Меченый злом

У неё было странное ощущение, будто она переступила границу между мирами. Воздух был наполнен ароматом ладана, полыни и чего-то сладковато-пряного. "Возможно, корицы или мирры", – подумала Марина. Фонила тихая инструментальная музыка – что-то среднее между этникой и блюзом. Приглушённый свет. Лампы из цветного стекла отбрасывали мягкие отблески на стены, обитые тёмным деревом, создавая ощущение уюта и тайны одновременно. На одной стене – большая карта звёздного неба, на другой – зеркало в резной раме, покрытое тонкой вуалью. Полки уставлены книгами по астрологии, алхимии, травничеству, Таро, древним культурам и мифологии. Некоторые книги выглядят так, будто им сотни лет. В витринах из стекла были разложены амулеты, кристаллы, кольца, кулоны, руны, фигурки богов и духов. Рядом с этим "добром" маленькие таблички: «Для защиты», «Для любви», «Для ясновидения». Вдоль одной стены – деревянные ящики и стеклянные банки с сушёными травами: лаванда, зверобой, полынь, розмарин, тысячелистник. Над ними – надпись: «Собрано вручную. С уважением к земле.» Рядом – бутылочки с маслами, настойками и благовониями.

Марина рассматривала холодное оружие на одной из стен – мечи, сабли, кортики и стилеты, и в какой-то момент ей показалось, что на неё кто-то смотрит. Это был даже не взгляд, а присутствие. Тихое, настойчивое, как будто кто-то наблюдает за ней из другого угла реальности. Она обернулась. У занавеси, отделяющей лавку от другого помещения, стоял мужчина лет сорока с резковатыми чертами лица и лёгкой тенью под глазами. Тёмные волнистые волосы, тронутые сединой у висков, кожаные длинный плащ, из-под которого проглядывала чёрная футболка с принтом Led Zeppelin. На запястьях – кожаные браслеты с какими-то символами, на пальцах – серебряные кольца, на шее – крест.

Лёгкая улыбка тронула уголки губ мужчины, отчего его лицо стало казаться менее суровым. Он медленно кивнул ей, как бы приветствуя, и двинулся в её сторону. Каждый его шаг отдавался тихим эхом в небольшой лавке. Марина замерла, ожидая, что он скажет или сделает. Она не понимала, отчего, но сердце бешено колотилось у неё в груди.

– Добро пожаловать, – приветствовал он её низким, спокойным голосом. – Сюда не заходят случайно. Если вы вошли – значит, что-то привело вас. – Он не смотрел на неё пристально, но в его взгляде было внимание.

Марина вытащила из кармана удостоверение и, показывая его, заговорила:

– Г-н Валариу, я следователь Санду из Брашова и расследую убийство на площади, происшедшее в ночь на 1 мая. Мне нужно задать вам несколько вопросов.

Габриэль слегка приподнял бровь, мельком взглянув на удостоверение и, не сводя взгляда с Марины, спросил:

– Убийство на площади, говорите? Мир полон насилия, даже в самых тихих уголках, как наша дыра, – глубоко вздохнув, сказал он. – Что я могу рассказать вам, следователь Санду?

Марина, всё ещё держа удостоверение, почувствовала, как в ней борются две силы: профессионализм и память. Она знала, что должна быть строгой, чёткой, не поддаваться эмоциям. Но его голос, его взгляд, атмосфера в лавке – всё это будто вытягивало из неё не только вопросы, но и воспоминания.

– Мне сказали, что вы были свидетелем событий, похожих на то, что случилось на днях. Это произошло много лет назад, в том же месте, у фонтана, и того же числа – в ночь с 30 апреля на 1 мая. – Она говорила уверенно, но внутри всё дрожало.

Она опустила удостоверение и села на предложенный ей стул. Он был неудобным, скрипучим, но сейчас она не обращала на это внимания. Её взгляд был прикован к Габриэлю. Хозяин лавки сложил руки на груди и с грустной улыбкой и горечью в голосе проговорил:

– Вальпургиева ночь, однако. Да, следователь Санду, я помню ту ночь. Как можно забыть такое?!

– Сколько вам было лет тогда?

– Десять, – неприятно скривив губы и потирая рукой шею, словно его кто-то душил до этого, ответил Габриэль.

– И вы помните то, что произошло тридцать лет назад? – с сомнением в голосе спросила Марина.

– Двадцать семь лет назад, – с нажимом в голосе зло проговорил мужчина. – Двадцать семь, – повторил он и замолчал.

