Игра со временем

Кривцов Никита

Игра со временем

***

В беспредельной тишине космоса, где миры вспыхивают и гаснут подобно искрам в огромной кузнице бытия, возвышается Империя – держава, чьё имя звучит в тысячах измерений. Она подобна колоссу, ступающему по эпохам: её города сверкают под светилaми чужих галактик, её дороги ведут не только через пространства, но и через судьбы.

Здесь наука давно перестала быть инструментом – она стала сердцем государства. В лабораториях Империи рождались технологии, способные согнуть пространство, переписать физику мира и преодолеть границы, что казались нерушимыми. Инженерные корпуса творили чудеса, соединяя металл и магию в единую живую силу. Экономика, словно древний, но мощный двигатель, поддерживала эту гигантскую машину, вращая шестерни прогресса.

Армия же была подобна буре, скрытой за горизонтом: всёобъемлющая, выверенная, неподвластная сомнениям. Никто из врагов так и не смог добраться до её священных стен – тех самых, что однажды стали не только защитой, но и основой для новых технологий.

Но среди всей этой мощи выделялась особая черта Империи – её стремление в будущее. Как будто сама судьба тянула её вперёд, заставляя открывать новые миры, новые формы жизни, новые способы существования. Каждый ребёнок здесь рос с мыслью, что однажды именно он прикоснётся к величию грядущего.

И казалось, что сама ткань времени, колеблясь, наблюдает за этим народом, шаг за шагом приближающимся к неизведанному.

Во главе великой державы стоит Криолис Галрадиум – древний бог Атариата, чьё бессмертие пережило рождение и смерть многих цивилизаций. Он словно каменная ось мироздания: спокойный, неподвижный, но обладающий внутренней силой, от которой дрожат мира. Девять тысяч четыреста шестьдесят пять канторов его правления превратились в эпоху, где стабильность стала естественным состоянием вселенной.

Но Империя держится не только на нём. Вокруг него – четверо маршалов, четыре столпа, четыре судьбы, четыре пути.

Реинхард Канрайд, первый маршал, носит силу, подобную горному хребту. Его решения тяжеловесны, но неизбежны, его армия – клинок, рассекающий хаос.

Алаина Эвербрайт – воплощение мира. Там, где люди готовы поднять меч, она поднимает слово, и даже самые непреклонные слышат её голос.

Тауриэль Гангаур хранит порядок, словно страж у подножия древнего храма. Его взор проникает в самые тёмные места, улавливая опасность ещё до её рождения.

И наконец – Саэнфилд Пранлайк, самый молодой и самый свободный из всех. Его душа направлена в сторону света, знаний, изобретений. Он – дыхание грядущих перемен, тот, кто, возможно, однажды согнёт само время под своей рукой.

В его сущности живёт странное чувство: будто он идёт по границе невидимого мира, где будущее ещё только формируется, выбирая путь.

И именно с ним, с этим человеком, стоящим на пороге великого открытия, начинается история, что вскоре изменит не только Империю – но и само течение миров.

Глава 1: Начало

Утро наступило тихо и мягко, словно мир ещё не решился окончательно проснуться. Солнечные лучи, едва коснувшись окон резиденции Саэнфилда, рассыпались по комнатам золотистой пылью, а лёгкий ветер покачивал кроны деревьев, будто нашёптывая обещания спокойного дня. В саду работал садовник, в коридорах тихо переставляли посуду служанки – всё шло привычным чередом, словно сама Империя в этот миг замерла в умиротворённом дыхании.

Но спокойствие будущего редко соотносится с покоем настоящего.

Ручка двери едва слышно щёлкнула, и в комнату вошёл Галахад – старший дворецкий, чей шаг никогда не нарушал размеренность дома без причины. Его появление в столь ранний час было предвестником перемен, будто маленькая трещина в гладком зеркале утра.

В его голосе прозвучало напряжение:

– Ваше Высочество… Император вызывает вас на Великий Совет.

Саэнфилд поднял взгляд, и солнечное утро в одно мгновение потускнело для него. Вызов в столь ранний час мог означать только одно – грядёт решение, способное качнуть ход событий. Он ощущал это так же явственно, как лёгкое дрожание воздуха перед грозой.

