Ревизор: возвращение в СССР 49

Если сейчас начнутся каверзные вопросы, на которые тяжело будет ответить, значит, дело однозначно нечисто.

Но вместо коварных вопросов прозвучало лишь два выступления в поддержку.

В обоих говорилось как под копирку, что действительно необходимо внедрять новейшие достижения научно‑технической революции в советскую экономику. Мы первыми запустили человека в космос, значит, и в научных технологиях должны быть тоже первыми. Это и будет доказательством преимуществ социалистической модели над капиталистической.

И всё в таком же духе. Лишь отдельные тезисы двух выступавших отличались, но всё сказанное было сугубо положительным.

После этого, поскольку других желающих выступить или задать вопрос не нашлось, Межуев получил разрешение сесть на своё место.

Слово после него взял Косыгин, который сказал, что правительство готово изыскать возможности для финансирования, по крайней мере, части из этих очень перспективных проектов.

«Значит, и с этим председатель КПК меня не обманул, – подумал Межуев облегчённо. – Ну, теперь, получается, только время покажет: удастся эти проекты успешно реализовать – значит, я в шоколаде, а не удастся… Возможно, именно на это и был расчёт того, кто пожелал меня подставить. Ну что же, теперь только время и покажет».

Участники Пленума тут же и проголосовали за то, чтобы правительство на основании сделанного доклада выделило финансирование на 1975 год на самые приоритетные научно-технические проекты из тех, что были озвучены в докладе Межуева…

***

Москва, МГУ

Приехал в МГУ. Сегодня у меня весь день занят конференцией с японцами.

Вчера днем созвонился с Эммой Эдуардовной на всякий случай. Она подтвердила, что все наши договорённости в силе, сказала, куда конкретно мне нужно сегодня прийти.

Так что я заблаговременно, за пятнадцать минут до начала, вошел в зал, выделенный для конференции в главном здании МГУ. Недалеко от входа за двумя столиками сидели женщины из деканата, что регистрируют участников. Но замдекана сказала, что мне туда подходить не нужно, учитывая, что я член оргкомитета.

К столику уже выстроилась очередь из четырёх японцев и одного, на мой взгляд, советского гражданина – только, судя по лицу, прибывшего откуда‑то из Якутии. Был у меня в прошлой жизни хороший друг из Якутии, так что я их влёт отличаю от японцев – в отличие от некоторых, кто не в состоянии понять разницу.

Гаврилина тоже была тут, бегала, беспокоилась, чтоб всё прошло как следует. Поздоровавшись со мной, показала на моё место в первом ряду, где я тут же и устроился.

Люди потихоньку собрались, и точно в срок, без всякого отставания, конференция стартовала.

Большую часть времени я просидел на первом ряду. Но был момент, когда, как и предупреждала Гаврилина, в президиуме слишком много мест опустело. И я по её кивку тут же занял одно из них – и там часик посидел, пока несколько седобородых профессоров не вернулось, решив какие-то свои дела, из-за которых они отлучались.

Сев в президиум, сразу увидел японского посла, сидевшего в середине пятого ряда. Он мне очень обрадованно кивнул и даже зачем‑то подмигнул, а потом начал наш ряд со мной фотографировать. Типичные манеры японского туриста, а он же посол… А хотя японцы пока что еще живут бедно и не колесят по всему миру группами в автобусах с двумя фотоаппаратами на груди у каждого… Это лет через пять только начнется, когда из-за мощного экономического роста в Японии после нефтяного кризиса этого года у них немножко денег на путешествия появится… Вот тогда весь мир на них будет смотреть и удивляться этой неутомимой жажде фотографировать каждый столб на своем пути…

Вот же энергичный человек этот японский посол! Хотя я не удивился, увидев его на конференции. Знаю, что это обычное дело, что когда какая‑то страна серьёзную конференцию проводит за рубежом, где большие учёные из нее задействованы, то дипломатический корпус во всём этом активно участвует. Так что мне следовало ожидать, что этот суперэнергичный азиат и здесь засветится.

Что касается самих докладов на конференции, то ничего особо интересного я для себя, к сожалению, хоть и надеялся на это, не услышал.

