Запасной аэродром закрыт

– Мне предложили работу в Германии. Очень хорошие условия, возможность открыть там представительство российского агентства. – Она подняла глаза. – По сути, именно то, о чем я мечтала – самостоятельность, большие проекты, международный опыт.

Слова ударили его как удар в солнечное сплетение. Германия. Это означало, что она уедет. Возможно, навсегда.

– И… ты согласишься? – Голос звучал странно, как будто принадлежал кому-то другому.

– Думаю, да. – Кира посмотрела в окно на прохожих. – Здесь меня ничего особенно не держит. Родители далеко, личной жизни нет, карьера упирается в потолок. А там – новые возможности, новая страна, новая жизнь.

Алексей молчал, пытаясь переварить услышанное. В голове проносились картины будущего без нее. Вот он сидит на очередном семейном празднике у Аниных родителей, слушает одни и те же разговоры о погоде, политике, соседях. Вот он возвращается домой после работы, и дома его ждет всё та же рутина – ужин, телевизор, обсуждение детских оценок. Вот он лежит в постели рядом с женой и понимает, что единственный яркий свет в его жизни погас навсегда.

Мысль о том, что может потерять ее, ударила с неожиданной силой. Когда это случилось? Когда дружеские встречи превратились в потребность? Когда желание увидеть ее стало сильнее желания возвращаться домой?

– Когда? – услышал он свой голос.

– Через месяц, если соглашусь. Они торопят с ответом.

Месяц. Четыре недели. Двадцать восемь дней. И потом – пустота. Возврат к серой, безликой жизни, где он просто функционирует, но не живет.

– А ты… – Он запнулся, не зная, как сформулировать вопрос. – Ты не передумаешь?

Кира посмотрела на него внимательно.

– Алексей, а почему для вас это важно?

Вопрос повис в воздухе между ними. Момент истины. Или окончательной лжи.

– Потому что… – Он сделал глубокий вдох. – Потому что я не знаю, как буду без наших встреч. Они стали… важными для меня.

– Важными как?

– Я не знаю. – Он провел рукой по волосам. – Я вообще сейчас ничего не знаю. Знаю только, что когда думаю о том, что могу вас больше не увидеть, мне становится… страшно.

Кира долго молчала, изучая его лицо.

– Алексей, – сказала она наконец мягко, – вы женатый мужчина с детьми. У вас есть семья, дом, жизнь, которую вы строили двадцать лет. А я – свободная женщина, которая может уехать в любую точку мира. Мы живем в разных реальностях.

– Знаю, – сказал он тихо. – И поэтому я сошел с ума.

– А может быть, наоборот. – В ее голосе прозвучала странная нота. – Может быть, впервые за много лет начали жить.

Эти слова перевернули что-то внутри него. Впервые за много лет начал жить. Да, именно так он и чувствовал себя эти три месяца. Живым. Нужным. Интересным. Мужчиной, а не просто исполнителем ролей – мужа, отца, добытчика, функции.

– Что мне делать? – спросил он.

– Не знаю. – Кира встала, взяла сумочку. – Но решать придется вам. И скоро.

Она направилась к выходу, но у двери обернулась.

– Знаете что, Алексей? Если бы вы были свободны, я бы, наверное, не уехала. Подумайте об этом.

Дверь кафе закрылась за ней, а он остался сидеть за столиком, как будто его придавило к стулу невидимой тяжестью.

Алексей просидел в кафе еще полчаса, тупо глядя в окно. Люди шли по тротуарам, смеялись, разговаривали, жили своими жизнями. А он сидел здесь и понимал, что стоит на развилке, от которой зависит всё его будущее.

На улице была солнечная весна – та самая, которую он чувствовал в себе эти три месяца. Но сейчас она могла закончиться.

Если он ничего не сделает, Кира уедет, и его жизнь вернется в прежнее русло. Работа – дом – семья – работа. По кругу, до самой пенсии. Безопасно, стабильно, правильно. И смертельно скучно.

Если он… А что «если»? Что он вообще может сделать? Развестись? Бросить семью? Детей? Двадцать лет совместной жизни?

«Но разве это жизнь?» – спросил он себя, глядя на прохожих за окном. – «Разве то, что у меня есть дома, можно назвать любовью? Или это просто привычка, удобство, страх перемен?»

