Ты мой сон

Так иногда бывает: и у самой счастливой с виду семьи могут быть самые жуткие тайны. Позволить этим тайнам раствориться в прошлом – моя задача, потому возникающие проблемы я стараюсь решать без родительского участия. Хватит с них встрясок. Вот и сейчас я снова шла на кладбище, чтобы своими глазами взглянуть на проблему, мучащую меня. Словно что-то могла предъявить человеку из сна. Настроена я была воинственно, правда, когда достигла цели, пыл спал. Я молча стояла рядом с могилой и буравила взглядом фото.

В чем он предо мной виноват? Что сделал ни так? Не выразил должного почтения, когда я прилегла к нему под бок? Не он, а я к нему пришла, нарушив его покой.

Я не заметила, что не одна. Звук медленных шагов сзади привел меня в чувства и воскресил в памяти вчерашний сон.

Я боялась повернуться. А когда повернулась, увидела недалеко крестящуюся над чьей-то могилой старуху. Я не узнала ее. Она стояла спиной ко мне и, по всей видимости, не собиралась здесь особо задерживаться.

Агрессия спала, а страх растворился – и я снова превратилась в девочку, что по непонятной причине пришла к незнакомцу на могилу.

– Вот я снова здесь, – еле слышно произнесла я, не желая привлечь внимание старушки. – Можно сказать, у нас второе свидание, наверное, уже третье. И снова я к тебе вламываюсь, как султан в свой гарем. Извини. Этого больше не повторится… Сейчас я уйду, и… все.

Но, не смотря на только что данное обещание, я начала приближаться к могиле и опустившись на корточки, кончиками пальцев провела по фотографии.

– Зачем ты это сделал? Почему? Разве жить не лучше?

Мне хотелось получить ответ на этот вопрос, несмотря на искреннее желание забыть тот день, когда впервые прочла на памятнике его имя.

– Наверное, я лезу не в свое дело, – сделала я выводы.

Я уже отошла от могилы, когда вдруг задала ему еще один вопрос, совершенно неожиданно для себя:

– Тебя навестить еще? Я могу… У меня здесь бабушка с дедушкой похоронены – я у них бываю. Хочешь? Понятно. Зайду как-нибудь.

– Думаю, он не станет возражать, – откуда ни возьмись послышался женский голос.

Это была та старушка, которую я просто не рассмотрела за памятником, наивно предположив, что снова осталась одна. Но теперь я узнала ее. Это была бывшая классная руководительница моей мамы, Клавдия Ивановна. Наверное, ей не было еще и семидесяти – вот только горе по потери дочери сломало ее. Женщина превратилась в тень.

– Рая, да? Долгих? – спросила она таким приятным голосом, словно сказочная фея.

– Рита, – поправила я, – Долгих.

– Ах, да… Как мама поживает, не болеет? Как отец?

– Все хорошо.

Я немного смущалась оттого, что она стала свидетелем моего разговора с памятником.

– Знаешь, кто это? – она кивнула в сторону могилы Солодова.

Я пожала плечами.

– Ну да, куда тебе… Ты еще маленькой была, когда его хоронили.

– Примерно так. А вы его знаете?

Кому как ни ей, школьной учительнице, знать его.

– Конечно. – Она улыбнулась и сделала вид, что я спросила глупость. – Он был моим учеником. Правда, недолго. Я вела химию в его классе. Чудный был класс. Дружный.

На минуту она замолчала, и я уж было решила, что разговор окончен. Но она продолжила:

– Солодовы переехали в наш город за пару лет до смерти Вити. Тогда он уже был болен.

Меня это удивило. В своем воображении я уже нарисовала картину, как он заносит нож над своим сердцем, чтобы ослабить муки любви. Что еще может толкнуть в сторону суицида человека его возраста?

– У него был рак, который уже давно прогрессировал. Виктор отказался от операции, и родители не стали настаивать. В ее успешность уже никто не верил. Четвертая стадия болезни… Бедный мальчик, пил много обезболивающих… Он очень любил жизнь. Не хотел ложиться в больницу, желая отведенное ему время провести дома среди родных. У него было много друзей. В школе его любили. Он был очень способным. И знаешь, при полном осознании скорейшего конца он продолжал жить как все: встречался с друзьями, ходил на свидания. У него была девушка, которая даже не знала о его болезни. Он даже поступил в педучилище на математическое отделение сразу после школы, а ведь знал, что и года не доучится. Будто хотел обмануть смерть, сбить ее с толку. Не получилось.