Ну да, конференция же по футурологии. А единственный специалист по футурологии, который прибыл из будущего и точно знает, что в нём будет, а что не будет, в этой конференции светил просто лицом – то на первом ряду, то в президиуме без всякого доклада. Я про себя, конечно…

С этой точки зрения, конечно, слушать их предсказания было достаточно смешно. Ни один эксперт и близко не попал к тому, что будет происходить в мире через десять – пятнадцать лет.

К примеру, наши советские ученые, конечно же, предсказывали процветание советской экономики в середине и конце восьмидесятых. И мне трудно было удерживать невозмутимое выражение лица, когда я их слушал. Хотелось, конечно, очень скептично хмыкнуть, слушая все эти бравурные прогнозы о процветании советской экономики в восьмидесятых… Они же не знают о том, что тогда уже лично Горбачёв ей займется…

Да уж, она так при нём процветать будет, что однажды просто возьмет и помрёт – как в той пословице про цыгана, который свою лошадь не кормил, чтобы сэкономить, и она себя даже очень неплохо чувствовала до определённого времени, пока не упала замертво.

***

Москва, редакция газеты «Труд»

Ландер положил трубку телефона, немало озадаченный поступившим звонком. Звонил помощник Громыко Сапоткин, и хотел его пригласить как можно раньше на приём к министру иностранных дел.

Как можно раньше, то есть сегодня вечером, Ландера категорически не устраивало. Он немножко переборщил сегодня со своей обычной дозой спиртного, поскольку в три часа дня никуда уже из редакции не собирался. Ну а что ему было себя сдерживать? Если бы хотели куда‑то вызвать по начальственной линии, он же с утра бы об этом вызове узнал. Кто же знал, что из стороннего ведомства кто‑то срочно захочет его увидеть, да ещё на таком уровне? Но с таким амбре к члену Политбюро никак нельзя идти…

Так что договорились встретиться уже завтра с утра. Хоть и с самого-самого. О причине вызова к Громыко его помощник ничего не сказал, ни словечка.

Впрочем, Ландер и сам догадывался. Наверное, его статья, опубликованная вместе с Ивлевым, – тому причина.

«Неужто Громыко всё ещё не может забыть то своё поражение, которое потерпел от меня, кубинского посла и самого Фиделя Кастро? Но, блин, Фидель Кастро далеко, а Громыко очень близко… Как бы чего плохого не вышло…»

Решение быстро пришло на ум. Открыв ящик стола, он нашёл в нем визитку кубинского посла, которую тот оставил у него после недавнего визита в редакцию. Помощницу свою тревожить не стал, сам же и набрал посла.

Правда, как и ожидалось, это оказался не его номер, а коммутатор в посольстве. Зато, когда Ландер представился, с послом его соединили уже через полминуты, шустро переключив, видимо, прямо на его кабинет.

– Эммануэль, здравствуй, – сказал Ландер. – Тут у меня, возможно, могут быть небольшие проблемы, так что я обращаюсь за помощью.

– Какого рода проблемы? – спросил тот.

– Ну ты же помнишь некоторые наши разногласия с Громыко, нашим министром иностранных дел, правильно? Меня завтра к нему вызывают. Мало ли он мне хочет какие‑то обвинения нехорошие предъявить. Я что хочу попросить: можешь ты договориться с команданте, чтобы тот меня в случае чего прикрыл перед Громыко?

– Вы про Фиделя Кастро сейчас? – задал идиотский, с точки зрения Ландера, вопрос кубинский посол. Да и голос у него какой‑то странный при этом был.

– Да, конечно. У вас же на Кубе один команданте, или я в этом не прав? – решил уточнить Ландер.

– Нет, конечно, конечно, один, – немедленно заверил его посол. – Я сделаю все возможное.

Успокоившись по этому поводу, Ландер пожелал Диосу удачного трудового завершения дня и попрощался с ним. Положив трубку, подумал: «Ну вот, теперь, надеюсь, за моей спиной будет мощная поддержка на случай каких‑то проблем с министром».

***

Москва, посольство Кубы в СССР

Посол Кубы в СССР сидел и задумчиво смотрел на телефон после странного разговора с главным редактором газеты «Труд».

Нет, он догадался, конечно, когда беседовал с Ландером у него в редакции, что тот слишком много пьёт. На Кубе, как бы, тоже алкоголиков хватало. Но в его голове никак не укладывалась прозвучавшая просьба.