Он закрыл глаза и попытался представить себя через десять лет. Вот он сидит за тем же семейным столом, слушает те же разговоры, обсуждает те же проблемы. Кирилл и Ольга выросли, разъехались, живут своими жизнями. Остались только он и Анна – два человека, которые когда-то любили друг друга, а теперь просто привыкли. Которые боятся остаться одни, поэтому держатся друг за друга, как за спасательный круг.

А потом он представил другую картину. Он и Кира. Новая страна, новые возможности, новая жизнь. Он чувствует себя живым, интересным, нужным. Рядом с ним женщина, которая верит в него, поддерживает его, видит в нем не функцию, а человека.

Официантка третий раз подошла к его столику.

– Не принести ли что-нибудь еще?

– Нет, спасибо. – Он встал, оставил деньги на столе и направился к выходу.

На улице он остановился, достал телефон. Чуть не набрал номер Анны – сказать, что задержится. Но передумал. Сейчас ему нужно было побыть одному, подумать.

Он шел по вечернему городу и понимал: Кира была права. Впервые за много лет он чувствовал себя живым. И эта женщина была его шансом на настоящее счастье. Его будущим. А все, что было до нее – лишь долгая, серая прелюдия к настоящей жизни. Он больше не мог ждать. Сегодня же, как только придет домой, он должен сделать то, чего избегал так долго. Сказать правду.

Глава 6

Анна

Анна услышала звук машины во дворе и машинально посмотрела на часы. Половина восьмого – Алексей приехал раньше обычного. Она отложила медицинский журнал, который читала на кухне, и прислушалась. Обычно он заходил в дом с шумом – бросал ключи в корзинку у двери, громко здоровался, спрашивал, что на ужин. Но сейчас дом оставался тихим.

Слишком тихим.

Она прошла в прихожую. Алексей стоял у двери, не снимая куртку, и смотрел в одну точку. Лицо его было странным – как у человека, который принял тяжелое решение и теперь набирается сил его осуществить.

– Привет, – сказала она осторожно. – Как дела?

Он поднял голову, и в его глазах мелькнуло что-то, похожее на испуг. Или вину.

– Привет. – Голос звучал неестественно. – Анна, нам нужно поговорить. Всем вместе.

– Всем? – Сердце у нее пропустило удар. – В смысле – с детьми?

– Да. – Он наконец снял куртку, повесил ее на крючок. Движения были медленными, как у человека, который тянет время. – Собери их, пожалуйста. В гостиной. Мне нужно сказать кое-что важное.

Анна смотрела на мужа и чувствовала, как внутри нее все сжимается в тугой комок. «Нам нужно поговорить всем вместе». Такие слова произносят перед объявлением диагноза. Или развода.

– Леш, – начала она, – может, сначала мы с тобой…

– Нет. – Он покачал головой. – Всем сразу. Я не хочу… не хочу повторять.

Не хочет повторять. Значит, то, что он собирается сказать, настолько тяжело, что произнести это дважды выше его сил.

– Хорошо, – сказала она тихо. – Я позову детей.

Кирилл был дома на каникулах, сидел в своей комнате за компьютером. Ольга делала уроки. Анна поднялась на второй этаж, стараясь сохранить спокойствие в голосе.

– Дети, спуститесь, пожалуйста. Папа хочет с нами поговорить.

– О чем? – Ольга подняла голову от учебника истории.

– Не знаю. Сказал, что важное.

– Мам, я не могу, у меня завтра контрольная, – начала дочь, но что-то в лице Анны заставило ее замолчать. – Хорошо. Сейчас спущусь.

Кирилл вышел из комнаты, потягиваясь.

– А что случилось? Папа какой-то странный сегодня.

– Скоро узнаем, – ответила Анна, и в этих словах прозвучала такая обреченность, что сын внимательно на нее посмотрел.

– Мам, ты в порядке?

– Да. – Она заставила себя улыбнуться. – Просто устала. Пойдем.

Гостиная всегда была сердцем их дома. Здесь они собирались по вечерам, смотрели фильмы, встречали Новый год, отмечали дни рождения. Большой диван, два кресла, журнальный столик, на котором всегда лежали детские книжки и Анины медицинские журналы. На стенах – семейные фотографии, детские рисунки, которые они никак не могли снять, даже когда дети выросли.

Сейчас эта уютная комната показалась Анне чужой. Воздух в ней был густым и тяжелым, как перед грозой.

Алексей стоял у окна спиной к семье. Анна села в свое обычное место на диване. Кирилл устроился в кресле, Ольга примостилась рядом с матерью.

– Ну? – сказал Кирилл. – В чем дело?