По щеке старой учительницы скатилась слеза.

Меня тоже тронул ее рассказ.

– Простите, а почему он похоронен здесь? – я показала рукой, делая акцент на расположение могилы.

– Он не дожил до отведенного ему срока. Адские боли, против которых не помогали лекарства, довели его до такого состояния, что он выпил слишком много таблеток. И хотя их переизбыток в организме можно было списать на несчастный случай, мол, не рассчитал. Его праведная тетка, служившая в храме десятницей, признала парня самоубийцей и просто принудила родителей похоронить мальчика здесь. Да теперь это не важно. Здесь уже всех хоронят.

– А где теперь его родители? Я не слышала этой фамилии раньше.

– Солодовы уехали после похорон сына. За могилой смотрит тетка.

Судя по внешнему виду памятника, тетка явно не перетрудилась.

– Он так долго болел, а умер так внезапно, – продолжила учительница. – Всегда был улыбчив, приветлив и никогда не жаловался на здоровье. А еще он писал стихи…

Слезы одна за другой струились из глаз женщины. А я стояла, молча потупив взгляд на строки с надгробного камня.

– Почему умирают молодые? – задала она риторический вопрос. – Как же нам жить, когда уходят они? Как справиться с этим?

– Извините меня.

Я почувствовала вину. Мой вопрос завел ее в дебри памяти, где померк свет и стояла лишь гробовая тишина. И кажется, если заглянуть ей в душу, то увидишь ее, стоящую посреди темной поляны, а вокруг бледные руки, которые тянутся из черного небытия, желают уцепиться за спасительные лучики едва пробивающегося солнца. И луч, что падает на ее лицо, все более тускнеет. Это мир, в котором, видимо, она частенько пребывала. Мир, в котором она чувствовала себя своей среди тьмы и холода.

– Ты, меня прости, детонька. Прощай.

Она развернулась и тихо побрела прочь. А я, накинув рюкзак на плечо, пошла в другую сторону. Меня поразил ее рассказ. Ранило ее горе. Голова кружилась. Ком подступил к горлу. Мне хотелось плакать, а не плакалось.

Не отдавая себе отчета в выбранном направлении, я прошла через все кладбище и вышла к Кикиморову мосту. Это был старый деревянный мост, проходящий через ручей шириной три метра. Я встала на него, хоть он скрипел и качался, и заглянула в воду. По ней плыли ветки и выцветшие цветы – память о страданиях людей, которые приходили оплакивать близких.

Сколько я там простояла, не помню. Домой пришла поздно, еле волоча ноги. От ужина отказалась – и мама, зло сверкнув глазами, начала ругать Максима. Опять решила, что это он виноват.

Спала как убитая.

IV глава

Выл выходной, и с утра ко мне пришла Соня. Она меня и разбудила. Время близилось к обеду.

Я по привычке, рассказала ей все, что случилось со мной за время ее отсутствия. Потом мы долго лежали рядом и молчали.

Быть может, она не понимала, почему меня расстраивает история старой учительницы о постороннем человеке. Я сама этого не понимала. Но, как и раньше, она не критиковала меня, не вела разъяснительных бесед. И лишь спустя несколько минут тишины, заговорила:

– Знаешь, у каждого, кто лежит там, есть своя история. У кого-то трогательная, а у кого-то не очень… Ты наткнулась на его историю, она тронула тебя. И это все! А потом ты пошла дальше. Так и должно быть. Просто забудь.

Я согласно кивнула, осознавая ее правоту. Помолчав, спросила у нее, почему Кикиморов мост так называют.

Соня – моя энциклопедия, она много знает. Читающая натура. Интересуется многим понемногу, потому задавать вопросы ей можно обо всем. Если не ответит сразу, то обязательно отыщет ответ потом.

– Там раньше болота были, – сухо ответила она и резко спросила: – Пойдешь на дискотеку сегодня?

– Не хочу, – честно созналась я.

– Правильный ответ: пойду. Хватит киснуть! Я позвоню Максу – Она соскочила с кровати и понеслась к телефону.

На этот раз я решила ей поддаться, да она и без того знала, что победит.

Соня нечасто проявляла лидерство. Только когда я не в духе, она брала бразды правления в свои руки, и я позволяла ей мной командовать.

Наша вечерняя вылазка ощутимой пользы не принесла. Я рвалась домой. Очень хотелось спать, хотя я проспала почти до обеда.

