Перевернутая реальность – Простить, чтобы выжить

Валентина вытерла слезящиеся глаза платком.

– Нам нужна женщина, обязательно беременная девочкой, чтобы сила сразу к ней перешла. Она не должна быть ведьмой, это главное условие. И если мы, девоньки, прострем эту силу, не сносить нам головы. Хозяин не простит!

– Когда будет большой шабаш? – взволнованно спросила Дуня.

– Как всегда, летом. Дату скоро должны сообщить, – ответила ей Валентина.

– Вот кому-то повезет, – мечтательно вздохнула Катя. – Получить силу от Маньки – большая удача. Она через порталы может ходить и даже в другое время. Представляете? Наберешь где-нибудь в прошлом золота, а здесь продашь.

– Наберешь, – проворчала Валентина. – Не так все просто. Манька не старая исче, а вон, помирает. В прошлое сходила, золота набрала и нарвалась на пулю… Я с ней уже месяц сижу, а про сокровища она ни словка!

Валентина подошла к печке, ловко достала котелок с картошкой, поставила на стол. Затем выудила из-под лавки банку с солеными огурчиками.

– Жрите. Вот сейчас брюхо набьем, и жизнь покажется раем. – Валентина гордо глянула на Катю и Дуню. – Важная у нас с вами миссия: мы должны Хозяину Манькину силу сохранить и вырастить новую, молодую, сильную ведьму. Надо обдумать, как это сделать.

– Мам, только золотишко Манькино разделим поровну. Когда бабу подходящую найдем, все вместе обряд сделаем, и денежки будут наши.

– Заткнись, – шикнула испуганно Валентина на дочку. – Болтай поменьше про золото, сейчас и стены имеют уши!

Валентина боялась не напрасно. У Маньки действительно было чем поживиться: она видела дорогие ожерелья и кольца с бриллиантами. Им троим на всю долгую ведьминскую жизнь хватит. Можно будет хорошую квартиру в Москве купить, заняться прибыльным бизнесом: открыть свой салон магии и людей разводить на деньги.

– Почему я должна заткнуться? – не успокаивалась Катя. – Ты что, не понимаешь? Хозяин все золото отобрать может!

– Слухай, девка, – осадила ее Валентина, – если ты на шабаше не проболтаешься, никто про золото не узнает. И вообще, ранняя ты у меня. Смотри, сама не залети! Подумать только, четырнадцать лет, а уже ноги расставила!

Катя плюнула с досады.

– А ты бы лучше об этом не говорила. Случись что со мной, сдохнешь сразу. Кто тебя, дуру старую, кормить будет? Или, может, на пенсию проживешь?

В разговор вмешалась Дуня. Она постаралась говорить как можно мягче.

– Правда, Валентина, ну чего ты придираешься к девчонке? Что ж она, виновата, если жизнь нынче тяжелая? Работа у нее такая, опять же, тебя кормит. Глядишь, может, замуж выйдет, будет тебе радость на старости лет. Нарожает тебе внучат, которые скрасят твою жизнь.

Катя с благодарностью глянула на гостью.

– Были бы деньги, а счастье уж точно будет!

Но Валентина и не собиралась успокаиваться.

– Вы не понимаете! У нас летом шабаш на Урале в деревне Дальней. Все мы там должны быть и ответ перед Хозяином держать! А если Манька умрет, и сила сгинет вместе с ней?

– Вот потому мы здесь и собрались, – нахмурилась Катя. – Надо помочь Мане умереть, взять ее силу, сокровища и переехать отсюда к чертовой матери. А у тебя, мам, совсем мозгов нет?! Надо привести к Мане беременную бабу и передать ей силу!

– Дура ты, Катька, – обиженно надулась Валентина. – Молодая ишшо, жизни не понимаешь, а вот пожавешь с мое, тогда узнаешь. Короче, если ты можешь привести, приведи! А то все болтаешь много, и толку пшик!

