Мои дорогие привидения

Алексей Котейко

Мои дорогие привидения

Глава 1. «Надо, Федя, надо!»

– Я очень люблю Москву! Когда закончу обучение на айтишника – обязательно уеду туда.

– Зачем?

Девушка растерянно заморгала, глядя на парня.

– Ну как… Столица. Перспективы, возможности. Все хотят в Москву.

– На самом деле вовсе не все, – он презрительно передёрнул плечами. – Мне вот Москва на фиг не сдалась.

Девушка смотрела на собеседника, не зная, что сказать. Потом выдавила из себя дежурную улыбку и поинтересовалась:

– А ты чем занимаешься?

– Я? Я – писатель, – приосанился тот. Насколько вообще можно было приосаниться в низеньком и чересчур мягком кресле кофейни.

– Реально? Никогда не встречала писателей. А где можно почитать твои книги?

– Я ещё не публикуюсь, – пояснил парень. – Готовлю базу, так сказать.

Последняя искорка интереса в глазах девушки угасла, и Фёдора от неловкого молчания спас только голос ведущей:

– Время! Меняем столики!

Поблагодарив девушку, которая на этот раз не посчитала нужным изображать даже дежурную улыбку, Фёдор перешёл к следующему столику.

«Свидания вслепую» были затеей провальной с самого начала – по крайней мере, он себе так говорил, и теперь тщательно выискивал малейшие признаки того, что был прав. В двух залах кофейни за столиками собралось с дюжину девушек и столько же парней, в диапазоне от двадцати с хвостиком до сорока с большим хвостиком. Самому Фёдору было тридцать пять. Будущей айтишнице – на семь лет меньше. У Фёдора за душой не было ничего, кроме старенькой «однушки»; у девушки – неудачный брак и двое детей.

«Зря потраченное время», – в который раз повторил про себя парень, усаживаясь на следующий диванчик.

Фёдор был Творцом. Тем самым, непризнанным гением. Он ваял много, рьяно – и всё в стол. Считая ниже своего достоинства обивать пороги издательств (ни одного из которых к тому же не было в его родном городе), или выпрашивать публикации у литературных журналов (один или два таких в родном городе как раз были), Фёдор ждал, когда Слава сама придёт и постучится в дверь. Слава меж тем где-то задерживалась, и даже флёр её духов не долетал до Творца, продолжавшего заполнять жёсткий диск ноутбука своими опусами.

В остальное время Фёдор подвизался на случайных заказах и временных шабашках, полагая, что нет никакого резона устраиваться на постоянную работу. Ведь тогда не останется времени на творчество, и шедевр не получит воплощения в жизнь. В двадцать лет в его студенческом окружении было много людей с похожим складом мышления. В тридцать их стало меньше. К тридцати пяти не осталось ни одного – в общем-то, как и окружения в целом.

«Свидания вслепую», хоть Фёдор ни за что бы себе в этом не признался, в первую очередь были призваны заполнить образовавшийся со временем вакуум общения. Более того, несмотря на пессимистическое отношение к мероприятию, парень ходил на него с завидной регулярностью. Нынешняя встреча была уже четвёртой. Так что полученный опыт позволял составить более-менее точное представление о том, чего ждут друг от друга собирающиеся в кофейне люди, и какие усилия следовало бы предпринять, чтобы хоть немного соответствовать ожиданиям.

Фёдор, однако, руководствовался в этом вопросе тем же принципом, что и в творчестве. Статусные вещи его не интересовали, и он не намерен был подстраиваться под общепринятые нормы. У Феди было своё мнение, и хотя он его никому не пытался навязывать – что в общем-то можно записать скорее в плюс – однако резкая и категоричная демонстрация такого мнения неизменно заканчивала ещё толком не начавшийся диалог.

– Привет! Я Аня! – эта девушка тоже была младше парня, с мелким бесом рыжих кудряшек и огромными синими глазами. В отличие от многих других участниц, Аня не посчитала нужным заморачиваться с нарядом: на девушке были потёртые джинсы и вылинявшая от стирок футболка. На футболке, к своему удивлению, Фёдор различил надпись на английском: «1.21 gigawatts». Под надписью, оставляя за собой огненный след, мчался автомобиль.

– «Назад в будущее»? – не поверил Федя.