В конце концов мои спутники сдались. Мы с Максом проводили Соню, и пошли дальше вдвоем. О моих странностях он не знает, потому с ним легко вести беседы на отвлеченные темы. Он и сам активно болтает. Слушать его – одно удовольствие, когда речь не идет о машине, которую вот уже несколько месяцев он пытается починить.

Не заходя в дом, мы прошли в сад, где хотели еще немного пообщаться. Мы сели в натянутый гамак, и Макс попытался пристроить свои руки, да и губы тоже. С трудом высвободившись из его объятий, я трижды пожалела о решении остаться. Но все-таки ускользнула. Оказавшись в своей комнате, я проверила засов на двери и закрыла окно. Только после этого я улеглась спать.

Но сон очень быстро напомнил мне о том, что пыталась забыть.

Я шла к могиле Солодова и вдруг увидела около нее молодого человека. Он стоял спиной ко мне, глядя на памятник.

– Кто вы? – спросила я, подойдя ближе. – Вы его знали?

Тот молчал, и я приблизилась еще немного. Потихоньку он начал поворачивать голову в мою сторону. Он еще не обернулся полностью, но я уже увидела его лицо – то самое, с фотографии. Я в испуге проснулась и села на кровати. Стало ясно: искусственно поднятое настроение, закрытое окно и дверь не спасут меня от навязчивых снов. Глупо надеяться, что можно отвлечься и выбросить все из головы, когда подсознание не очищено от этого.

Я достала сотовый и набрала номер Макса. Он еще не ложился и с радостью согласился прийти. Его дом находился в двух кварталах от моего, и появился он у окна чрезвычайно быстро. Видимо, бежал: у него было тяжелое дыхание.

Родителям уже пора бы смириться с тем, что дети имеют право на личную жизнь. Но привлекать их внимание, открывая дверь для своего парня, – плохая идея. Словно шекспировская Джульетта, я открыла окно для своего Ромео, и он лихо запрыгнул внутрь. Макс сделал шаг вперед, и, казалось, он собьет меня, повалив на кровать. Я отступила назад, чуть выставив руку.

– Ты? – засомневался тот.

– Все в порядке, – успокоила я его и, когда он снова приблизился вплотную, прижала палец к его губам. – Тише… тише. Мы никуда не спешим и стараемся никого не разбудить.

– Никуда. – По нему было видно, что поторопиться не против.

– Ты дышишь как паровоз, – пошутила я, желая разрядить обстановку.

Не получилось. Словно голодный щенок к миске, он кинулся и впился своими губами в мои. Будто боясь, что я прогоню его, он не давал мне шанса отстраниться, хотя я не стремилась высвободиться. Этой ночью я хотела быть с ним. И не только из-за собственных страхов. Этого желало мое тело, и я не хотела перечить ему.

Под утро Макс ушел тем же путем, каким появился в моей комнате. Вид у него был такой счастливый, что казалось, он вот-вот начнет подпрыгивать и стучать башмаками. Только тогда я уснула, при открытом окне. Мне не было страшно, наверное, из-за приближающегося рассвета.

Я проснулась с ощущением полного счастья. Свободная от всего лишнего: дурных мыслей и странных снов.

Когда я рассказала Соне об очередном сне с участием покойного Солодова, та предложила новое решение проблемы. Но сама она считала его малодейственным. Подруга предложила сходить на кладбище и попрощаться с ним. Она напугала меня версией, что в ту злополучную я ночь привела его душу в свой дом, потому та теперь не дает мне покоя. Я уж было хотела посмеяться. Но Соня опередила меня и рассказала, как раньше во время зимних похорон к полозьям саней привязывали ветки. Так делали, чтобы замести следы и душа покойника не нашла дорогу обратно. По мнению Сони, все суеверия имеют под собой реальные обоснования.

Выслушав ее, я ненароком, припомнила сон, когда так явно чувствовала чье-то прикосновение, и содрогнулась. Раньше я не активно поддавалась на подобные провокации, но сейчас решила воспользоваться советом подруги.

Сегодня, идя уже привычным для себя маршрутом на кладбище, я преследовала одну единственную цель – попрощаться. Считала это необходимым еще и из-за того, что сама как-то предложила прийти к нему снова. Предложила холодному памятнику, мертвому человеку, но теперь мне было важно забрать слово обратно. Сердце требовало полного от него освобождения. Как и когда я успела стать такой мнительной и суеверной, сама удивлялась. Мой план был краток: сказать «прощай» и уйти.

