В границах старого города

Любовный роман Филип (Кудык) Пелех

             В ГРАНИЦАХ СТАРОГО ГОРОДА

                   р о м а н

                               Г л а в а 1

Сколько и как бы мы не думали, не гадали, а первое знакомство с незнакомым городом начинается с железнодорожного вокзала. И это естественно, как и то, что в двадцатом веке (время действия в романе) любой город можно попасть, минуя всякие прочие вокзалы на личном транспорте.

Железнодорожный вокзал в городе N многолюден, многоголос и своеобразен по архитектуре. В нем много каких-то подземных лабиринтов, два громадных, с высокими потолками зала – для пассажиров и кассовый зал, и будто в противовес стеклу и бетону – изобилие лепнины на военную тематику, а так как вокзал строился сразу после Великой Отечественной войны, то последнее продиктовано временем.

Правда, за последнее время, ‒ как многое в нашей жизни, ‒ и здесь кое-что изменилось. К примеру, с фронтона здания, по причине падения одной из гипсовых фигур в солдатской шинели, с ППШ1* на груди (та же военная символика), в целях безопасности были сняты остальные шесть штук; первая, свалившаяся с приличной высоты, к счастью, лишь ушибла плечо незадачливому пассажиру, доставленному в городской травматологический пункт.

Город стоит на пяти холмах. Эти, так называемые в народе холмы, отойдя когда-то, по преданию, от полноводного русла реки, а в настоящее время – слабо слезящегося ручейка, плавно переходят в Среднерусскую возвышенность, перепоясанную многочисленными балками и овражками, простирающуюся от широтного отрезка долины Оки на Севере до Донецкого кряжа на Юге.

В городе, из тяжелой промышленности, есть три крупных предприятия: завод счетных машин, аккумуляторный и завод металлообработки; на триста пятьдесят тысяч городского населения: два хлебозавода, ликероводочный и пивоваренный заводы. Из культурно-развлекательных центров: два театра, несколько кинотеатров, в последнее время плохо посещаемые зрителями; три ресторана, парочка-другая кафе и многочисленные киоски, торгующие всем, чем только возможно. Два высших учебных заведения – медицинский и педагогический институты.

Чтобы спокойно добраться до центра города – лучше всего трамвай. Оно, скажем, хоть и не очень комфортное передвижение – зато надежное.

Спешить не надо!.. Под звонкий перестук трамвайных колес вы многое сможете увидеть.

Это и старые деревянные дома с резными наличниками и с разукрашенными ставнями на окнах, крылечками на разный фасон, по которым уверенно можно судить у какого мастера было больше ума и фантазии, подарившие городу вязь старинного зодчества,

Это и церквушки, возведенные из камня, – таких будет две на вашем пути.

Их величавость – не только в старинном зодчестве, уже упомянутом, а в каком-то благостном покое, которое исходит от этих каменных беленых стен – и возможно, что в вашей памяти проявится фраза: «Здесь русский дух! Здесь Русью пахнет!..»

Не знаю, порадуют вас или удивят кирпичные постройки – дома на крутояре, выросшие за последние два-три года, с их нарочитой помпезностью, вносящие некоторую раздвоенность в сознание постороннего человека, – смотрите сами. А еще – место!.. Ведь его, для постройки нового дома, можно было бы найти и ровнее, и удобнее, сообразуясь с новым «градостроительством».

С другой стороны – и отцовское подворье, к которому прикипаешь сердцем и душой, и которое на добро – отзовется добром не в одном поколении; и как знать, где бы лучше жилось современному молодому наследнику ‒ вот в чем вопрос!

Двадцать пять минут пути до центра города. И вроде бы не окраина – а все низом, с уходящими вверх тропинками, выложенными, остававшимся от фундамента бутом; где хозяева зажиточнее – там металлические лестницы с перилами по одной стороне и площадками на полпути.

