И были схватки боевые…

Если первое упоминание о нашей борьбе датируется 993 годом (Ян Усмарь), то первое изображение борцов отделяют от него целых два столетия. В 1197 году в столице Владимиро-Суздальского княжества – граде Владимире, на высоком берегу Клязьмы, было закончено строительство удивительного по красоте Дмитровского собора. Все наружные стены собора, являющегося памятником не только русской, но и мировой архитектуры, покрыты сплошным узорочьем белокаменной резьбы. Мастера сумели перенести на камень приемы древнерусской резьбы по дереву. Вполне понятно, что помещенные на церковных стенах барельефы изображают библейские и мифологические сцены, святых и князей. И среди этого множества канонических сюжетов один-единственный барельеф выглядит совершенно непонятно и противоречиво. Это изображение борцовской схватки. Не только необычность, но и противоестественность такой «греховной» спортивной сцены – игрища на стенах культового здания – специально отметил академик Б. А. Рыбаков.

Тщательность исполнения барельефа, казалось бы, позволяет сделать определенные выводы о правилах существовавшей и те годы борьбы. Но для того, чтобы получить право делать такие выводы, необходимо сначала определить, какой именно характер имеет барельеф: нужный нам реалистически бытовой или условно культовый, неизбежно игнорирующий, искажающий важные для нас действительные детали?

Последнее на первый взгляд представляется более вероятным. На церковной стене и сюжет должен быть религиозным. К тому же в Библии, представьте себе, действительно есть борцовская сценка. Речь идет о том, что патриарху Иакову противостоял в борьбе некто ему неизвестный. Борьба была очень долгой, необычайно упорной, но не давала преимущества ни одному из борющихся. И тогда соперник, не имея возможности одолеть патриарха в равной борьбе, коснулся его бедра и этим прикосновением искалечил ему ногу, оставив хромым на всю жизнь. Уходя, неизвестный сказал Иакову, что тот боролся не с кем иным, как с самим богом.

Известно, что Библия отнюдь не является неким божественным откровением, а в действительности всего лишь фиксирует отзвуки давным-давно минувших исторических событий. Естественно, что в ней, как и в индийских Ведах, нашла отражение популярность борьбы, на этот раз среди древних народов Ближнего Востока. И даже такой факт, что уже в ту эпоху существовали болевые приемы, способные причинить серьезную травму и вызвать хромоту. (Впоследствии цирковые профессионалы, оправдывая свою нечестность и грубость в борьбе, пошучивали, что первым запрещенный прием использовал еще сам господь бог.)

Борьба Иакова с богом или, как трактуют Библию теологи, не с самим богом, а всего лишь с его ангелом, не раз изображалась художниками различных эпох и стран, в том числе и нашими. Подобное изображение начала XIII века можно видеть на «Златых вратах» старейшего Рождественского собора в Суздале.

В церковном изобразительном искусстве сложились определенные традиции, свои каноны. Силы небесные должны были изображаться возвышенными и уж, конечно, совершенно отрешенными от суетных земных страстей.

Показать ангела в напряжении действительной борцовской схватки было вещью заведомо неприемлемой. Художник должен был изобразить не саму борьбу как таковую, а всего лишь своеобразный ее символ. Именно это мы и видим на «Златых вратах».

Для того чтобы один из борющихся не заслонил лица другого, художник представил их в некотором отдалении друг от друга, а отнюдь не в действительном, плотном борцовском захвате. На такой дистанции руки вообще не могут обхватить противника, поэтому кисти борющихся с неестественно выпрямленными пальцами спокойно лежат на боку соперника, словно поглаживая или похлопывая его. Ангел представлен как на иконах: в долгополых до земли одеждах, с крыльями и нимбом над головой.

Сопоставляя эту каноническую картину с владимирским барельефом, можно сразу же сказать, что борется там отнюдь не ангел, а самый простой смертный, не имеющий ни крыльев, ни обязательного нимба. Одежда борющихся состоит из простых опоясанных рубах длиной до колена, и с вышивкой по кромке подола, обычных в быту простолюдинов. Сценка на барельефе и впрямь не религиозная, а чисто бытовая. Присмотримся к ней повнимательнее.

