Две колеи

В США обнаружилось явное разделение: на Юге равнодушных или даже презрительно относящихся к «этим жёлтым» предсказуемо было намного больше, чем на Севере.

Естественно, ни о какой демонстрации ленты во Франции или Англии речи не шло. В обоих странах пресса высмеивала «жалкие потуги какими-то глупыми картинками оправдать захватнические устремления».

Не фурор, а фурорище

Естественно, независимо от отношения к содержанию документального фильма, сам факт предъявления звуковой киноленты – в 1854 году! – не мог не произвести сенсации. Журналисты, деятели театра, да вообще все – горячо обсуждали эту тему. На кинопоказы шли уже даже просто ради того, чтобы «увидеть ЭТО». Немало коммерсантов сразу стало искать возможности вложиться во внезапно появившийся вид искусства, выяснять, на каких условиях можно организовать если не съёмки, то сами демонстрации.

Стоит заметить, что привезли и некоторое количество других фильмов, художественных. Однако они вызвали у публики пусть и горячий интерес, но в итоге многие остались недовольны или изрядно разочарованы. Помимо того, что сюжеты явно были в духе совсем иной культурной традиции, так ещё и из страны, почти на целый век опережающей их собственные. Характерные реакции таких людей предсказуемы: «недопустимая степень вольности… полное неуважение к семье… подрыв устоев… чудовищно неприличная одежда» и т. д.

Впрочем, было немало вещей, вызывавших куда более жгучий интерес, чем кинематограф. Конечно, «гвоздём программы» стали сами самолёты. Узнать о них побольше, увидеть вживую, кто только не стремился! Привезённый запас популярных брошюр об этой технике разобрали везде буквально за минуту.

Своеобразным популярнейшим «аттракционом» стали демонстрации телефонов: пришлось даже ввести строгое правило – сказал тому, с кем пришёл, пару фраз на расстоянии, выслушал ответ, уступи место следующему.

С вечера до утра – новые толпы: на этот раз желающих посмотреть на электрическое освещение. Пришлось даже срочно присылать пару дополнительных самолётов с горючим для дизель-генераторов.

Репродуктор, транслирующий передачи лиенбанского радио, тоже привлекал всё новых слушателей. Правда, не всех их вёл обычный интерес – шли и сотрудники цензурных ведомств, и просто «благонамеренные граждане»; убедившись, что это не шутка, начинали думать, «как быть с подобной новинкой и не станет ли она орудием всяких карбонариев, это ведь не книга и даже не газета, тираж не уничтожишь».

Однако больше всего интереса проявили к радио не цензоры даже, а дипломаты. Буквально через считанные часы после начала демонстрации его возможностей в каждой столице – Берлине и Вене, Копенгагене и Стокгольме, Мадриде и Вашингтоне – приходили представители ведомства по иностранным делам и интересовались, «сколько стоит купить такую штуку для нашей прямой связи с зарубежными правительствами и обучить наших людей с ней обращаться?».

Следом за ними тянулись представители военных ведомств, судовладельцы…

Были ли недовольные этой ситуацией, появлением нового государства? Да, конечно. И это были не только влиятельные круги Англии и Франции, не только ультраконсерваторы. Очень сильное раздражение испытывала польская эмиграция. Причём сразу по нескольким причинам.

Для начала – что очевидно – появление Лиенбаня стало новостью №1, а они сами отошли глубоко на третий план. Даже самые благосклонные к ним дипломаты и чиновники разных государств заняты были совсем иной заботой.

Далее, противодействие Англии – пусть даже на Тихом океане и по своим особым причинам – воспринималось ими как «косвенная помеха восстановлению Речи Посполитой».

Ещё сказывалась банальная зависть. «Ну почему? Почему эти азиаты свалились к нам, а не преуспевающая и вольная ойчизна?».

И, наконец, прямой отказ продавать какое-либо оружие – даже со ссылкой на то, что «мы как ответственная держава, пока не разберёмся, что к чему, минимум два года никаких вооружений и подобного передавать никому не будем» – только усилил негативные настроения ещё больше…

"Глухой телефон"

Подсылаемые делегаты пробовали уговаривать, просили сделать исключение, ссылались на «свою борьбу за свободу» и т. д.