Ландер что, действительно думает, что он, рядовой посол Кубы за рубежом, начнёт сейчас теребить МИД по поводу его просьбы? А то, может, ожидает, что он и напрямую позвонит прямо Фиделю Кастро по его просьбе?

Нет, естественно, что в случае экстраординарных происшествий такой звонок был бы возможен. К примеру, если бы посол узнал, что мир снова оказался на грани ядерной войны, как в 1962 году. Но, с его точки зрения, это единственный случай, когда он может звонить лично Фиделю.

А что касается просьбы Ландера… Тут либо человек настолько не разбирается в их кубинской иерархии, либо слишком много пил последние годы, и реальность его сознания уже очень сильно искажена. Кто он такой вообще, чтобы Фидель вступался за него перед кем бы то ни было?

Посол прекрасно помнил задачу, поставленную перед ним руководством. Фидель высказал пожелание – причём достаточно твёрдо – чтобы в газете «Труд» регулярно выходили статьи Павла Ивлева. Следовательно, именно о Павле Ивлеве послу и следовало заботиться.

А уж при каком именно главном редакторе – при Ландере или при другом – эти статьи в «Труде» должны выходить, команданте никак не уточнял. Следовательно, этот вопрос не имеет никакого значения для Кубы.

И непонятно, с чего вдруг Ландер вообразил, что его судьба имеет для Кубы и для Фиделя Кастро хоть какое-то значение. Только потому, что он появился у него в гостях по заданию руководства и подарил ему ящик кубинского рома?

Так он эти ящики с ромом перед праздниками по десяткам адресов развозит. Это когда люди очень уважаемые – министры, к примеру. А люди попроще, но тоже важные для Кубы, сами за своими подарками с удовольствием приезжают, как недавно Павел Ивлев приезжал.

Ну и тем более по техническим причинам иначе трудно было бы подарок вручить. Куда бы он даже при всём желании повёз бы Ивлеву подарок вручать? В его собственную квартиру, что ли?

Нет, живи Павел в уединённом особняке, красиво обустроенном, с камином и всеми остальными признаками того, что тут живёт очень серьёзный человек, – посол в принципе не отказался бы хотя бы разок съездить к нему в гости. Но подавляющая часть москвичей – и Ивлев вряд ли отличается от них – живут в квартирах многоэтажных жилых домов. И наносить подобный визит на служебной машине посольства будет, мягко говоря, не очень уместно, наверное. И сам Ивлев наверняка будет против такого, учитывая, сколько любопытных соседей соберётся посмотреть на машину с посольскими номерами, и начнет гадать, что за ящики такие из ее багажника в его квартиру потащили…

Тряхнув головой из‑за того, что в своих размышлениях отвлёкся от центральной темы, посол вернулся к осмыслению разговора с Ландером.

Нет, служебку начальству он, конечно, напишет. В Гаване должны знать об этом звонке. Как и о том, что главный редактор одной из главных газет в союзном СССР, по всей видимости, запойный алкоголик, начавший утрачивать связи с реальностью. Но ясное дело, что к главе государства с этой информацией никто не побежит. Так, будет просто лежать записка для служебного пользования.

Глава 4

Москва, квартира Ивлевых

Все же в начале пятого домой вернулся. Отпустил Валентину Никаноровну пораньше. Она не просила, но глядя на ее задумчивое лицо, подумал, что есть у нее какие-то проблемы, которые надо решать. И когда она обрадовалась, понял, что не ошибся. Помощь свою предлагать не стал. Если Балдин, ее мужчина, за спиной у которого высокий пост и море связей, помочь с чем-то не сможет, то и я точно не справлюсь.

Начал с детьми возиться. Зазвонил телефон.

Совсем не обрадовался тому, что тут же узнал голос звонившего, вернее, звонившей. Это была Регина Быстрова.

– Слушай, Паша, – начала она, – мы же с тобой договаривались, помнишь еще про наш уговор? Так вот, хочу тебе уже кое‑что рассказать – то, что не успела, поскольку ты на Кубу уехал.

«Вот чего мне сейчас меньше всего хочется в жизни делать, так это встречаться где-либо с Регинкой Быстровой и о чем-то с ней беседовать. Как вообще так вышло, что мы о таком формате договорились? Нет, наверное, всё же это не имеет никакого смысла», – подумал я.