Взявшись за пояса друг друга, борцы наклонились вперед и сошлись грудь в грудь так, что голова приходится над плечом соперника. Ноги для большей устойчивости немного согнуты в коленях, и одна нога выставлена вперед. Во внешне статичных позах борцов чувствуется их мощь, готовая вот-вот взорваться красивым внезапным броском. В общем, это типичная картина схватки наших поясных борцов, какой она сохранилась и в последующие века. Такой ее увидел в XIII столетии побывавший в России английский художник Джон-Августин Аткинсон, а и прошлом веке – его русский коллега И. С. Щедровский. Оба запечатлели крестьян, борющихся по тем же самым правилам, что и борцы с владимирского барельефа.

Что же это за правила? И что дает нам основания судить о тех правилах, по которым боролись добрые молодцы в XII веке? Подобную возможность предоставляет та безусловно реалистичная манера, в которой выполнил барельеф талантливый, но безвестный древний художник. Ничего не изображает он условно, приблизительно, любая деталь у него правдива и полна значения. И сразу бросается в глаза, как близко поставлены ноги одного борца к ногам другого. Такое возможно только при условии, что борющиеся не опасаются подножек. Ведь в тех видах борьбы, где допустимы подножки, борцы стараются обезопасить себя от таких бросков, отставляют ноги назад, подальше от ног партнера. Вот почему можно уверенно утверждать, что ко времени создания барельефа на Дмитровском соборе на Руси уже широко практиковалась поясная борьба, в которой были запрещены броски с помощью ног.

Однако, несмотря на это ограничение, в распоряжении борцов находился достаточно большой арсенал бросков. Из положения захвата за пояс, как, впрочем, и при борьбе «в обхват», можно было делать различного рода сбивания за счет неожиданных и резких рывков в сторону, лишавших соперника равновесия. При этом учитывалось направление усилий партнера и положение его наименьшей устойчивости. После одного или нескольких обманных рывков делался основной – уже в противоположную сторону. Не на последнем месте был и силовой русский ломок, в том числе и с предварительным отрывом партнера от земли, начиная исполнение броска еще в тот момент, когда его ноги находились в воздухе.

Особенно мощные борцы просто вздымали соперника высоко вверх, и, перевернув на лету, бросали спиной на землю. Брали на «косую бедру» и еще – бросали «через голову». В современной борьбе этот прием с собственным падением получил более точное название «бросок через плечо». Отклоняясь назад и в сторону (например – в левую), отрывали партнера от земли, как бы стараясь перебросить его через свое левое плечо. Затем, не прерывая движения, начинали падение на землю вместе с соперником. Уже падая, нужно было повернуться так, чтобы уложить его спиной на землю, а самому упасть на него или рядом с ним на левое плечо. Были, говорят, и такие силачи, которые делали этот бросок без собственного падения, за счет только одного мощного «взмаха» партнером.

Можно было сделать и «мельницу» (но совсем не ту, что в современной борьбе). Оторвав соперника от земли, начинали кружить его вокруг себя, переступая на месте. Когда же его тело приобретало достаточную инерцию и он уже не в силах был ничего сделать, неожиданно переворачивали его и укладывали на лопатки.

Вот такими были эти два старейших вида борьбы – «в обхват» и «поясная», что же касается третьего – «не в схватку», то рассказ о нем впереди.

«Не начать ли нам, братья, старыми словами тяжкую повесть о сражениях Игоря, Игоря Святославича? И пусть начнется эта песнь по былям сего времени, а не по замышлению Бояна. Ибо вещий Боян, если хочет творить песню в чью-то честь, то растекается мыслию по древу, серым волком по земле, сизым орлом под облаками. Ибо, как говорит он, помнит первых времен междоусобицу.

Пускает он тогда десять охотничьих соколов на стаю лебедей, и которая лебедь первой настигнута, та и песнь поет старому Ярославу, храброму Мстиславу, который зарезал Редедю перед косожскими полками…»

«Слово о полку Игореве»

(Перевод с древнерусского сделан автором настоящей книги.)