Центр города – площадь Александра Невского, место, обычно между городскими торжествами, пустующее – холм, как и другие, обжитой человеком.

У подножия – Центральный рынок. Вот сюда вы, в первую очередь и попадете, если от железнодорожного вокзала сядете в трамвай под номером «3» или «4».                   « Время?..» ‒ скажете вы.

Согласен. Но это не так уж и много, если вы решили основательно познакомиться с городом.

Центральный рынок, как и железнодорожный вокзал, ‒ место многолюдное. В «оные времена» он был обнесен дощатым забором, который, из-за отсутствия нормального отхожего места, подгнивал понизу, и его ежегодно подмазывали едкой зеленой краской; внутри рынка – людской водоворот, в котором, тут и там, можно было услышать русскую зазывную речь с южным акцентом, типа: «Эй, слюшай!.. Нэ прохады мымо!.. Покупай товар. Савсэм дэшево отдаю, панымаешь!..»

Товар: арбузы, дыни, фундук… – все, чем богат народ южных окраин большой страны.

Однако же, времена меняются. Меняется мир!.. Изменилось место, которое нам когда-то, чем-то запомнилось.

Сменил свой внешний облик и Центральный рынок, где один начальник ДСК2* на его территории, вкупе с мэром города, построили под себя торговое здание из кирпича и бетона; второй – уже без компаньона, там же, – построил что-то подобное.

Третий по счету начальник ДСК Александр Германович Штурм – тому места уже не осталось для большой стройки, перешагнул через дорогу, выстроив целый Торговый центр из стекла и бетона, ресторан, с отдельным входом, отдельными номерами, где, имея за спиной «отцов-толстосумов», прожигает жизнь элитная молодежь.

Ресторан, с красивым названием «Белый лебедь», числится за тремя «ООО», но фактически принадлежит Александру Германовичу.

Трамвай «Четвертка», следующий по маршруту: «Ж.д. Вокзал – Пос. Южный», останавливается как раз напротив Торгового центра, куда, ближе к вечеру, начинают подъезжать дорогие иномарки, и в стеклянных дверях ресторана, распушив седые усы с подусниками, в ливрее, с золотыми лампасами, свой пост занимает швейцар дядя Ваня.

Внутреннее убранство ресторана «Белый лебедь» обычное: громадный зал с большими окнами, затянутыми в белый шелк фалдами, пара разветвленных пальм в больших дубовых кадках по центру зала, несчетное количество столов, накрытых белыми скатертями; в глухой стене, во всю ее ширь, с боковым проходом на кухню, в буфет – мозаичное панно на тему чаепития из русских народных сказок, там же – проход в отдельные номера.

В тот день, когда дядя Ваня, имея небольшой запас времени до открытия ресторана, «мочил» в чашке чая свои примечательны усы, в ресторан вошли три офицера в лётной форме: два капитана и старший лейтенант; капитана Чекалина, оказавшегося на шаг впереди, видимо, следует описать первым.

Прохор – так зовут молодого человека. Роста вышесреднего. Подтянут. Белокур. Чем-то добрым, задушевным примечателен его взгляд, который смягчает это красивое, волевое лицо, когда капитан о чем-то задумывается.

Это ‒ если коротко! А так: повседневная форма одежды: брюки навыпуск, радикулитка3*, фуражка с синим околышем – военный летчик первого класса, командир звена истребителей МиГ – 29

Кроме формы одежды, которая делает людей внешне похожими, у двух других офицеров внешность поразительно противоположна.

Если старший лейтенант Андрей Воронцов, временный ведомый капитана Чекалина, лысеющий шатен, в большинстве своем – балагур, широк в плечах, то капитан Кулеша, старший летчик и штурман эскадрильи в придачу, уже в плечах, среднего роста и смахивает на еврейчика. Это, если брать во внимание его темную, начинающую седеть на короткой шее курчавую голову и немного на выкате карие глаза; внешне он кажется несколькими годами старше обоих офицеров (а оно так есть), то они его между собой звали по имени-отчеству Николаем Кузьмичом,

Ресторанная обслуга, в лице двух молоденьких официанток и заведующей в темно-лиловом вечернем платье, выделявшаяся пышными формами на фоне светлого убранства ресторана, как и своих девчонок в белых фартучках и таких же накрахмаленных приколках на подобии диадем, недоуменно переглянулись.