– Да ладно вам, девочки, – встряла в их перебранку приглашенная ведьма Дуня. – Давайте выпьем. Я тут вам водочки принесла. Готовь рюмки, Катюха.

– Ну, Дусечка, ты просто прелесть, – Катя обрадованно засуетилась. – По такому случаю залезу в подвал и вам сальца принесу.

Катя метнулась в угол комнаты, где был устроен лаз в погреб, и через несколько секунд на столе появились три стопки самогонки и большой шмат сала с прожилками.

Валентина опять попыталась все испортить. Грозно сдвинув брови, она напомнила:

– Девочки! Давайте сначала проблему решим!

– Опять ты, зараза, мне жизнь портишь?! – закричала Катя и бросилась на мать с кулаками.

Та проворно вскочила, начала защищаться. Неизвестно, чем бы все закончилось, если бы во входную дверь не постучали. Катя остановилась, тяжело дыша, поправила растрепавшиеся волосы и выбежала в сени.

– Войдите, не заперто, – громко произнесла она.

На пороге возникла встревоженная старуха, которую все в деревне звали Глашей.

– Ой, девоньки, милянькаи, – затараторила она, пройдя в хату. – Помогните мене. Вчерась мой сын встретил Наташку косую, так она на яго порчу навела. Сягодня он слег, жар у яго. Что нам делать-то?

– Наташка? – Катя встала перед ней. – Да ты что, сдурела? Она сроду не знает, как это делать!

– Как энто не знает? Вчерась с сыном моим возля колодца постояла, а вярнулся он ужо совсем больной.

У Кати закончилось терпение.

– Нет порчи у твоего сына! – буркнула она с досадой. Но, заметив в руках у старухи тяжелую сумку, сменила гнев на милость. – А чего ты там принесла?

Глаша торопливо достала из сумки банку с молоком.

– Вот, молочка принясла вам, свежанького, с вячерней дойки, а ишшо маслица и смятанки.

– Ну вот, с этого бы и начинала. На вот тебе, – Катя вытащила из-под лавки пузырек с коричневой жидкостью. – Давай своему сыну по столовой ложке каждый час, к утру все пройдет.

– Ой, спасибо вам, милаи, век вас не забуду, побегла я.

– Глаша, – остановила ее Валентина, – а скажи, пожалуйста, нет ли в нашей деревне беременных баб?

Глаша округлила глаза.

– Ой, девоньки, есть! Галькина дочка залетела! А самой-то сорок восемь годков! Старуха совсем! Галька сама не своя от счастья. Но беременная, дочка ее ничего про своего мужика не говорит. Ясно – нагуляла! Сказала мамке – для себя родит! Галина даже думать не думала такой подарок получить. На всю деревню растрезвонила, что девка ее понесла! Думала, замужем… И на тебе…

– Кира – моя одноклассница, – подала голос Дуня. – Знаю ее, характер стремный, вся в себе. Может, еще кто есть беременные в поселке, кроме нее?

– Есть Светка Петровская и Ирка Томичева, – кивнула Глаша.

– Чем больше кандидатур, тем лучше, – философски заметила Валентина. – Кира явно в городе жить будет. Все мамашу пытается туда заташшить, но та ни в какую. Плохая кандидатура! А остальные?

– А ты случайно не знаешь, кто у этих баб родится? – обратилась к Глаше Дуня.

– Откуда жа мене знать? Бабы об этом с посторонними не судачуть. Сама знаешь, примета такая: до родов никому не говорить, кто родится.

– И я даже знаю, кто эту примету придумал, – Валентина многозначительно посмотрела на Дуню.

Дуня дернула плечом, уставилась в пол, и Валентина перевела взгляд на Катю.

– Дочка, а не знаешь, когда приедет сюда Кира?

– Так на майские и приедет. Каждый год приезжает мамке помогать картошку сажать.

– Ладно, девоньки, я побегла, – вдруг встрепенулась Дуня. – Саночек ждет! – она засеменила к выходу.

Катя торжествующе посмотрела на мать.

