Сталкерские байки. Как сталкеры за ëлкой ходили

Влад Молотов

Сталкерские байки. Как сталкеры за ëлкой ходили

Влад Молотов.

Сталкерские байки.

«Как сталкеры за ëлкой ходили»

– Да к хренам твои карты, Федька, я ж со своими вертолётами скоро из-за стола улечу… – Шум швырнул на стол выигрышную комбинацию и сгрёб длинными руками банк – два пузыря белой и несколько порций саморазогревающейся еды из какого-то импортного сухпайка.

Он было хотел подняться, выйти на улицу и насытить лёгкие хоть чем-то, кроме перегара и табачного дыма вперемешку с запахом пережаренных кабаньих котлет, но кто-то вовремя вышел и забыл закрыть дверь, благодаря чему в бар хлынул морозный ночной воздух.

– А я? А мои? А если я? – оживился один из сидящих за столом сталкеров, бывший в изрядном подпитии.

Оторвав от стола тяжёлую голову, он стал перебирать карты, мутным взглядом изучая их в надежде сорвать куш.

– Не, не видать тебе заморской жратвы, пряники свои деревянные жри… – заключил Шум, заглянув в карты пьянчуги, после чего откинулся на спинку стула и закурил.

Проигравший, разочарованно вздохнув, клюнул носом в стол и почти сразу принялся протяжно храпеть.

– Слышьте, а Новый год-то уже скоро совсем! Праздник, а?! – вновь завëл свою пластинку Федя – матëрый сталкер лет пятидесяти, большой любитель выпить по поводу и без.

Он выжидающе глядел на самого крепкого своего собутыльника, на Шума, и будто ждал, что этот почти двухметровый детина запрыгает от радости в преддверии праздника.

– Опять за своё, Федь? Или просто повод ищешь? – снисходительно улыбнулся Шум. – Вон, на барке календарик висит, рукописный, там триста шестьдесят пять поводов выпить, на случай, если захочется попойку в праздник превратить.

– Ёкарный бабай, уж терпения нет! – Федя вдруг вспомнил те волшебные моменты, когда исполняются желания, дарятся подарки и семьи собираются у большого стола. – Отметим, посидим по-человечески, постреляем трассерами!

– И хороводы пойдём водить вокруг рыжей осины, – продолжил Шум и, усмехнувшись, опрокинул очередной стакан.

– А!? – вскрикнул вдруг третий, резко подняв голову, отчего Федя вздрогнул и расплескал половину стопки.

Пришлось одарить виновного звонкой оплеухой, приводя его в чувства. На пару секунд протрезвев, тот окинул взглядом присутствующих и произнёс:

– Зачем осина? Ëлка есть!

Хватило его лишь на это. Глаза вновь собрались в кучу, и он медленно стал заваливаться на бок. Озадаченно глядя на Шума, Федя вдруг поймал пьяницу, уперевшись рукой в его помятое лицо.

– Где это ты тут ёлку видел? – спросил он, но ответа не последовало даже после добротного встряхивания – было видно, что на сегодня источник информации потерян.

Шум отрицательно покачал головой, и Федя, нехотя с ним согласившись, отпустил сталкера в свободное падение на пол.

– Эх, молодëжь… Кто ж так пьет?! Гляди, как надо! – провозгласил Фёдор.

Подняв стаканы, сталкеры замахнули. Затем ещё раз, и ещё…

Внезапно наступило утро.

– Шум, давай, вставай! – Федя бодро трепал товарища за плечо.

Распахнув глаза, Шум хмуро глянул на удивительно свежего пьяницу и раздражённо оттолкнул его.

– Такой бодрый, аж бесишь! Пили вроде одинаково, а хреново одному мне, причём за двоих!

– Ну так, стаж, опыт, ëлы-палы! Вставай, выходи, дело есть.