Офицеры, конечно же, особого фурора не произвели. Но так как, они были первыми посетителями в пустом пока еще зале (до открытия ресторана оставалось полчаса), то удосужились незамедлительно-оценочного разговора со стороны заведующей рестораном Ирины Владимировны.

‒ За нарушение распорядка дня нашего заведения, ‒ сказала она, ‒ других бы незамедлительно выпроводила в шею. Но из-за исключительной слабости к прежнему офицерскому составу – разрешаю вам занять… вон тот столик у окна!.. Там вам будет удобно.

У Ирины Владимировны, на удивление, здоровый цвет лица, слегка подрумяненные щеки, подпудрен нос, казавшийся, как и ярко накрашенные губы, немного несоразмерным ‒ то глаза, обведенные черным карандашом и черной тушью, нанесенной на ресницы, были как-то не в меру зачернены.

Хотя… судя по высокой прическе «бабете», аккуратно уложенной на голове и такой же, как у девчонок, белой приколке, ‒ глаза у заведующей вполне могли быть карими или что-то вроде этого.

Офицеры переглянулись.

‒ Если вы очень торопитесь, ‒ добавила она, – я скажу девчонкам, чтобы вас обслужили в первую очередь.

‒ Нет, нет!.. ‒ оживился капитан Кулеша, тогда как старший лейтенант Воронцов, с улыбкой поглядывал на официанток, оформлявшие столики для очередных посетителей. – Мы как раз не торопимся.

‒ Вы сказали, что имели исключительную слабость к прежним офицерам?.. ‒ спросил Прохор. ‒ «Прежние!..» Что это значит, Ирина Владимировна?

‒ А то и значит, ‒ зачем-то вдруг резко ответила заведующая, ‒ что прежним офицерам фуражки с голов не сбивали!.. Но я вижу – вы новенькие и с подобным обхождением в нашем городе еще не знакомы…

Так и было. Звено капитана Чекалина, отказавшееся принять присягу на верность, – теперь уже бывшей «братской республике», – в составе таких же пилотов, из штаба ПрикВО4* спецбортом было переброшено в штаб авиационной дивизии в район Подмосковья; там же капитан Чекалин, с подчиненными ему офицерами, получил новое назначение в 51-й истребительный авиационный полк в город N, где на железнодорожном вокзале, по «звонку свыше», на штабном автобусе их встречал прапорщик Жук.

Доложив командиру полка о прибытии для прохождения дальнейшей службы, сдав Предписания в штаб полка и, получив четырехместный номер в общежитии, по совету того же прапорщика Жука, высказанного им в автобусе по пути в полк, офицеры решили поужинать в ресторане «Белый лебедь».

Они еще не знали того, что это заведение принадлежит местному предпринимателю – начальнику ДСК-3 по фамилии Штурм; что на железнодорожном вокзале, в качестве начальника «окопался» некто Шувалов, а на Центральном рынке ‒ и не только! ‒ безнаказанно занимается поборами некий «смотрящий» Аркаша.

Они многого не знали, усаживаясь за столик, куда, по указанию Ирины Владимировны, их подвела официантка Вера, и которую, в шутку, «застолбил» старший лейтенант Воронцов, не вызвав возражений по этому поводу обоих капитанов.

Пока наши герои изучали меню, в ресторан повалил разный народ: по одному, попарно, веселой компанией…

Шум!.. Гам!.. Смех!..

И что интересно, что не всегда подобное веселье заканчивается так, как начиналось.