Марина тоже не нарушала тишину, давая возможность мужчине самому решить – рассказывать или сухо отвечать на вопросы следователя. Молчание было плотным, как туман, который не рассеивается, а обволакивает. Лавка будто замерла вместе с ними – даже лампы перестали покачиваться, а аромат трав стал почти неощутимым. Марина сидела, не двигаясь, чувствуя, как каждая секунда тишины раскрывает глубины мужской памяти. Габриэль смотрел в сторону, а не на неё. Пальцы рук, сложенных на груди, медленно сжимали и разжимали бицепсы, лицо стало жёстче, взгляд – глубже. Мужчина вздохнул, словно собираясь с силами, и начал свой рассказ. Его голос, тихий и ровный, заполнял лавку, заставляя Марину окунуться в страшные события того времени.

– Это была пятница, – начал Габриэль, голос его стал глубже, как будто он говорил не словами, а всплывающей памятью. – Я вернулся с тренировки около девяти. Мать суетилась на кухне, как всегда. Отец уже ушёл – он работал в ночную смену на станции. Ночь была необычно тёплая, окна открыты.

Он замолчал на мгновение, будто проверяя, готов ли он идти дальше.

– Я проснулся от голосов…

Глава 4. Двое в масках

… Двадцать семь лет назад.

Ночь была тёмной и немного пугающей – той самой, когда воздух кажется густым, как чернила, и каждый звук приобретает особую значимость. В спальне мальчика окно было распахнуто, и лёгкий ветерок шевелил занавески. С улицы доносился запах влажной земли, чуть сладковатый, с примесью дыма – где-то в селе жгли ветки. Он спал неспокойно, как часто бывает в возрасте, когда сны ещё не умеют быть добрыми. И вдруг – проснулся. Не от шума. Не от громкого звука, а от чего-то более тонкого: приглушённые голоса из гостиной, будто кто-то говорил нарочно тихо, но с напряжением, которое пробивалось сквозь стены.

Он не сразу понял, что именно его разбудило. Сначала подумал – ветер. Потом – кошка. Но нет. Голоса. Мужской и женский. Слова не разобрать, только интонации: тревога, поспешность, что-то похожее на спор, но без крика. Мальчик приподнялся и сел на кровати. Его пижама была чуть влажной от пота. Он подошёл к двери, не открывая её, просто прислушался. Голоса продолжали – теперь чуть громче. Он уловил фразу: «…он ждёт…ты должна пойти, потому что он выбрал тебя». Ребёнок замер. Кто «он»? «Куда пойти»? За окном каркнула ворона, и мальчик обернулся на звук. Порыв ветра шевельнул занавеску, и от этого стало как-то не по себе. Он потёр одну ногу о другую, чувствуя холод на ступнях. В голове витали разные мысли, и он не знал, что делать – спуститься или снова забраться в кровать под тёплое одеяло. И вдруг – тишина. Не обычная, ночная, а какая-то неправильная. Слишком глухая. Как будто в доме никого не было. Он прислушался. Ни скрипа, ни шагов, ни голоса мамы. Мальчик почувствовал, как внутри него что-то сжалось – не страх, а непонимание, которое всегда страшнее. Непонимание того, что происходит и куда все исчезли. Он приоткрыл дверь и присушился. Всё та же давящая тишина. Вдруг тихий шёпот долетел до его ушей:

«Вот и молодец. Я не шучу, если закричишь – твой сын умрёт». Это было сказано тихо, почти ласково, но ледяным голосом, от которого у ребенка пробежали мурашки по спине. Он босиком, в пижаме, еле слышно ступая по ступенькам, спустился по лестнице.

В гостиной он увидел двоих мужчин. В длинных плащах, в масках на лицах и шляпами-цилиндрами на головах. Один держал его мать. Женщина молчала не потому, что сдалась, а потому, что выбрала – пусть боль, пусть страх, но не смерть сына. Второй мужчина стоял ближе к лестнице, ведущей на второй этаж. Тот, что держал мать, начал тащить её к двери. Мальчик закричал и, как дурак, бросился на него. Маленькие кулачки – ничего не значащие для верзилы. Мужчина, что стоял у лестницы, схватил его и держал крепко, как железо. Дверь была распахнута, и ребёнок видел, как мать тащат к фонтану. Увидев сына в руках одного из непрошенных гостей, женщина закричала. Мальчик орал. Здоровяк старался закрыть ему ладонью рот. И тогда… ребёнок укусил руку, которая держала его. Сильно. До крови. Вырвался – и побежал. По тропинке, в горы, не зная куда. Просто бежал. А за спиной раздавался мамин голос.

