Я не боюсь стареть. Как принять и полюбить то, что невозможно отменить

Эльке Хайденрайх

Я не боюсь стареть. Как принять и полюбить то, что невозможно отменить

Altern: Alle wollen alt werden, niemand will es sein. Ist das nicht absurd?

Elke Heidenreich

© 2024 Hanser Berlin in der Carl Hanser Verlag GmbH & Co. KG, Munchen

Во внутреннем оформлении использованы иллюстрации:

Feodora_21 / Shutterstock / FOTODOM

Используется по лицензии от Shutterstock / FOTODOM

© Стеценко О. А., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2025

* * *

Я с благодарностью и любовью посвящаю это произведение моей подруге Элизабет фон Боррис. Эта женщина подарила мне любовь, тепло и кров, когда я была несчастным подростком. На момент написания книги ей исполнилось 106 лет.

Цицерон, «Катон Старший, или О старости»: «Для меня лично создание этой книги было столь приятным, что оно не только сняло с меня все тяготы старости, но даже сделало ее тихой и приятной».

Я совершенно погубила свою жизнь

Я родилась во время Второй мировой войны. Мои родители не были милыми людьми, а я не была хорошим ребенком. Когда наши конфликты становились невыносимыми, я шла в протестантский приход, бесчувственный и интеллектуальный. Там, в доме пастора, у меня была приемная семья. За обеденным столом мы обсуждали Хайдеггера[1] и Хабермаса[2], а не то, как прошел мой день.

Уроки игры на фортепиано, репетитор по математике, экзамен. Учеба, заброшенная через три года, длительное пребывание в больнице – операция на легких. Врачи тогда давали мне пять лет. Оно и понятно: я курила одну сигарету за другой чуть ли не с начальной школы.

Первый брак, слишком ранний; через пару лет – развод. Второй брак, продлившийся 25 лет, и второй развод через 42 года. Снова больница – рак. Конечно, неправильная жизнь.

Работа на телевидении, где самая лучшая программа, которую я создала – книжная передача «Читай!» – была загублена, потому что я назвала телеканал ZDF[3] бескультурщиной и ушла.

Переезд в Кёльн – город, который тогда казался мне невероятным, а теперь превратился в провинцию. Здесь я и сижу сейчас. Мне 80, я не сплю по ночам и думаю: как долго еще это будет продолжаться?

У меня была невероятно чудесная жизнь

В начале жизни – в первые два года войны – я не замечала или не понимала, что происходит вокруг. Родители любили меня, но были придавлены руинами Германии и своего брака. Я, предоставленная самой себе, уже собиралась начать вести распутную жизнь, как и многие мои сверстницы в те времена. Но вмешался священник из нашего прихода – они с женой фактически заменили мне родителей. Вместе с ними я переехала в Бонн.

Большой приходской дом, образование, книги, беседы о литературе за ужином. Уроки игры на фортепиано, экзамены и учеба. Все это было в моей юности.

Я преодолела тяжелую болезнь, вышла замуж за милого и умного человека. Мы были слишком молоды, чтобы сохранить семью, но смогли остаться друзьями. Я по сей день считаю его близким человеком.

Мой второй брак продлился долго – целых 25 в основном счастливых лет. После разрыва я жила с очень одаренным, хоть и сложным музыкантом намного моложе меня. Успешно работала на телевидении, хорошо зарабатывала, запустила программу «Читай!», которую в конце концов забросила из-за полного изнеможения.

Красивый дом, верные друзья, чудесная собака, никаких переживаний. 80 – не проблема. По ночам, когда не сплю, я чувствую благодарность за такую долгую, спокойную и мирную жизнь в демократической стране.

Так.

А теперь, пожалуйста, выберите из этих двух версий жизни одну.

Помимо прочего, стоит сказать, что всю свою жизнь я слишком много курила и пила, легкомысленно гоняла на мотоцикле, а позже – на машине, никогда не занималась спортом. У меня нет таланта хранить верность партнеру, поэтому я не была идеальной женой. Я написала десятки бестселлеров, так что мне не нужно переживать о хлебе насущном. Я сижу в доме, полном книг, и думаю: как же все-таки прекрасна жизнь.

Ах да, возраст. В конце концов, как так? С каких пор? Откуда это вдруг взялось? Почему?

Давайте проясним одну вещь. Я никогда не была матерью. Следовательно, не должна и не могу стать бабушкой. Это не хорошо и не плохо – просто так сложилось. Я всегда жила – и продолжаю жить – только для себя. Естественно, я старею иначе, чем женщины, у которых все это было. У таких, как я, совершенно другой жизненный замысел, другая судьба и совсем другое старение.