Такая компания, сдвинув три стола в один через проход, с шутками-прибаутками стала рассаживаться.

‒ Ну, теперь, братцы, нам будет весело!.. ‒ сказал Воронцов, с улыбкой наблюдая за всей компанией, расположившаяся за сборным столом. ‒ Удружила нам столик Ирина Владимировна, нечего сказать!..

На это      замечание оба капитана опять промолчали, но вскоре заговорили, когда на входе в зал вырисовалась Она.

‒ Ангелы, имея за спиной крылья, летают. Но у них еще есть и нижние конечности – и они на них ходят, ‒ улыбаясь, пошутил Кулеша. – Что ты на это скажешь, командир?..      Прохор усмехнулся:

‒ Скажу, что ангелы обычно облачаются в белые одежды. Но этой девушке очень идет черное вечернее платье.

– Вполне с тобой согласен, командир.

‒ А что нам доложит Верочка?.. ‒ стараясь быть серьезным, Воронцов спросил у официантки, когда та, с блокнотом в руке и карандашом, подошла взять заказ. ‒ Кто такая… вон та девушка, которая остановилась на входе?.. И кто этот мужик в малиновом пиджаке рядом с ней?

Несомненно, это был крепкого телосложения молодой человек: не высок, кряжист – издали казался абсолютно лысым, но мог и брить «черепушку», что входило в моду у этих «новых русских» в малиновых пиджаках; девушка, на этом фоне, смотрелась еще краше, чем могла бы показаться в одиночестве.

‒ Это дочь одного нашего предпринимателя… ‒ сказала «Верочка». ‒ Машка Штурм это!.. Разведенка, между прочим.

Она назвала имя девушки с каким-то явным недовольством, открывая страничку в блокноте, на что, переглянувшись, обратили внимание Прохор с Кулешей.                        ‒ А рядом?.. ‒ не унимался Воронцов. ‒ Этот качок… Кто он?

‒ Рядом – Аркаша, по прозвищу «Бык», ‒ кинула она, делая пометки в своем блокнотике. ‒ Местная знаменитость в кавычках, собирает дань на Центральном рынке… Бандит! Так люди говорят о нем. Фамилия – Быканов. Женат. Они вроде бы собираются пожениться, и он, как бы даже бракоразводный процесс начал с женой… А там – кто его знает!.. Люди об этом так говорят.

Кулеша с Прохором, молча, переглянулись.

‒ Бывает!.. ‒ усмехнулся Воронцов, опять уставившись на молодых людей и подошедшую к ним Ирину Владимировну, учтиво улыбаясь обоим. ‒ Все, как говориться, понятно!

‒ Непонятно, что мужики находят в этой Машке?.. ‒ заметно нервничая, продолжала Вера. ‒ То, что красуется каждый вечер в ресторане, да платья меняет через день!.. Завтра она будет в белом платье… Тоже мне!.. Красавица нашлась.

Воронцов кивнул Прохору – и Прохор, усмехнувшись, скептически покивал головой.

‒ Вот вам и оценка женской красоты, ‒ вздохнул Кулеша, когда молоденькая официантка, взяв заказ, удалилась. ‒ По всему видать, Вера начала ревновать нашего Андрюху. Я исхожу из того, какую она лестную характеристику в кавычках выдала девушке, А рыжие, по моему опыту, – очень ревнивы!

‒ Надо бы, конечно, проверить… ‒ провожая Веру веселым взглядом и, слегка прищурив правый глаз, усмехнулся Воронцов. ‒ Только, по моему опыту, на это нужно время.

– Время у тебя будет, – усмехнулся Кулеша. – Так, командир?

– Думаю, да… – отвлеченно ответил Прохор.

Воронцов улыбался; ему, видимо, очень понравилась ресторанная публика.