Так что тут же сказал:

– Слушай, у меня сейчас дел полно. Вот вообще ни до каких встреч. Ну и на самом деле для меня это, если честно, совсем сейчас неактуально. Есть чем заняться. Давай, короче, просто покончим с этой идеей. Живи там себе, учись, желаю тебе удачи и всё такое.

В трубке повисла тишина. Секунд через пять Регина спросила меня:

– Но если я не выполню свою часть уговора, то что с твоей?

– Ну, я же тебе уже сказал: живи там себе спокойно, учись. Болтать про тебя я ничего не намерен, если не будешь глупости делать. Всё, давай, до свидания, времени нету, работы куча навалилась, – отшил Регину, и на сердце сразу как‑то легче стало.

Да, не тот это человек, чтобы рассчитывать на то, что от неё какая‑то польза будет. Да и ощущение у меня при каждом с ней разговоре совершенно однозначное – как будто в грязи испачкался.

Ну и что хорошо, так это то, что в связи с неожиданным переходом Макарова в МГИМО она теперь тоже без полного пригляда с моей стороны не останется. Кто мне мешает периодически у Витьки аккуратно справки о её поведении наводить? Потому что полностью, конечно, терять её из виду не стоит. Как там говорится, держи друзей близко, а врагов – ещё ближе…

Порадовался и тому, что Регина позвонила тогда, когда Галия домой ещё не пришла, а Валентину Никаноровну я уже очень удачно отпустил. Будь она или няня дома, пришлось бы, конечно, всё же с ней где‑то встречаться, чтобы уже там этот вопрос обговорить – о том, чтобы она больше никак меня уже не тревожила. Не при няне или жене с обладательницей женского голоса вот так разговаривать, как у меня вышло. Со стороны могло показаться, что я надоедливую любовницу бросаю…

Нисколько меня не смутило то, что я достаточно откровенно с Региной свои отношения по телефону только что обсудил. Да, насколько я понимаю, КГБ нас благополучно пишет сейчас. Но абсолютно ничего страшного я в этом не вижу.

Ну а что тут такого? Ну, поднимут они при желании информацию по этой Регине. Тут же даже телефон не надо отслеживать, если вдруг она с домашнего звонила, достаточно порыться в прежних протоколах и обнаружить, что это единственная Регина, которая вообще в моей семье в любом контексте упоминалась. Других знакомых Регин нет и не было.

Дальше при желании нароют информацию о том, что это Регина Быстрова и, насколько я понимаю, их собственный агент. То есть по факту это разговор между двумя людьми, имеющими определённые взаимоотношения с комитетом.

Правда, в работе с одним их интересует его интеллект. А с одной – человеческий орган, расположенный намного, намного ниже, чем голова. Ну, если я всё правильно понимаю, потому что вряд ли Регину комитет подобрал из‑за её большого интеллекта. Был бы он большим, она бы такие глупости не делала и с треском из МГУ бы не вылетела.

Ну а что ещё тогда остаётся в качестве предположений, зачем она вообще им понадобилась? Собственно говоря, других идей, по‑моему, и быть не может, если не придумывать, конечно, каких‑нибудь фантастических сюжетов о каком‑нибудь генерале КГБ, который внезапно обнаружил, что в Москве у него имеется непутёвая племянница, и он решил о ней по‑родственному позаботиться.

«Ну да, ну да, конечно. Будь у неё такой дядя, никогда бы в её семье о нём бы не забыли, и Регина давно б уже к нему прибежала за помощью. Так что так и продолжала бы учиться на экономическом факультете МГУ, не вылетев оттуда».

Вернулся к детям, хотя, правда, я и во время разговора с Региной тоже за ними присматривал из коридора. Они мирно играли с кубиками на ковре. Иногда, правда, мир переходил в сражение за какой-то кубик, к которому оба потянулись одновременно, но сравнительно редко.

Только присел рядом с ними с книжкой, как телефон снова зазвонил. Первая мысль была, конечно, что Регина всё же что-то до конца не поняла, вот и снова звонит. Но нет, это всё же радио появилось наконец, а то я уже удивляться начал, что не звонят так долго после приезда.

– Павел Тарасович, здравствуйте, – быстро заговорила Латышева. – А я уже испугалась, что вы совсем из Москвы уехали. Звонила несколько раз в ноябре, а никто трубку не снимает. Буквально пару дней назад тоже и в декабре звонила… У вас все хорошо?