У пожилых матерей есть дети и внуки, о которых можно заботиться. В свою очередь, потомки помогают этим женщинам деньгами и делом. У меня – не так.

То, что всегда пугало меня больше, чем болезнь, несчастье или разлука – это зависимость. Я никогда не зависела ни от одного мужчины, всегда думала только о себе и буду делать так до последнего вдоха. Если потребуется, найму себе сиделку. По возможности останусь в собственном доме. Итак: у меня нет семьи, а мой спутник жизни моложе меня на 28 лет. Он художник, живущий совсем в другом мире, и никак не подходит на роль сиделки.

Вот так.

Что же делает со мной возраст?

Понятия не имею. Просто знаю: я смотрю ему в глаза, не отрицаю его, не пытаюсь казаться моложе. И, конечно, не считаю, что с возрастом жизнь становится менее ценной.

Возможно, я что-то путаю, но, на мой взгляд, я все еще выгляжу хорошо – в смысле, не слишком помята. Я никогда не была красавицей, но зато возраст никак не сказался на моей коже (никогда не умывайтесь теплой водой!). У меня, как и у всех женщин в моей семье, почти нет морщин – хорошая соединительная ткань. Но иногда, видя свое отражение в витрине универмага, я думаю: кто эта угрюмая старуха с растрепанными волосами? Ах да, это же я! Руки и шея, конечно, выдают мой возраст.

Ха! Так начинает Наталия Гинзбург[4] свое произведение «Die Frauen[5]» в 1971 году: «Первое, что стареет у женщин – это шея. Каждый день вы видите в зеркале усыпанную морщинами шею. “Как же это случилось?” – говорите вы, имея в виду: “Почему это случилось со мной? Мной, которая от природы всегда была молода?”»

На моем лице почти нет морщин, и я ничего для этого не делала. Никогда не стала бы делать – не хочу отключать тело наркозом ради такой цели. Достаточно того, что из-за плохого зрения каждые несколько недель мне вводят в глаза иглы. Это настолько ужасно, что я соглашаюсь на короткую анестезию.

В стихотворении австрийской поэтессы Кристины Лавант, столь нежно мной любимой, в первой строфе говорится:

Мое зрение больше ничего не стоит,Слух тоже постепенно угасает,Скоро я буду столь же бессмысленной,Как измученная лошадь,Но никогда не буду такой преданной,Моя воля заставляет меня содрогаться (…)

Моя воля заставляет меня содрогаться – и жить! В конце концов, это хороший настрой.

Конечно, несколько морщин у меня все же есть. Их я приобрела в расплату за долгие ночи, проведенные с друзьями, за всю эту нездоровую чудесную жизнь, наполненную невероятным количеством смеха и любви. А еще за слезы. Но я не жалею, что столько плакала – от горя, любви, счастья. Я бы никогда не стала избавляться от этих морщин – не говоря уж о том, чтоб накачать губы. Как выглядят эти перекаченные женщины в свои 80? Конечно, не все довели себя до такого состояния, как Джейн Фонда или Шер. Но и за умеренным обманчивым блеском скрывается фальшь. Я не хочу быть произведением искусства, я хочу быть СОБОЙ. С растрепанными волосами, которые чудесным образом почти не седеют. С очками. Со всеми шрамами от несчастий и болезней.

Роман «Любовник» Маргериты Дюрас[6] начинается так:

«Однажды – я была уже в годах – в холле какого-то учреждения ко мне подошел мужчина. Он представился и сказал: “Вы меня не помните, но я знаю вас всю жизнь. Говорят, вы были красивы в юности, а для меня вы красивее сейчас, чем тогда, мне меньше нравилось ваше лицо юной девушки, чем теперешнее – опустошенное лицо”».

Я и правда считаю старые, опустошенные жизнью лица Жанны Моро[7] или Луизы Буржуа[8] прекрасными. Они гораздо больше рассказывают о невероятно насыщенной жизни, чем лица женщин с пухлыми щеками, надутыми ботоксом.

Мы стареем иначе, чем наши родители.

Раньше, когда тебе было за 50, ты уже был старым, отработанным материалом. Сегодня многие восьмидесятилетние поддерживают хорошую физическую форму, находятся в ясном уме, участвуют в ежедневной гонке. Мир меняется, и мы вместе с ним. Мы дольше сохраняем гибкость мышления, да и медицинское обслуживание сейчас лучше.

