Венецианская жемчужина

– Загадочно.

– Бабушка всегда была загадочной. Думаю, это семейная черта.

Лоренцо улыбнулся.

– У тебя она тоже есть. Загадочность.

– Правда?

– Правда. Когда я впервые увидел тебя на карнавале, в той маске… ты была самым загадочным существом, которое я когда-либо встречал. Я не мог оторвать от тебя глаз.

– А теперь?

– А теперь… – он посмотрел на неё, – теперь я знаю тебя лучше. Но загадочность никуда не делась. Она просто… углубилась.

Софья рассмеялась – искренне, открыто.

– Ты странный человек, Лоренцо Фальконе. Художник, который говорит как поэт.

– Художники и поэты – почти одно и то же. Мы все пытаемся ухватить то, что невозможно ухватить. Красоту. Истину. Любовь.

– И получается?

– Иногда. – Он улыбнулся. – Когда повезёт.

К полудню они добрались до развилки, где главная дорога разделялась на две: одна вела прямо на Падую, другая – в сторону, к холмам на востоке.

– Нам туда, – сказал Лоренцо, указывая на восточную дорогу. – Аббатство, на которое указывают координаты, находится в стороне от города.

– Ты уверен?

– Марко был уверен. А я доверяю Марко.

Они свернули на боковую дорогу – узкую, заросшую, явно не пользовавшуюся большой популярностью. Деревья смыкались над головой, создавая зелёный туннель, сквозь который едва пробивался солнечный свет.

– Здесь неуютно, – сказала Софья, оглядываясь. – Слишком тихо.

Лоренцо тоже это заметил. Птицы, которые щебетали на главной дороге, здесь молчали. Ветер стих. Даже лошади нервничали, прядая ушами и фыркая.

– Держись рядом, – сказал он тихо, положив руку на рукоять шпаги.

Они проехали ещё с полмили, когда Лоренцо увидел их.

Люди на дороге. Пятеро. В тёмных плащах, с оружием в руках. Один – впереди, на коне. Остальные – пешие, полукругом, перегораживая путь.

– Стой! – крикнул всадник.

Лоренцо натянул поводья. Софья остановилась рядом.

– Кто вы? – спросил Лоренцо, стараясь, чтобы голос не выдал волнения.

Всадник приблизился. Это был крупный мужчина с грубым, обветренным лицом и шрамом через всю левую щёку. Глаза у него были маленькие, злые, как у крысы.

– Лука Гримальди, к вашим услугам, – представился он с насмешливым поклоном. – Капитан… скажем так, вольного отряда. А вы, если не ошибаюсь, Лоренцо Фальконе и синьорина Софья Контарини.

Лоренцо похолодел.

– Откуда вы знаете наши имена?

– О, у нас есть общие друзья. – Гримальди ухмыльнулся. – Очень щедрые друзья. Которые заплатили хорошие деньги за вашу… доставку.

– Чезаре Сфорца?

– Не совсем. Хотя граф тоже интересуется вами. Но мой нынешний работодатель… – Гримальди сделал паузу, – скажем так, он человек более… духовный.

Братство. Магистр Бальтазар.

– Чего вы хотите? – спросила Софья. Её голос был твёрдым, хотя Лоренцо видел, как побелели её пальцы на поводьях.

– Жемчужину, для начала. – Гримальди протянул руку. – «Слезу Византии». Отдайте её – и, возможно, мы позволим вам уйти живыми.

– У меня её нет, – сказала Софья.

– Ложь. – Гримальди покачал головой. – Мне сказали, что вы никогда с ней не расстаётесь. Что она висит у вас на шее, под одеждой. – Он сделал знак своим людям. – Проверьте.

Двое мужчин двинулись вперёд.

Лоренцо выхватил шпагу.

– Не подходите.

Гримальди рассмеялся.

– Один против пятерых? Вы храбрец, синьор Фальконе. Или безумец. Впрочем, это часто одно и то же. – Он обнажил собственный клинок. – Что ж, если хотите умереть героем – я не стану вам мешать.