Состоялся даже примечательный диалог – в Женеве, 1 сентября 1854 года. Один из авторитетнейших деятелей эмиграции, отличавшийся, как считалось, особым даром убеждать, вновь вышел на контакт с лиенбанскими представителями. Привожу с мыслями одной из сторон.

– Почему вы не продадите нам хотя бы немного винтовок и этих, как их… пулемётов?

– Вам уже объясняли, что мы не поставляем никому оружия до начала 1856 года, таково решение нашего правительства – так как иначе мы потеряем статус нейтральной державу.

– А ваши действия в Гонконге?

– Мы защищаем жителей Китая от британской наркоторговли.

«Какое нам дело до этих жёлтых. Впрочем… можно сыграть на том».

– Мы тоже защищаем цивилизацию и тоже хотим возродить нашу страну – так же, как вы желаете возродить близкий вам Китай!

– И как же будет выглядеть цивилизация вашей страны, если вы её восстановите?

– Мы станем щитом Европы от московитского варварства!

– То есть религиозное и национальное равноправие в вашу программу не входит?

«Проклятые демократы! Поганые хлопы! Одно слово – Азия! Им не понять нашего благородного шляхетского духа».

– А вы бы предоставили равноправие англичанам, если бы они сами, всем своим островом и иными землями, вошли в вашу державу?

– Естественно.

«Конечно, какого ещё ответа можно было бы ждать».

– Вы понимаете, что, когда мы восстановим Речь Посполитую без вас, то уже не будем вашими союзниками?

– Это ваше право. Но сначала восстановите свою страну – не на словах, а на деле. Кстати, если вы такие уж мудрые защитники цивилизации, а против вас варвары – отчего же потеряли её, а теперь не можете сами возродить?

«Хитёр, хлоп. Думает на коварных вопросах подловить. Не выйдет!»

– У нас нашлись предатели, а враги были слишком сильны…

– И теперь вы слоняетесь по Европе, а вами крутят ради своих комбинаций из Парижа и Лондона…

– Придёт и наше время!

– Вот уже шестьдесят лет прошло. Не пора ли оставить несбыточную надежду? Всё равно, даже если страна с тем же названием «Речь Посполитая» вновь возникнет, по сути она будет уже иной…

– Независимость нам нужна в первую очередь, а всё остальное потом!

– А нам ваша независимость зачем?

– Позвольте… Вам что, не нужно дружественное государство?

– Мы стремимся налаживать дружественные отношения с уже существующими государствами, а не изобретать новые.

– А если какое-то государство очень дикое и деспотическое, истинный наследник монгольских ханов?

– В таком случае это государство должно быть реформировано и преобразовано.

«Проклятье, мы говорим на разных языках».

– То есть никакой помощи?

– Да.

Стоит заметить, что не все захваченные в Гонконге, в других «экстерриториальных» городах, в самом Китае и даже на двух британских военных кораблях охотно возвращались в Великобританию. Так, даже один из видных чиновников из окружения гонконгского губернатора твёрдо решил остаться в Лиенбане – как только узнал, что тут его диабет не проблема. Немало матросов военных и торговых судов, познакомившись поближе с порядками в местном флоте, с бытовыми условиями на нём – приняли такое же решение. И, разумеется, это касалось только английских и отчасти шотландских жителей. Ирландцы, на долю которых приходилось, например, от 15 до 25% личного состава экипажей военных и гражданских кораблей (в основном на низших должностях), практически полностью отказались от возвращения. «Тут не бьют и не издеваются специально».

Вскоре, как раз в конце августа – начале сентября, в Ханой прибыли официальные делегации Франции и Великобритании. Если французы просто зондировали почву, то у англичан была чёткая инструкция – хотя и выразить недовольство, но вести себя максимально корректно и постараться склонить новую силу к союзнической поддержке. Или, хотя бы, договориться о покупке вооружений. «Будь у нас десяток-другой аэропланов, мы бы быстро поставили точку в войне… Впрочем, если не захотят их продавать, стрелковое оружие, артиллерия, или эти… рации – тоже были бы очень полезны».