Глава третья. Иже зарезал Редедю

В зале Русского музея в Ленинграде, где выставлено полотно Угрюмова «Испытание силы Яна Усмаря», экспонируется и еще одна картина, рассказывающая об ином старинном борцовском единоборстве не на жизнь, а на смерть. Она принадлежит кисти ученика Угрюмова Андрея Ивановича Иванова, известного художника начала прошлого века, профессора Академии художеств. и называется «Единоборство Мстислава Удалого с Редедей». Это обширное полотно, исполненное в традициях классицизма, где борющиеся изображены полуобнаженными, подобно греческим атлетам, а летящая аллегорическая слава возлагает лавровый венок на голову победителю Мстиславу. И конечно же, не случайно обратился художник к этому героическому эпизоду из истории Древней Руси именно в 1812 году, когда на полях России шла борьба с непобедимой доселе армией Наполеона.

Это тот самый Мстислав, о воинской доблести которого пели славный древнерусский бард Боян и гениальный анонимный автор «Слова о полку Игореве».

«Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти – вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине…» – этими словами польского поэта Ю. Немцевича поэт-декабрист Кондратий Рылеев открывал свою патриотическую книгу исторических стихотворений «Думы», изданную в год восстания и переизданную через тридцать пять лет Вольной русской типографией Герцена и Огарева в Лондоне. Наряду с поэмой о Ермаке, обратившейся в любимую народом песню, было в «Думах» и стихотворение «Мстислав Удалый». А. С. Пушкин в эпилоге к «Кавказскому пленнику» вспоминает «Мстислава древний поединок» и говорит о своем намерении написать поэму о Мстиславе. В 1822 го ду поэт составил подробный план поэмы «Мстислав», и можно только сожалеть, что план так и остался неосуществленным…

Что же представлял собой князь Мстислав, чья личность с таким постоянством привлекала внимание наших одареннейших поэтов и художников?

Мстислав жил в конце X – начале XI века и был одним из дюжины сыновей князя Владимира от разных жен.

Еще при жизни Владимир распределил русские княжества между сыновьями, но после смерти отца между братьями тут же вспыхнула кровавая междоусобица, стоившая жизни и им самим и множеству их воинов. Враждовавшие князья для увеличения своих сил всячески старались привлечь на свою сторону иноземные рати: печенегов, варягов, поляков, которые беззастенчиво притесняли, грабили и убивали мирных жителей.

Победителем в междоусобной борьбе вышел Ярослав, который впоследствии заслужил прозвание Мудрый. Вскоре, однако, выяснилось, что борьба еще не закончена.

Против победителя выступил его младший брат Мстислав, княживший в Тмутаракани.

Долго пришлось гадать историкам, прежде чем смогли они точно установить местонахождение этого легендарного древнерусского княжества. И неспроста в нашем языке словом «тмутаракань» до сих пор называют очень отдаленную местность, «край земли». Было это очень отдаленное и отрезанное от других русских земель враждебной печенежской степью княжество, основанное еще воинственным Святославом после сокрушительного разгрома им хазар.

Располагалось оно по обе стороны Керченского пролива: на восточной оконечности Крыма, и главным образом в западной части нынешнего Краснодарского края, где на берегу Таманского залива и стоял сам город Тмутаракань. Это был оживленный торговый порт, важный стратегический пункт и один из древнейших центров русской культуры.

Удаленность Тмутаракани и окружение ее со всех сторон чужими, нередко враждебными, землями, определила немаловажную особенность княжества. Сюда, в далекий и опасный край стекались лихие удальцы, искатели приключений и все, кто был чем-то недоволен или обижен в стольном Киеве. Обитатели Тмутараканской земли отличались смелостью и воинственностью, без которых едва ли можно было выжить в подобных условиях.

Под стать своим воинам был и князь Мстислав, которого недаром называли Храбрым.

Летопись оставила нам такое описание князя: «Был же Мстислав дороден, краснолиц, с большими очами, храбр в сражениях, милостив, любил дружину без меры, имения своего для нее не щадил, ни в питье, ни в пище не отказывал ей».