‒ Ну, а… что касаемо самой Марии Штурм, ‒ продолжил Кулеша, ‒ то девушка, действительно, очень эффектна!.. Я бы посоветовал командиру поухаживать за ней. Аркаша… Кто он рядом с нашим командиром? Нуль без палочки, хотя и малиновый пиджак на нем. Тем более, ‒ как явствует из достоверного «доклада» той же Веры, ‒ женат… Решайся, командир!

‒ А сам-то!.. ‒ рассмеялся Воронцов. – Слабо?

‒ Мне больше нравятся такие женщины, как Ирина Владимировна… заведующая, ‒ смеясь, парировал Кулеша. ‒ Полные женщины – это мое самое слабое место в любовной практике, выражаясь ученым языком. Была у меня когда-то такая, как вам известно, похожая на Ирину Владимировну, да «уплыла» с морячком, которого, оказывается, крепко любила до меня.

– И ты, конечно, спасовал, – усмехнулся Прохор.

Пошутили по этому поводу, посмеялись – а вечер, тем временем, разгорался.

Во-первых – соседи!.. Их было пять человек: молодой человек и четыре женщины бальзаковского возраста.

Правда, одну из них, белокурую блондинку, никоим образом, нельзя было причислить к этой категории. Девушку звали Ася, и она-то как раз, видимо, была ближе к молодому человеку, у которого было какое-то торжество, так как к нему больше всего было обращений и тостов со стороны остальных членов компании.

‒ Не иначе – босс!.. ‒ подметил Кулеша. ‒ А босса надо уважать.

Позже выяснилось, что компания отмечала удачную сделку по закупке и перепродаже зерна, и за «мудрое руководство» славили своего директора, коим был молодой человек высокого роста, с сальной гривой волос на голове по имени Женя ‒ именно так его представила офицерам, подвыпившая Ася.

Но это было намного позже. А пока внимание всех было приковано к Марии Штурм и ее спутнику в малиновом пиджаке и белом галстуке на фоне черной рубашки, видимо, давивший шею, так как он постоянно вытягивал ее из ворота, поворачивая голову то влево, то вправо.

Они не сразу подошли к ожидавшей их компании; скорее всего, демонстрировали себя ресторанной публике, начавшая им слабо рукоплескать в некоторых местах зала, ‒ но подошли, и сразу попали в хмельные объятия своих друзей.

Прохор не заметил, не встретился с ней взглядом.

Он почувствовал на себе этот взгляд, и когда поднял глаза, – она уже стояла к нему спиной, демонстрируя красивый стан этакой светской леди, какую захочешь, – не сразу встретишь по нынешним временам; в джинсах, с сигаретой во рту – это, пожалуйста! – сколько угодно.

Мария (её посадили между Евгением и Асей), тоже закурила. А когда Прохор все же поймал ее взгляд, она выпустила изо рта серое колечко табачного дыма, которое, прежде чем рассеяться и исчезнуть, слегка колеблясь, секунды две-три провисело над столом.      ‒ Штурм!.. Интересная, между прочим, фамилия, ‒ сказал Воронцов и пристально посмотрел на Прохора. ‒ Ты, командир, не находишь?..

‒ Интересная фамилия, говоришь?.. ‒ спокойно отозвался Прохор. ‒ И что из этого следует?..

‒ А то, что эта Маша Штурм очень уж оценивающе посмотрела на тебя. Сообразуясь с её же фамилией ‒ её надо брать штурмом.

‒ Правильно! ‒ подхватил Кулеша. (Он даже привстал при этом.) ‒ Корни – явно немецкие!.. Надо эту незнакомку брать, командир.

‒ Это как?.. ‒ усмехнулся Прохор. ‒ Вы хоть немного соображаете?.. Отбить девушку у этого парня?..

‒ Точно так! ‒ подтвердил Воронцов. ‒ Наши бойцы в 45-м брали Берлин?.. Брали! Так почему бы тебе, летчику-истребителю, командиру звена, ‒ правда, не полного, ‒ не взять эту молоденькую, красивую немку штурмом?.. Николай Кузьмич, думаю, тоже со мной согласен?

