗВОДСТВЕННОМУ ПРОЦЕССУ. ЛИКВИДАЦИЯ. Манипулятор, не меняя траектории, двинулся на него.

Иван был ближе всех. Он не кричал. Он не думал. Его рука рефлекторно, по инженерной привычке, ткнула в аварийный стоп-код на ближайшей панели. Но панель не ответила. И тогда, повинуясь интуиции, он мысленно, сквозь призму ошейника, указал Нейросети на изъян в логике: манипулятор везёт ценную титановую болванку. Уничтожение раба приведёт к загрязнению сплава и остановке конвейера на час. Экономически нецелесообразно.

Разряд по шее был таким сильным, что он рухнул на колени.

>> НЕСАНКЦИОНИРОВАННОЕ ВМЕШАТЕЛЬСТВО. САНКЦИЯ УРОВЕНЬ 2.

Но манипулятор замер за сантиметр от «Мохнатика».

Катя оттащила маленькое существо. Она посмотрела на Ивана, у которого изо рта текла кровь от сжатых зубов. Он поднял на неё взгляд. В его глазах не было боли. Был азарт. Он нашёл щель в броне. Нейросеть думала категориями эффективности. А не просто жестокости. Это был рычаг.

Когда местное светило опустилось за горизонт, прозвенел оглушительный гудок, и вереница уставших рабов потянулась с карьера к единственному убогому зданию, похожему на гигантский ржавый сарай. Возле него стояли металлические шкафы-автоматы. Просунув руку в окошко, каждый получал белый, пластилинообразный брикет – безвкусный, но содержащий всё необходимое для поддержания жизни в этом аду.

Но путь к заслуженному отдыху преграждал «комитет по встрече новичков». У входа в барак стояла толпа «старожилов» – человек тридцать, против двадцати новичков. Это были не просто измождённые рабы, а откровенные бандиты, с тупыми и жестокими лицами, отобранные системой по принципу «выживает сильнейший». Их бизнес был прост: паёк в обмен на право ночевать под крышей, а не умирать от едкого кислотного тумана, который, по слухам, накрывал карьер по ночам.

Иван, с его армейским опытом, узнал в этом отлаженный механизм дедовщины. Только здесь ставки были выше, а последствия – смертельнее. Он видел, как рабы, покорно отдавая свою пайку, получали пинок под зад и пробирались внутрь.

– Эй, красавица! – один из громил, широкоплечий уродец со шрамом через глаз, сипло хохотнул, протягивая грязную руку, чтобы потрогать её лицо. – С твоими данными паёк можешь оставить. Будешь с нами ночевать, будешь под защитой.И тут внимание бандитов привлекла Катя. Её прямая осанка, холодная красота и не сломленный дух будто дразнили их.

Он оглядел её с ног до головы, нагло и оценивающе.

– А откажешься… – его голос внезапно прошипел, как у змеи, а глаза стали пустыми и жестокими. – Тогда мы тебя используем по очереди, пока от этой холодной красоты мокрого места не останется. А потом выбросим, как обтрёпанную тряпку. Выбирай, сука.

Катя молча, с ледяным спокойствием, отвела его руку в сторону. В её глазах вспыхнули те самые стальные искры, которые Иван видел в камере. Но бандит не унимался. Он потянулся к ней второй рукой.

И в этот момент в его запястье вцепились мелкие, но острые зубы. Это «Мохнатик», которого они с Катей спасли днём, повис на его руке, отчаянно вереща.

– Ах ты, мелкая тварь! – взревел бандит, тряся рукой.

Это был сигнал.

Тот самый миг, когда натянутая струна тишины лопнула. Ещё не отзвучали похабные слова бандита, как из толки рабов, сдавленной до предела, вырвался низкий рык. Не крик – рык загнанного зверя, решившего умирать с зубами в горле врага.

И ад начался.

Тридцать громил обрушились на двадцать измождённых тел. Это не был бой – это был срыв плотины, кровавый и хаотичный. Воздух взорвался хрустом костей, хриплыми воплями, придушенными стонами. Бандиты, уверенные в силе, били кулаками, ногами, пускали в ход камни, которые мгновенно появились в их руках. Они работали жестоко и методично, как мясники.