Во вспыхнувшей междоусобице Мстислав поначалу не принимал участия, так как вел войну с касогами (к событиям этой войны мы еще вернемся). Но, одолев касогов, Мстислав пошел походом в Приднепровье. Ярослав, готовясь к войне, послал за море нанять дружину варягов, которые были опытными, отважными и совершенно беспощадными воинами. В Западной Европе их называли норманами, и, бывало, служили молебны: «Спаси нас, Господи, от меча нормана!»

И вскоре на помощь Ярославу в Новгород прибыла сильная варяжская дружина во главе с их предводителем – Якуном в богатом златотканом плаще. Вместе с ними Ярослав двинулся к Чернигову, спеша изгнать оттуда уже обосновавшегося в городе своего брата, ставшего вдруг его врагом.

Мстислав, узнав о приближении войска Ярослава, выступил ему навстречу. Враждующие рати встретились неподалеку от Чернигова – у Листвена…

Несколько лет назад на экранах шел исторический фильм «Ярослав Мудрый». Есть там и эпизод, повествующий о вражде главного героя с Мстиславом, но решил его сценарист в явно облегченном, «розовом» варианте.

Ярославу якобы удалось уговорить брата не вступать в битву, хотя Мстислав долго не соглашается и все время драчливо восклицает: «Значит – сеча?!»

Нет, в действительности все было далеко не так просто и благостно. Не было переговоров, приведших к миру. Жизнь предпочла совсем иной, безжалостный сценарий: была битва и очень жестокая, а руку дружбы после нее протянул брату не Ярослав, а именно Мстислав Храбрый.

Не легко понять, зачем потребовалось такое искусственное, вопреки фактам, «улучшение» образа князя, который и без того был выдающимся государственным деятелем, несмотря на то что лежала междоусобица и на его совести. Мудрый правитель и неутомимый просветитель, он страстно любил книги, по словам летописца, «читая их часто и ночью и днем». Но как полководец он, вероятно, сильно уступал Мстиславу. Их отец Владимир, конечно же, не случайно выделил Тмутаракань именно Мстиславу. Он знал, кого лучше всего послать княжить в это опасное отдаленное княжество…

Еще с вечера Мстислав исполчил свою рать. Хорошо зная мощь наемников-варягов, князь, как опытный военачальник, заранее предугадал намерения врага. Варяги – главная ударная сила – встанут, как обычно, в центре

боевого построения – в «челе» – и будут стараться рассечь его рать надвое, а затем уничтожить ее. Вместе с тем он отлично знал, что именно следует противопоставить этому их намерению. В «чело» против варягов он поставил воинов-северян из Чернигова, а главные силы – свою дружину расположил на левом и правом крыле, чтобы обрушиться на варягов с обеих сторон, когда те увязнут в сече с северянами. (В современном военном искусстве это называется окружение противника с помощью сильных флангов, на основе неравномерного распределения сил по фронту.)

Наступила темная грозовая ночь. Лил проливной дождь, когда Мстислав приказал воинам: «Пойдем на них». Тетивы луков сразу же намокли, потеряли упругость и отказались служить. Враждующие рати сошлись, и во тьме закипел беспощадный рукопашный бой. Вспышки молнии на мгновение освещали поле боя. И необыкновенно четко становились вдруг видными красные миндалевидные щиты русских и плотно сомкнутые овальные варяжские щиты.

В темноте стоял великий шум и гром бешеной битвы. Трещали ломающиеся копья, скрежетала остро отточенная сталь мечей о кольчуги, гремела о шеломы. Глухо стучали боевые топоры, вонзаясь в дерево щитов и расщепляя их. Крики раненых смешивались с русскими и варяжскими яростными ругательствами и проклятиями. И все это заглушали внезапные громовые раскаты.

«… и схватились северяне с варягами, – эпически бесстрастно вещает летописец, но в повествовании его явно угадывается затаенная насмешка над незадачливыми наемниками, – и трудились варяги, рубя северян, и затем двинулся Мстислав с дружиной своей и стал рубить варягов». Не выдержав неожиданного натиска с трех сторон: с фронта и флангов, непобедимые варяги были разбиты наголову и спасались бегством. Видя полное свое поражение, Ярослав тоже бежал вместе с Якуном. «… и Якун тут потерял свой золотой плащ».