Голова гудела и кружилась, язык едва шевелился от сухости во рту, а сон от этого букета ощущений как рукой сняло. Пока Шум отпаивался водой, над ухом без умолку жужжало радио из уст Феди, вещая о похождениях вчерашнего их собутыльника, а самое примечательное – о ёлке.

– Ёлка, Федь? Шутишь что ли? – сталкер продрал глаза и глянул на морщинистое лицо, пытаясь понять серьёзность услышанного.

– Ну, а чë? Сходим, подышим, мож, найдём. Сморчок этот мне на карте место показал.

– Всякой хренью я в Зоне занимался, а такой ещё нет. Пойдём! – Шум хлопнул старого друга по плечу.

Тот удовлетворённо кивнул и сталкеры разошлись на сборы.

– А ты чë, Шум, по-летнему то, ëпт? – Федя вопросительно вскинул руки, когда перед выходом они встретились в ограде одного из обветшалых домишек деревни. – Я смотри – во!

Он демонстративно расстегнул добротный комбез, показывая наличие аж двух комплектов качественного термобелья.

– Ага, ещё небось пояс из псевдособачьей шерсти натянул. Дед – во сто шуб одет. На Новый год тебе валенки задарю, чтоб амплуа не портил армейскими ботинками, – Шум усмехнулся, поправляя на себе излюбленный комбинезон, а затем закинул на плечо ВАЛ. – Жарко мне, сам знаешь, подвигаюсь малость, а если ещё и накачу, то сам как печка буду. Я плащ прихватил, не ссы, не озябну.

– В ранец запихнул?! Ну ты запасливый, нет бы на себя сразу! – посмеялся Федя и хлопнул напарника по тугому рюкзаку. – Мы ж мигом, туда-обратно, етить!

– Ну, коне-ечно! Знаем, знаем, проходили уже твоё «туда-обратно»! – Шум глянул на товарища, припоминая ему минувшие события, а затем, дабы освежить память, стал цитировать. – «Едрить-тудыть, сбегаем, обернëмся к вечеру ещё! Всё нормально будет!»

– Вот засранец молодой! Я уж забыл, а он! – усмехнулся Федя.

– А он помнит, у него ещё с памятью всё хорошо! – продолжил Шум, смеясь, и Фëдор, уперевшись руками в его рюкзак, с толкача выпроводил напарника из лагеря.

Два старых друга, абсолютно противоположных по характеру и по сути своей, отправились навстречу новому приключению. А именно приключением и обещал стать этот поход, ведь нельзя просто взять и сходить за ëлкой. В Зоне вообще за ëлкой не ходят. За «колючкой» ходят, за «снежным шаром» тем же, сначала идут, а с ним уже бегут, как атлеты, пока ноги от фонящего артефакта не отпали. А вот, чтоб за ëлкой – об этом ещё не слышал даже Федя, и приятно ему было стать в какой-то мере первооткрывателем и сделать то, чего не делал до него ни один человек.

Лëгкий на подъëм, готовый вписаться в любое дело, по завершении которого нальют, он обладал какой-то душевной простотой, не умея даже в мыслях выстраивать хитроумные переплетения интриг. Может, до сих пор потому и жив был, что всегда говорил в лоб, не заискивал и не старался из любого своего телодвижения извлечь выгоду.

С ним же, возвышаясь на полторы головы, шёл Шум – человек, для которого Федя, скорее, был голосом совести, чем другом. Каждое его шаг был продуман, к ходкам он готовился, основательно подбирая снаряжение, которое хотя бы в теории может пригодиться.

Суровым взглядом изучая окрестности, он периодически ловил на себе взгляды Феди – тот шёл, думая о чëм-то своём и глядя себе под ноги.

Должно быть, старый и расслабиться-то себе позволял только потому, что знал – Шум моргать забывает, когда следит за безопасностью, а стоило им отойти от лагеря на километр, здоровяк и вовсе сбросил с плеча автомат, переводя предохранитель в режим автоматического огня.

– Вот параноик, от лагеря только отошли, а ты уже во всеоружии! Чë тут случиться с тобой может? – Федя похлопал по карманам и закурил, отыскав папиросы.