– Подайте машину, – произнёс он спокойно, но внутри уже собиралась тревога. – По пути заедем в четвертое инженерное отделение. Заберём эксперимент девятьсот сорок пятый.

Галахад поклонился и ушёл, оставив Саэнфилда наедине с тишиной, которая вдруг стала тяжелее. Вскоре маршал поднялся и окинул взглядом свой кабинет – словно прощаясь с этим тихим островком порядка. На столе – подарки, фотографии, отчёты; на полках – тома наук и мудрости, собранные за годы службы. Всё это, казалось, смотрело на него, как свидетели грядущего выбора.

Но времени на размышления не было.

День, ещё мгновение назад такой ясный и безмятежный, уже разворачивался в сторону событий, что впоследствии изменят не только судьбу Саэнфилда, но и саму ткань будущего.

Он взял плащ и шагнул к двери – туда, где начиналась новая глава.

Покидая свой кабинет, Саэнфилд задержался на пороге – лишь на одно мгновение, которое, казалось, растянулось тонкой нитью между прошлым и грядущим. Комната, наполненная утренним светом, предстала перед ним почти торжественно: словно понимала, что хозяин возвращается в неё уже другим.

Посреди кабинета стоял массивный стол из чёрного аравийского ореха – дерево, веками растущее лишь в диких землях далёких миров. Его поверхность хранила следы множества проектов, решений и размышлений. На нём – статуэтка, подаренная Реинхардом после тяжёлой кампании; фото, на котором Саэнфилд был изображён рядом с сёстрами – Розалией и Эрией, словно тихий напоминатель о корнях, не забывающих тех, кто ушёл далеко вперёд.

По обеим стенам, как хранители знаний, стояли стеллажи, заполненные книгами, исследованиями, отчётами. Они были свидетелями его работы, его ночей за чертежами и расчётами, его смелых идей, которые иной раз опережали свою эпоху. В этом кабинете рождались решения, что меняли научные направления Империи – и, возможно, их эхо ещё прозвучит в грядущих эпохах.

Саэнфилд прошёл к боковому столу, взял отчёт по фронтам – тяжёлую папку, словно наполненную тревогами целой державы – и тихо вдохнул. Внутри начало возникать знакомое ощущение: мир слегка приподнимает своё покрывало, готовясь открыть новую страницу.

Внизу уже ожидал автомобиль.

Саэнфилд накинул плащ и, не оглядываясь больше, сошёл по ступеням, как будто делал шаг не только из дома – но и из прежнего себя.

Когда машина выехала за ворота резиденции, город открылся перед ним широкими дорогами, уходящими вдаль. Воздух наполнился движением – как будто сама столица впитывала в себя ритм приближающегося дня. Вскоре автомобиль достиг трассы, и над линией горизонта выросла громада Нью-Таун-Сити – столицы, что сияла подобно живому механизму, пульсирующему жизнью миллионов.

Город был построен как крепость будущего: двенадцать колоссальных стен окружали его кругами, подобно орбитам величественной планеты. Ни одному врагу ещё не удавалось приблизиться к ним, но теперь они стали не только обороной – их древние контуры легли в основу силовых щитов, что укрывали весь город от любых угроз.

Машина нырнула в туннель первой магистрали, и пространство вокруг наполнилось гулом ускорения. В многослойной сети дорог, ведущих во все уголки столицы, чувствовался ритм цивилизации, которая не просто жила – она стремилась, росла, искала путь вперёд.

Саэнфилд смотрел на всё это с тихой уверенностью: Империя движется вперёд, и он – часть этого движения.

Но где-то глубоко внутри уже рождалось ощущение, что сегодняшний путь станет началом перемен, которые коснутся не только города, но и самого времени.

Автомобиль плавно свернул к исследовательскому сектору – той части столицы, где воздух словно дрожал от концентрации идей, формул и технологий. Здесь, среди корпусов из стекла, металла и камня, рождалось будущее Империи. Здесь же, казалось, само время становилось гибким и податливым, уступая место тем, кто осмеливался его изучать.

Институт, раскинувшийся на десятки квадратных километров, больше напоминал отдельный город – город мыслителей, изобретателей, создателей. Лаборатории, ангары, цеха, библиотеки, вокзалы, подземные хранилища – каждое здание было частью огромного механизма, работавшего без устали. Знания текли по его коридорам подобно реке, питающей всё вокруг.