Кулеша, ухмыляясь, охотно поднял правую руку.

‒ Ну, вот!.. ‒ На лице Воронцова мелькнула довольная улыбка. ‒ А у капитана Кулеши, сам понимаешь, ‒ опыт! К тому же, как нам давеча сказали, этот молодой человек женат. А женатый человек… где должен быть?..

Кулеша с интересом посмотрел на Воронцова, усмехнулся:

‒ Дома, конечно!..

Воронцов, так и не спрятав улыбку, добавил:

– Правильно ‒ дома!

Вера принесла салаты, графинчик, и, пожелав приятного аппетита, под вожделенным взглядом Воронцова, удалилась.

Прохор вздохнул:

‒ Умники!.. Вы вот на закуску налегайте: завтра, в любой момент, может поступить какая-нибудь вводная, а вас на опохмелку потянет.

‒ Не потянет, командир. ‒ Воронцову было весело. ‒ Все будет в норме,

‒ До завтра еще целая ночь впереди, ‒ усмехнулся Кулеша. ‒ Спиртное выдохнется из организма, командир.

‒ А я серьезно говорю!.. ‒ повторил Прохор. ‒ Алкоголь в крови держится сорок восемь часов, и если к этому добавить пять-шесть единиц на перегрузку – дело не шуточное!.. К тому же, медицина может не допустить к полетам.

Кулеша вздохнул и тут же поддакнул:

‒ Командир, Андрюха, прав! Давление на организм мы-то, конечно, выдержим!.. А вот медицину не обманешь… Помню – это когда я еще на 25-ом штурмовике летал, взял я хорошенько на грудь, как говорится, ‒ комэска5* на пенсию провожали, ‒ так меня из кабины техники доставали после посадки.

‒ А как же медицина?.. ‒ рассмеялся Воронцов. ‒ Наверняка, врачиха полненькой оказалась!.. ‒ пошутил он. ‒ Или я ошибаюсь?

Прохор усмехнулся: его ведомый любил подтрунивать не только над Николаем Кузьмичом, пока тот допускал подобное.

Однажды, по старому месту службы, будучи в городе, Николай Кузьмич выпил стакан яблочного сока, граничивший с сидром, давший Антонине Григорьевне – полковой врачихе, основание на недопущение капитана Кулеши в тот день к полетам, что, с подачи Воронцова, стало поводом поддевок над «Кузьмичом», пока Прохор, в приказном порядке, не прекращал подобное «мальчишество».

Возможно, Кулеша вспомнил тот случай и посерьезнел:

‒ Ну, Андрюха!.. Все-то ты знаешь и помнишь, как я погляжу. Ты вот расскажи, как ты на По-2 летал ‒ тебя, наверно, в ДОСАФе до сих пор вспоминают?

Историю о том, как Андрей Воронцов учился летать, и как его каждый раз мутило, когда инструктор «закручивал» вираж, и как, после посадки, старался не показывать это, убегая после посадки подальше от самолета, ‒ Прохор знал, но «подливать масла в огонь» не стал.

Тем временем (похоже, из-за Аси), за составным столом у соседей зашел какой-то спор: женщины в чем-то ее убеждали, но так как пьяного человека трудно удержать от дурного поступка, она все-таки забралась на стол.

Кто бы подумал: «танец живота» на заставленном посудой столе – абсурд! Но ей это удалось, и ей зарукоплескали.

‒ Вот это по-нашему!.. ‒ зааплодировал Воронцов. ‒ Люблю я, грешным делом, подобные штучки… Браво!

«Браво!» кричали из-за соседних столов; кто-то в ее честь даже тост предлагал.

К соседнему застолью Прохор сидел спиной и оглянулся чисто интуитивно: он почувствовал момент неминуемой катастрофы, когда у Аси до края стола оставался шаг, полшага…

Похожее чувство он не один раз испытывал на себе, когда в воздушном бою, в кабине истребителя, всем своим существом представлял предстоящее торжество своего «противника», находясь у него на прицеле.