– Что? А. Ага! Обожаю его! – синие глаза быстро обежали собеседника. Фёдор постарался незаметно для девушки расправить свою мятую футболку. В центре на ней был изображён осьминогоподобный монстрик, которого по кругу обрамляла надпись «Miskatonic University». Аня секунду-две изучала её, потом снова посмотрела на парня.

– Я Фёдор, – представился тот.

– Очень приятно. Чем занимаешься?

– Писатель, – почему-то без прежнего апломба сказал парень.

– Круто! Что пишешь?

Она продолжала засыпать его вопросами, не давая ни секунды передышки – причём, судя по тому, что разговор петлял в многочисленных уточнениях и комментариях, Аня слушала ответы очень внимательно. Фёдор и сам не заметил, как вошёл во вкус, но тут ведущая снова провозгласила:

– Десять минут истекли! Благодарим собеседников и пересаживаемся!

– Можно тебя найти после мероприятия? – спросил Федя.

– Можно. Анна Муромская. Найдёшь – пиши, – и она махнула на прощание рукой.

* * *

На поиски девушки в соцсетях понадобилось пять минут, на сочинение послания – пятнадцать. Однако Аня, во время встречи вроде бы проявлявшая искренний интерес к парню, в виртуальном общении оказалась куда более отстранённой. Потратив пару часов на попытки разговорить девушку и заставить её хоть что-то подробнее рассказать о себе, Фёдор, в конце концов, сдался. Настроение стремительно ухудшалось, вечер – тёплый, июньский – обещал стать отвратительным. Можно было бы купить в магазине чего-нибудь, и просто напиться, но Федя категорически не пил.

В однушке в одном из спальных районов царил тот кавардак, который обычно выдаёт две вещи: что в квартире живёт холостяк, и что у этого холостяка на фоне длительной депрессии уже начинают атрофироваться элементарные требования к чистоте. Были тут, к примеру, несколько пустых коробок из-под пиццы, целая коллекция сваленных в углу грязных носков и не заправлявшаяся последние несколько дней постель. Хмуро окинув взглядом своё изображение в зеркале у вешалки, Фёдор скривился. Он ещё до встречи подумывал о том, чтобы побриться, но было лень. К тому же Федя посчитал, что лучшее в подобных вещах – честность, а значит, надо показывать себя в том виде, в каком он пребывал большую часть времени.

В старых шортах и «домашней» футболке – то есть уже потерявшей большую часть своего цвета и навсегда расставшуюся почти со всеми деталями рисунка – Фёдор устроился за ноутбуком.

«Дрянь, а не лето, – кисло констатировал про себя писатель, бездумно щёлкая по клавишам. – Уехать, что ли?»

Браузер, будто только того и ждавший, выдал рекламу разнообразнейших курортов и отелей. С полчаса Федя путешествовал по туристическим сайтам, обещавшим бесконечное наслаждение по весьма умеренным ценам. Потом прошлёпал босыми ногами к комоду, выдвинул верхний ящик и, отыскав в нём небольшой коробок, открыл. Пересчитал наличность, вздохнул, спрятал всё обратно и вернулся за стол. Зарубежный отдых явно был не по карману, как и дальние переезды по территории России.

«А если в деревню?» – мелькнула неожиданная мысль.

Недолгие поиски показали, что такой вариант весьма приемлем. Цены на аренду домиков, конечно, кусались – сезон как-никак! – но уже выглядели куда реалистичнее. Причём чем глуше выбирал Фёдор уголок, тем больше его радовала стоимость потенциального отдыха.

«На месяц! Уеду писать роман!»

Эта мысль сразу придала всей затее едва ли не героический ореол. Теперь поездка выглядела не бесцельными метаниями неприкаянной души, а чем-то целенаправленным и очень деловитым. Так и грезилась комната в мансарде, загадочное мерцание ноутбука на столе, окно с видом на лес. Парное молоко, свежие ягоды и фрукты, тишь-благодать. В деревне Фёдор в последний раз был в возрасте беззаботных пяти лет, ещё до того, как его бабушка и дед перебрались в город, но сохранил о той поре самые радужные воспоминания.

Постепенно область поисков сместилась севернее. Там, за массивом национального заповедника, соседствующего с родным городом Фёдора, на карте помещался небольшой старинный городок Дубовеж. Вокруг него нашлись и сёла, названия – одно другого заманчивее: Пчёлики, Карасиково, Луговец. Ещё одним аргументом в пользу этого направления стало наличие электрички, которая, правда, ходила всего раз в неделю (понедельник – туда, пятница – обратно), но зато дешёвый билет, четыре часа под перестук колёс – и вот они молоко, ягоды, фрукты, тишь, благодать и сотворение шедевра.