Алексей медленно повернулся. Лицо у него было бледным, но решительным.

– Садитесь все, пожалуйста, – сказал он. – То, что я хочу вам сказать… Это сложно.

– Пап, ты меня пугаешь, – призналась Ольга. – Что случилось?

Он сел в кресло напротив дивана, но на самый край, как человек, готовый в любую секунду вскочить и убежать. Сложил руки, потом разложил их снова. Несколько раз открывал рот и закрывал, не произнося ни слова.

Анна смотрела на него и думала: «Скажи уже. Какая бы ни была правда – скажи. Эта неопределенность хуже любых слов».

– Я… – начал он наконец. – Мне нужно быть с вами честным.

Честным. В этом слове был подвох. Люди говорят о честности, когда собираются признаться в чем-то нечестном.

– Я понимаю, что это больно. Но я не могу больше врать. Не могу жить во лжи.

– Леш, – тихо сказала Анна. – О чем ты?

Он посмотрел на нее, потом на детей, потом в пол.

– Я… – Глубокий вдох. – Я влюбился.

Слова повисли в воздухе. Кирилл нахмурился, не сразу понимая. Ольга широко открыла глаза. Анна почувствовала, как все внутри нее превращается в лед.

– Что это значит? – спросила она ровным голосом.

– Это значит, что я встретил другую женщину. – Теперь, когда первые слова были произнесены, остальные полились легче. – И я понял, что то, что между нами… То, что у нас есть… Это не то. Не настоящее.

– Папа, – прошептала Ольга. – Ты что, серьезно?

– Я не планировал этого. Это случилось само. На конференции я познакомился с одной женщиной, и… – Он развел руками, как будто происшедшее не зависело от его воли. – Я понял, что могу чувствовать по-другому. Что могу любить по-настоящему.

– А нас ты не любишь по-настоящему? – спросил Кирилл, и в его голосе прозвучала такая боль, что у Анны сжалось сердце.

– Вас я люблю. Вы мои дети. Но Анну… – Он посмотрел на жену. – Извини. Но между нами давно уже нет ничего настоящего. Только привычка.

Привычка. Двадцать лет брака, двое детей, построенный вместе дом – все это он называл привычкой.

– И что ты хочешь? – спросила Анна. Удивительно, но голос звучал спокойно.

– Я хочу развод.

Кирилл резко встал с кресла. Лицо у него покраснело от гнева.

– Это что, шутка? – выкрикнул он. – Ты бросаешь семью ради какой-то бабы с конференции?

– Не говори так, – попросил Алексей. – Ты не понимаешь…

– Не понимаю? – Кирилл сжал кулаки. – Я понимаю, что мой отец – эгоистичный мерзавец, который разрушает семью!

– Кирилл! – окрикнула его Анна.

– Нет, мам! Пусть он объяснит, как можно бросить жену и детей ради первой встречной!

– Она не первая встречная, – сказал Алексей, и в его голосе появились металлические нотки. – Она умная, интересная женщина, которая…

– Заткнись! – рявкнул Кирилл. – Просто заткнись!

Он развернулся и пошел к двери. В дверном проеме обернулся.

– Знаешь что, папа? Поздравляю. Ты получил то, что хотел. Для меня тебя больше нет.

Дверь захлопнулась с такой силой, что задрожали стекла в серванте.

Повисла тишина. Ольга тихо всхлипывала, прижавшись к материнскому плечу. Алексей сидел, опустив голову.

– Мам, – прошептала Ольга сквозь слезы. – Ты знала?

Анна обняла дочь, погладила по волосам.

– Теперь знаю. Вместе с вами.

– А я догадывалась, – призналась Ольга. – Ты изменилась в последние месяцы. Стала какая-то… настороженная. А папа – как будто его подменили.

– Оля, – мягко сказала Анна. – Иди к себе. Поплачь, если хочется. А мне нужно поговорить с папой.

Дочь поднялась с дивана, но у двери остановилась.

– Пап, – сказала она, не оборачиваясь. – А как же наши планы? Летом в Италию собирались ехать. Всей семьей.

Алексей поднял голову. В глазах у него стояли слезы.

– Оля…

– Забудь, – отрезала дочь. – Просто забудь.

Она вышла, оставив родителей наедине.

Анна смотрела на мужа – теперь уже бывшего мужа – и пыталась что-то почувствовать. Боль, гнев, обиду. Но внутри была только пустота и странное, ледяное спокойствие.