Он бежал, не чувствуя ног. Камни резали ступни, ветки хлестали по лицу, но он не останавливался. В груди – не дыхание, а огонь. В голове – не мысли, а вспышки. Страх. Не за себя – за маму. Зачем её волокли к фонтану? Потом пришло непонимание. Кто эти люди? Почему? Почему именно мама? Почему именно сейчас? Он пытался вспомнить лица, одежды, слова, звуки – но всё расплывалось, как в воде. И вдруг – вина. Он бросил её. Вырвался, убежал. Он спасся. А она – осталась. Он знал, что не мог бы помочь. Но всё равно было чувство, будто он её предал. А потом вспыхнул инстинкт. Горы. Там безопасно. Там никто не найдёт. Он не знал, кто сказал ему это – может, мама когда-то, может, сказка, может, страх. Но он бежал туда, где камни, где туман, где старые тропы, по которым никто не ходит. И в какой-то момент – тишина. Не вокруг. Внутри. Как будто всё замерло. И он понял: теперь он один. И всё, что было, теперь это его тайна.

Марина слушала, не дыша. Она чувствовала, что в голосе Габриэля не было театральности – только сдержанная боль.

– И потом – тишина. – Он провёл рукой по шее, словно всё ещё чувствовал чужие пальцы.

Габриэль замолчал. В лавке стало так тихо, что Марине казалось, что она слышит, как капает воск с одной из свечей.

– Я вернулся утром. Полиция уже всё оцепила. Мать… Её нашли у фонтана вместе с моим отцом. Я не знаю, как он там оказался. Но они оба были мертвы.

Он посмотрел на Марину. В его глазах не было слёз – только усталость.

– И никто не поверил ребёнку, который говорил про маски, цилиндры и перстень. Они сказали, у мамы сердечный приступ от испуга. Якобы её напугал цыган-бродяга. А отец, увидев её мёртвой, покончил с собой. Дело закрыли, а меня отправили в детский приют.

– Но несмотря на случившееся, вы всё же вернулись в село?! – глядя на Габриэля понимающим взглядом, спросила следователь.

– Да, Марина, – вдруг назвал он её по имени. – Я вернулся, потому что здесь мой дом.

– Или потому, что решили узнать правду и отомстить? – сверлила она его взглядом.

Мужчина усмехнулся. Но не весело, а горько. Его глаза потемнели, как будто в них вспыхнуло пламя, давно спрятанное.

– А если бы и так? Разве это было бы преступлением? Узнать, почему мать умерла, почему меня назвали лжецом, почему никто не захотел копнуть глубже?

Он подошёл ближе, наклонился и тихим, но острым голосом добавил:

– Но я не мститель, Марина. Я – свидетель, который надеется на справедливость.

– Что это было за кольцо, про которое вы упомянули.

– Серебряное кольцо с драконом.

Марина утвердительно кивнула и, вставая, сказала:

– Если у меня возникнут вопросы, я еще зайду к вам. И вы, если что-то вспомните по существу дела, свяжитесь со мной. И было бы хорошо, если бы вы сделали подробное описание этого кольца.

Она пошла к двери и, взявшись за ручку, повернулась и, хитро улыбаясь, произнесла:

– Если честно, я удивлена, что ты знаешь моё имя.

– Лучший способ быть замеченным – это игнорировать, – усмехнувшись, сказал Габриэль, глядя на Марину.

– Не поняла, – откровенно удивилась она, приподняв бровь.

Он сел и откинулся на спинку стула, взгляд стал чуть рассеянным, будто он снова был тем юным парнем, с растрёпанными мыслями и слишком громким сердцем.

– Когда мы были юнцами, – начал он, – твой отец, между прочим, был не только священником, но и весьма убедительным оратором. Особенно когда дело касалось его дочери.

– Что ты имеешь в виду?

– Он поймал меня как-то и сказал, что если в твоём присутствии он заметит хоть малейшее движение в моих штанах, и я хоть пальцем прикоснусь к его несовершеннолетней дочери, он устроит мне встречу с агентом полиции. И очень неприятную для меня встречу.

Марина хмыкнула, но не перебивала.