Ну, мало ли, – подумал я. – Наверное неудачно попадала, когда, к примеру, мы с Галией были в разъездах, а няня с детьми во дворе гуляла. И так тоже бывает.

– Да, всё в порядке. Мы с супругой просто на Кубе отдыхали долго. Но теперь я в Москве и никуда пока уезжать из столицы больше не собираюсь. Как у вас дела?

– Всё прекрасно. Вы, наверное, понимаете, что я звоню, чтобы о новой передаче договориться. Есть какая‑нибудь тема или мне самой предложить?

– Да, одна тема точно есть, – сказал я. – Вы же знаете, наверное, что мы впервые в истории отправили своих солдат в качестве миротворцев по линии Организации Объединённых Наций. Можем об этом поговорить.

– Да, прекрасная тема! – тут же согласилась Латышева. – В нашей редакции так точно никто её не обсуждал, а молодёжи будет интересно об этом послушать. Парни же в армию готовятся идти, а девушки готовятся их провожать туда и ждать.

– Ну да, – согласился я. – Кто‑то из парней, может, захочет поехать в качестве миротворца однажды куда‑нибудь, сделать доброе дело, обеспечив мир для людей, которые пережили войну и сильно пострадали. Но нам нужна ещё и вторая тема, чтобы два раза не ездить для записи, – задумчиво сказал я. – А как вы считаете, по социальным правам советских граждан, что гарантирует Конституция по сравнению с другими странами и конституциями – будет интересно выступление?

– Да, это всегда актуально, – тут же подтвердила Латышева без малейших сомнений. – Такую тему руководство всегда одобрит.

«Ну да, – подумал я. – Вряд ли по такой теме у них большое количество желающих полчаса выступать. Кто-то просто побоится что‑нибудь не то сказать по такой сложной и ответственной теме, а кто-то и не представляет, что полчаса можно вообще по ней говорить. Это же надо не только хорошо разбираться в советской Конституции и в социальных правах граждан, но и представлять себе чётко, что за рубежом происходит в этой сфере».

В общем, думал, что уже всё, на этом закончили, осталось только время согласовать, но тут я прикинул: у меня же ещё есть свеженькая поездка на Кубу… И, в принципе, эта статья, что в «Труде» вышла совместно с Ландером, она же, в принципе, мне теперь как индульгенция в глазах МИД. Так что я могу эти кубинские темы, включая мою беседу с Фиделем, и на радио тоже поднимать…

– Да, тут такое дело. – сказал я Латышевой. – Вспомнил, что я ещё когда на Кубе был, с Фиделем Кастро встречался и беседовал с ним долго. Эта тема, как вы считаете, будет интересна для советской молодёжи?

– Ого, ну что вы, Павел! – восторженным голосом сказала Александра. –Если это была даже и личная встреча, то, конечно же, с этой темы нам надо было с вами начинать. Тоже абсолютно уверена, что руководство её одобрит сразу же.

– Тогда получается, давайте сразу три передачи запишем, если Николаев будет не против, – предложил я ей.

– Конечно, он будет не против, – рассмеялась Латышева. – Один раз с вами отработал – и три недели спокоен. Есть что в эфир по своей линии выпускать.

Ну да, я, собственно, так тоже предполагал. Это вообще мой принцип, которым я и сам руководствуюсь. Лучше как следует попахать в один день, чтоб потом, в другие дни, было время свободное, другими делами заниматься.

«Не знаю, есть ли какие‑то другие подработки у Николаева на радио. Наверное, тоже есть, и он будет вполне доволен, что появится свободное время ими заняться, увеличить свои доходы и семейный бюджет».

***

Италия, Больцано

Фирдаус и Диана, как следует выспавшись после утомительного перелёта, пришли в офис к Тареку. Он их очень радостно обнял, усадил за свой стол, велел секретарше принести всем по кофе и ливанских сладостей. Самому ему по здоровью уже врачи запретили ими злоупотреблять, но он находил особое удовольствие в том, чтобы угощать лучшими ливанскими сладостями всех, кто к нему приходил. И сын с невесткой, конечно же, не были исключением.

Началась очень долгая и обстоятельная беседа, потому что обсудить было нужно очень много всего. Слишком давно они трое не сидели вот так и не обсуждали свои дела. Столько всего накопилось – и по Японии, и по Сицилии, и по встрече с Павлом Ивлевым на Кубе.