– Привет, это я, – начала я бодрым голосом. – Я не приду к тебе больше. Все! И ты, пожалуйста, не приходи ко мне. Ты пугаешь меня во сне. Не заставляй меня идти в церковь. Хорошо? Вот и ладненько… Пока. Да, мне жаль, что все так у тебя вышло. Сожалею. Ну, я пошла.

Я неловко повернулась и упала на четвереньки. Сумка отлетела. Я села на траву к памятнику лицом.

– Ничего смешного, – сказала я ему, как простому мальчишке, который в такой ситуации конечно бы рассмеялся, и показала язык.

С минуту я глядела на фото, не шевелясь. Я же теперь вряд ли увижу его. Вдруг захотела оставить в памяти его лицо. Странное желание!

– Не хочешь меня отпускать? – задала я вопрос и хитро прищурилась, словно ожидая ответа. – А я все равно не приду. Я так решила. Так что, прощай.

Я встала, отряхнулась, подобрала сумку, и ушла не оборачиваясь. Мне казалось, он смотрит мне в спину и, возможно, ухмыляется, вспоминая то падение.

Так я с ним попрощалась. Но внутри меня почему-то ничего не изменилось. Я чувствовала: это было наше не последнее свидание, хотя была уверенна, что более никакие силы не затащат меня сюда. Я настраивала себя на это, обещая, что последую наставлению Сони забуду все и вернусь к прежней жизни, где не было его. И вечером, беседуя с подругой по телефону, я рассказала ей про прощание на кладбище. Она похвалила меня и принялась рассказывать о новой прочитанной книге. Это был роман Джейн Остен «Эмма».

– Ну и стерва же она! – охарактеризовала Соня главную героиню. – Наглая, бесчувственная хамка, кичащаяся своими благородными корнями и деньгами. Она только из-за них имеет положение в обществе…

– Стоп! Перестань, – скомандовала я, пока ту не начало заносить. Я терплю ее рассуждения, касательные прочитанного, только когда сама в курсе событий. Я готова поддержать такой разговор, если сама читала книгу или хотя бы смотрела фильм. – Все! Дыши глубже. Успокойся!

– Нет, я просто возмущена! В конце книги она таки получила свой кусок счастья за раскаяние, но ничего не сделала, чтобы его реально заслужить.

Она до сих пор была под впечатлением. Видимо, прочла недавно. У нее аж дух захватило, что не могло не смешить меня. Как же близко она все принимает к сердцу.

– Федулова, тебе нужно литературным критиком стать. Уж ты бы им задала жару, – пошутила я и услышала, как та рассмеялась на другом конце трубки.

– Я люблю тебя. И знаешь… беспокоюсь немного, но я уверена, что все пройдет. У тебя есть мы, помни об этом, в частности я. И если будет нужно…

– Не нужно, – перебила я ее мелодраматический порыв. – Спасибо, Соня.

V глава

Новый сон удивил и обескуражил. Я снова видела его, Виктора, и мы снова были на кладбище. Всем своим видом я показывала, что это место мне не нравится и нервно подергивалась то от скрипа дерева, то от свиста птицы, зло смотря на своего спутника. Но в этот раз, я не боялась его, но старалась держать дистанцию. Тем не менее окружающая обстановка напрягала меня куда больше живого покойника.

– Я больше сюда не приду. Я уже говорила об этом. – Я даже удивилась резкости своих слов. – И ничего не заставит меня быть здесь снова… Тем более ты.

– Но ведь я и не заставлял тебя, – говорил парень мелодичным голосом, – ты сама пришла.

– Да, но… Первый раз это было во сне, так что не считается, а второй – банальное любопытство.

– А третий?

– Я хотела наехать на тебя, поругать. Мне не нравится, что ты пугаешь меня во сне… А потом я приходила, чтобы просто попрощаться. Так что я точно больше не приду. Меня все это достало.

– Почему? – Виктор сделал всего шаг вперед, но неожиданно оказался примерно в метре от меня. – Тебе страшно?

Я кивнула.

– Я пугаю тебя?

Я закрыла глаза, чтобы сосредоточиться и дать максимально-правильный ответ, но мой мозг отказывался его формулировать. Меня пугал не столько он, сколько кладбищенская обстановка.