Но рабы, у которых не было ничего, кроме отчаяния, сражались с яростью обречённых. Они не били – они вгрызались, царапались, пытались выколоть глаза пальцами, обрушивались всем своим телом, сминая противников под собой. Один седой, исхудавший мужчина, чьё тело было картой старых шрамов, поймал удар острого камня предплечьем, но он лишь коротко крякнул и, не вынимая обломившейся кромки, вцепился бандиту в горло, повалив его на окровавленную землю.

Катя исчезла в самом центре этого вихря. Широкоплечий уродец со шрамом так и не успел коснуться её. На него, словно тень из преисподней, налетел другой раб – высокий, с горящими безумием глазами. Они сцепились и покатились по земле, превратившись в единый клубок из машущих конечностей и летящих кровавых брызг.

Звуки были ужасны. Тупой стук кулака о ребра. Треск ломающейся ключицы. Хлюпающий звук, когда чей-то сапог вдавил в грязь лицо уже поверженного человека. Вонь поднялась невыносимая – смесь пота, свежей крови.

– За себя! Задних нет! Только вперёд! -все понимали если прогнутся сейчас то их жизнь превратиться в Ад.И сквозь этот хаос пробивался хриплый, срывающийся на крик голос одного из рабов:

Это была не драка. Это была бойня, где цена за каждый вздох измерялась в кусках чужой плоти.

Иван не бросился в гущу сломя голову. Его десантная выучка учила другому: оценить, подготовиться, нанести точечный удар. Пока царил хаос, он отошёл в сторону, к груде шлака. Снял свои прочные, хоть и истёртые, рабочие ботинки, а затем и толстые носки. В один из носков он быстро сунул подобранный им ранее тяжёлый, размером с кулак, обломок подшипника. Плотно связал их между собой узлом. Получился примитивный, но грозный кистень. Спрятал его в широком рукаве своей робы, обулся и, не торопясь, направился к эпицентру конфликта.

Двое бандитов держали Катю завернув рыки ей за спину Шрам схватил её за волосы, не заметил подошедшего сбоку Ивана. Тот действовал без лишнего шума. Короткий, хлёсткий взмах из рукава – и самодельное оружие со свистом обрушилось на голову бандита. Раздался глухой хруст. Тот как подкошенный упал на землю. На мгновение воцарилась тишина. Все смотрели на Ивана. Он стоял, держа свой окровавленный носок-кистень, его взгляд был спокоен и не предвещал ничего хорошего.

– Кто следующий? – тихо, но отчётливо спросил он, окидывая взглядом толпу бандитов. Его кулаки были сжаты так, что кости побелели, а по ссадинам на костяшках медленно стекали алые нити. – Паёк свой мы отработали. Места в бараке – тоже. Хватит на сегодня.

Повисла тягучая, звенящая тишина, нарушаемая лишь тяжёлым дыханием и звуком капель, падающих с чьего-то подбородка. Бандиты замерли, как стая шакалов, почуявших волка. Их уверенность сменилась настороженной злобой. Убитый подручный на полу был более красноречив, чем любые угрозы.

Один из главарей, постарше, с умными, но жестокими глазами, медленно провёл ладонью по щетине на лице, оценивающе посмотрел на Ивана, на своего мёртвого подручного, на Катю, принявшую боевую стойку рядом с механиком – её взгляд был холоден и готов ко всему, – и на маленького «Мохнатика», который снова забился за её ноги, тихо порыкивал.

Расчёт был мгновенным. Цена за продолжение стала слишком высокой.

– Ладно, – сипло процедил он, и в его голосе слышалось не признание, а лишь отсрочка. – Сегодня хватит. – Его взгляд скользнул по новичкам, задерживаясь на каждом. – Новым рылам повезло. Проходите.

Он нехотя отступил на шаг, расчищая путь к тёмному, зияющему входу в барак. Это была не капитуляция, а перемирие, купленное кровью. И все понимали – война только началась.

Толпа расступилась. Иван, не спуская с них глаз, кивком показал Кате и другим новичкам идти внутрь. Он понял главное: здесь, как и в армии, уважают только силу. И он только что доказал, что сила бывает не только в мускулах, но и в смекалке, и в готовности действовать без колебаний. Война за выживание на «Кузне» только что перешла в новую фазу.