– Потому и не может, что я готов. Кóстера помнишь? Ну того, который в старшие метил? Прям возле лагеря жекáн в лоб поймал, – следуя примеру напарника, Шум закурил, выпуская густой дым крепких Мальборо через ноздри.

– Эт да… Неплохой был парень, – припомнил Фëдор.

– Неплохой? Ну, скажешь тоже… Мне вообще нимб полагается, раз уж так, – Шум усмехнулся.

Федя же отчего-то помрачнел, ударившись в воспоминания о тех, кого прибрала Зона. Вышел он, однако, из этого состояния так же быстро, и совсем скоро в его исполнении зазвучала древняя, как мамонты, песенка о зиме.

Неминуемо приближавшийся праздник дал надежду закончить наконец-таки день сурка. Привычная рутина и бесконечные ходки – раз за разом – слились в одно целое, которое теперь можно будет разделить на «до» и «после» праздничной пирушки.

Вдруг зарядившись праздничной атмосферой, Фëдор вот уже неделю планомерно заражал ею и остальных, а теперь же и вовсе намеревался собрать у ëлки весь лагерь.

Заготовлены у него были и подарки. Кому-то символические – связку автоматных рожков, например, или же набор харчей, а для некоторых подарков пришлось изрядно поломать седеющую голову.

Должно быть, вся Зона слышала, как ржал Купец, получив его заказ. Так его повеселила строка: «Подарочная обëртка – три рулона, шапка деда мороза, красивые ленточки», – что он даже согласился доставить всё бесплатно, дабы не портить новогоднее волшебство денежным вопросом.

Наладив поставку товаров с большой земли, этот торгаш не перетрудился шепнуть водиле, чтоб тот заскочил в ближайший «Мир подарков», решив, что выполнение бесплатного заказа и будет подарком для Феди, который вполне это заслужил, потому как весь год вëл себя хорошо: притаскивал куски тел мутантов, всевозможные артефакты, да выполнял мелкие, важные одному ему, Купцу, заказы.

Обладая неким умением пробуждать в людях радость, Федя быстро расшевелил со своим Новым годом весь лагерь. Даже случайным путникам он дарил капельку своего бескрайнего жизнелюбия, будучи уверенным, что и здесь, в Зоне, можно на миг окунуться в эту сказку.

Шум же, могло показаться, бесплатно не был готов и шага сделать, но поучаствовать в предпраздничных хлопотах, начатых товарищем, оказался совсем не против и, зная нужных людей, даже смог заказать символические пару ящиков шампанского, которые ждали своего часа в тайнике в лагере. Теперь для настоящего Нового года недоставало лишь ëлки.

Сквозь плотную пелену туч блеснул мутный солнечный диск, на мгновение одарив бредущих путников своим теплом. Федя остановился и, прикрыв глаза, обратил лицо к небу, расплываясь в блаженной улыбке.

– Хорошо как, а? – заулыбался он.

– Время тянется как резина. Мрак до самой весны, по летним дождям соскучился, – глядя в небо, произнёс Шум и чуть зажмурился, когда порыв ветра ударил в его лицо, вздыбив небрежно уложенные назад тëмно-русые волосы.

– То-то и кайфую, что ещё, может, месяца два света солнечного толком не увидим, – Федя простоял с полминуты, пока солнце вновь не скрылось, после чего бодро зашагал, нагоняя Шума и протягивая ему шоколадный батончик.

– Где спëр, сладкоежка? В лагерь уж неделю никто еды не приносил, одних кабанов жрëм, того гляди сами захрюкаем, – Шум принял угощение и с аппетитом зачавкал, взамен поделившись с товарищем баночкой газировки.

– Не спëр, а выиграл. Мы ж сначала по мелочи играли, мне пëрло. А как пузырь на кон поставили – так я всё и проедренил, одни шоколадки остались. Для мозгов, говорят, полезно, мож, поумнею.