Открыв глаза, я резко отшатнулась. Виктор оказался слишком близко, хотя я не слышала его приближения.

– Перестань играть со мной. Я не кукла, – рявкнула я, но моя агрессия никак не отразилась на его лице. – Я живой человек, чего нельзя сказать о тебе.

– Верно подмечено.

– Я не хочу быть здесь, это неправильно. Я хочу быть дома.

Я сделала несколько шагов назад, и, почти наткнувшись на него, снова отскочила. Способ его передвижения – пропадать и мгновенно появляться в другом месте – мне не очень понравился.

Виктор улыбнулся.

– Тогда почему ты здесь?

– Я пришла сказать, что больше не приду.

Мой ответ и вовсе его рассмешил, да и я заметила несуразицу в нем.

– Тебя тянет сюда, – сказал он, и я не поняла вопрос ли это был, или констатация факта.

Я удивленно моргнула, заметив, что он снова переместился, на этот раз к памятнику и теперь стоял, опершись об него.

– Вот уж нет.

– Но ведь что-то привело тебя сюда.

– Откуда мне знать? Но мне не нравится здесь. Здесь мертвые, а я живая и умирать не хочу. И хотя я тебя не боюсь, мне все здесь чуждо. Стать частью этого мира и остаться при этом в живых я не смогу, потому…

– Сможешь! Ты и так становишься частью этого мира в некотором смысле, когда засыпаешь. Ты как Алиса в Стране чудес. Не отказывайся от этого. Так могут немногие. Здесь можно все.

С этим не поспоришь. Кое-что я знала о снах. Я в замешательстве покачала головой, а Виктор внезапно оказался сзади.

– Я покажу тебе, – шепнул он мне на ухо и протянул руку так, чтобы я могла вложить в его ладонь свою.

Моя рука непроизвольно дернулась в его сторону.

– Что ты делаешь? – из глубин моего подсознания раздался голос, отчего-то похожий на Сонин. – Он же убьет тебя, только так ты сумеешь войти в его мир. Может в нем и впрямь можно многое, нельзя только вновь вернуться к жизни.

Я отскочила в сторону.

– Ты хочешь убить меня? – с сомнением в голосе спросила я.

– Зачем? Мне не нужна твоя смерть. – Виктор с улыбкой опустил руку.

По его лицу стало понятно, что он не особо надеялся на мое согласие.

– Зачем тебе я?

– Мне скучно. Временами, я очень нуждаюсь в обществе, которым можешь стать ты. Но я не стану уговаривать тебя, тем более запугивать. Ты сама придешь. Рано или поздно ты, Алиса, окажешься в норе у кролика. И я не хочу, чтобы ты боялась этого. Тебе никто не причинит зла.

– Так ты пытаешься свести меня с ума просто от скуки? Здорово! Знавала негодяев, но не таких. И… и… Да пошел ты! И в эту чертову нору я не полезу, – я перешла на крик. – И сюда больше не приду! Понял?!

Казалось, у меня вот-вот от возмущения пар из ноздрей пойдет, а Виктор между тем сохранял завидное хладнокровие.

– Негодяй! Подлец! – Мне захотелось ударить его, но я не решилась. Я развернулась, чтобы уйти.

– До свидания, – ответил он будничным голосом.

– Я не вернусь!

Я уже сделала несколько шагов по направлению к выходу.

– Вернешься, – пообещал он мне, и я не могла не обернуться, чтобы взглянуть в глаза нахала. – Ты потеряла здесь ключи.

Виктор кивком указал в ту сторону, куда в прошлый раз отлетела моя сумка.

– Вот черт, – произнесла я и с этими словами на губах проснулась.

Была ночь, но я первым делом кинулась к сумке. Я вытряхнула из нее все и осветила содержимое настольной лампой. Ключей от дома не было. Я ими нечасто пользуюсь, но найти их придется. Кладбище будет первым местом, где я буду искать. Несмотря на всю бредовость своего сна, я верила, что именно там они и лежат.

Я прислонилась к стене в глубокой задумчивости. Сон насторожил меня. Я продолжала уговаривать себя, что это всего лишь сон. Но нутром понимала, что глупо верить в него избирательно. Цепочкой, словно кадры кинопленки, я в своей голове воссоздавала увиденное. С каждой минутой мне становилось все неспокойнее.

Я щелкнула себя ладонью по щеке, желая сбить влияние сна.