Секунда!.. Доля секунды, чтобы нажать на гашетку!.. И эту долю секунды надо почувствовать, чтобы вовремя уйти из-под удара, включив форсаж, или, отвалив в сторону, начать свою атаку, слившись воедино с послушной машиной, – начать свой манёвр воздушной охоты.

Так бывало не один, и не два раза. Но это учебный воздушный бой, неоднократно обдуманный задолго до этого, хотя при встрече с противником в воздухе лоб в лоб – теория уходит куда-то в сторону. Уже не думается о ней ‒ остается тот самый последний рывок: самый крайний, выверенный до автоматизма – до того момента, чему Прохор сам порой удивлялся.

Сейчас странным показалось то, что виновник торжества не обратил на свою подружку никакого внимания; ему, быстро осоловевшему от водки, был интереснее Аркадий, к которому он лез целоваться.

«Дебют» Аси был недолгим, и если бы не Прохор, подхвативший ее в последний момент, когда она неожиданно шагнула на край стола, ‒ конец мог бы быть печальным.       Одна из женщин «ойкнула»; некоторые, кроме Марии Штурм, ‒ что могло показаться странным, ‒ даже приподнялись с мест.

Опуская на пол, порядком подвыпившую, «танцовщицу», Прохор поймал на себе слегка надменный взгляд Марии.

Она показалась ему немного бледной и будто еще красивее на фоне других женщин, оказавшихся с ней за одним столом, и благодарившие его за «рыцарский поступок», предлагая, «хотя бы на минутку», посидеть за их столом.

‒ Зря, командир, ты отказался от такого предложения, ‒ вздохнул Воронцов, когда Прохор освободился от женских рук, чуть ли не силой тащившие его к ним за их стол. – Там, кроме этой Аси, есть кое-какой выбор… А главное – Маша Штурм! Она хоть и не участвовала в общем хоре женских голосов, но ее взгляд мне показался очень даже красноречивым. Однако…

При слове «Однако», Воронцов как-то странно округлил глаза: к их столу, обогнув свой из трех столов, с высоко поднятой головой (Прохор уже сидел в прежней позе – спиной к соседям), направлялась Маша Штурм.

Кулеша, вопреки веселым прибауткам Воронцова, сделав серьезное лицо, немного загадочно произнес:

‒ Готовься, командир, ‒ тебя, кажется, будут брать…

Прохор обернулся.

Мария, не обращая внимания на Воронцова с Кулешей, протянула руку Прохору, немного смутившегося от такого поступка девушки, еще несколько минут назад, казавшаяся недоступной.

Воронцов с Кулешей подмигнули друг другу, когда их командира, так бесцеремонно, увели на свободный пятачок в зале, где несколько пар уже начали двигаться под звуки медленного танго, кем-то из посетителей заказанного у небольшого оркестра, в дальнейшем показавший себя неплохим исполнителем классической музыки.

‒ Спасибо, товарищ капитан, ‒ сказала Мария, увлекая Прохора в круг танцующих пар. – Спасибо за ваш благородный поступок, за Асю… Спасибо вам, Прохор!

Прохор усмехнулся:

‒ А вам, Маша, спасибо за танец, боюсь, как бы ваш друг в малиновом пиджаке не приревновал.

Мария весело рассмеялась:

‒ Пускай! Было бы нам хорошо!.. Мужчинам полагается ревновать нас – женщин… Вы-то, надеюсь, не ревнивы?

‒ Я-то?.. ‒ Прохор улыбнулся. ‒ До этого времени не приходилось ревновать кого-то – разве что какого-нибудь напарника по самолетовождению… Иногда!                  ‒ Ну, это нормально, ‒ улыбаясь, сказала Мария. ‒ Это по-мужски!                  Она была весела – и Прохору было хорошо с ней.