– Да ты и так интеллектуал, Федь. От ума одни проблемы, оно тебе надо? – Шум усмехнулся, пихнув напарника плечом, и зашагал чуть бодрее.

Покончив с перекусом, сталкерский дуэт значительно ускорился дабы к полудню успеть проскочить мельницу пока должники находятся на пересменке. С ними, конечно, все сталкеры держали твëрдый нейтралитет, однако старались обходить стороной. Особенно после того, как одному кадру вздумалось выслужиться и отловить парочку «незаконно находящихся на территории Зоны лиц».

Принималово происходило по всем правилам, даже с зачтением прав и, хотя в итоге этих двоих всё же отпустили, осадочек остался, а мнение о невозможности дружбы с краснопогонниками окончательно укоренилось в народе. Куда лучше брат-сталкер относился к фримэнам – эти шмон устраивали только на своей территории, и то исключительно в тех случаях, когда совсем не вышел рожей.

– Ты смотри-ка, откуда ж у них такое добро? – глядя на следы долговской пирушки, удивился Федя, когда они шагали по хуторку, состоящему из одной лишь мельницы да амбара. – Консервы-то, вон, импортные.

– Дед мороз приходил, – хохотнул Шум, совсем не подумав, что эта глупая шутка повлечёт за собой прорыв словесной дамбы Фëдора.

А начал он аж с далёких тысяча девятьсот лохматых годов, когда его, ещё пятилетнего, нарядили медвежонком на первое его празднование «ëлки». Рассказал он и о том, как его мама шила этот костюм после работы два вечера, и как некий одноклассник-злодей смеялся над костюмом Феди, и как этот костюм помог ему выиграть самый ценный приз – мешочек со сладким подарком. Вот только вместо банки сгущëнки в подарке оказалась, почему-то, тушёнка. Но сильно из-за этого никто не расстроился.

– Я тогда впервые тушëнку попробовал. Открыл отец, ложку мне дал и грит: ну, раз заслужил, то ешь, – подытожил пожилой сталкер.

– Съел?

– А то! Полбанки умял! Больше не влезло, я ж хилый совсем был, ручонки с палец толщиной, – впав в ностальгию, Фëдор вскинул вверх руку, показывая мизинец. – Обожрался, на горшке потом два часа тужился, будто банка целиком выходила!

И на всю округу, распугивая местную стаю слепышей, раздался хохот двух сталкеров.

Они неумолимо продолжали своё шествие за ëлкой, и уже начинало казаться, что Зона отводила от них все невзгоды как по Новогоднему волшебству, но эти чудеса закончились ровно с тем, как они покинули относительно безопасную долину и ступили в леса.

Ещё шагая по прилеску, оба заметно напряглись. Казалось, даже воздух стал тяжелее. С долиной закончились и шутки, и вообще всякая болтовня. Они, словно по щелчку, схватились за стволы. Оба предпочитали сначала стрелять, а уже потом разговаривать разговоры, ведь доля секунды, затраченная на это простое действие, могла в опасный момент стоить жизни. Сейчас же было достаточно направить ствол и вдавить спуск, чтоб кого угодно нашпиговать тяжёлыми медными пайками.

– Слышь?.. – полушёпотом заговорил Федя. – Ты там со стволом осторожнее, а то у меня жопа аж до игольного ушка сжимается, когда позади пушка на взводе…

– Да утихни ты, очкун, в безопасности твоя жопа! Я потому пушку и взвëл, чтоб тебе никто булку не отхватил, – шикнул Шум, пристально разглядывая окружающий их лес. – Главное, не пыли. Я первым начну, если что. Может по-тихому из лесов отрыгнëмся. А то своей грохоталкой всю местную гадость на обед пригласишь…

– Вот накоплю я себе на ВАЛ, тоже буду по-тихому вопросы решать… – приговаривал меж тем Федя, крадучись по едва заметной тропке.

– Накопит он… Накопитель, блин, спиртованный. Хотя б глушитель прикупил бы… Стоп!