– Хрень с ней, с Дуней! Мам, ты только подумай: пришла соседка и жрать нам принесла! Давай, мам, покушаем. Только непонятно, зачем ты к ней привязалась с вопросами про беременных?

– Дура ты тупорылая! – воскликнула Валентина. – Неужели непонятно, что бабы эти – наш лотерейный билет, причем с крупным выигрышем! Срочно надо кому-то из них силу Манькину передать! Кому-то из них она достанется! А нам – ее золотишко.

Дуня резко затормозила возле двери и покачала головой.

– Кто же согласится ведьмой добровольно стать?

– Тот, у кого родится дочка, – ответила Валентина.

– Только не у Киры. Эту мы точно к Маньке не затащим. Я ее знаю – вредная очень, нос задрала, что она в городе живет и начальник в банке. Ярая материалистка, ни во что не верит. Она нам не подходит!

– Не уверена, Дуня, возможно, у нас выбора не будет. Надо узнать, у кого из троих родится дочка.

– Не понимаю, – задумчиво произнесла Катя, – почему обязательно дочка? А если сын? Ведьмаком станет, вот и все.

– Не станет, – дернула плечом Дуня. – А при родах мать умрет. Сила эта только женская, а представляешь, Катя, что с тобой будет, если кто-то из беременных, получив силу, ребенка потеряет? Так она нас всех с лица земли сотрет.

– Мам, а если девка у Киры будет, она же в Москве родится?! – воскликнула Катя.

– Не важно где, – уверенно заявила Валентина. – Главное, чтобы Манька до майских дотянула, всего одна неделька осталась. Дуня, как думаешь, когда Манька умрет?

– Не знаю. Очень слаба, на ладан дышит!

– Мам, – не успокаивалась Катя, – но ведь Кира эта нашими делами заниматься не будет. Зачем ей силу отдавать?

– Ты, Катя, даже представить себе не можешь, что будет с человеком, который эту силу получит! Просто тебе своя сила по рождению досталась. Но только в одном случае она может нам не подойти – если она пацана носит.

– Как же мы узнаем, кто у этих баб родится? – удивилась Катя. – Вдруг они откажутся рассказывать? Хотя Галина, как пол ребенка узнает, сразу всем растрезвонит. Но может, и нет… А вот остальные точно не проболтаются. Хуже, если все пацанов ждут. Тогда нам конец. Но что-то чуйка моя мне говорит, что хоть одна девка, да должна родиться! Впрочем, рисковать нельзя, чуйка и подвести может. Времени у нас мало. Надо на болота сходить к Фаине, она точно скажет.

В хате повисла тяжелая тишина. Фаину все уважали и боялись. Идти к ней никто не хотел.

– Мам, – осторожно произнесла Катя, – может, без нее обойдемся?

– Не обойдемся! На шабаше сам Хозяин будет. Если мы Манькину силу прострем, не сносить нам головы! Вот ты, Катька, к Фаине и пойдешь.

– Я?! Почему я? Пусть Дунька идет!

– Ты знаешь, она Маньку лечит, а мне не дойти.

– Мам, но кто к ней ходит, покой теряет! И не только покой, но и красоту! Она несчастье приносит.

– С чего ты взяла? – удивилась Дуня.

– Это из-за меня, – призналась Валентина. – Как я к Фаине сходила, резко стареть и болеть стала. Посмотри на меня: мне пятьдесят, а выгляжу на все семьдесят. Я к ней пришла про одного человека спросить, она ведь может любого найти. Фаина поставила перед собой зеркало, с него тут же дым пошел. Она в него погрузилась вся.

– Прямо в зеркало!? – испуганно вскрикнула Дуня.

– Да нет же, не в зеркало, а в этот дым. Ой, страх какой был! Я ничего в этом дыму не видала…

– Так что, – опять перебила ее Дуня, – эта ведьма и сейчас там живет? Может, померла уже…

– Живет. Крепкая она, знает, как чужие силы скрасть.

– Валя, ты мне ее на шабаше покажешь, ладно? – спросила Дуня.