– Значит, так, – сказала она.

– Анна, я знаю, что это тяжело…

– Тяжело? – Она поднялась с дивана. – Леш, тебе сорок два года. Ты не подросток, который «не планировал» и «само получилось». Ты принял решение. Сознательно. И теперь живи с последствиями.

– Я хотел сказать раньше, но не знал как…

– Зато знал, как врать. Три месяца врал про «деловые встречи» и «переговоры с партнерами». – В ее голосе появились стальные нотки. – Знал, как покупать новую одежду, записываться в спортзал, менять свою жизнь, готовясь к новым отношениям. А нас предупредить не знал как.

– Я не хотел вас расстраивать раньше времени…

– Раньше времени? – Анна засмеялась коротко и зло. – То есть расстраивать нас было можно, но только в удобное для тебя время?

Алексей молчал, глядя в пол.

– Как ее зовут? – спросила Анна.

– Зачем тебе?

– Как ее зовут?

– Кира.

– Понятно. – Анна кивнула. – А дети знают?

– Что знают?

– Что их отец несколько месяцев встречался с другой женщиной, обманывая при этом мать. Или ты им расскажешь, что это была «любовь с первого взгляда»?

– Анна, не надо…

– Надо. – Она подошла к нему ближе. – Потому что дети должны знать правду о том, какой у них отец. Человек, который может двадцать лет жить с женщиной, а потом сказать ей, что это была «просто привычка». Человек, который может три месяца врать в глаза, а потом назвать это «честностью».

– Ты права, – сказал он тихо. – Я поступил подло. Но я не мог по-другому. Я задыхался в этой жизни.

– В какой «этой»? В жизни с семьей, которая тебя любила?

– В жизни без любви! – вспыхнул он. – Мы же давно уже не муж и жена, а просто соседи по квартире. Мы не разговариваем по-настоящему, не смеемся вместе, не…

– Не занимаемся любовью? – закончила за него Анна. – Скажи прямо.

– Да, и это тоже. Когда мы в последний раз были близки? Не просто потому что «пора», а потому что хотели друг друга?

Вопрос был болезненным, но справедливым. И все же…

– А ты пытался что-то изменить? – спросила Анна. – Разговаривал со мной об этом? Предлагал куда-то поехать вдвоем, проводить больше времени вместе? Или сразу решил, что проще найти замену?

– Я не искал замену. Так получилось.

– Ничего не получается «просто так», Алексей. Ты сделал выбор. И сделал его не вчера, а три месяца назад, когда пошел на первое свидание с этой… Кирой.

Он закрыл лицо руками.

– Я люблю ее, – сказал он глухо. – Понимаешь? Я люблю ее так, как, наверное, никого не любил. Она делает меня живым.

– А мы делали тебя мертвым?

– Вы делали меня… функцией. Мужем, отцом, добытчиком. А с ней я чувствую себя мужчиной.

Анна долго смотрела на него. На человека, с которым прожила двадцать лет, родила детей, строила планы на будущее.

– Хорошо, – сказала она наконец. – Ты получишь свой развод.

Он поднял голову, удивленный спокойствием ее тона.

– Анна…

– Но знай одну вещь, Алексей. – Голос ее был тихим, но в нем звучала сталь. – Когда твоя «весна» закончится – а она закончится, поверь мне – и ты поймешь, что натворил, не думай, что сможешь вернуться. Назад дороги не будет. Никогда.

– Я и не собираюсь возвращаться, – сказал он. – Я нашел свою любовь.

– Увидим. – Анна направилась к двери. – А пока что собирай вещи. И чем быстрее, тем лучше.

Глава 7

Анна

После того как дверь в детскую комнату закрылась за Ольгой, в доме повисла оглушительная тишина. Анна стояла в коридоре, прислушиваясь к приглушенному всхлипыванию дочери за дверью, к гробовому молчанию из комнаты сына, к шорохам в гостиной, где Алексей, по всей видимости, собирался с мыслями.

Она чувствовала себя странно – как будто ее тело действовало само по себе, а разум парил где-то сбоку, холодно наблюдая за происходящим. Шок, наверное. Она читала об этом в медицинских журналах – защитная реакция психики, когда реальность становится слишком болезненной, чтобы ее воспринимать напрямую.

Нужно было вернуться к Алексею. Договориться о практических вещах. О том, как теперь будет устроена их жизнь – точнее, их жизни, потому что теперь это были разные жизни.