Шум замер и, прекрасно понимая, что это означает, Федя последовал указанию. Поглубже вдохнув, он затих, стараясь даже дышать без звука чтобы не нарушать тишины.

Шум рывком скинул с головы капюшон и медленно опустился на колено, закрывая глаза и тщательно прислушиваясь: лёгкое дуновение морозного ветра, бродящего средь вековых деревьев, тихий шелест пожелтевшей листвы в кронах и едва уловимый слуху взмах крыльев чернобыльской вороны. Глубокий вдох. Звук собственного сердцебиения, в спокойном состоянии сниженный до семидесяти ударов в минуту, неровное дыхание Феди, возня юркнувших в свою нору крыс и хруст ветки где-то вдали.

Глаза Шума распахнулись и он тихо проговорил:

– Мать их, нарвались!

Через две секунды треск повторился, стал звучать всё чаще и интенсивнее, а среди деревьев, метрах в двухстах, замелькала стая мутантов. Двигались они наперерез сталкерской тропе, явно преследуя какую-то добычу, но это совершенно не означало, что они не захотят перекусить случайными путниками.

– Ни звука! – скомандовал Шум и, осторожно сойдя с тропы, уселся у поваленного дерева, сливаясь с замшелой древесиной, затем притянул за шиворот Федю и свернулся в клубок дабы стать ниже травы.

Свирепые твари, утробно хрипя и ломая ветки деревьев, молниеносно проносились по лесу, опьянённые запахом крови раненного животного, по следу которого они шли. Даже не успев уловить запаха людей, они умчались вдаль, и лишь когда звуки их присутствия пропали полностью, Шум поднял голову, глядя им вслед и звучно выдыхая.

– Охренеть, за две секунды вспотел, весь мокрый, будто обоссался… – поделился он и рукавом комбинезона стëр со лба проступившие градины пота, после чего откинулся спиной на ствол поваленного дерева, послужившего им укрытием.

Рука его невольно потянулась к пачке сигарет, как вдруг прямо на его штанину капнула вязкая пенистая жидкость, похожая цветом на машинную смазку. Заметил это и Федя. Их взгляды встретились.

– Сука! – рывком вскинув автомат, Шум спустил курок, отправляя автоматную очередь вверх, прямо над собой, но проворная, бывшая когда-то человеком, тварь, прыгнула на соседнее дерево и моментально отталкнулась от него ногами, совершая очередной прыжок.

Отсутствие губ и щёк навечно подарило мутанту злобный оскал, наводящий ужас на всех, кому довелось это лицезреть. Сквозь зубы сочилась чёрная жижа, стекая по подбородку частично прикрытой противогазом морды. Ярость мелькнула в разбитых зеницах газовой маски, и он уже был готов разорвать в клочья свою добычу, но тяжёлая ещё одна очередь скосила его, значительно меняя траекторию полëта. Врезавшись в дерево, прыгун свалился наземь и тут же получил оставшиеся полрожка, превратившие его голову в невнятное чëрно-бурое месиво.

– Допрыгался, кенгуру сраный… – заключил Шум.

Не желая привлекать внимание тварей, унёсшихся вдаль, Федя так и остался с пушкой на взводе, не спуская ствола с затихшего тела. Шум же, сменив рожок, сделал пяток контрольных выстрелов в череп и его основание, потому как не раз был свидетелем невиданной живучести этих чудовищ. Угомонился он лишь когда тошнотворная жижа, бывшая когда-то мозгом мутанта, плеснулась на пожухлую листву.

– Ну и слава Богу, – утирая пот со лба и висков платком, тихо проговорил Федя, на что напарник цокнул языком.

– Мне слава, Федь, мне! Эту лягушку прыгучую не молнией убило, а моей пулей, – смочив пересохшее горло, Шум продолжил путь, на ходу заряжая опустевший автоматный рожок.