– Не бывает она на шабашах никогда. Одиночка. Так вот, дым на зеркале рассеялся, и она мне говорит: «Твой человек не живой. Как бы помер, только не совсем, не в этом мире он. А в этот мир, возможно, вернется, но нескоро».

Дуня перекрестилась.

– Ой, бабы, страшно мне. Вот как придет к тебе, Валя, покойник… Видно, он на том свете живет. А как заявится к тебе мертвяк, жуть какая! И кто этот человек?

– Мой бывший, отец Кати. Когда она родилась, он пошел в лес за дровами и пропал.

– С того света не возвращаются, сказки это, – деловито проговорила Катя.

– Может и так, Катька. Но я его жду, любовь у нас была…

– Не понимаю, чего мы так боимся эту Фаину? – недоуменно глянула Дуня на Валентину. – Ну, спросила ты у нее про мужа, и что? Не умерла же.

Валентина тяжело вздохнула.

– Судьбу она ломает. Это как душу продать. Мы живем, грешим по жизни, но не со зла же! А к ней обратиться – все равно что перечить Создателю.

– Ой-ой-ой, – захохотала Катя. – Душу продать! А разве мы ее уже не продали? Посвященье-то у всех было. И после обращения к нам человек тоже мучиться начинает.

– Это не то, Катька. Опосля нее жизнь будет всегда несчастной. Не было у меня в жизни ни одного счастливого денечка. Это как воду пьешь, а напиться не можешь. Живешь, и все, вроде, у тебя хорошо, а ты все равно несчастна. Я ж из-за этого в психушку попала. Подлечили меня, но это чувство осталось. Другой я была до обращенья к Фаине, совсем другой.

– Так зачем ты к ней Катьку посылаешь? – удивилась Дуня.

– А что нам остается? Выхода-то нет! Катька за себя ничего спрашивать не будет, только про баб беременных. И идти она должна как можно скорей, лучше завтра поутру. Я ей оберег дам, очень сильный. Мне его Манька подарила, из другого мира он, защита от всех чар!

– Навсегда подарила? – заинтересовалась Дуня.

Валентина покачала головой.

– Нет. Я его должна буду отдать той, кому сила перейдет.

Под впечатлением грустного рассказа ведьмы притихли, задумались. Особенно страшно стало Кате. Но она понимала, что не пойти к Фаине не сможет. Поэтому набросилась на еду и стала заедать свой страх. Валентина принесла из сеней соленые огурчики. Новое поступление еды и спиртное подняло ведьмам настроение, и начался настоящий пир.

– Наливай, мамаша, побольше, это пойдет нам на пользу, – радовалась Катя.

Ведьмы дружно захохотали.

– Особенно тебе, Катька, – Дуня ткнула в девочку пальцем. – Как завтра дыхнешь перегаром на Фаину, так она захмелеет, и все тебе про баб расскажет.

Эти слова вызвали новый взрыв хохота. Ведьмы знали, что страх и веселье ходят рядом. И чтобы спастись от страха, надо посмеяться над ним.

Глава 14

Вернувшись из больницы в свою квартиру, Кира почувствовала невыносимую душевную боль. Она повалилась на кровать и разрыдалась. Потом вскочила, отбросила со лба длинные пряди черных, как смоль, волос. Из ее горла вырвался дикий, душераздирающий вопль.

Она металась по комнате, кричала слова проклятия Богу, который допустил такую несправедливость, и всем, кто унижал, обижал ее, издевался над ней. Выкрикивала свои обиды мужчине, который изнасиловал ее на Новый год, обзывая его по-всякому. Вспомнила своего отца, который никогда не любил ее, не думал о ней, лишил детства, когда ушел от мамы. Хватала все, что попадалось под руку, и разбивала о стены. Порой останавливалась, задыхающаяся, растрепанная, ужасная.

– Моя дочь! – кричала она в пространство. – Бог, если ты есть, верни мне ее! Я буду молиться тебе всю жизнь! Ты же можешь, я знаю!

