Между нами

Стейси Гарсия

Между нами

Глава 1 – «Тени между чашками: город, который знает мои секреты»

Я просыпаюсь до того, как город окончательно встанет: в комнате ещё сумрачный серый, как будто небеса забыли включить свет. Дождь стучит по стеклу не как раздражитель, а как ритм, к которому я непроизвольно подстроилась – тихий метроном, который ведёт меня за собой. Лёгкий шарф, брошенный на спинку кресла, пахнет кофе прошлой смены; в квартире звучит моё дыхание и шорохом – шуршание газетных страниц, которые я оставила на столе.

Кофеварку включаю автоматически, как старого знакомого: один нажатие – и вода идёт по трубкам, пар поднимается, кофейный аромат заполняет кухню, мягко вытесняя утреннюю сырость. Мне нравится этот ритуал: мерить ложки, чувствовать тепло металлического фильтра, видеть, как крепкий цвет стекает в стеклянную колбу. В этот момент всё кажется под контролем. В этих вещах – порядок, расчёт, гарантия: мои кофейни, штат, графики – всё это моё. Это часть меня, которую я знаю до костей.

Но как только кружка оказывается в моих руках, где-то глубже, под ритмом и порядком, щемит пустота. Это не боль, не скорбь – скорее пространство, которое не хочет заполняться. Майкл постоянно говорит о будущем так, будто оно уже куплено и перепаковано: «Я видел нас», «Наш дом будет таким», «Мы будем…». Его слова рассыпаны по дому, как мраморные плитки, и он настаивает, что одна только его уверенность может выстроить мост между нами. Я улыбаюсь, киваю, отвечаю что-то мягкое. Но когда он говорит о видении, внутри – тишина, холодная и равнодушная, без искры.

Я всегда думала, что наш мир делится на «до» и «после». Не в религиозном смысле, не в трагедийном. Просто… у нас так устроено всё.

До встречи с родственной душой – ты живёшь, как можешь: работаешь, влюбляешься, ошибаешься, надеешься.

После – всё меняется одним касанием. Одной вспышкой. Одним дыханием, которое захватывает тебя, будто в лёгкие вдруг влили новое будущее.

Так говорят.

Так учили.

Так живут мои родители – и они редкое напоминание о том, что эта система действительно работает.

Они прикоснулись друг к другу на студенческой вечеринке. Папа рассказывал, что тогда случайно уронил на маму лимонад. Она протянула руки, чтобы помочь ему подняться – их пальцы соприкоснулись, и обоих накрыло ослепительное, пророческое видение их жизни. Дом. Свадьба. Дети. Улыбки. Папа иногда шутит, что уже тогда увидел, как будет ругаться со мной за то, что я уехала из их дома раньше, чем он был готов отпустить. Мама говорит, что никогда не испугалась этой вспышки – будто сердце знало, что ждёт её именно такая любовь.

Я росла среди этой ясности.

Тепла.

Уверенности, которая будто встроена в стены их дома.

И всё же… мир, где каждый живёт в ожидании касания, оказывается странно пустым для тех, кто ничего не видел.

Когда я впервые коснулась Майкла, ничего не произошло. Ни вспышки, ни картин, ни тех обещанных мгновений будущего. Он утверждает обратное. Уверяет, что видел всё за нас двоих, будто мое молчание – лишь каприз судьбы, а не трещина, которая под моими ребрами не зарастает.

Я долго думала, что со мной что-то не так. Что я сломанная. Неправильная. Неподходящая.

Но потом поняла, что тишина – это тоже ответ.

И моя жизнь «до» продолжается. Тянется. Тянет меня за собой, как этот утренний дождь за стеклом. И всё равно – иногда я думаю, что, возможно, чудо просто ещё не вышло ко мне навстречу.

Мир до – ещё держится.

Но откуда-то издалека, как глухой отклик, уже тянется мир после.

Завтрашние дела кофейни выглядят честнее. Сегодня у нас встреча с поставщиками – обсуждать новый контракт на зерно и пакеты, решать, кто закроет смену в пятницу. Такие вещи не предсказывают судьбы; они разрешают проблемы. Мне приятнее думать о размерах помещения на Вест-лейн, о новом шрифте на меню, о том, как улыбнётся бариста, если я принесу ему горячий шоколад. Это близко. Это реально.