– Ну, и тебе тоже. Заслужил, – нервно выдохнул напарник и шагнул следом, опасливо озираясь в надежде, что эти твари не окажутся столь умны, чтоб вернуться и разузнать куда же подевался их сородич.

Охотником он был неплохим, как собственно и Шум, вот только очень уж боялся, когда сам становился дичью для целой стаи мутантов. Любая незапланированная встреча с монстрами повергала его в ужас, он напрягался так, что скрипели его поджилки, и был готов бежать на немыслимых скоростях, лишь бы избежать стычки, оттого вскоре обогнал Шума, да ещё и стал поторапливать.

Только миновав лес, Федя окончательно успокоился и сбавил скорость, усаживаясь на отдых в первом же подвернувшемся месте, которым по случайности оказался старый советский автобус, в далëком восемьдесят шестом нашедший своё последнее пристанище в канаве у дороги. Прошагав по прогнившему полу, Федя плюхнулся на одно из полопавшихся сидений. Шум же, заняв водительское место, уложил автомат на колени и обхватил обеими ладонями баранку.

– Слышь, безбилетник? За проезд передавай! А то ж высажу у самой станции! – бросил с усмешкой сталкер и, с силой провернув руль, загрохотал рычагом переключения передач. – Пешком оттуда пойдёшь за своей ёлкой!

– Ты-то, небось, и не застал уже таких, а? – спросил Фëдор и, выгрузив из рюкзака обед, наскоро развёл огонь прямо на полу автобуса.

– Как эт не застал? Я, когда в Зону уходил, как раз на таком из города и линял, – с комфортом откинувшись на спинку удобного сиденья, бугай закурил, выставляя руку в окно, словно настоящий маршрутчик.

– Да? А проезд сколько стоил?

– Рублей двенадцать, вроде, – Шум настроил под себя уцелевшее зеркало заднего вида и стал присматривать за обстановкой.

– А я ещё помню время, когда проезд стоил двадцать копеек. Как-то под Новый год потратил все деньги на конфеты! Последнюю копейку и ту спустил, «Раковых шеек» купил. Так половина автобуса скидывалась, чтоб меня не погнали! Мамка, правда, люлей потом дала, она ж меня не за этим посылала… – снова ударяясь в воспоминания, Федя поставил в огонь пару банок рисовой каши.

– А раковых жопок не купил? – поржал Шум, на что его старший напарник цокнул языком.

– Вот оболтус, конфеты такие были! Вкусные, между прочим… У них внутри начинка была из какао. Давай не болтай, жрать лучше иди.

Покончив с обедом, сталкеры двинули в путь, который, к удивлению обоих, проходил весьма гладко аж до самого вечера. Но, как известно, желаемое «хорошо» не могло продолжаться вечно. Смеркалось и холодало, Федя то и дело пыхтел, обдавая дыханием мёрзнущие руки и, лишь когда побелели кончики пальцев, матерясь, натянул перчатки, в которых было не слишком-то удобно пользоваться оружием да выковыривать из подсумка гайки.

– Федька, руки-крюки, топай сзади, а то ëлку только к лету сыщем.

– Да ощущения не те, в перчатках-то… – хохотнул тот.

В несколько шагов обогнав грузного напарника, Шум продолжил путь. Руки-то мëрзли и у него, вот только его перчатки, идущие в комплектации комбинезона, таких неудобств не создавали, и снимал он их разве что когда ел или имел острую необходимость коснуться своего же лица.

В плане радиации и всяческого дерьма, конечно, он брезгливым не был, но чтоб этими же перчатками еды коснуться или лица – никогда. Такой пунктик по части радиозащиты, может, и не продлевал жизнь надолго, но уж точно не был во вред.

– Федя – съел медведя, газы, – обратился Шум, расчехляя шлем и начиная привычную возню с трубками рециркулирующей коробки.

Напялив его, он поправил экран и ещё с минуту проверял герметичность костюма, в то время как напарник, стоя за спиной, напялил противогаз и от нетерпения хотел было уже рвануть первым.