Но Бог отвечал ей молчанием. Кира упала на пол, обхватила голову руками и затихла. Она долго лежала неподвижно, безмолвно, будто мертвая. Вдруг очнулась, вздрогнула всем телом.

– Доченька моя, – простонала Кира, поглаживая себя по животу, – пусть твое сердечко станет здоровым! Я только приняла мысль о тебе, только почувствовала, что могу быть счастливой… Держись, живи, прошу тебя…

Она выбежала из квартиры и помчалась в церковь. Было уже поздно, служба закончилась, но двери церкви были еще открыты. Кира вошла в полумрак и тишину. В глубине церкви мерцал большой крест, покрытый позолотой. Из высоких окон лучи предзакатного солнца бросали причудливые тени на лики святых, изображенных на иконах. Создавалось впечатление, что все они зашевелились и ожили.

Кира прислушалась. К счастью, в церкви, кроме нее, никого не было. Иначе она не смогла бы вынести чье-то присутствие. Ей казалось, она сходит с ума от страха за дочь, и внешний мир превращался в осязаемый ужас. Любой, кто увидел бы сейчас Киру Ивановну, ужаснулся: платье разодрано, глаза безумные, волосы прошиты серебристыми прядями…

Углубившись в боковой предел, она поспешила к иконе Божьей матери. Руки дрожали, когда Кира пыталась зажечь свечку. Она прижалась лицом к священной иконе, стараясь найти утешение и поддержку. Колени у нее подкосились, и она тяжело опустилась на пол.

Ее глаза смотрели на Божью матерь с надеждой, а губы шептали:

– Ты тоже мать, помоги моей девочке, вылечи ее сердце, пожалуйста, сохрани ей жизнь, попроси Бога помочь ей. Я очень тебя прошу. Если надо, чтобы кто-то умер, пусть это буду я! Пусть это случится сразу после того, как моя девочка появится на свет! Моя старенькая мама воспитает ее. Возьми мою жизнь, умоляю! Если Бог сохранит ей жизнь, я никогда больше не согрешу! Буду ходить в церковь, посты соблюдать. Господи, но если это невозможно, пусть будет так, как ты решишь, тебе все отдаю, Господи…

В голове зашумело. Шум стал нестерпимым, и черная пелена накрыла ее… Кира открыла глаза, огляделась. Она лежала на узкой кровати в незнакомой спальне. Над ней склонился батюшка в черной рясе.

«Как я здесь оказалась?»

И тут воспоминания больно резанули сердце. В комнату вошла матушка. Взглянув на Киру, приветливо улыбнулась.

– Пришла в себя! Ну, слава Богу! Как же ты нас напугала!

– Простите меня, – Кира приподнялась на кровати. – Я сейчас встану и…

– Полежи немного, не волнуйся. Что у тебя случилось?

– Господи, – Кира откинулась на подушку, – как я устала! Сегодня врач сказал мне, что моя дочь умрет сразу, как родится!

– Об этом не может знать никто, – строго возразил батюшка.

– Я очень хочу в это верить! Как я здесь очутилась? – Кира оглядела комнату.

– Женщины, которые убирали церковь, тебя нашли возле иконы Божьей матери и принесли сюда.

– Да, мне вдруг стало плохо…

– Ничего, – произнес батюшка, – оставайся сегодня на ночь здесь. Я помолюсь за твоего ребенка. Глядишь, с божьей помощью все образуется.

Кира с благодарностью взглянула на батюшку.

– Спасибо вам! Мне не с кем разделить свое горе! А дома быть одной невыносимо.

– Я знаю. Но нам не дают испытаний больше, чем мы сможем вынести.

Они замолчали. Кира вдруг почувствовала себя очень несчастной: опять невыносимый страх за дочь! Батюшка начал читать молитвы, и она не заметила, как уснула.