Однако подобная инициатива сразу натолкнулась на последовательное неприятие. Британцам чётко объяснили, что в Лиенбане не собираются нарушать нейтралитет.

Диалог при этом был краткий, но очень насыщенный:

– Правительство её величества знает об установке вашей политики – защищать население разных стран от опасностей. Хотя мы не разделяем вашу оценку ситуации в Китае и считаем недопустимыми ваши действия по прекращению мирной торговли, но смеем обратить ваше внимание на другую ситуацию, где целой стране грозит большая опасность. Щупальца петербургской политики грозят захватить Турцию, а затем Персию, после чего отнять у нас Индию…

– Предположим. И что дальше?

– Неужели Национальный комитет Лиенбаня настолько слеп и глух, что не признаёт этой грозной опасности для целых народов?

– Наше правительство в курсе о тех неравноправных договорах, которые правительство её величества давно уже заключает с Оттоманской Портой. И считает, что даже полная «смена хозяев» в ней точно не сделает, как минимум, положение хуже для турок.

– Но мы стоим на почве цивилизации и порядка, а враг несёт смерть нашей цивилизации. Если казацкие отряды ворвутся в нашу Индию…

– И как давно она ваша, и при каких обстоятельствах стала? Впрочем, можете не отвечать: мы в курсе, знаем также о том, каковы результаты вашего правления там…

После такого оставалось только холодно распрощаться.

Восприятие на разных уровнях

Уже несколько ранее, как и во все другие государства мира, в Англию и Францию (через нейтральные страны) были переданы несколько радиостанций с полным комплектом инструкций. Это сделали ради элементарного удобства дипломатических контактов – чтобы не устраивать лишние дальние перелёты и не гонять корабли впустую. Поэтому на этот раз представители обеих делегаций сразу передали в свои столицы полученные ответы. Опасений не было: скрывать от принимающей стороны тезисы, которые она же и озвучила, не имело смысла.

Разумеется, самые важные сведения – собственные оценки и прогнозы – европейские дипломаты «радиоволнам» не доверили. Их отправили по старинке, на корабле. Но уже не на случайном пароходе, а на специально зафрахтованном для таких целей лиенбанском теплоходе: возможность сократить время доставки корреспонденции до трёх недель стоила дорого. Впрочем, судно не ходило в рейсы только ради переписки. Им охотно пользовались официальные делегации в обе стороны, а также коммерсанты, спешившие завязать перспективную торговлю. Места выкупали и отдельные корреспонденты – одни везли в редакции громкие репортажи, другие искали на месте материал для будущих сенсаций.

Стоит заметить, что именно представители прессы (вернее, издатели газет) были одними из первых, кто заинтересовался радиосвязью. Поэтому уже в сентябре 1854 года в ряде изданий появились приёмники – чтобы вовремя следить за лиенбанскими передачами. А ещё 19 сентября 1854 года один из британских грузовых пароходов, спешно оснащённых радиостанцией по инициативе судовладельца, оказавшись во время пересечения Индийского океана в затруднительном положении, вовремя связался с другим радиофицированным судном…

Буквально на следующий день после того, как этот случай был описан в газетах, произошла разительная перемена. Теперь всякий моряк, намеревавшийся наняться на то или иное судно, сперва спрашивал не о плате, не о пайке, а о том, есть ли на нём радиостанция. Лиенбанские радиотехнические предприятия оказались завалены заказами, а инженеры и мастера трудились на износ. Между тем в других странах, «узнавшие общий принцип» инженеры торопливо готовили развёртывание хотя бы примитивного производства радиоламп и искровых передатчиков – но до появления первых таких изделий должно было пройти не меньше года, а то и двух.