– Да иди ж ты уже, ну етить твоё дышло! – ворчал он.

– Состариться боишься пока ждëшь? Уже ведь дед, – глухо донеслось из-под шлема и, убедившись в своей готовности, Шум двинул в болотистую низину, осторожно ступая по склону, заросшему скользкой, мокрой травой.

Чем дальше они уходили в эти болота, тем гуще становился ядовитый, кислотный туман, созданный испарениями десятков химических аномалий.

Мрачная туманка, булькая жижей под ногами, приняла гостей. Свет почти не касался этой болотистой почвы даже в погожий день, сейчас же и вовсе в пору было доставать фонарь, но тропу Шум знал хорошо, да и видимость оказалась приемлемой. Были, на удивление, в туманке и свои плюсы: непрекращающиеся химические реакции и обилие термических аномалий, спрятавшихся в болотах, создавали здесь довольно комфортную для нахождения температуру, которая не раз спасала путников зимой. Завернув в эту яму, сталкеры просто устраивали привал и, отогревшись, шли дальше.

– Лучше бы обошли, через маску, кажись, и то глаза ест… – Федя, до этого бодро чавкающий сапогами по грязи, вдруг замешкался и заорал. – Гляди! Видишь?! Ты его видишь?!

Резко обернувшись, Шум уловил точку зрения напарника и, вскинув автомат, как следует присмотрелся, затем повертелся вокруг своей оси, но не увидел ровным счётом ничего. Федя же, готовый начать палить, медленно убрал палец со спуска, словно избавившись от наваждения.

– Ну и уродливый засранец… Ты бы видел, Шум, я чуть не обосрался… – нервно выдохнул старый.

– Да я сам чуть не того! Чë ж ты орëшь так?! – Шум глянул на Федю и одарил друга недовольным взглядом, который из-за шлема остался незамеченным.

– Пси-очаг, что ли? Я его как тебя видел, только подальше… – оправдывался напарник, вышагивая следом и напевая себе под нос какую-то занудную песенку про Новый год чтобы успокоиться.

В какой-то момент, слушая заевшую Фëдорову пластинку, Шум поймал себя на мысли, что подпевает и сам, правда делал он это в уме. Он и не заметил, как впал в раздумья, на автомате лавируя меж аномалий и обходя грязные кислотные лужи. А думал он о прошлых своих празднованиях Нового года.

Не было у него предновогоднего настроения, и атмосферы этой ему почувствовать не удавалось, а по обрывкам смутных воспоминаний он так и не понял, испытывал ли он вообще когда-либо подобные чувства: трепет при распаковке подарков, приятная душе предновогодняя суета и всеобщая радость от проводов старого и встречи наступающего года…

Кажется, он делал это, повинуясь исключительно стадным инстинктам. Все наряжают ëлку – и он за компанию. Сидят за столом – он тут же. А какие ему дарили подарки, он и припомнить не мог. Единственное, что он чëтко помнил – это мешочек со сладостями, привезëнный отцом с вахты. И то, вспомнил он о нём лишь тогда, когда заговорил об этом Федя. Только Шум, в отличие от старшего своего товарища, не в медведя был наряжен, а в тигра.

Вспоминать об этом было стыдно. Чересчур скромный и застенчивый парнишка, оказавшись в общем кругу, по которому передавали посох Деда Мороза, просто замер, получив обмотанную мишурой палку, за что и должен был танцевать. Танца, само собой, не последовало. Но откуда тогда взялся сладкий подарок?..

– Гляди… Может, целый? – окликнул Федя, указывая куда-то в болотце, где из мутной воды торчала лямка рюкзака, которую, погрязнув в мыслительных процессах, не заметил Шум.

– Да, наверное. Глянем?

– Мгм. Только смотри, руками не лезь, видишь? Аномалия, кажись? – для достоверности Фëдор метнул гайку, и та, пролетая над рюкзаком, распалась на несколько частей, будто разрезанная невидимыми ножами.