Я собираю сумку: планшет с отчетами, блокнот с пометками, ключи от офиса и ключи от квартиры – маленький ритуал закрытия одной части дня и перехода в другую. Перед выходом задерживаюсь у окна: город тонет в лёгком тумане, неон отражается в мокром асфальте, и кажется, что улицы Сиэтла выдыхают медленно, задумчиво. Машины бегут, люди поджаты к себе зонтами – и в этом движении есть какое-то спокойное единство, которого мне не хватает внутри.

Я надеваю пальто, причесываю волосы, которые с утра выглядят как будто позолотились – светло-каштановые пряди играют бликами. В зеркале вижу не только лицо, но и ту привычную решимость: короткая, ровная чёлка, глаза – голубые, спокойные, и под ними – лёгкая усталость. Закрываю дверь, слышу щелчок замка – звук, который всегда немного утешает. Машина Майкла уже под подъездом; он машет мне рукой. Его улыбка ровная, уверенная. Я улыбаюсь в ответ, но улыбка – это вещь, которую я сегодня выдала по расписанию.

По дороге он говорит о пустяках: предстоящая вечеринка, новый ресторан в центре, политические споры, которые его раздражают. Я слушаю, отвечаю фразами, которыми уже давно снабдила себя – «конечно», «подумай», «да, интересно».

Я не понимаю его. Или не хочу понимать себя. Мой кофе остыл за время пути, и я чувствую, что этот вечер – обычный как поход в бар, но уже в голове начинает робко мерцать мысль, что обычное вдруг может оказаться началом чего-то другого. Я глотаю последний холодный глоток, собираю в себе тёплую маску вежливости и выхожу в дождь – в шум, в свет.

***

Я вошла в кофейню, и запах свежемолотого кофе мгновенно успокоил меня. Томас, мой менеджер, стоял у прилавка, листая бумаги.

– Айслин, у нас задержка с поставкой зерна из Колумбии, – сказал он с лёгкой тревогой в голосе.

– Опять? – я усмехнулась, привычно беря блокнот. – Проверь у Пакера в логистике. Пусть за сегодня найдут альтернативу. Мы не можем ждать. Клиенты не будут терпеливыми.

– Он говорит, что грузовик сломался, – Томас пожал плечами.

– Точно. Тогда ставим план Б. Скажи ему, чтобы связался с другими поставщиками. Репутация важнее, чем привычка ждать.

Я прошла между столиками, проверяя полки с сиропами, мельком глянув на заметки о заказах. Каждый шаг, каждый жест здесь – мой ритуал контроля. И в такие моменты я чувствую себя уверенной, словно мир подчиняется логике: кофе, числа, графики, довольные лица клиентов.

Но стоит мне задержаться у окна и посмотреть на дождливые улицы Сиэтла – как привычная уверенность начинает трещать. Мысли о Майкле, его настойчивости и словах «Мы видели наше видение», возвращаются, тяжелые и непреложные. Я молчу, потому что правда внутри меня тяжелее, чем любой мокрый камень, что когда-либо лежал на сердце.

Я молчу. Тяжесть правды давит на грудь, будто мокрый камень. Моя уверенность здесь – временная иллюзия, пока его слова тихо не напоминают о пустоте внутри.

– Айслин, всё проверила с поставкой? – Томас снова вернул меня к реальности.

– Да, всё под контролем. Но держи связь с логистикой. Я не хочу сюрпризов, – отвечаю я и стараюсь сосредоточиться на цифрах, на кофе, на мелочах, которые мне подчиняются.

И всё же, глядя на дождь за стеклом, я понимаю, что мой внутренний мир делится на «до» и «после». До встречи с родственной душой – обычная жизнь, привычная и безопасная. После… я пока не знаю, что будет.

И вот тогда мысли сами собой уходят к дому родителей. Папа управляет крупным холдингом, каждое его решение – часть большой системы. Мама – душа семьи, их любовь с отцом всегда казалась мне вечной и непоколебимой. Кайл, мой старший брат, уверенный, всегда рядом, когда нужно. И я? Я стою здесь, среди своих кофеен, своей квартиры, своих дел. Всё идеально… и всё же пусто.

Мир делится на «до» и «после». До встречи с родственной душой – привычная, безопасная жизнь, где есть семья, работа, уют и порядок. После… я пока не знаю, что будет. И это ощущение пустоты, как тихий дождь за стеклом, не отпускает, проникая в каждый уголок моего сознания.

Я снова повернулась к стойке, глядя на клиентов, их улыбки, лёгкую суету. И всё, что я чувствовала, – это желание удержаться за хоть что-то реальное, за то, что под моим контролем, потому что в сердце пустота, о которой нельзя говорить.