Сенсация сенсацией, а бои по расписанию… но не до конца

И всё же, даже на фоне столь стремительных перемен, ни одно государство не собиралось отказываться от прежних устремлений: их лишь подгоняли под новые условия. Поэтому высадка союзных войск в Евпатории 13 сентября 1854 года состоялась – почти так же, как и в нашей реальной истории…

С этого момента как раз, однако, всё пошло «не так». К тому времени Лиенбань сумел договориться с афганским эмиром – и самолёты-разведчики дальнего радиуса действия регулярно вылетали с полевого аэродрома где-то в окрестностях Герата, чтобы контролировать обстановку. (Напомним, в «той» реальности Крымской войны не было, там вообще вся история шла иначе, а если бы и была война, то всё равно контроль необходим генеральному штабу).

И происходящее очень сильно лиенбанцам не понравилось…

Настроение у них оказалось крайне негативным.

– И чего этим англичанам и французам надо? Чего ради они так упорно лезут вперёд? Уж не собираются ли…? Ну уж нет!

Один из министров возразил:

– Они же заявляют, что собираются противостоять распадению Турции…

– И вы всерьёз верите, что они подлинно заботятся о благе турок?

20 и 21 сентября 1854 года авиаразведка сообщила о сражении под Альмой, о победе англо-французских войск и об их наступлении вперёд. Даже нескольких снимков Севастополя с высоты хватило, чтобы понять – он слабо укреплён и не имеет солидной армии. Потом, до 17 октября, разведка ежедневно показывала, что обе противостоящие стороны усиливают позиции, готовясь к бою. Лиенбанское правительство 20 октября обращается к четырём противостоящим державам с предложением объявить прекращение огня на 72 часа – для переговоров о перемирии. Никто, однако, не согласился на это.

Последующее противостояние также шло «в одни ворота» буквально, как и в нашей истории. Лиенбанское правительство было слегка раздражено неуступчивостью противников. Однако вмешиваться пока не собиралось, рассчитывая удержаться на своей позиции привычного нейтралитета. Так продолжалось довольно долго.

Всё изменилось в мае 1855 года. Разведка быстро сообщила об обстреле Керчи союзной эскадрой и об её взятии штурмом. Если прежде противостояние как-то укладывалось в «нормальные» военные рамки – атака на флот, на крепости, на главную военно-морскую базу – то теперь ситуация напоминала явную экспансию.

29 мая поступает доклад об обстреле английской эскадрой деревни Геническ – где не было ни укреплений, ни пушек, ни вооружённых солдат. На заявленный протест и требование наказать виновных официальный Лондон ответил категорическим отказом. Его позиция не поменялась и на следующий день – когда правительство Лиенбаня объявило о приостановке поставки радиостанций для британского военного и гражданского флота…

Однако идти на крайние меры в Лиенбане не собирались идти сразу. Ограничились сначала отправкой в Средиземное море двух эсминцев. Турция, предсказуемо, отказалась добровольно пропустить их в Мраморное и тем более в Чёрное море. Возникало всё больше подозрений, что просто так дело окончиться не может…

2 июня на правительственный запрос группа лиенбанских экспертов – социологов, экономистов, военных аналитиков: ответила так: реальной причиной конфликта являются, по-видимому, установление Петербургом протекционистского тарифа и недовольство этим в Англии и Франции. Такой вывод не успокоил. Более того, усилилось подозрение, что дело не так просто, как кажется.

И в этом, во многом, лиенбанские министры были правы. Недовольство ухудшением экономического положения на отдельных направлениях было только половиной дела. Куда хуже было то, что Англия теряла торговое преимущество в целом. Это и заставляло её идти на риск, несмотря ни на что…

В прессе нейтральных стран – даже склонявшихся к англо-французскому блоку Австрии, Италии и Пруссии – высказали опасение, что упрямство Лондона выглядит безрассудным. Однако английская и французская печать продолжали нагнетать и утверждать, что «необходимо загнать медведя обратно в леса» и т. д.

5 июня союзная эскадра подвергает Мариуполь продолжительному обстрелу. Вечером лиенбанское правительство объявляет о начале операции по принуждению к миру. На следующее утро радиостанции Ханоя и Токио уведомляют о нанесении вылетевшими с баз в Афганистане бомбардировщиками ударов по крепостям на северо-востоке Турции.