Он кивнул своим людям – и они бросились в атаку.

Лоренцо отбил первый удар, второй, третий. Он дрался так, как учил его отец – экономно, точно, без лишних движений. Но противников было слишком много. Они наседали со всех сторон, не давая передышки.

«Софья», – мелькнуло в голове. – «Нужно защитить Софью».

Он отступил, прикрывая её собой.

И тогда произошло неожиданное.

Софья спрыгнула с лошади, и в её руке блеснул стилет – тонкий, смертоносный клинок, который она, очевидно, прятала в складках одежды. Она метнулась к ближайшему нападавшему и ударила – быстро, точно, без колебаний.

Человек вскрикнул и упал, хватаясь за бок.

– Софья! – крикнул Лоренцо.

– Сражайся! – ответила она, отбивая удар другого противника. – Меня учили!

Учили? Кто? Когда?

Но времени на вопросы не было. Лоренцо ринулся в бой с удвоенной силой, и теперь, когда их было двое, расклад изменился.

Они дрались бок о бок – художник и дочь дожа, любовники и беглецы. Лоренцо не знал, сколько это продолжалось – минуту, пять, вечность. Он только помнил звон стали, крики, запах крови, и рядом – Софью, которая двигалась, как танцовщица, её стилет мелькал в воздухе серебряной молнией.

Наконец – последний противник упал.

Остался только Гримальди.

Капитан смотрел на них с лошади – и в его глазах было что-то похожее на уважение.

– Впечатляет, – сказал он. – Не ожидал. – Он убрал шпагу в ножны. – Что ж, сегодня вы победили. Но мы ещё встретимся, синьор Фальконе. Можете в этом не сомневаться.

Он развернул лошадь и ускакал – прежде чем Лоренцо успел его остановить.

Они остались одни на дороге, среди поверженных врагов.

Лоренцо повернулся к Софье. Она стояла, тяжело дыша, со стилетом в руке. На её лице была кровь – чужая, не её.

– Ты цела? – спросил он.

– Да. – Она посмотрела на стилет, словно впервые его видела. – Да, я цела.

– Откуда ты умеешь…

– Бабушка. – Софья убрала стилет. – Она настояла, чтобы меня учили. Говорила, что женщина из нашего рода должна уметь защитить себя.

– Мудрая женщина.

– Да. – Софья вдруг засмеялась – нервно, на грани истерики. – Да, она была мудрой. О боже, Лоренцо, что мы только что сделали?

Он подошёл к ней и обнял. Она дрожала всем телом.

– Мы выжили, – сказал он. – Это главное.

– Я… я никогда раньше не… – она всхлипнула. – Я ранила человека. Может быть, убила.

– Они хотели убить нас. Ты защищалась.

– Знаю. Но всё равно… – она уткнулась лицом ему в грудь. – Это ужасно.

Он гладил её по волосам, ожидая, пока она успокоится.

– Нам нужно уходить, – сказал он наконец. – Гримальди может вернуться с подкреплением.

– Да. – Софья отстранилась, вытирая слёзы. – Да, ты прав. Поехали.

Они сели на лошадей и продолжили путь – оставляя позади тела поверженных врагов и первую кровь, которую пролила Софья Контарини.

Аббатство Святого Бенедикта показалось к вечеру – когда солнце уже клонилось к закату, окрашивая небо в оранжевые и багровые тона.

Это было мрачное место. Древние стены, поросшие плющом и мхом. Обрушившаяся колокольня, торчащая, как сломанный палец. Заросший двор, где когда-то ходили монахи, а теперь бродили только вороны.

– Здесь? – спросила Софья. – Ты уверен?

– Координаты указывают сюда. – Лоренцо спешился и привязал лошадь к полусгнившему столбу. – Где-то здесь мой отец спрятал манускрипт.

Они вошли через главные ворота – створки давно сгнили и валялись на земле, покрытые листьями и грязью. Внутренний двор был завален обломками камней и битой черепицей. Крыша главного здания местами провалилась, и сквозь дыры было видно потемневшее небо.