Утром, отстояв службу и окончательно успокоившись, Кира вернулась домой. На следующий день она вышла из подъезда своего многоквартирного дома в серый, со снегом, дождь, который беспрестанно лил на скользкие машины, катящиеся вниз по улице. Дождь отмыл асфальт и пропитал влагой грязные мусорные кучи, выросшие перед контейнерами для мусора после выходных.

Кира Ивановна шла своей обычной дорогой, по проспекту Мира, к банку. Ничто не могло уберечь ее от ужасной непогоды: зонт совсем не спасал от дождя, потому что дул сильный ветер, который выворачивал зонт наружу, и его пришлось закрыть. На ней был ярко-синий плащ, сапоги и синяя шляпка, которая с трудом удерживала копну шикарных волос. Кира Ивановна пыталась скрыть свое горе, нарочно улыбалась прохожим, и люди улыбались ей в ответ.

Дойдя до банка, Кира взглянула на часы. Девять часов тридцать минут. Двери банка будут открыты для служащих через пять минут, но охранник уже снял наружную сигнализацию и отворил дверь. Кира Ивановна благодарно улыбнулась ему.

Она зашла в свой кабинет, отделенный от остального помещения стеклянной перегородкой, устроенной на американский манер: Кира могла видеть, чем занимаются подчиненные. До недавнего времени передача денег из одного банка в другой и из одного города в другой была длительной, кропотливой процедурой, требующей заполнения многочисленных форм и зависящей от работы главного сберегательного банка. Компьютеризация банковских операций резко изменила ситуацию, и огромные денежные средства могли перемещаться молниеносно. Все банковские сделки находились в памяти компьютера и регулярно кодировались для предотвращения недозволенного доступа.

Ежедневно миллионы электронных рублей проходили через руки Киры Ивановны. Это было увлекательное занятие – следить, как жизненные силы питают артерии бизнеса по всем городам России. До тех пор, пока Кира Ивановна не забеременела, банковское дело поглощало ее целиком. Теперь же все ее мысли были о больном ребенке. Кира боялась, что за месяц сойдет с ума, ожидая очередное УЗИ.

В одиннадцать утра Кира Ивановна покинула свой кабинет и пошла на совещание, которое проводил президент банка.

– Мы уже закрыли один миллион долларов в виде займа банку «Аванда», – сообщила Дина Васильевна, главный бухгалтер.

– В пятницу, на утреннем заседании правления, – подал голос Николай Евгеньевич, президент банка, – решено привлечь новые денежные средства в Екатеринбург для развития металлургической промышленности. Первый взнос составляет около двух миллионов долларов.

– Интересно, – произнесла задумчиво Кира Ивановна, – каковы гарантии? Насколько я знаю, металлургический комбинат не прислал пока никаких бумаг. И странно, почему они обратились к нам, а не в свое отделение?

Вдруг Кира Ивановна почувствовала себя плохо. К горлу подступила такая сильная тошнота, что она резко вскочила со стула и бросилась из комнаты под удивленными взглядами коллег. В туалете ее вывернуло наизнанку. Она села на пол возле унитаза и разрыдалась.

«Боже, какой позор! Что скажет Николай Евгеньевич?»

Кира с трудом поднялась с пола и медленно, держась за стенку, вернулась в свой кабинет. Она видела, как за спиной шушукаются сотрудники. Но ей было все равно…

Кира долго сидела, глядя перед собой. Ей предстояло принять трудное решение. Ее уход негативно отразится на работе банка. Но остаться здесь она тоже не могла. Надо как можно скорей уехать к маме, найти там поддержку и опору, поделиться своим горем. Наконец, Кира взяла листок бумаги и ручку и принялась писать заявление, пока на отпуск.

На столе зазвонил телефон. Секретарь президента пригласила Киру Ивановну в кабинет шефа. Кира, с трудом взяв себя в руки, захватила заявление и направилась в кабинет начальника.

Шеф сидел за огромным столом, заваленным бумагами, и что-то сосредоточенно читал. Кира Ивановна покашляла. Он оторвался от бумаг и пригласил ее сесть.