– Я тогда испугался. И решил: лучше всего – игнорировать тебя. Не смотреть, не говорить, даже не дышать рядом. Но…, – он усмехнулся. – Чем больше я тебя игнорировал, тем больше замечал, что ты начинаешь мной интересоваться. Смотрела, как будто ждала, что я всё-таки заговорю. А я – упрямо молчал. И ты – злилась.

Марина покачала головой, улыбаясь.

– Значит, это была твоя тактика.

– Скорее самооборона, – поправил её Габриэль.

Они попрощались, и Марина направилась в участок. После слов Габриэля в ней вспыхнуло лёгкое, почти девичье чувство – не эйфория, а тихая радость. Как будто кто-то наконец признался, что она была важна и была замечена. Она улыбалась – не демонстративно, а внутренне, как улыбаются, когда вспоминают что-то хорошее из детства. Сердце её билось от того особого волнения, которое приходит, когда прошлое вдруг становится ясным, понятным, почти красивым.

В этом приподнятом настроении она сделала звонок своему коллеге криминальному аналитику Андрееску, бывшем по совместительству её другом с «бенефитами».

– Приветствую. Еще не соскучился по мне? – игривым голосом сказала Марина, как только на другом конце телефона ответили. – Знаю, знаю, – хихикнула молодая женщина, – без меня твоя жизнь была бы скучной и серой. Слушай, Алекс, боюсь, я опять звоню тебе не как женщина, а как следователь криминальной полиции. Покопайся в архиве, мне нужно дело двадцати семилетней давности. Убийство в селе Флорешти в ночь с 30 апреля на 1 мая. Всё, что нароешь, скинь мне на почту. Отлично. Целую. До связи.

Но в участке её ждала новость, от которой от её душевной эйфории не осталось и следа.

Глава 5. Предсказание старой цыганки

– Я проверил камеры наблюдения на площади, – сказал Ион Сута, едва она переступила порог.

– Отлично. И что они показали?

– Ничего. То есть… они были отключены с трёх до половины четвёртого утра. – Он сунул руки в карманы и состроил слегка виноватое, почти дурашливое выражение лица.

– Вы хотите сказать, что кто-то специально отключил камеры на полчаса?

– Похоже на то.

– Кто отвечает за систему CCTV2[1]?

– Она подключена к общей сети. Примэрия3[1] установила их пару лет назад, после кражи в магазине.

– А доступ к записям?

– У полиции, главы администрации и техника Георгеску.

– Вызовите техника в участок и допросите. А я к цыганам наведаюсь. Вдруг не пошлют куда подальше, – хихикнула Марина.

Она шла по узкой дороге, которая петляла между холмами, словно сама не хотела вести её прямо. Трава вдоль обочин была высокой, колыхалась от ветра, как будто шептала что-то на своём растительном языке.

«Что я вообще надеюсь найти там? Свидетелей? Ответы? Или просто подтверждение, что всё это – не совпадение? – всплывали у неё в голове вопросы, один за другим. – Табор остановился у реки за несколько дней до убийства, – мысленно рассуждала она, – так же, как и тогда, двадцать семь лет назад. Совпадение?! – Марина сжала кулак. – Возможно. Но слишком много совпадений. Снова – фонтан. Снова – ночь с 30 апреля на 1 мая. Снова – смерть. Тогда всё списали на испуг от бродячего цыгана. Но причём здесь "укус" на шее? Цыган был с медведем? – Марина усмехнулась своему предположению. – А если цыган сам был ряженый, как зверь с зубами?! Тогда такое "чудо" точно может напугать. Но Габриэль ничего не рассказывал о ряженом».

Табор раскинулся на широком плоском участке земли, где лес отступал, уступая место реке, лениво извивающейся вдоль подножия гор. Вода в ней была прозрачная, холодная, с лёгким голубым отливом, отражающим вершины, покрытые туманом. Фургоны и палатки стояли полукругом, словно охраняя кострище в центре. Над ним клубился дым, пахнущий полынью и печёным картофелем. На веревке между деревьями сушились пёстрые ткани, рубашки и травы в пучках. В воздухе витал запах лошадей и костра. Старики сидели на низких скамейках, куря трубки, дети бегали босиком, играя с собаками. Женщины в ярких платках занимались по хозяйству, перешептываясь о жизни. Казалось, табор живёт сам по себе, вне времени.

Из-за кибитки вышел высокий мужчина с серьгой в ухе и татуировкой на шее и, перегородив Марине дорогу, спросил, что ей нужно. Молодая женщина достала удостоверение, но цыган, даже не взглянув на него и не дав ей ничего объяснить, сказал:

– Мы не спрашиваем, кто ты, если человек пришёл с уважением к нам.