– Осторожно, – сказал Лоренцо, беря Софью за руку. – Здесь всё может рухнуть.

Они осторожно двинулись внутрь.

Бывшая церковь аббатства производила жуткое впечатление. Когда-то здесь было красиво – фрески на стенах, витражи в окнах, резной алтарь. Но время и запустение сделали своё дело: фрески облупились, витражи разбились, алтарь рассыпался в труху. Только распятие на стене оставалось нетронутым – потемневший от времени крест с фигурой Христа, смотревшего на пришельцев с непонятным выражением.

– Где искать? – спросила Софья.

– Не знаю. – Лоренцо оглядывался. – Координаты указывают на это место, но не на конкретную точку. Нужно искать.

– Что искать?

– Знак. Символ. Что-то, что укажет на тайник.

Они разделились и начали осматривать церковь. Лоренцо изучал стены, Софья – пол. Время шло, солнце садилось, в церкви становилось всё темнее.

– Лоренцо! – позвала Софья. – Иди сюда!

Он подбежал к ней. Она стояла у основания одной из колонн и указывала вниз.

– Смотри.

На каменном полу, почти скрытый грязью и пылью, был выбит символ. Крест с расходящимися лучами – тот же символ, что был на шраме Лоренцо.

– Братство Святой Софии, – прошептал он. – Это здесь.

Он опустился на колени и начал ощупывать камни вокруг символа. Один из них поддался – сдвинулся в сторону, открывая тёмное отверстие.

– Тайник!

Лоренцо засунул руку в отверстие и нащупал что-то – холодное, металлическое. Он вытащил это наружу.

Шкатулка. Небольшая, железная, с тем же символом на крышке.

– Открой, – прошептала Софья.

Лоренцо открыл шкатулку.

Внутри лежал свиток – пожелтевший от времени, но целый. Рядом – письмо, запечатанное сургучом с отпечатком перстня.

– Манускрипт, – сказал Лоренцо. – Мы нашли его.

Он развернул письмо. Почерк был незнакомым – но имя, которым оно было подписано, заставило его сердце замереть.

«Мой дорогой сын, если ты читаешь это – значит, меня уже нет в живых. Но ты нашёл то, что я спрятал для тебя. Теперь слушай внимательно…»

– Это письмо от твоего отца, – прошептала Софья, заглядывая через его плечо.

– Да. – Голос Лоренцо дрогнул. – От моего отца.

Они вышли из церкви и устроились на старой каменной скамье во дворе. Солнце село, но луна давала достаточно света, чтобы читать.

Лоренцо развернул письмо полностью и начал читать вслух:

«Мой дорогой сын,

Если ты читаешь это – значит, меня уже нет в живых. И значит, ты нашёл дорогу сюда, расшифровав метку на своём плече. Прости, что причинил тебе боль, когда ставил её – но это был единственный способ сохранить тайну в безопасности.

Я должен рассказать тебе правду. Всю правду, которую скрывал столько лет.

Я был членом Братства Святой Софии – тайного ордена, выросшего из пепла тамплиеров. Мы верили, что охраняем величайшую тайну христианского мира – местоположение сокровищ, вывезенных из Константинополя накануне его падения. Я верил в нашу миссию. Верил, что мы делаем святое дело.

Но потом я встретил её. Елену.

Она была замужем за Антонио Контарини, человеком, которого она не любила, но которому была отдана по воле семьи. Она была хранительницей жемчужины – «Слезы Византии» – и первой части манускрипта. Братство послало меня к ней, чтобы я выкрал тайну.

Но вместо этого я полюбил её.

Мы были вместе три года – три самых счастливых года моей жизни. Она рассказала мне всё: о жемчужине, о карте, о сокровищах. И она рассказала мне то, чего не знал никто – правду о том, что на самом деле скрыто в тех сокровищах.

Это не просто золото и драгоценности, сын мой. Среди них есть нечто большее. Нечто, что может изменить судьбу мира.