***

Я шла между столиками, проверяя чистоту и порядок. Каждый уголок кофейни должен был быть идеальным – от полок с зерном до подсвечников на столах.

– Томас, – позвала я, заметив, что на складе не уложены новые поставки. – Эти коробки надо разместить по сортам и датам. Никаких «потом». Клиенты и бариста должны видеть только то, что готово к использованию.

– Да, Айслин, я уже. – Томас кивнул.

Я подошла к бариста, которая нервно пыталась справиться с большим заказом.

– Лана, смотри на подачу: латте с рисунком аккуратно, без пятен на краях. Мы не просто продаём кофе, мы создаём впечатление. Ты понимаешь?

– Да, Айслин, поняла. – Лана выдохнула, а я похвалила её лёгким кивком.

В этот момент к офису подошёл поставщик, опоздавший на встречу. Он явно ожидал лёгкого согласия на перенос, но я подняла бровь.

– Джейсон, нам нельзя ждать. Клиенты – это наше всё. Найди способ доставить сегодня. И никакой отсрочки, понимаешь?

Он кивнул, слегка удивлённый моей настойчивостью, и убежал звонить водителю.

Я прошла к окну, разглядывая улицу и серые капли дождя, а мысли всё равно возвращались к Майклу. Его уверенность в их «видении» звенела пустотой в моей груди. Я не могла сказать ему правду. Я молчала, потому что была уверена в себе здесь, в своих кофейнях, среди поставок, заказов и бариста, а вот там, в его мире, моё место было неясным.

– Айслин, – Томас заговорил снова, – все сотрудники ждут твоей инструкции по новой акции.

Я улыбнулась, чуть напряжённо, но уверенно.

– Давай так: пробуем с этим новым сиропом. И не просто продаём – создаём атмосферу. Каждый посетитель должен почувствовать, что ему приготовили что-то особенное.

В такие моменты я чувствую себя живой. Я главный здесь. Мир подчиняется моим решениям. И даже если где-то в сердце пустота, здесь она не властна надо мной.

***

Вечер близился к концу, хотя день ещё держался за меня в сумеречных серых оттенках Сиэтла. Улицы мокрые от дождя, отражая неоновые вывески и фары машин, а в воздухе витала привычная суета города. Я заканчивала обход кофейни, проверяя, что все полки на месте, и вдруг почувствовала лёгкое беспокойство, будто сама улица шептала, что сегодня что-то изменится.

Каждый шаг отдавался в груди, и в голове мелькали мысли о том, как странно всё сложилось: работа под контролем, семья рядом, но пустота от Майкла всё ещё оставалась. Сердце подсказывало, что вечер не будет обычным.

Я только что проверила последние поставки, расставила коробки на складе и собралась идти к бариста, когда телефон в офисе завибрировал. Экран показал имя Майкл.

– Привет, – ответила я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно, ровно.

– Айслин, – его голос был лёгким, почти игривым, как будто он уже жил в нашем совместном будущем, – наши друзья собираются сегодня вечером в баре. Ты идёшь?

Я почувствовала, как сердце неохотно дёрнулось, и на мгновение я хотела отказаться. Но вместо этого улыбнулась голосом, чуть слышимой, не отражая настоящего чувства.

– Да, Майкл, я буду. – Слова вылетели легко, но внутри меня что-то ёкнуло.

Он засмеялся, лёгко и уверенно, не подозревая, что я храню тайну – я не видела никакого видения, никакой картины их будущего. Пустота внутри меня была слишком тяжелой, чтобы делиться ею с ним.

– Отлично! – продолжил он. – Заеду через двадцать минут. Это будет весело.

Я кивнула сама себе, хотя он этого не видел, и положила трубку. Дрожь тревоги пробежала по спине, но я собралась. Внутри была пустота, но снаружи я всё так же уверена – я контролирую каждую деталь своей кофейни, каждый заказ, каждый взгляд сотрудников.

Я посмотрела на своих бариста, на Томаса, на идеально расставленные коробки и полки, и мысленно напомнила себе: «Здесь я сильная. Здесь всё под моим контролем».

И всё же дрожь не отпускала. Слова «бар» и «друзья» застряло в груди как лёгкая, но настойчивая тревога. Что-то подсказывало мне, что этот вечер не будет таким обычным, как все остальные.