В этот и последующие дни британская пресса обрушила на читателя море визгливой вакханалии. Уже не только Уркварт с его Морнинг Адвентайзер, но и ряд более респектабельных изданий истошно вопит о «союзе дикарей», о «подкупленности» Лиенбаня российским золотом и т. д.

Рассказывая о событиях в европейских странах и об их подходах, мы как-то позабыли о реакции в Российской империи. Надо сказать, что, сопоставив информацию из открытых источников о характеристиках лиенбанских самолётов и о маршрутах доставки первых делегаций в европейские страны, инженеры твёрдо установили: происходили несколько промежуточных посадок на имперской территории. С этим вполне согласовывалась и выясненная к сентябрю-октябрю 1854 года совокупность наблюдений пролётов с земли.

Как запросы по присланной (напомним, рассылали всем странам) радиостанции, так и прибытие дипломатов в сам Лиенбань в конце октября 1854 года мало что дали. Позиция нейтралитета внушала разве ту пользу, что «с этой стороны опасности не будет». При этом сначала возникло недоумение насчёт лиенбанцев, как так – Гонконг отбили, а дальше против англичан не двигаются?

Только к концу 1854 года возникло понимание: там решили сугубо свою, азиатскую, проблему…

Даже сторонники либеральных и радикальных идей не могли определиться, как относиться к новому государству. С одной стороны, потрясающее технологическое развитие, с другой – «полное равнодушие к внешнему миру», как это порой представлялось. Приверженцы консервативного подхода упирали на этот момент больше всего: «вот видите, до какого бездушия эти ваши прогрессы доводят».

Тем временем динамика войны внушала всё большее отчаяние. Ситуация начала меняться только в момент решительного вмешательства. Да и то… никто не понимал, что это такое – «принуждение к миру», само выражение выглядело совершенно новым. Явились и опасения «не будут ли атаковать наши города».

Отдельные ультраконсервативные издания, такие как Северная пчела, шли ещё дальше. К тому моменту было уже хорошо известно (пусть и в искажённом свете), что из себя представляет лиенбанское общество, и оно представлялось приверженцам теории официальной народности чуть ли не ещё более чудовищным, чем европейское, поскольку было намного секулярнее и модернизированнее…

Напрасные ожидания

Однако выбирать не приходилось. В том числе и потому, что самые дальновидные, включая военачальников, осознавали к весне-лету 1855 года два простых факта. Первый – никто иной, кроме лиенбанских сил, неспособен нанести решительный удар по Англии и Франции. Второй – если это государство пожелает, оно сможет сокрушить вообще кого угодно, и лучше, разумнее с ним сотрудничать.

7 июня авианалёты на крепости в восточной Турции – вернее, их остатки – были повторены, ударам подверглись и полевые отряды. Однако российская армия не воспользовалась этим преимуществом, поскольку лиенбанское правительство прямо настояло на подобном ограничении, надеясь, что умеренность – даже в ходе самих боевых действий – станет уроком для Парижа и Лондона, покажет им отсутствие захватнических намерений…

Впрочем, этим надеждам не суждено было сбыться. 10 июня 1855 года оба правительства, а также Сардинское королевство, объявили о разрыве дипломатических отношений с Лиенбанем и объявлении войны. Нельзя сказать, что в этих кабинетах были глупцы. Просто там понимали – тяжелейшие последствия для рынка, биржи, крупнейших состояний неизбежны как при уступках, так и при конфликте, и неизвестно, что будет хуже. Поэтому драка продолжалась.

И 12 июня 1855 года Александр II принимал нового лиенбанского посла. Тот, после завершения обычных в таких случаях дипломатических ритуалов, сразу перешёл к делу. Переговоры шли долго, потребовалось привлечение генералов и военных советников, но в итоге, спустя 4 часа, было полностью определено, где разместится «сдерживающая» группировка, как она будет действовать, какой статус должна иметь, как предстоит урегулировать спорные вопросы, кто должен снабжать её и как…

Однако идти на крайние меры в Лиенбане не собирались идти сразу. Ограничились сначала отправкой в Средиземное море двух эсминцев. Турция, предсказуемо, отказалась добровольно пропустить их в Мраморное и тем более в Чёрное море. Возникало всё больше подозрений, что просто так дело окончиться не может. Недовольство ухудшением экономического положения на отдельных направлениях было только половиной дела. Куда хуже было то, что Англия теряла торговое преимущество в целом. Это и заставляло её идти на риск, несмотря ни на что…

Брэк!