Решив, что совсем уж отрываться от цивилизации не стоит, Федя, в конце концов, выбрал Пчёлики. То ли село, то ли небольшой хутор – спутник в Интернете нехотя показывал всего с десяток сильно удалённых друг от друга крыш – располагалось примерно в семи километрах от Дубовежа. Но через лесную чащу. Объезд по трассе давал петлю километров в сорок, да к тому же потребовалось бы сперва выбраться на эту самую трассу по грунтовке. Поскольку своей машины у Фёдора не было, данный вариант отпал сразу.

«За такси сдерут как за золотое!»

Сервис гарантировал честность владельца домика, так что Федя, чуть поколебавшись, перевёл предоплату. Подтверждение от сервиса пришло сразу же, понедельник был уже завтра, так что остаток вечера потенциальный мэтр литературы старательно убеждал себя в том, что семь километров от окраины Дубовежа до Пчёликов – да ещё с три километра от станции до окраины – это не такая уж долгая и тяжёлая прогулка. Тем более что Фёдор не планировал брать много вещей. Лето ведь! В спортивную сумку полетели несколько комплектов трусов и носков, три футболки, пара джинсов и пара шорт, запасные кроссовки, сланцы и любимая широкополая шляпа.

Последняя была гордостью Феди: заказанная за рубежом шляпа французских войск в Индокитае. Правда, распознать богатую историю в этом головном уборе никто из прохожих на улицах был не в состоянии, но Фёдору всё равно нравилось, какой боевой и даже грозный вид придаёт ему шляпа. Зарядки для ноутбука и телефона, блокнот и несколько карандашей – Федя предпочитал ручкам простой карандаш, который можно было при надобности стереть ластиком. Документы, деньги, в последний момент утолчённый поверх всех вещей старый плед – сидеть на террасе в кресле-качалке, наслаждаясь горячим чаем и обдумывая Идею.

В небольшой городской рюкзак поместились сам чай и молотый кофе с туркой (где в этом Дубовеже кофе возьмёшь?!). К ним добавился потрёпанный свитер, купленный как-то по случаю в армейском магазине. Потом Фёдор прошлёпал на кухню и, проведя ревизию нехитрых запасов в холодильнике, уложил в рюкзак несколько банок консервов и пачек лапши быстрого приготовления, затрамбовав всё двумя пачками печенья. Теперь в рюкзаке оставался пустым только отдельный карман для ноутбука.

Непризнанный гений был готов покинуть неблагодарный город и отправиться на встречу с Неведомым.

Глава 2. Своя маленькая страсть

Боясь проспать электричку, Фёдор поставил будильник с запасом, примчался на вокзал – и к своему ужасу узнал, что электричку сегодня отменили. Вместо неё был автобус, но, во-первых, через два часа и, во-вторых, проходящий. В Дубовеж он не заезжал, а высаживал пассажиров на перекрёстке («с голым… в чистом поле!» – мрачно подумалось Феде). От перекрёстка по грунтовке требовалось идти до села Луговец, отделённого от Дубовежа примерно пятнадцатью километрами лесной чащи и рекой.

Фёдор хотел взвыть, но вовремя сообразил, что за такое поведение его тут же отправят или в психушку, или в вокзальное отделение милиции. Правда, писатель позволил себе выругаться – но вполголоса и под нос, чтобы не слышали окружающие. Возвращаться домой и досыпать было бессмысленно: на дорогу туда и обратно как раз ушло бы часа полтора, тем более что уже начинались традиционные утренние пробки.

Устроившись на одной из лавочек, которые элегантными поясами стояли вокруг старых могучих лип на вокзальной площади, Фёдор коротал время, листая ленту в смартфоне. Перед глазами, не оставляя в памяти следа, скользили лица, арты, мемы, видео и музыка, чтобы немедленно без остатка раствориться где-то в минувших секундах, минутах, веках… Федя для подстраховки поставил будильник за полчаса до времени отправления автобуса, а также тщательно опросил трёх старушек на соседней лавочке, продавщицу кваса и хмурого парня в жилетке с логотипом продуктовой сети, который таскал в магазин ящики. Все они подтвердили, что да, автобус отходит именно отсюда, вот прямо от той самой скамейки, и всегда вовремя.