Марина огляделась и поймала на себе пробирающие до самого нутра взгляды старцев. Выдержать их – это было еще то моральное испытание.

– Я хотела бы поговорить по поводу убийства в селе на площади в ночь с 30 апреля на 1 мая, – чётко проговаривая каждое слово, сказала Марина.

Мужчина медленно кивнул, будто взвешивая её слова. Потом повернулся и жестом пригласил следовать за ним. Они подошли к костру, где сидела старая цыганка. Лицо её было испещрено морщинами, как карта древней земли, где каждая складка рассказывала о жизненном пути, а каждая тень – о пережитом. Старуха, не поднимая головы, медленно двигала пальцы над чашей с дымящимися травяным отваром, словно водила по невидимому кругу.

– Если кто и сможет вам помочь, – прошептал мужчина, указывая рукой на старуху, – то это только старая Маруша.

Марина кивнула, не отводя взгляда от женщины. Она чувствовала, как внутри всё сжалось от предчувствия, что, возможно, сейчас она услышит не просто рассказ, а нечто, что может изменить ход её расследования.

– Я хотела бы поговорить по поводу убийства в селе, – произнесла она, чётко, но с уважением. – В ночь с 30 апреля на 1 мая. У фонтана.

Маруша медленно подняла голову. Её глаза были мутными, как вода в старом колодце, но в них было нечто живое, скорее, даже не зрение, а мудрость. Она внимательно разглядывала Марину, а потом движением руки пригласила ее присесть рядом с собой.

– Ты думаешь, это началось вчера? – втягивая дым из трубки и пристально глядя на Марину, заговорила старуха. – Нет. Это – продолжение. Двадцать семь лет назад, в ту же ночь, когда луна была полна, и ветер шёл с гор, как сейчас… Я тогда сказала: "Это знак. Он хочет вернуться". Но никто не слушал. А потом – тишина. Я слышала, как в ночь убийства земля скрипит и как фонтан плачет. Это место проклято. Там кровь впиталась. Там он был убит. И каждые двадцать семь лет он просыпается. Не сам. Его зовут. Через кровь. Через страх, через кольцо.

Марина напряглась.

– Кто кого зовёт? – тихо спросила она.

Старуха выдохнула дым, и он повис в воздухе, как призрак, не спешащий исчезнуть.

– Его зовут те, кто не забыл его, – наконец сказала она, —те, кто открывают двери, не зная, что за ними. Он не приходит сам. Он ждёт. Всегда ждал.

Марина почувствовала, как внутри неё что-то дрогнуло, но, несмотря на это, она спросила уверенным голосом:

– А кто он?

Старуха улыбнулась уголком рта, но без веселья.

– У нас его не называют вслух.

Следователь Санду поняла, что давить на старую Марушу бесполезно. Это игра в мистическое пришествие может продолжаться до того самого пришествия. И она решила спросить цыганку о более реальных вещах.

– Вы сказали: «Его зовут через кольцо». Что это за кольцо?

– Кольцо с драконом, – кивнула Маруша. Это не просто украшение, это – ключ. Кто носит его – не человек. Он – сосуд.

– Это просто какие-то сказки для запугивания детей, – стараясь сохранять спокойствие, сказала Марина. – А мне нужны факты.

– Факты? – переспросила цыганка и, достав карты, начала раскидывать их перед собой. – Будут тебе, девонька, и факты.

Марина смотрела, как костлявые пальцы перебирают старые, потёртые карты с символами, предсказывающими судьбу.

На покрывало легла первая карта – Башня. «Разрушение. То, что было скрыто, выйдет наружу», – прокомментировала Маруша.

Вторая карта – Луна. «Обман. Тени ходят среди нас. Они носят лица тех, кого мы любим», – покачивая головой, продолжала старая цыганка.

Третья карта – Повешенный. «Жертва. Не по воле своей, а по крови своей».

Последняя, четвёртая карта, была карта Император. Маруша подняла глаза, в которых отражалась вселенская мудрость.

– Ты пришла искать убийцу. Но убийца – это только нож. А рука, что держит его, давно мертва. Тьма идёт. Она ждала двадцать семь лет. Ты – ключ. Но ключ может открыть… А может и запереть.