Вот что я написала в колонке для одного женского журнала более десяти лет назад:

«Иногда мне кажется, что мне 108 и выгляжу я так же. Иногда я чувствую себя на 40, и выгляжу на этот возраст – это дни, когда я сияю. Сегодня по ощущениям мне 69, и выгляжу я соответственно. Болят кости, и больше всего мне хотелось бы вообще не вставать с постели, но я всегда заставляю себя подняться в половине девятого, и в половине десятого я неизменно уже сижу за столом. Кости ноют из-за боли в мышцах, а все потому что недавно мне пришлось пойти в фитнес-центр после грыжи межпозвоночного диска, и я с презрением надеваю спортивную одежду (не ту, что неонового цвета, нет – все элегантно, в траурно-черном цвете) и позволяю прекрасной Джанин мучить меня: мне нужно лечь на маленький мячик и всем туловищем подняться, держа в руках гантели по два килограмма. Это полезно для мышц живота. Мне нужно встать на шаткую платформу и согнуть колени – для равновесия и укрепления бедер. Всякий раз, когда силы меня покидают, Джанин говорит: “Еще восемь раз!”, а я в ответ: “Еще четыре”. Тогда она говорит: “Хорошо, еще шесть”. Без нее я бы вообще этим не занималась, и я даже плачу ей за то, чтобы она надо мной издевалась. Это то, что нужно, чтобы стареть и оставаться здоровой. Я признаю: это работает, и я обязана этому факту и тому, что, к счастью, любви все возрасты покорны, и есть дни, когда я выгляжу и сияю, будто мне 40. Хоть и все реже, но они есть».

Да, иногда ваш возраст соответствует вашим ощущениям. Но в основном вы старше. Одна великолепная модель Vogue как-то сказала в интервью:

«Я, конечно, знаю, что не буду вечно молодой и “однажды мне тоже будет 30”». Слишком прекрасно.

Я больше не занимаюсь спортом, но слежу за тем, чтобы рядом всегда была собака, которую нужно выгуливать два часа в день. В целом, я прекрасно справляюсь с этим проклятым старением. Ведь это значит, что я все еще жива. Я, которая в 23 года – до тяжелой операции на легких – уже составила завещание: «Мою коллекцию детских книг я завещаю отдать в библиотеку, классики и аккордеон остаются Альбрехту, а деньги на моем счету потратьте на мои похороны и то, чтобы Тедди Фритц[9] тоже оказался со мной в гробу!»

Какой была моя жизнь?

Детство в пятидесятые годы было нелегким. Родители – вечно уставшие и перегруженные работой после проигранной войны. Учителя – выходцы из рядов нацистов – нас били. Каким же одиноким ребенком я была! Очень начитанным ребенком при этом. Я сидела за швейной машинкой матери, над которой висело зеркало, и разговаривала со своим отражением на разных выдуманных языках. Рассказывала стихи, читала вслух – все это для того, чтобы услышать хоть чей-то голос в тихие послеполуденные часы.

Как ужасно было в 16, 17 из-за постоянно разбитого сердца! В моих дневниках после 1958 года были сплошные жалобы: он меня не любит, не придет, я не могу этого вынести – и все в таком духе. Сколько же времени было потрачено впустую, пока я ночами выла над дневником! И уже тогда помогали книги.

Я прочитала «Голоса травы» Трумана Капоте и нашла фразу: «Мне было 11, потом 16. Хотя никаких почестей мне не досталось, это были прекрасные годы». Вот что заставило меня задуматься. Должно же быть что-то особенное в молодости?

«Тебе должно быть снова 20, чтоб быть так же влюбленным, как когда-то», – говорится в одном из слащавых фильмов. Только не это! Что можно знать о любви в 20? Броситься в омут с головой, удариться этой головой на мелководье и остаться с парализованной душой.

Я не была счастлива в 20. Мужчины, учеба, книги – все это так запутанно. Нет дома, только комнаты с мебелью. Ни собаки, ни сада, ни кошки. Нигде мне нет места. Еще нет настоящего лица. Но в 20, по крайней мере, уже не так плохо, как в 17. Там ты еще даже близко не самодостаточен.

Нет, юность была отнюдь не прекрасна. Когда мне исполнилось 30 – вот это было прекрасно. 40 – чудесный возраст! В произведении «Die Frauen» итальянская писательница Наталия Гинзбург в 1970 годах писала: «В 40 лет вы начинаете задаваться вопросом, что можно сделать, чтобы не стать тем смешным, несимпатичным и грустным животным, которое называют “женщиной среднего возраста”».