Над всеми корпусами возвышалась Башня Звёзд – древнейшее строение комплекса, ставшее его символом. Когда-то именно здесь был установлен величайший телескоп Империи, впервые увидевший парад планет. Теперь башня напоминала старого мудреца, наблюдающего за тем, как молодые силы науки стремятся к новым высотам.

Машина остановилась у дверей исследовательского крыла. Саэнфилд вышел и почувствовал знакомый запах – смесь холодного металла, чистых реагентов и слабой магической вибрации, что всегда витала над Институтом. Внутри его встретили приветствия учёных, спешащих по своим делам, и мерное жужжание механизмов.

В главном зале его ожидал директор исследовательского отделения. Голос директора разнёсся под сводами, наполненный ноткой гордости:

– Ваше Высочество, ваш заказ готов.

И вот – перед Саэнфилдом появился контейнер из каниума, металла, непокорного ни магии, ни электричеству. На его поверхности мигали датчики; замки, созданные специально под доступ маршала, ждали прикосновения хозяина. Внутри находился эксперимент 945 – маленький, но способный изменить ход истории.

Саэнфилд принял контейнер.

На мгновение на его лице мелькнула тень удовлетворённой улыбки – та, что возникает у человека, долго шедшего к цели и наконец приблизившегося к её порогу.

– Вы отлично поработали, – тихо сказал он.

Его голос не был громким, но в нём чувствовалась искренняя признательность. Учёные Института знали: Саэнфилд не раздавал похвал просто так.

Он повернулся и поспешил к машине. В это мгновение пространство вокруг будто слегка сжалось – как если бы невидимый наблюдатель задержал дыхание, предчувствуя грядущие события.

Галахад говорил по телефону, спешно извиняясь, но, заметив хозяина, вскрикнул:

– Ваше Высочество! Император уже ждёт!

Саэнфилд лишь кивнул.

Внутри него, под слоем спокойствия, нарастало ощущение, что контейнер в его руках – ключ. И что в будущем, которое пока скрыто туманом, этот ключ либо откроет путь миру, либо распахнёт двери перед бедой.

Он сел в машину, дверь мягко закрылась, и автомобиль тронулся в сторону Дворца Архангелов.

Машина стремительно набирала скорость, скользя по главной магистрали, словно по световой нити, натянутой между судьбами. Город вокруг сменял очертания – от исследовательских кварталов с их сверкающими стеклянными фасадами до строгих контуров башен, где заседала военная элита Империи.

Над дорогой раскинулась сеть порталов – сияющих кругов, похожих на разрезы в самой ткани мира. Они переливались мягким светом, будто приглашали войти в их глубину и одним шагом пересечь расстояние, которое обычным путникам потребовало бы часов. Саэнфилд спокойно наблюдал за тем, как машина вливается в поток портальной трассы: для него это было столь же привычно, как шаг через порог дома.

Стены Империи поднимались одна за другой – сначала седьмая, названная в честь Ронафа Альби, потом шестая, затем последующие кольца цивилизации. Каждая из них когда-то была бастионом, но теперь стала судьбоносной частью системы, защищающей город силовыми щитами. Их грандиозные структуры уходили вверх, теряясь в высотах, словно далекие границы возможного.

Когда в окне показалась первая стена – Стена Богов – Саэнфилд достал сигару.

Огонёк вспыхнул тихо, почти торжественно, и дым, поднимаясь к потолку салона, напоминал о том, как далеко ушла Империя от своих истоков и как легко любой прогресс может быть перечёркнут одним неверным шагом.

Через мгновение портал поглотил машину, и она вынырнула уже у подножия Дворца Архангелов – монументального здания, что возвышалось над столицей, будто сердце, управляющее кровотоком всей державы. Колонны, статуи, лестницы, уводящие ввысь, – всё здесь казалось неподвижным, вечным и в то же время живым, как организм, чувствующий дыхание своих правителей.

Автомобиль остановился.

Саэнфилд вышел и направился к входу. Его шаги эхом разносились под сводами, и каждый звук отражался как напоминание о том, что здесь принимают решения, определяющие судьбы миров.

На втором этаже, где располагались штабы армий и архивы, стоял гул голосов.

Великий Совет уже начался.