– Мне придется туда вернуться, даже если ключей там нет. Нужно проверить все равно, – рассуждала я. – Если они там, заберу и уйду. За руку же он меня не схватит. А в воскресенье пойду с Соней в церковь. Вот она обрадуется моему просветлению. Закажу панихиду. Может, поможет?

Хотя я в это особо не верила.

Я наперед знала, что скажет по этому поводу моя подруга. Она обзовет Солодова дьяволом, который всеми силами пытается сбить меня с намеченного пути, затащить в пучину страстей, возможно, убить. Мои соображения немного рознятся с ее. Я считаю, что воображение играет со мной в период сна. Не верить же всерьез в общение с потусторонней силой, которой стало скучно.

Я просидела так несколько минут в задумчивости, а потом еще одно пугающее воспоминание всплыло у меня в голове: рука Виктора, которую я была готова принять. Во сне я не боялась его. Странно. Настоящий страх и волнение пришли лишь после пробуждения. Тогда меня могла страшить лишь неизвестность и место, где мы находились. И даже бросив обвинения в его адрес, я не верила, что подай я ему руку – жизнь прервется. Но во мне живы воспоминания о рассказах некоторых людей, что во сне нельзя идти за покойником. Так можно не вернуться, потому-то и отказала. Но я почти уверена, он снова появится с подобным предложением. И боялась, что однажды возьму его руку? Что будет тогда? Даже если он не убьет меня, я запросто могу заблудиться в лабиринтах своих снов и сойти с ума. Потому я должна противостоять ему.

VI глава

Тучи грозили настигнуть меня, когда я спешила на кладбище. Женщина в черном платке у входа удивленно посмотрела на меня. Наверное, решила, что я куда-то опаздываю.

Я быстро нашла пропажу по довольно-таки увесистому брелоку. В тот момент, на меня нахлынули странные чувства: облегчения и разочарования одновременно. Одна моя половинка была рада найти ключи, другая огорчена правдивостью сна. На сей раз беседовать с Солодовым я не собиралась – хватит и того, что я против своей воли болтаю с ним во сне. Потому я лишь приподняла ключи и тряхнула ими, показывая бездушному памятнику и как бы говоря, что теперь причин для моего присутствия здесь нет. Уже собиралась уходить, как громыхнул гром, а вслед за ним небо разразилось слезами. Я кинулась под дерево, ища спасения от дождя под его раскидистой листвой. Теперь я стояла за памятником Виктора и недовольно причитала:

– Это все ты, да? Ну ты и поганец.

Конечно, он был тут ни при чем, но мне уже порядком надоело стоять в тишине.

– Скучно ему, видите ли… Ну и что? Мне, например, и больно бывает и страшно, а тебе – нет. И вот холодно. Между прочим, я могу простудиться, а может, даже умереть от воспаления легких. Ты этого хочешь? Знаю, ты бы обрадовался: тебе же одному скучно. Не мог за столько лет с кем-нибудь подружиться из местных?

Ветки тополя, хоть и стали для меня верным пристанищем, защищающим от влаги, но я все же сильно промокла и уже начала стучать зубами от холода, хотя на улице было достаточно тепло. Конец мая – почти что лето.

– Вон Миронова Ирина лежит, – я кивком указала на знакомый памятник, который виднелся издалека. Его поставили родители дочке, подсевшей на наркотики и сгубившей себя. – Она твоя ровесница. Но ты же легких путей не ищешь. Правильно, отважные герои всегда идут в обход. Ах да, верно она не в твоем вкусе. Да и поговорить с ней, наверное, не о чем. Ты же парень умный.

Дождь не заканчивался, моя злость становилась сильнее. Чтобы согреться, я присела на корточки и обхватила себя руками.

– Не забыть бы ничего в этот раз. Очередного визита сюда я не вынесу. И знаешь, я в воскресенье собираюсь в церковь. Надеюсь отделаться от тебя с помощью панихиды.

Дождь немного ослабился, но идти под таким домой не хотелось, хоть я уже вымокла. Решила еще подождать. Разговаривать с памятником меня больше не тянуло. От нечего делать, я открыла книгу, которую мне недавно дала Соня, а я даже не удосужилась ее выложить из сумки. Повесть Льва Толстого «Отец Сергий». Я не планировала ее читать, приняла из вежливости, но теперь, чтобы убить время, я приступила к прочтению. Капли дождя падали на страницы книги, но я знала: подружка не обидится, если я верну ее в непотребном виде.