Варяги, которым удалось спастись и остаться живыми, немедленно ушли с Якуном за море, а Ярослав пришел в Новгород и не без опасения ждал дальнейших сражений. Однако победитель вовсе не собирался продолжать кровопролитие. Совсем наоборот: он послал Ярославу предложение о мире: «Садись в своем Киеве: ты, старший брат, а мне пусть будет эта сторона Днепра».

Не вдруг решился Ярослав возвратиться в стольный Киев. Боялся «братского» подвоха: уж очень часто тогда случались вероломные братоубийства среди князей. Однако между этими оставшимися в живых сыновьями Владимира установился прочный мир на благо всей Руси. «И начали жить мирно и в братолюбии, и затихла усобица и мятеж, и была тишина велика в стране». Добрые результаты не замедлили тут же сказаться: русские земли, захваченные соседями в годы междоусобия, были немедленно возвращены совместным походом помирившихся братьев…

Вот теперь, когда мы знаем, что представлял собой князь Мстислав Владимирович, можно вернуться к его знаменитому поединку с Редедей, так восхитившему современных ему бардов и поэтов, живших восемьсот лет спустя.

Касоги, как называли тогда черкесов, были ближайшими соседями Тмутараканского княжества на юго-востоке по нижнему течению Кубани. (Когда Мстислав пошел на Ярослава в его рати были и касожские воины.) Издавна они сохраняли контакты с восточными славянами, но случались и столкновения, как это, к сожалению, нередко бывало тогда между соседями.

Так произошло и на этот раз. В 1022 году Мстислав пошел походом на касогов. Узнав об этом, касожский князь Редедя двинулся ему навстречу. Противники встретились где-то в западных отрогах Кавказских гор.

По мнению некоторых ученых, наш славный бард Боян начинал свою поэтическуюдеятельность в Тмутаракани при дворе князя Мстислава. Более того, считается, что он сам участвовал в походе на касогов и был очевидцем полного драматизма поединка Мстислава с Редедей. И что именно песни Бояна легли в основу летописной статьи об этом единоборстве. Что же мог увидеть тогда певец, стоя в плотных рядах русской рати?

Готовясь к битве, полки стояли в долине на расстоянии чуть большем полета стрелы друг от друга. В ярком южном солнце блестели начищенные шеломы и кольчуги. Впереди каждой рати, как это было тогда принято, располагались князья. Мстислав привычно сидел в своем золоченом седле в окружении ближайших боевых помощников. Поблескивал побывавший во многих сечах княжеский шелом со стальной личиной, прикрывавшей, словно полумаска, верхнюю часть лица.

Напротив Мстислава, на другом конце поля, широкоплечий великан Редедя восседал на породистом тонконогом скакуне, который все время переступал на месте, словно пританцовывая.

Еще совсем немного, и, послушные воле своих князей, опустив острые копья и прикрывшись щитами, обе рати ринутся с яростным боевым кличем навстречу друг другу. Но вот, тронув поводья коня, Редедя один выехал к тмутараканским полкам и зычно прокричал Мстиславу:

– Чего ради губить нам в битве свои дружины?!

Лучше сойдемся с тобой да поборемся сами. Если одолеешь ты, то возьмешь все мое богатство, и жену мою, и детей моих, и мою землю. Если же одолею я, то возьму все твое.

– Да будет так, – кратко ответил Мстислав, понимавший по-касожски.

– Но не оружием станем биться, но борьбой, – снова прокричал касожский князь…

О Редеде до нас не дошло никаких сведений, кроме его имени. Впрочем, оказывается, что и само его имя тоже может кое-что сказать нам. «Редедя» – на местном языке означало «воин». (Об этом еще Пушкину сообщил его кавказский знакомый Шора-Бекмурзин Ногмов.) Назвали ли так касожского князя за его воинственность или само имя стало со временем нарицательным, обозначая воина, но ясно, что противник Мстислава был опытным, могучим и смелым воином. Его предложение решить спор самим, не проливая крови, отличалось замечательным благородством. Хотя, безусловно, рассчитывал он на свою мощь, будучи уверенным, что явно превосходит в силе Мстислава. Да и борцом, вероятно, Редедя был отличным.