«Как же… Электричку тоже обещали вовремя!» – подумал Фёдор, но за неимением других сведений вынужден был принять полученную информацию как истинную.

На скамейку рядом с парнем уселся старик. Не старичок и не старый человек, а именно Старик. Эдакий былинный старче, словно волхв с картинки из «Песни о Вещем Олеге». Правда, местная версия волхва была высокой, сухощавой, без бороды, с аккуратными бухгалтерскими усами-щёточкой, резко очерченными скулами и большими круглыми глубоко посаженными глазами, внимательно смотревшими из-под кустистых бровей. В руках у старца был внушительный стальной бадик – таким, как определил покосившийся на соседа Федя, можно не то, что собаку отогнать, но целиком истребить дикую собачью стаю. Однако необычным в старике были даже не бадик, и не внешность, а то, что он был одет в тщательно отутюженный серый костюм-тройку, с платочком в нагрудном кармашке, в тон табачного цвета галстуку. Образ завершали коричневые кожаные перчатки без пальцев и шляпа, живо вызвавшая у парня ассоциации с гангстерскими фильмами и сериалами.

«Федора, кажется…» – подумал он, и тут старец, благодушно взглянув на Федю, пояснил:

– Трильби.

– Что?

– Шляпа называется трильби. Вижу, вам понравилась? Старый приятель привёз мне её много лет назад, из Нового Орлеана. Тогда, в советские времена, это было нечто колоссальное. Шик! Впрочем, и в Штатах трильби в своё время были в большом почёте. Их, к примеру, очень любили джазмены.

– А я думал – гангстеры, – ляпнул Федя.

– Не без того, – усмехнулся старец. Потом посмотрел на лежащий на скамейке с другой стороны от Фёдора головной убор писателя. – О, Французский Индокитай!

– А? – не понял Федя.

– Ваша красавица. Реплика? Или же подлинник? Погодите, не говорите. Позволите? – рука протянулась над коленями Фёдора, тонкие длинные пальцы бережно взяли шляпу. – Ого-го! Настоящая! Знаете ли, в последнее время стали всё больше делать очень некачественные копии. Дешёвая ткань, синтетические нитки, всё это сикось-накось… А тут, – старец вертел в руках шляпу и будто читал для Фёдора урок истории, – настоящий хлопок, вот, видите узор на ткани? И нитки хлопковые. И прострочки как нужно – ну куда нынешнему дядюшке Ляо с его ширпотребом!

Он быстро перевернул шляпу, заглянул внутрь и прямо-таки просиял:

– Даже пуговицы ещё те, настоящие! Без замены. Прекрасный экземпляр!

– Да, мне тоже нравится, – смущённо пробормотал Фёдор. Он сейчас чувствовал себя так, словно попал на лекцию к своему старому преподавателю из университета – человеку могучего телосложения, оглушительного голоса и яростному противнику любых нарушений дисциплины.

– Простите, – чуть улыбнулся старец, возвращая писателю его головной убор. – У каждого своя маленькая страсть. У меня вот шляпы.

– У меня никакой, – пробормотал Федя, который не мог решить, стоит ли оставаться на лавочке с этим элегантным, но каким-то странным собеседником, или сделать вид, что забыл что-то купить в магазине. Воду. Да, пожалуй, стоило бы взять в дорогу воду. Вряд ли автобус делает долгие остановки, а по жаре ближе к полудню спечёшься без воды.

– Вы в Дубовеж? – поинтересовался старик.

– А… как?

Тонкие губы под усами-щёточкой изогнулись:

– Так ведь тут все, кто томится ожиданием – в Дубовеж. Те, кому поближе, так долго не ждут, автобусов хватает. А в Дубовеж он сегодня один. Я сам туда же.

«Этого ещё не хватало! Он же рядом сядет и всю дорогу будет мне про шляпы вещать!» – с отчаянием подумал Фёдор.

– Ой, простите, я забыл – надо бы воды взять с собой!

– Конечно-конечно, – вежливо улыбнулся старец. – Никакого удовольствия путешествовать, мучимым жаждой.

* * *

Когда Федя вышел из магазина, обладателя трильби и бадика нигде не было видно. Старушки, похоже, ксерокопировались, потому что их на лавочке уже сидело семь, и каждая деловито придерживала тележку на колёсиках.