Александр II: Господин посол, ваше правительство долго сохраняло нейтралитет, а сейчас решило вступить в войну. Что вызвало такую перемену в политике?

Посол Лиенбаня: Ваше Величество, мы воздерживались от вмешательства до тех пор, пока не обнаружили, что английское и французское правительство ведут политику экспансии и намерены, по всей видимости, завладеть новыми землями; что английский флот произвёл нападение на ряд мирных городов и деревень. Также моё правительство опасается, что правительство Великобритании может добиваться устранения определённых таможенных и пограничных ограничений. Любая из этих трёх вещей является неприемлемой.

Александр II: Каким же образом вы собираетесь помешать этим намерениям, и какую позицию займёте далее по отношению к нашей стране?

Посол Лиенбаня: Ваше Величество, наше правительство готово использовать любые виды пехотных, морских или воздушных сил для скорейшего окончания войны. Поставлена задача нанести союзным армиям и флотам такой ущерб, после которого они будут вынуждены прекратить вооружённую борьбу.

Александр II: Однако ваша армия, обладая невероятным могуществом, может легко нанести удар и по нашим войскам.

Посол Лиенбаня: Мы не собираемся наносить такого удара – до тех пор, пока не обнаружим, что армия или флот Российской империи стали бы действовать заведомо захватническим образом, либо целенаправленно причинять вред мирным жителям.

Александр II: Иными словами, ваше правительство намерено настаивать на полном сохранении довоенных границ?

Посол Лиенбаня: Ваше Величество, моё правительство исходит из того, что последствия войны определятся, в первую очередь, степенью упорства Англии, Франции, Турции и Сардинии. Чем больше они станут оказывать сопротивление, тем сильнее будут для них последствия.

Александр II: Какое содействие российская армия и государство могут оказать вам?

Посол Лиенбаня: Прежде всего, нам необходимы точные данные о дорогах и мостах, то есть, проводники и карты. Далее, желательно наладить закупки продовольствия непосредственно на месте – естественно, при условии нашего всестороннего санитарного контроля.

Далее, нам понадобятся места, где могут быть размещены наши самолёты и другие боевые средства.

Александр II: Господин посол, Российская империя вполне может оказать вам такое содействие. Но при этом будет действовать несколько непременных условий. Все передвижения ваших войск, будь то на земле, на воде или в воздухе, должны заранее согласовываться с нашими воинскими начальниками, с губернаторами и градоначальниками. Вольный найм произвольных лиц исключён, если понадобится какое-то количество работников для разных нужд гарнизонов и маршевых колонн, ваши командиры должны будут просить о присылке помощников у надлежащих властей. Все ваши войска будут сопровождаться повсюду жандармами, чтобы пресекать вредное влияние на местных жителей. Не передавайте никому книг или газет, не устраивайте свои радиопередачи для посторонних нигде и не показывайте эти свои… кинофильмы, не получив заранее разрешения.

Посол Лиенбаня: Мы готовы принять эти условия, тем более, что их выполнение ничуть не помешает войскам решать поставленные боевые задачи.

Объявление о новом соглашении последовало 14 июня 1855 года – когда урегулированы были второстепенные вопросы и основные технические нюансы. И оно вызвало только ещё больший негатив в англо-французской прессе. Там договорились до того, что «нейтралитет Лиенбаня изначально был уловкой, чтобы усыпить нашу бдительность». Англичане начали давить на афганского эмира, чтобы тот приказал убрать авиацию из своих пределов. Однако сами же лиенбанцы упредили этот нажим – 15 и 16 числа самолёты поэтапно перебазировались в земли Войска Донского, где для двух аэродромов специально выделили пустующие территории.