Саэнфилд вошёл в зал – и мгновенно ощутил напряжение, будто воздух вокруг был наэлектризован. Генералы спорили громко, почти перекрикивая друг друга; маршалы склонились над картами, отмечая места обороны и направления атак.

Он подошёл к столу и бросил на него доклад.

Бумаги рассыпались, словно отзываясь на его внутреннюю усталость.

– Это бессмысленно, – произнёс он, и голос его прозвучал твёрдо, хотя под ним скрывалась тревога. – Третья и четвёртая армии не прорвут фронт. Им не хватает всего – еды, амуниции, людей. А перебросить резервы мы не можем.

Слова ударили по залу, и маршалы заговорили страстнее – кто-то горячо поддержал Саэнфилда, кто-то резко возразил. Споры почти перешли в гнев, словно весь накопившийся хаос войны вырвался наружу через их слова.

И затем – властный, ледяной звук:

– Тихо.

Император встал. Его голос не был громким, но в нём звучала сила, от которой мгновенно замыкались все эмоции. Комната замерла. Взгляды – напряжённые, тревожные – разом обратились к нему.

В его вопросах о резервах, о тяжёлом орудии, о поставках чувствовалась усталость того, кто слишком долго несёт на плечах тяжесть бесконечных миров. Но за усталостью скрывалась несгибаемая воля.

Когда обсуждение завершилось, Император холодно произнёс:

– Все свободны. Саэнфилд – останься.

Маршалы поднялись, их голоса слились в единый возглас:

– Ол Хаиль Империя!

Они вышли, а Саэнфилд остался стоять перед своим правителем, понимая: самое важное решение этого дня ещё впереди.

Когда двери зала захлопнулись за последним генералом, пространство будто очистилось от гула голосов и тяжёлых споров. Воздух стал плотнее, тише – как перед началом важного ритуала. Саэнфилд стоял прямо, хотя чувствовал, что даже собственная тень словно вытянулась, ожидая.

Император повернулся к нему и жестом велел следовать за собой. Они двинулись по длинному коридору – тому самому, что соединял сердце дворца с его скрытыми глубинами. Потолки были высоки, украшены фресками, где история Империи сияла в красках: великие войны и великие союзы, рождение городов, падение тираний, первый полёт к иным мирам. На стенах висели портреты героев прошлых эпох, и казалось, что их взгляды следят за каждым шагом.

Пол под ногами был укрыт коврами чужеземной работы. Их узоры, извиваясь меж золота и алого, напоминали схемы порталов или чертежи древних машин. Всё здесь дышало мощью, накопленной веками.

В конце коридора Император приложил карту доступа к панели лифта, двери открылись, и оба вошли внутрь. Стены кабины были отражающими – тихо мерцали, словно плавились под светом невидимых источников.

Лифт понёс их вниз, туда, куда простым гражданам путь был закрыт. В этот момент голос Криолиса прозвучал особенно отчётливо – спокойный, но с тенью скрытого ожидания:

– Саэнфилд, как продвигается сборка хроноэлемента?

Маршал чуть склонил голову. Внутри него вспыхнула мысль: Император сегодня говорит так, будто перед ними не рядовой проект, а рубеж, который может изменить сам мир.

– Всё идёт по плану, Ваше Высочество. Через два дня мы начнём установку модуля и настройку системы.

Его голос был ровным, но под ним скрывался холодок. Хроноэлемент был не просто деталью – он был вызовом. И если расчёты верны, то он способен вмешаться в течение времени, нарушив ход естественных процессов.

В ответ Император улыбнулся почти незаметно, но в этой улыбке сквозило опасное вдохновение:

– Значит, скоро мы увидим первый пуск установки.

– Вероятность удачного запуска невысока, – тихо напомнил Саэнфилд. – Профессора оценивают её примерно в двадцать процентов.

– Двадцать – уже шанс, – прервал его Император. – Когда-то мы начинали с меньшего.

Лифт остановился. Двери разошлись, и перед ними открылся этаж, покрытый сетью порталов – каждый из них высился, как арка в новую реальность. Они переливались спокойной мощью, будто удерживали в себе силу целых миров.

Император подошёл к одному из них и обернулся:

– Жду детальный отчёт. Любая мелочь теперь важна.

Саэнфилд кивнул.