«Вот дурдом начнётся на посадке… Блин, а автобус случайно не «Газель»? Там же всё это добро не вместится!» – Фёдор в ужасе оглядел компанию пенсионерок. Чуть в стороне молодая женщина лет тридцати устало пыталась убедить трёх девочек мал мала меньше вести себя прилично. Отец семейства, по виду ровесник супруги, с отсутствующим видом быстро листал что-то на экране смартфона.

«Детский ор, остановки в неположенных местах», – Федя вторично за утро испытал желание взвыть. Затем появилось другое желание – плюнуть на внесённую предоплату и вернуться в квартиру. Там сейчас прохладно, спокойно, можно завалиться на кровать и подремать. Беспокойный сон ночью и ранний подъём уже давали о себе знать: рот Фёдора всё чаще и чаще перекашивали зевки. Парень вспомнил о том, что ему ещё предстояло тащиться невесть сколько от места высадки до Пчёликов, и желание сбежать сделалось прямо-таки неодолимым.

Однако в этот момент подъехал автобус.

На счастье Феди, это была не «Газель», а потрёпанный и видавший виды, но всё-таки вполне вместительный ПАЗик. Старушки, которых теперь уже было одиннадцать, бодро оккупировали со своими тележками переднюю и заднюю площадки, предоставив остальным пассажирам делить середину автобуса. Фёдор занял место у окна на левой стороне, очень надеясь, что большую часть дороги автобус не поедет этим боком к солнцу. Семейство расположилось справа, у передней двери. Девочки устроили возню за то, кому первой смотреть в окно, и в конце концов мать рассадила их по одной, заняв стратегическую позицию вперед с самой младшей, а отца посадив через сиденье сзади, с самой старшей.

К удивлению Фёдора, старец так и не появился. Автобус ещё подождал некоторое время, добирая опаздывающих пассажиров – всего подоспело не больше десятка человек – и, с шипением закрыв двери, мягко покатил по уже основательно прогретому июньским солнышком асфальту.

Пользуясь наличием Интернета, Федя быстро набрал в приложении карт «Луговец», прикинул расстояние от перекрёстка до села – и пожалел, что не остался. К пятнадцати километрам забега Луговец-Дубовеж добавлялись ещё примерно четыре километра отчаянного броска от перекрёстка.

«Интересно, как они эти тележки по грунтовке попрут? – посмотрел он на беседующих старушек на передней площадке. – И детям, опять же, такой поход…»

Фёдор ещё раз посмотрел по сторонам. Автобус, плавно обогнувший по большому кругу вокзальную площадь, и поклонившийся на ней каждому светофору, на прощание прокатил мимо лавочек, лип и магазина. В дверях Феде померещилась знакомая фигура в костюме-тройке, только почему-то не бегущая, отчаянно размахивая руками, за единственным сегодня транспортом на Дубовеж. Писатель оглянулся, силясь рассмотреть, действительно ли в дверях магазина стоял тот самый старик, но автобус уже свернул, и вокзальная площадь пропала из виду.

* * *

То ли старец что-то напутал, то ли просто нёс чушь, пытаясь выглядеть всезнающим и загадочным – но на заветном перекрёстке из автобуса вылез только Фёдор. Все попутчики, севшие в городе, постепенно сошли на промежуточных остановках, вместо старушек и семьи с тремя дочками давным-давно подсели новые пассажиры, и даже из них часть уже успела выйти. В итоге на недовольный голос водителя: «Поворот на Луговец! Выходят?» утвердительно откликнулся один лишь Федя.

Проводив страдальческим взглядом скрывшийся в клубах пыли ПАЗик, парень надел рюкзак, закинул на плечо сумку и бодро зашагал по петляющей грунтовке в сторону леса. Чаща заповедника начиналась всего в нескольких сотнях метров от дороги, отделённая от асфальта порослью молодых сосенок. Воздух пах разогретой сосновой смолой, щебетали какие-то птахи, а когда Фёдор, наконец, достиг леса, от солнца парня скрыла приятная разреженная полутень.

Услышав дребезжащее «з-з-з», Федя сообразил, что не захватил с собой спрей от комаров. Однако почти тут же припомнилось почёрпнутое где-то в Интернете знание, что комары в сосновых лесах днём почти не активны, да и вечером тоже. Если только нет густого подлеска и завалов упавших деревьев, где в сырости могли бы размножаться эти кровопийцы. Упавшие деревья имелись, но не так, чтобы много. Подлесок тоже не выглядел густым. Фёдор, время от времени шлёпая себя по шее, лбу или рукам, продолжал храбро углубляться в лес.