50: абсолютная меланхолия, но в то же время удивительно безмятежный период. 60: все постепенно становится серьезным, первые дневники и любовные письма на память уже в мусорке. Все, что следует за этим возрастом – подарок. Почти все, что случилось до 30 – мучение. Сегодня я сильнее и увереннее, чем тогда с кокетливой розовой помадой на губах (моя первая и единственная). В 20 мне все же стоило быть немного умнее: не так много курить, лучше питаться и заводить меньше интрижек. Не выходить так рано замуж. Не так часто переезжать и больше отдыхать. Но я была не столь умна. Я была на пороге того, что вы называете ЖИЗНЬЮ, и многое тогда просто неправильно понимала. Мой толстенный дневник 1963 года, знаменующий мои 20 лет, полон горечи и вопросов, пронизан строчками из стихотворений вроде «когда о твое каменное сердце сломались мои крылья» или «я всегда в море и больше не приземляюсь» (Эльза Ласкер-Шюлер[10]) или «ты хочешь одолжить ключевое слово – только у кого?» (Готфрид Бенн[11]).

Запись от 25 апреля 1963 года, большая, диким шрифтом: «Чего я действительно хочу?» Сегодня я это уже знаю. Я пережила все, что было необходимо, чтобы знать, чего я хочу. Я хочу быть бодрой, внимательной, быть свидетелем мира, но уже не нести ответственность за происходящее в нем.

В то время после школы я перечитывала «Страдания юного Вертера» Гёте и пометила, что Вертер написал своему другу Вильгельму:

«Я мог бы вести чудесную, радостную жизнь, не будь я глупцом. Обстоятельства складываются на редкость счастливо для меня. Увы! Верно говорят, что счастье наше в нас самих».

В 20 лет наше сердце не готово.

Оно полно страха и тоски из-за совершенного незнания. Испытывая счастье, мы его не чувствуем и не осознаем до тех пор, пока не потеряем. «Я была счастливой женщиной», – этой гениальной фразой открывается повествование голландки Маргрит Де Моор.

Сегодня я знаю, что счастье – это не то состояние, к которому нужно отчаянно стремиться.

Это лишь мгновение, и я научилась видеть его и чувствовать. Счастье всей жизни складывается из суммы счастливых мгновений. Сейчас я гораздо ближе к этому счастью, чем тогда, в 20 лет.

Молодость была бы прекрасна, если бы она была немного позже, и мы были бы уже немного мудрее, согласны? Для юнцов она совершенно бесполезна! Бесконечная утомительная учеба в школе, затем – в университете. Башни мудрости так бесконечно далеко! Почти без денег, в паршивых аудиториях, с изнурительной работой на семинарах, с авторитетными и авторитарными профессорами. И вечная неуверенность в том, что принесет 1968, казавшийся тогда еще таким далеким. Мучительный вопрос: к чему все это приведет, к какой профессии и, главное, когда.

Результатом для меня стала потрясающая жизнь.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Мартин Хайдеггер – немецкий философ-экзистенциалист, создал учение о Бытии в своей наиболее известной работе «Бытие и время» в духе экзистенциализма. Существенно повлиял на онтологию и континентальную философию XX века.

2

Юрген Хабермас – немецкий философ и социолог. Профессор Франкфуртского университета имени Иоганна Вольфганга Гёте. Директор Института по исследованию условий жизни научно-технического мира Общества Макса Планка в Штарнберге.

3

ZDF (Zweites Deutsches Fernsehen) – немецкое телевидение, вторая программа страны. Тематика канала – информационная, общественно-политическая и художественная.

4

Наталия Гинзбург (итал. Natalia Ginzburg) – итальянская писательница и переводчица. Родилась 16 июля 1916 года в Палермо, умерла 7 октября 1991 года в Риме.

5

«Женщины», нем.

6

Маргарита Дюрас – французская писательница, сценарист, режиссер и актриса.

7

Жанна Моро – французская актриса театра и кино, певица, кинорежиссер, сценаристка и продюсер. Получила наибольшее признание в фильмах режиссеров «новой волны».

8

Луиза Буржуа – американский скульптор, живописец и график французского происхождения.

9

Название мягкой игрушки.

10

Эльза Ласкер-Шюлер – немецкая поэтесса и писательница еврейского происхождения, одна из представительниц экспрессионизма.

11

Готфрид Бенн – немецкий эссеист, новеллист и поэт-экспрессионист, врач. Сначала был сторонником, а затем критиком нацистского режима. Бенн оказал большое влияние на немецкую литературу до- и посленацистского периода.