Но прежде чем Император ушёл, маршал решился на осторожное предупреждение – словно тень будущего заставила его говорить:

– Ваше Высочество… На западе есть подозрения о возможном теракте. Разведка говорит о странных признаках, связанных с недавней ассимиляцией территорий.

Криолис отмахнулся легко, почти с усталостью тех, кто видел слишком много угроз и научился отличать реальные от мнимых:

– Не придавай этому большого значения. Там ещё стоят войска. Проблем не будет.

И только эта фраза – едва слышная серебряная капля в тишине – заставила сердце Саэнфилда сжаться. Он почувствовал, что что-то в мире изменилось. Словно на нотном стане судьбы кто-то едва заметно сдвинул одну из линий.

– Всё, Саэнфилд. Свободен.

Лифт закрылся, оставив маршала в одиночестве перед множеством порталов.

Его взгляд упал на ладонь – она едва заметно дрожала.

Секунду он стоял неподвижно, словно пытаясь услышать дыхание самого времени.

Затем он выбрал ближайший портал и шагнул вперёд – туда, где ждали дела, где ждал дом… и где медленно начинала распускаться тень грядущего испытания.

Портальная арка вспыхнула мягким серебристым светом, и Саэнфилд шагнул вперёд – словно пересёк тончайшую границу между размышлениями и реальностью. На долю секунды мир вокруг дрогнул, утратил очертания, превратился в мерцающий поток света… и затем собрался вновь, уже другими красками, новым дыханием.

Он оказался в тихом помещении мэрии Токио – городе, который всегда встречал его особым спокойствием, будто знал его душу и умел унять напряжение, накопленное за долгий день. Воздух здесь был чище, мягче; в нём витал запах цветущих садов, отголоски живой музыки и аромат тёплого дерева, впитавшего в себя дыхание веков.

Когда он вышел в главный зал, присутствующие моментально поднялись. Люди разных народов и рас, служащие и посетители – все приветствовали его как давнего друга. Саэнфилд едва заметно кивнул в ответ; его шаги были размеренными, будто город сам подстраивался под ритм его движения.

Он направился к выходу.

И когда двери открылись, перед ним раскинулся Токио – жемчужина Империи, город, где древность не спорила с будущим, а переплеталась с ним в единую мелодию. Небесные огни и старинные постройки, поросшие мхом крыши, неоновые вывески, мосты, парки – всё здесь было согласовано, будто создано одной рукой художника, который любил гармонию и пространство.

Саэнфилд вдохнул глубже.

Город словно ответил на его дыхание – мягким шумом листвы, тихим перезвоном музыки, лёгким дрожанием огней, будто приветствовал старого покровителя. Здесь прошло немало лет его жизни: уроки, встречи, открытия. Здесь он искал вдохновения, здесь возвращался, чтобы вспомнить, ради чего стоит двигаться вперёд.

Пальцы автоматически нашли путь к портсигару. Он достал сигару, прикоснулся огнём к её краю – и тёплый дым, вырвавшись наружу, смешался с ароматом цветущей сакуры.

Токио всегда умел принимать его так, будто мир вокруг на мгновение замедлялся, позволяя взглянуть в будущее чуть яснее.

Улицы Токио встретили Саэнфилда спокойным вечерним светом – тем временем суток, когда город становится похож на огромный сад, где каждый огонёк – отдельный цветок. Над тротуарами медленно колыхались фонари, их тёплые отсветы ложились на мостовые, как золотые листья. Сквозь парк, где цвела сакура, проскальзывал ветер, разнося лёгкий дождь лепестков – в нём было что-то обнадёживающее, словно само время, устав от бесконечного бега, решило притормозить рядом.

Музыка, звучавшая в парке, будто стекала с ветвей вместе с цветами – живая, тихая, отражающаяся в главах прохожих. Дети смеялись, пересекая дорожки, существ разных миров вели неспешные беседы, а старики на скамейках покачивали головами в такт мелодии. Саэнфилд прошёл мимо, позволяя городу обнять его теплом – Токио всегда знал, как смягчить тяжесть дня.

Через несколько улиц показалась вывеска бара «Аврора» – место, в котором жизнь становилась проще, чем снаружи. Здесь он бывал часто, словно возвращался к давнему другу, умеющему слушать без лишних вопросов. Перед входом стояла группа посетителей, оживлённо споривших о чём-то житейском; их голоса эхом растворялись в вечернем воздухе, создавая атмосферу домашнего уюта.