***

Я села в машину Майкла, пристегнув ремень, и на мгновение вдохнула запах его духов, смешанный с сыростью дождливого вечера. Дорога перед нами блестела под светом фонарей, отражая каждый фонарь и прохожего как неровное зеркало.

– Сегодня неплохой день для встречи с друзьями, – начал он, словно заполняя тишину, – я только что закончил встречу по новому проекту, представляешь, сколько бумаг… и потом футбол, матч сегодня просто огонь!

Я кивала, улыбалась, смеялась там, где нужно, и ловила себя на том, что мысли ускользают куда-то внутрь, туда, где пустота от Майкла давит сильнее, чем его слова. Я пыталась сконцентрироваться на дороге и на свете фонарей, но в голове продолжала крутиться одна мысль: «Что-то в этом вечере будет не так».

И вдруг он небрежно бросил:

– А, кстати, будет Зейн. Мой старый друг. Представляешь, он вообще не верит в родственные души!

Я сдержала вздох. Имя ударило сильнее, чем следовало. Не любопытство, а странное, непостижимое предчувствие пронзило грудь. Зейн. Имя застряло в ребрах, словно невидимая заноза, и в голове вспыхнуло чувство, которого я ещё не понимала.

Я посмотрела на Майкла, его улыбающееся лицо, и сделала вид, что ничего не заметила. Никаких эмоций, только лёгкое поддакивание:

– Ах да? Ну, будет интересно.

Внутри же что-то шевельнулось и застучало странным ритмом, который нельзя было игнорировать. Я не знала, кто этот Зейн, не знала, что он сделает с моим вечером… и с тем, что я ещё не готова признать самой себе.

– Ты выглядишь уставшим. – кивнула я, стараясь поддерживать лёгкий тон.

– Эх, да, но зато после можно расслабиться. Ты как провела день? Всё с кофе успела?

– Да, всё под контролем, – ответила я, следя за каплями дождя на стекле. – Лана хорошо справилась с заказами, поставки проверила, Томас немного нервничал, но это ничего.

– Ну, главное, что ты не сгорела на работе, – усмехнулся он, глядя на меня через зеркало. – Иногда мне кажется, твоя кофейня – это как маленькая империя.

Я улыбнулась только губами, чувствуя, как привычная уверенность слегка трясётся внутри. – Империя, да… но она подчиняется мне. И это приятно.

***

Я задержалась на пороге дольше, чем нужно – будто сама дверь пыталась удержать меня в привычном мире света и порядка. Снаружи дождь ещё шёл, а внутри бар открывал свои тёплые объятия: неоновые вывески угадывали силуэты, музыка мягко толкала сердце в такт, а воздух пах буквально всем – паром разогретого пива, цитрусом коктейлей, чем-то сладким и табачным, смешавшимся с сырым духом города.

Майкл уже растворился в своей компании: жесты, смех, быстрые шутки – он всегда умел занимать пространство, как будто оно по праву его. Я шла за ним и чувствовала, как внимание стекает с меня, оставляя кожу тоньше обычного. Люди вокруг казались идеально расставленными фигурами на шахматной доске: кто-то смеётся громко, кто-то молчит в углу, кто-то говорит так, будто репетирует важные слова. Бар был сценой, где каждый устроил свою пьесу – и сегодня чей-то спектакль должен был столкнуться с моим.

Я оглядывалась: знакомые лица – друзья Майкла, несколько новых, которых я ещё не запомнила, бармен с татуировкой на плече, которая выглядела как карта, и столики, заставленные бокалами. Свет падал пятнами, отбрасывал тени, и в этих тенях всё выглядело одновременно и ближе, и отдалённее, чем в дневном свете.

Я пыталась поймать ритм: улыбка на входе, приветственный кивок, лёгкое касание руки у прохода – всё то, что делают люди, чтобы сказать «я с тобой», не произнося ни слова. Но внутри меня было другое: попытка удержать тот холод, который живёт в груди, когда Майкл повторяет о видении. Я разговаривала, отвечала, смеялась, и каждое моё движение было отточено привычкой – привычкой держать лицо, когда внутри буря.

И в то же мгновение, когда музыка захлёстывала очередной припев, я заметила его. Только на секунду: тёмная фигура у окна, профиль, который вырезался на фоне неона. Это был Зейн – не имя, а ощущение: отстранённый, как камень, сложенный в другую постройку. Он сидел немного в стороне, не бросался в шумную толпу, но как будто слушал её насквозь. Взгляд его был направлен не на людей вокруг, а внутрь чего-то невидимого, словно он читал чужие мысли, как открытую страницу.