Анна расправила плечи, провела рукой по волосам и вернулась в гостиную.

Алексей сидел в том же кресле, опустив голову в ладони. Услышав ее шаги, он поднял глаза. В них читалась смесь вины, страха и странной надежды – как будто он ждал, что она сейчас бросится к нему, заплачет, станет умолять остаться.

– Ну что ж, – сказала Анна, садясь на диван. – Давай решим практические вопросы.

– Анна, я…

– Где ты будешь жить? – перебила она. – У нее? Или снимешь квартиру?

Он моргнул, явно не ожидая такого поворота разговора.

– Пока… пока не знаю. Наверное, в отеле. На несколько дней.

– Понятно. Когда заберешь вещи?

– Я… – Он потер лоб. – Анна, мне нужно кое-что сказать. Я не хочу, чтобы между нами была вражда. Мы же прожили вместе двадцать лет. У нас общие дети. Мы можем остаться… друзьями.

Друзьями. Анна на секунду представила, что это будет означать. Он будет звонить по воскресеньям и вежливо спрашивать, как дела у детей, а она будет так же вежливо отвечать, зная, что на фоне у него смеется другая женщина? Он будет приходить на дни рождения Ольги и Кирилла со своей новой «подругой», и она должна будет улыбаться и изображать радушную хозяйку? Они будут встречаться на выпускном у Ольги, на свадьбе Кирилла, и делать вид, что между ними нет этой пропасти лжи и предательства?

– Друзьями? – повторила она.

– Ну да. – Он оживился, видимо решив, что она готова к компромиссам. – Я всегда буду рядом, если понадоблюсь детям. Или тебе. Я имею в виду – практическая помощь, советы… Я же могу по-прежнему чинить кран или помогать с машиной. Мы же не враги.

Анна смотрела на него и не могла поверить в то, что слышит. Он хочет уйти к другой женщине, но сохранить все удобства прежней жизни. Быть свободным, но не нести ответственности. Иметь новую любовь, но не терять старых связей.

– Алексей, – сказала она спокойно. – Мы не останемся друзьями.

– Но почему? Я понимаю, что ты сейчас злишься…

– Я не злюсь. – Анна встала и подошла к окну. – Я просто объясняю реальность. Друзья – это люди, которые заботятся друг о друге, поддерживают, не предают. Ты сделал свой выбор. И этот выбор исключает дружбу.

– Анна, но дети…

– С детьми ты будешь видеться, если они захотят. Это их право. Но между нами все кончено. Окончательно.

– Ты не можешь так говорить, – в его голосе прозвучала нотка отчаяния. – Люди расходятся, но это не значит…

– Алексей, – перебила она. – Мы все выяснили вчера. Ты сделал свой выбор. Теперь живи с ним.

Память предательски подбросила картинку: неделю назад, вторник, он вернулся домой в половине десятого. Сказал, что были сложные переговоры с новыми партнерами. А она поверила. И только сейчас вспомнила – от него пахло незнакомыми духами. Тогда она решила, что это кто-то из коллег в лифте. Как же она была наивна.

– Собирай вещи завтра, – сказала она деловито. – Я попрошу детей не приходить домой раньше семи. Будет проще для всех.

Анна поднялась наверх. На втором этаже было тихо – из комнаты Кирилла не доносилось ни звука, но под дверью горел свет. Ольга больше не плакала.

Анна тихонько постучала в дверь дочери.

– Оля? Можно войти?

– Да, – донеслось тихое всхлипывание.

Ольга лежала на кровати, обняв подушку. Лицо красное, опухшее от слез. Увидев мать, она снова заплакала.

– Мам, это правда? Он правда нас бросает?

Анна села на край кровати, обняла дочь.

– Да, солнце. Правда.

– Но почему? – Ольга прижалась к матери. – Мы же хорошие дети. Ты хорошая жена. Почему он так?

– Не знаю. – Анна гладила дочь по волосам. – Иногда люди меняются. Иногда они принимают решения, которые трудно понять.

– А что теперь будет? Мы останемся жить здесь? А если у нас не хватит денег? А если…

А что будет? На мгновение Анну самому охватила паника. Хватит ли ее зарплаты врача на содержание дома? Сможет ли она одна справиться с подростками? А если что-то случится с ней – кто позаботится о детях? Но она заставила себя отогнать эти мысли. Сейчас не время для собственных страхов. Дочери нужна уверенная мать.