Саэнфилд вошёл внутрь.

Тёплый свет барных ламп мягко очертил силуэты людей. Запах древесины, пряных настоек и свежего эля обволакивал пространство. Бармен, заметив его, едва заметно улыбнулся – в этой улыбке читалась привычка и уважение.

– Пинту эля со льдом, – сказал Саэнфилд.

Рядом, задумчиво крутя коктейльную соломинку, сидела девушка с длинными волосами. Она выглядела погружённой в свои мысли, словно и сама была отражением того тихого вечера.

Бармен поставил перед ним кружку.

– Тяжёлый день, ваше высочество?

Саэнфилд отпил первый глоток – холодный эль, словно струя воздуха после длительного бега, прошёлся по нему облегчением.

– Споры… и бесконечные бумаги, – ответил он устало.

В голосе слышалось скрытое напряжение – то самое, что он принёс из Совета. Но «Аврора» не задавала вопросов. Это место умело хранить молчание.

Когда кружка была пустой, Саэнфилд расплатился и вышел на улицу. Небо уже окрасилось в глубокие фиолетовые оттенки, и огни города мерцали как рассыпанные по полотну звёзды. Время, казалось, тихо текло вдоль его шагов – мягко, не спеша, с уважением к человеку, который ещё недавно держал в руках судьбы фронтов и технологические тайны.

Дорога домой была спокойной.

Когда он вернулся к резиденции, на улицах уже зажглись фонари, освещая ворота мягким золотом. Внутри дома его встретили служанки – светлые, милые голоса наполнили холл, словно тёплый ветер.

– Добрый вечер, ваше высочество!

– И вам доброй ночи, – ответил он и направился к кабинету.

Ступени под его ногами казались тише обычного – будто дом тоже чувствовал приближение перемен.

И, быть может, именно в эту тишину и должен войти следующий пункт – тот, где судьба наконец делает шаг навстречу.

Когда двери кабинета мягко закрылись за его спиной, дом погрузился в спокойствие ночи. Здесь, на верхнем этаже, воздух был тише, и казалось, что стены слышат даже дыхание. Луна скользила по стеклу длинной бледной лентой света, утончённо очерчивая контуры мебели, книг, картин – всё казалось частью одного большого ожидания.

Саэнфилд остановился на мгновение, прислушиваясь.

Иногда ночи бывают такими: они словно держат руку на плече, молча предупреждают, что завтра будет не похоже на вчера. И сегодняшняя ночь была именно такой.

– Совсем скоро всё изменится… – тихо сказал он, сам себе, будто проверяя звук своих мыслей.

Он нажал на скрытую кнопку, встроенную в панель у стены. Механизм с едва слышным шорохом пришёл в движение – и из пола поднялся стол, гладкий, идеально чистый, словно созданный для единственного предмета. Саэнфилд осторожно поставил на него контейнер из каниума, замки которого мягко вспыхнули от его прикосновения.

Внутри – маленькая колба.

Хроноэлемент.

На первый взгляд – крошечная искра, тонкий сосуд со странным светом, будто внутри мерцала сжатая звезда. Но Саэнфилд знал: эта микроскопическая субстанция способна сделать то, что ещё недавно считалось невозможным. Она могла согнуть время, смешать секунды, растянуть часы, тронуть саму ось мироздания.

Он взял колбу в руку.

Свет внутри неё дрогнул – словно отозвался, будто понял, что его наконец выпустили из многомесячных расчётов, споров и тончайших чертежей.

– Новый скачок… – прошептал маршал. – Следующая ступень.

В его глазах отражался тот же сияющий свет – как у человека, видящего перед собой не просто эксперимент, а создание новой эпохи.

– Мы стоим на пороге, – продолжил он. – Пороге, который изменит ведение войн, раскроет новые горизонты… и, возможно, откроет двери, которые лучше было бы держать закрытыми.

Комната наполнилась тихим звоном ночи: далёкий шум деревьев, почти неслышное дыхание дома, лёгкое гудение механизмов. Всё вокруг будто внимало словам Саэнфилда.

Он поставил колбу на стол и склонился чуть ближе – точно к молитве перед алтарём.