Спустя некоторое время дорога вышла к развилке с деревянным столбиком, когда-то выкрашенным в красно-белые полосы. Краска изрядно облупилась, но на верхушке столбика в выемке всё ещё можно было прочесть номер из трёх цифр.

«Лесников метка, вроде бы…» – неуверенно предположил Фёдор.

Над столбиком к обломку мёртвой сосны был приколочен щит из потрескавшейся и пошедшей пузырями фанеры. Надписи на нём были явно тех же времён, что и раскраска столбика, так что у Феди ушло некоторое время на то, чтобы разобрать криво намалёванные и местами стёршиеся буквы.

– Луговец – налево, кордон – прямо, болото – направо, – прочёл он наконец.

«Очень содержательно. Кому, интересно, может понадобиться болото? Хотя там, наверное, ягоду собирают. Клюкву же вроде? Или морошку. А, нет, морошка – это на севере. Чернику? – Фёдор свернул налево. – А кордон – лесничество, конечно».

Что-то зашуршало в подлеске справа от дороги и парень замер на месте.

«Заповедник… – помертвев, подумал Федя. – Тут же и волки наверняка водятся… И медведи… Может, и рыси?»

Шорох приблизился, но прежде, чем пешеход успел что-то предпринять, из раздвинувшейся травы на дорогу вышел лохматый чёрный кот. Уши у него действительно были рысьи – большие, вытянутые, с кисточками. Да и сам кот габаритами запросто мог потягаться с какой-нибудь некрупной собакой, вроде терьера. Зверь сел, с ленивым равнодушием взглянул на человека, и Фёдору показалось, что на лохматой морде явственно проступила досада. Ходят, мол, всякие тут.

– Кис-кис… – к кошкам парень благоволил с детства. В сущности, Федя неплохо ладил с самым разным зверьём, но с годами эта сторона его натуры будто усыхала, усыхала, и сделалась совсем крохотной, бледненькой тенью себя прежней. Мальчик, который когда-то плакал над найденным дохлым шмелём, растворился в усталом, ворчливом и циничном взрослом.

Кот презрительно посмотрел на протянутую руку, демонстративно отвернулся и принялся разглядывать толстую сосну на обочине. Потом поднялся и, раздражённо дёрнув хвостом, направился вдоль дороги в сторону села.

«Далеко же он забрался, если деревенский! Но с виду ухоженный, значит, не заблудился и не голодает».

Кот сиганул в кусты и исчез. Фёдор зашагал дальше.

Глава 3. Долгая дорога в Пчёлики

Сумка тёрла и оттягивала плечо. Федя крепился. Потом начал петь. К его удивлению, это помогало. Перебрав весь пришедший на ум репертуар из старых фильмов и мультфильмов, Фёдор уже подумывал, не устроить ли привал, но тут дорога резко свернула, деревья отступили – и парень оказался на опушке. Впереди вольно раскинулось село Луговец – в самом деле на широком просторном лугу, неведомо каким образом затесавшимся в эти сосновые боры.

Фёдор машинально взглянул на часы. Старенькие, механические, они когда-то принадлежали его деду. Федя, посчитав, что у каждого писателя должна быть передаваемая из поколение в поколение семейная реликвия, заказал для часов новый широкий ремень, и с гордостью носил их. Во-первых, не всякие там фитнес-браслеты, которые есть у каждого. Во-вторых, настоящая Швейцария – дед, если верить семейным преданиям, привёз в своё время часы как трофей. Учитывая, что среди других наград на дедовом пиджаке красовалась и медаль «За взятие Вены», легенда вполне имела право на существование.

Часы показывали начало пятого.

«Пятнадцать километров – это часа четыре, не меньше», – подсчитал парень и теперь действительно тихонько застонал, пользуясь тем, что на пустынной опушке его никто не мог услышать. А ведь четыре часа до Дубовежа, потом через городок, и на Пчёлики, а до них ещё пара часов ходу.

Представив, как он, будто солдат проигравшей армии, пропылённый и со сбитыми ногами, шатаясь, входит в Пчёлики, Фёдор застонал снова и едва не пустил слезу от жалости к себе. Трава у последних сосен заколыхалась и на дороге снова показался знакомый парню кот. Он как-то строго взглянул на человека, опять нервно дёрнул хвостом и с достоинством прошествовал мимо пешехода, направляясь в село.