– Тише, – Анна крепче обняла дочь. – Послушай меня внимательно. Мы справимся. Я работаю, у нас есть дом. Ты закончишь школу, поступишь в университет. Кирилл получит образование. Все будет хорошо.

– А ты? – Ольга подняла заплаканное лицо. – Тебе же тоже больно.

– Мне больно, – честно признала Анна. – Но я сильная. И ты сильная. И Кирилл сильный. Мы из породы людей, которые не сдаются.

– Я не хочу с ним видеться, – прошептала Ольга. – Не хочу, чтобы он приходил, делал вид, что заботится. Он нас предал.

– Оля, он твой отец. Что бы он ни сделал, это остается фактом.

– Но я его ненавижу. – Ольга помолчала, потом добавила тише: – А помнишь, мам, как он учил меня кататься на велосипеде? Бегал за мной по двору, держал за седло. Он же не был всегда плохим, правда?

– Нет, не всегда, – тихо сказала Анна. – Люди сложные, солнышко. В них может быть и хорошее, и плохое одновременно. Хорошие воспоминания никуда не денутся. Но они не отменяют того, что он сделал сейчас.

– Знаю. Сейчас ненавижу. Может, и всегда буду. А может, когда-нибудь простишь. У тебя есть право на любые чувства.

Они посидели в обнимку, молча. Потом Ольга уткнулась матери в плечо.

– Мам, а ты меня никогда не бросишь?

– Никогда, – твердо сказала Анна. – Что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. И с Кириллом. Это обещание.

– Я тебя люблю.

– И я тебя люблю. Больше жизни.

Анна просидела с дочерью, пока та не заснула. Потом тихонько вышла из комнаты, прикрыв дверь.

Прошла мимо комнаты Кирилла. Свет еще горел, но стучать не стала. Но остановилась у двери, прислушиваясь. Тишина. Слишком подозрительная тишина для девятнадцатилетнего парня.

Как этот удар отразится на нем как на мужчине? Не потеряет ли он веру в семью, в любовь, в женщин? Не станет ли циничным, как некоторые дети разводов? Кирилл всегда был похож на отца характером – импульсивный, эмоциональный. А вдруг он решит, что все женщины лгут и предают, как лгал и предавал его отец? Не повторит ли он отцовских ошибок, не научится ли от него, что семью можно бросить, когда надоест?

Анна приложила ладонь к двери, как будто могла передать сыну свою силу через деревянную преграду. Завтра она с ним поговорит. Обязательно поговорит.

Внизу было тихо – Алексей, видимо, уехал.

Анна зашла в свою спальню – теперь уже только свою – и закрыла дверь на замок. Села на край кровати и посмотрела вокруг.

Их семейная спальня. Кровать, на которой они любили друг друга, ссорились, мирились, планировали будущее. Комод с их общими фотографиями. Его тумбочка, на которой до сих пор лежала недочитанная книга и стояла кружка с засохшими остатками кофе.

Сейчас это выглядело как музей погибшей цивилизации.

Анна встала и подошла к его тумбочке. Взяла в руки книгу – детектив, который он читал перед сном. Они даже обсуждали сюжет неделю назад. Он говорил, что не может понять, кто убийца, а она смеялась, что у него нет дедуктивного мышления. Обычный, домашний разговор. А он уже тогда встречался с другой.

Она открыла его шкаф. Там висели рубашки, которые она гладила, костюмы, которые покупала ему в подарок. И старый серый свитер, который она сама ему связала двадцать лет назад, еще до свадьбы. Он был такой молодой тогда, такой милый в этом свитере. Говорил, что это лучший подарок в его жизни.

И тут до нее дошло по-настоящему. Не разумом – разум понял еще полчаса назад. А сердцем, всем существом.

Ее брак кончился. Двадцать лет совместной жизни превратились в пыль за один вечер. Мужчина, которого она любила, которому доверяла, с которым строила планы, оказался способен на предательство.

Она одна. С двумя детьми, с домом, с работой, с огромной черной дырой там, где раньше было будущее.

Анна сидела на кровати, и внутри нее что-то ломалось. Не со звуком – тихо, как ломаются сухие ветки под снегом.

Слезы пришли внезапно. Сначала тихие, почти незаметные. Потом все сильнее. Потом они хлынули потоком, который нельзя было остановить.

Анна плакала так, как не плакала с детства – всем телом, сотрясаясь от беззвучных рыданий. Она прижала к лицу подушку, чтобы дети не услышали, и позволила боли выйти наружу.