В горах, за рекой, начал завывать ветер, и было ощущение, будто кто-то смеётся. Марина почувствовала, как холод пробирается под кожу. Карты лежали перед ней, как приговор. Она всегда относилась к рассказам о магии скептически, считая их выдумками для впечатлительных людей. Но сейчас, глядя на старую женщину с трубкой, она чувствовала, как в ее душе зарождается сомнение.

… Марина шла домой по той же дороге, по которой пришла, но теперь она казалась ей другой. То ли ветер утих, то ли тени от кустов стали гуще, то ли её шаги в гору стали тяжелее. Табор остался позади, но слова Маруши продолжали звучать в голове, как отголоски древнего заклинания. «Ты – ключ. Но ключ может открыть… А может и запереть.» Эти слова не отпускали. Они не были просто метафорой – они были диагнозом. И Марина чувствовала, что теперь она просто обязана раскрутить это дело. Нет, даже не только это дело, но и дело об убийстве родителей Габриэля. Связь между ними была не просто ощутима, но и логична. С одной стороны, гадалка не сказала ничего путного, обычная мистическая чепуха. А с другой…

Марина остановилась, прикрыла глаза и попыталась восстановить в памяти все детали разговора с Марушей, каждую интонацию, каждое слово. «Убийца – это только нож. А рука, что держит его, давно мертва.» И вдруг неприятно-колющая догадка отозвалась в груди. «Габриэль». Он очень подходил под это иносказание. Это его возмездие. «И тогда, – продолжала мозговой штурм Марина, – фраза "Тени носят лица тех, кого мы любим", становится вообще понятной. Маруша говорила обо мне, что я – ключ, значит, и это был намёк на того, кого я люблю. Но я его не люблю. Или всё еще люблю?! – сконфуженно спросила она саму себя. Она открыла глаза и со страхом отшатнулась от неожиданности. Перед ней стоял Габриэль Валариу.

Его потёртый кожаный плащ и шляпа-ковбойка казались здесь, среди зелени, почти неуместными и в то же время совершенно естественными, если посмотреть на холщовую сумку на боку, аккуратно набитую какой-то травой и цветами.

Габриэль стоял перед Мариной, держа в руке пучок свежесобранного шафрана. Его волосы были собраны в низкий хвост, а на запястье поблёскивал серебряный браслет с рунами. Он выглядел как странствующий травник, но с рокерским шармом.

– Что ты здесь делаешь? – спросила Марина, и сама смутилась от глупости вопроса.

Габриэль усмехнулся.

– Период полной Луны идёт. Самое время собирать лекарственные травы, – ответил он, показывая собранные цветы. – Они сейчас особенно сильные. Те, что растут в высокогорных лесах.

Он вытащил из кармана сложенный листок и протянул ей. Марина взяла его с лёгким недоверием, развернула – и замерла.

На листке был карандашный набросок кольца. Неумелый, почти детский, но в нём было что-то узнаваемое: массивная форма и странный символ, похожий на змею или дракона.

Она подняла глаза.

– Это то, что я думаю?

Габриэль пожал плечами, хихикнув.

– Это то, что я помню. Вернее, то, что я могу накалякать. Я художник от слова «худо».

Он сунул травы в холщовую сумку, поправил плащ и добавил:

– Если есть возможность создать фоторобот – я готов. Только не заставляй меня рисовать ещё раз. У меня талант только к сбору крапивы и к плохим шуткам.

Марина улыбнулась.

– Мы можем съездим на день в город, в лабораторию, – направляясь вместе с Габриэлем в сторону села, предложила она.

Габриэль посмотрел на неё с лёгкой улыбкой.

– Звучит как романтическая прогулка. Я сам искал в интернете похожее кольцо, но безрезультатно, – признался Габриэль. – Сначала мне попалась информация в старом эзотерическом блоге. Там описывали кольцо с драконом как артефакт, связанный с тибетским культом защиты от демонов. Там не было картинки, но по описанию оно очень напоминало то, что я видел на руке, державшей меня. Я подумал, может. убийца был связан с каким-то восточным эзотерическим культом, возможно, с ритуалом очищения через кровь. Я начал расспрашивать всех в селе, типа я хотел бы приобрести его для своей лавки. В конце концов, я нашёл рисунок с изображением тибетского кольца. И представь моё разочарование, когда я увидел китайского дракона с длинным телом. На кольце убийцы дракон был как на европейской геральдике. Плюс, тибетское кольцо было золотым, а в моём случае – серебряным. И я не нашел никакой связи тибетского артефакта с Карпатами.