В «Слове о полку Игореве» есть такое не совсем ясное выражение «тмутараканский болван», т. е. истукан, идол. Имея в виду популярность борьбы у народов Кавказа и бытующее там в различных вариантах слово «палван» – в смысле сильный борец, один из исследователей расшифровал это выражение как «тмутараканский палван». И объяснил, что это могло быть высеченное из камня изображение какого-то местного богатыря – сильнейшего борца. При этом ученый сослался в качестве примера именно на Редедю – мощного и искусного борца, за плечами которого должна была быть не одна победа и борцовских поединках…

Приняв вызов, Мстислав спешился и передал поводья отроку – младшему дружиннику. Снял шелом, расстегнул и снял широкий пояс, на котором висел его испытанный булатный меч, тоже отдал отроку и быстро двинулся навстречу касогу, уже шедшему на него от своей рати.

Князья сошлись в середине просторной долины, разделившей их полки, и закипела между ними жестокая схватка. Кондратий Рылеев так описал это беспощадное единоборство:

«Хранят молчание два строя. Но души воинов в очах:

Смотря по переменам боя

В них блещет радость или страх…

И вот князья, напрягши силы,

Друг друга ломят, льется пот…

На них, как верви, вздулись жилы;

Колеблется и сей и тот…

Глаза, налившись кровью, блещут.

Колена крепкие дрожат

И мышцы сильные трепещут,

И искры сыплются от лат…»

Борьба была необычайно упорной и очень долгой. Наконец, мощь Редеди начала давать о себе знать: Мстислав чувствовал, что изнемогает в этом непосильном, неравном единоборстве. И тогда он, как говорит летопись, воскликнул: «О, пречистая Богородица, помоги мне! Если одолею его, воздвигну церковь во имя твое». И тотчас последним, невероятным усилием швырнул великана-касога на землю. В то же мгновение выхватил из-за голенища засапожный нож и нанес смертельный удар ошеломленному падением врагу…

Нам, современным людям, воспринимающим этот смертельный поединок всего лишь подобием современной спортивной схватки, конечно, хотелось, чтобы Мстислав этак по-рыцарски пощадил побежденного касога. Но, увы, это было совершенно невозможно. Поединок был смертельным, и не в переносном, а в самом безжалостном, буквальном смысле слова. Сами условия единоборства означали, что из соперников в живых останется только один – победитель. Обоим им уже не оставалось места на земле. Ведь только в этом случае победитель мог завладеть не только землей и богатствами побежденного, но даже его женой и детьми. Борьба в данном случае просто-напросто заменяла сражение, оставив точно таким же смертоносным сам исход поединка. В соответствии с уговором Мстислав выиграл борьбу и осуществил свое жестокое, но неизбежное право победителя: убил врага.

Нельзя забывать и о том, что Мстислав был уже на пределе своих сил, а оставь он в живых поверженного Редедю, тот смог бы еще продолжать сопротивление даже лежа на земле или тут же вскочив на ноги.

Летописец говорит, что тмутараканский князь и далее поступил согласно уговору: взял все богатство Редеди и наложил на касогов дань. А возвратившись домой, Мстислав воздвиг в ознаменование своей победы церковь святой Богородицы, фундамент которой уже в наше время обнаружили археологи на месте древней Тмутаракани.

Итак, летописи донесли до нас всего лишь два описания безоружных боевых единоборств: Яна Усмаря и Мстислава Храброго. Какое множество подобных славных эпизодов осталось за рамками летописного повествования, можно только догадываться. Впрочем, нередко на страницах истории угадываются как бы только общие контуры таких схваток, в которых без боевых приемов обойтись было просто невозможно. Так, бывало, издревле, уже с тех давних времен, когда еще не сформировались как народы русские, украинцы, поляки, чехи, сербы, а существовали лишь отдельные племена наших предков – древних славян…

Середина VI века. Прошло всего полстолетия, как славянское племя полян обосновалось на днепровских кручах, где встанет затем их стольный град Киев – мать городов русских. А в византийском войске, ведущем осаду одного из городов Римской империи, занятого германцами-остготами, уже действует и военный отряд славян.