Нейропаракосм – Мягсон Петелькин помнит

И рядом – Гладкостриги, его летающие помощники: шуршащие лезвия, которые летят туда, где эмоции «слишком шумные», и сглаживают всё до стандартного размера.

Их движение я слышу до сих пор – в тишине, в звоне, в своём дыхании, когда оно становится слишком ровным.

Когда он приблизился, моя пуговица звякнула – резким металлическим звуком, который расколол тишину.

И Брит посмотрел прямо на неё.

В тот момент я понял, что он видит во мне дефект.

Незакрытость.

Незавершённость.

Место, куда можно вставить ровный стежок и исправить.

Я не знаю, что он почувствовал – чувствовал ли он вообще.

Но я почувствовал холод, который не принадлежал миру.

Это был холод исправления.

Иногда мне кажется, что Брит – это не враг, а часть меня, которая слишком долго хотела быть правильной.

Что он смотрел на меня не как на препятствие, а как на проект.

Как на шанс доказать, что даже самый рваный кусок ткани можно сделать «гармоничным».

Всё, что он делал со мной позже…

То, что я теперь называю травмой…

Это ведь тоже попытка сделать меня ровным внутри.

Когда я вижу идеально гладкие поверхности в реальности – столы, стены, экраны – я иногда думаю, что он вернулся.

Или, что хуже, что он вообще не уходил.

Что он – это тот голос, который говорит мне:

«Соберись.

Не чувствуй так много.

Будь правильным.

Затяни шов.»

И тогда я понимаю – Брит действительно был рождён из детского страха.