Многое, конечно, они по телефону друг другу сообщали. Но, ясное дело, телефон – это не лучший способ важные вопросы доверительно обсуждать. На что‑то приходилось только намекать в надежде, что будешь понят. Что‑то и вовсе никак не получалось по телефону сообщить.

Так что Диана и Фирдаус чрезвычайно подробно описывали всё, что они делали за этот период. А потом Тарек также обстоятельно рассказал о том, чем он сам занимался за время их отсутствия.

Особо тщательно отец себе пометил всё, что было сказано Ивлевым во время их встречи на Кубе. Особый интерес вызвала тема автобагажников, которую они плохо обсудили по телефону. Тарек так до конца и не понял, что именно Фирдаус имел в виду под ними.

А теперь, когда ему рисунки показали, нарисованные самим Ивлевым, ему стало всё полностью понятно.

– Но что, – сказал он, – изящная штуковина. Такое точно будут с большим интересом брать – хотя бы ради того, чтобы перед соседями похвастаться, что у них есть такой автобагажник красивый, а у тех нету.

– И, значит, Ивлев предлагает это ещё и как способ увеличения продаж японских машин, – пояснил отцу Фирдаус.

– Ясно. Надо наших инженеров собирать. Пусть разрабатывают варианты конкретно под те марки японских машин, которые мы в своих салонах будем продавать. А сразу же после этого юристов надо привлечь, чтобы всё, что можно, они запатентовали, сохранив наши права на выпуск этой продукции как можно дольше.

Обсудив все нюансы по автобагажникам, Тарек переключился на следующий вопрос. Он внимательно рассмотрел список новых акций, которые необходимо было покупать.

– Значит, ещё раз уточняю: Павел сказал, что дальнейшего повышения цен по тем акциям, что мы раньше покупали, можно не ждать и нужно срочно перескакивать именно в эти акции, правильно?

– Да, совершенно точно. Именно так это прозвучало, – согласно кивнул Фирдаус.

Диана подтвердила всё.

– Тогда завтра с утра дам указания нашему брокеру.

– Нравится мне это дело, – усмехнулся он по‑мальчишески. – Когда ты звонишь брокеру и говоришь ему: «Продавай всё», – тот наверняка задёргается. Подумает, небось, что мы хотим наш капитал полностью с биржи вывести. Помучаю его немного, а потом уже дам распоряжение о покупке на эти же деньги новых пакетов акций. Хулиганство, конечно, но почему‑то приятно…

Фирдаус на слова отца только улыбнулся. Ему нравилось видеть его таким довольным и уверенным в себе. Поймал себя на мысли, что такого настроения у отца никогда не было, пока они жили в Ливане и занимались фруктами. До переезда в Италию и открытия чемоданного бизнеса собственное дело у Фирдауса совершенно четко ассоциировалось с рисками, нервотрепкой и постоянными цейтнотами. То заказчики носом крутят, то поставщики подводят… И при этом постоянно было ощущение «потолка», выше которого не суждено подняться, что ни делай и как ни старайся.

А сейчас их семья, хоть и сталкивается постоянно с серьезными трудностями, тем не менее очень быстро и неуклонно набирает вес. Причем этот процесс не останавливается ни на минуту. И это притом, что их нынешнее финансовое благосостояние уже давно превысило все предыдущие достижения их семьи в разы. А ощущение у Фирдауса при этом такое, что все это просто капля в море, ступенька в начале долгого подъема.

Эти мысли не укладывались в голове, от них захватывало дух. Но при этом страха не было никакого, только интерес и азарт. Хотелось быть частью этого процесса, участвовать в создании чего-то нового и нужного людям.

– Так, значит новые идеи… То, что нам Павел постоянно предлагает, делают нашу семью всё более и более богатой, несмотря на переезд в совершенно незнакомую нам ранее Италию. Мне кажется, надо всё же каким‑то образом дополнительно его вознаградить и поощрить, – отвлек Фирдауса от размышлений Тарек удивительно созвучными с его мыслями словами. – Да, у него есть двадцать процентов во всех предприятиях, что мы с ним создаем. Но мне кажется, что будет очень уместно подарить ему дополнительно какой‑то хороший подарок. Тем более, Рождество скоро, да и Новый год уже на носу. У вас же в Советском Союзе Рождество празднуют, Дина?