– Кира Ивановна, потрудитесь объяснить, что происходит. Сегодня вы сорвали важное совещание.

– Николай Евгеньевич, мне надо срочно уйти в отпуск, я больше не могу работать, – она протянула ему заявление.

– Какой отпуск? Сейчас? Вы что, с ума сошли?!

– Если вы мне не дадите отпуск, я возьму больничный.

– Вид, конечно, у вас неважный… Вы заболели?

– Хуже, – ответила она угрюмо. – Я беременна.

– Что? – очки с носа шефа свалились на стол. – От кого?!

Кира вздернула свой упрямый подбородок.

– От мужчины. Или у меня не должно быть личной жизни?

Николай Евгеньевич смутился.

– Простите, Кира Ивановна, за дурацкий вопрос. Но вы всегда на работе до десяти, часто трудитесь в выходные, вот я и решил, что у вас никого нет.

– Да, у меня никого нет. Но я решила родить ребенка для себя. Мне уже много лет, и это мой последний шанс.

– Но почему вы мне не рассказали? Я хотя бы нашел вам замену. Вы понимаете, что, не передав дела, уйти вы не сможете?

– Я понимаю. Постараюсь быть все время на связи. Мне надо срочно уехать к маме. Возможно, через месяц я уже не буду беременной и выйду на работу.

– Хотите сказать, вам рожать через месяц? – удивился он, глядя на ее маленький живот.

– Николай Евгеньевич, я очень прошу, чтобы этот разговор остался между нами. Никто в банке не знает о моей беременности. Дело в том, что мой ребенок не совсем здоров…

– Даун?

Она покачала головой.

– Порок сердца, не совместимый с жизнью ребенка. Когда моя дочь родится, то сразу умрет. Но возможно, сердце исправится. Нужен свежий воздух. Поэтому я не могу больше здесь оставаться. Умоляю вас, Николай Евгеньевич, дайте мне отпуск, иначе я с ума сойду…

Кира Ивановна тяжело вздохнула. К глазам подступили слезы.

«Нет, плакать я не стану. Во всяком случае, не сейчас. И так уже слишком много плакала».

И тут взгляд Киры упал на свою ногу: она увидела огромную стрелку, особенно сильно выделяющуюся на черном. Попыталась закрыть ее рукой, и получилось так, будто у нее заболел живот.

– Вам плохо? – тревожно воскликнул Николай Евгеньевич.

Кира беспомощно взглянула на него и разрыдалась.

– Чулок порвался!

– Чулок?! Какой чулок?!

– Мой, – сказала Кира и вдруг расхохоталась.

Это было похоже на истерику, но владеть собой она не могла. Хотя в эту минуту готова была убить себя.

– Кира Ивановна, соберитесь. Понимаю ваше положение, у меня двое детей, но все же сейчас не так просто найти работу, особенно такую денежную, как у вас. Если родите вашего ребенка и уйдете в декрет, я вынужден буду найти на ваше место другого специалиста.

– Знаю, Николай Евгеньевич. Но год я в любом случае проведу с ребенком, если, конечно, мне выпадет такое счастье – стать матерью. А потом собираюсь отправить дочку в деревню к маме. Вот такие у меня планы.

– Ну, что же, – шеф подписал заявление и протянул его Кире. – Введите в курс дела вашего заместителя, и можете ехать к маме.

Кира Ивановна с благодарностью взглянула на шефа и пошла собирать вещи.

Глава 15

Пока Кира решала свои проблемы на работе, ведьмы заплетали свой узел в ее судьбе.

Катя, встав как можно раньше, еще до рассвета вышла из хаты и потащилась в лес, в сторону болот, где проживала Фаина. Ее ноги, обутые в резиновые сапоги, то и дело застревали в грязи. Она балансировала то на одной ноге, то на другой, вытаскивая сапоги из грязи. Катя поежилась. Холод заползал ей за шиворот. Она смачно плюнула на землю, остановилась и достала варежки из кармана. Надела их, ворча: «Скоро май, а холодина стоит, как зимой».