Когда-то, много веков назад, в Константинополь была привезена реликвия – Священный Грааль. Не чаша, как говорят легенды, но нечто иное. Документ. Древний текст, написанный рукой самого апостола Иоанна. Текст, в котором содержится истина о Христе – истина, которую Церковь скрывала века.

Я не знаю, что написано в этом тексте. Елена тоже не знала. Но она знала, что он существует – и что Братство хочет найти его, чтобы использовать как оружие. Они хотят шантажировать Церковь, заставить Папу подчиниться их воле, возродить орден тамплиеров во всей его силе.

Я не мог этого допустить.

Я украл третью часть манускрипта – ту, что хранило Братство. Без неё они не могут найти сокровища. Без неё тайна остаётся сокрытой.

Но Елена умерла. Она умерла, родив мне… родив дочь.

Да, сын мой. Софья – не дочь Антонио Контарини. Она – моя дочь. Твоя сестра.

Контарини знает это. Он всегда знал. Но он принял её как свою – потому что любил Елену, несмотря ни на что. И потому что Софья – наследница жемчужины, а значит – ключ к сокровищам.

Я ушёл из Венеции после смерти Елены. Я не мог больше там оставаться. Я женился на твоей матери – хорошей, доброй женщине, которая заслуживала лучшего, чем человек с разбитым сердцем. Я пытался начать новую жизнь.

Но Братство нашло меня. Они потребовали вернуть манускрипт. Я отказался.

Если ты читаешь это письмо – значит, они убили меня. И значит, теперь твоя очередь хранить тайну.

Манускрипт – в этой шкатулке. Береги его. Не отдавай никому – ни Братству, ни Церкви, ни королям и императорам. Если когда-нибудь ты найдёшь сокровища – а я верю, что найдёшь – ты должен будешь решить, что делать с тем, что там скрыто.

Я верю в тебя, сын мой. Верю, что ты сделаешь правильный выбор.

И ещё одно. Софья – твоя сестра, но она об этом не знает. Решай сам, говорить ей или нет. Но помни: что бы ни случилось, защити её. Она – всё, что осталось от женщины, которую я любил больше жизни.

Прощай, Лоренцо. Я горжусь тобой – даже если никогда не говорил этого вслух.

Твой отец, Марко Фальконе»

Тишина.

Лоренцо сидел неподвижно, сжимая письмо в руках. Слова расплывались перед глазами. Мир вокруг него рушился и собирался заново – в новую, невозможную конфигурацию.

Софья – его сестра.

Женщина, которую он любил. Которую целовал. О которой мечтал. Она – его сестра.

– Лоренцо? – голос Софьи доносился откуда-то издалека. – Лоренцо, что там написано? Почему ты молчишь?

Он не мог ответить. Не мог говорить. Не мог даже дышать.

– Лоренцо!

Софья выхватила письмо из его рук и начала читать. Он видел, как меняется её лицо – от любопытства к недоумению, от недоумения к шоку, от шока – к чему-то, чему он не мог дать названия.

– Нет, – прошептала она. – Нет, это неправда. Это не может быть правдой.

– Софья…

– Нет! – Она отшвырнула письмо, словно оно жгло ей руки. – Это ложь! Какая-то жестокая, бессмысленная ложь!

– Почему это должна быть ложь?

– Потому что… потому что… – она задыхалась, слова не шли. – Потому что мы… мы с тобой…

Она не договорила. Не смогла.

Лоренцо встал и подошёл к ней. Хотел обнять – но она отшатнулась.

– Не прикасайся ко мне!

– Софья, послушай…

– Нет, ты послушай! – Она смотрела на него с яростью и болью. – Если это правда – если то, что написано в этом проклятом письме, правда – тогда всё, что между нами было… это… это…

– Грех, – сказал он тихо. – Если это правда, то мы совершили грех.

– Грех? – Она истерически рассмеялась. – Грех? Я любила тебя, Лоренцо! Любила! И ты… ты мой брат!

– Я не знал.

– И я не знала! Но это ничего не меняет! – Она упала на колени, обхватив голову руками. – О боже. О боже. Что нам теперь делать?

Лоренцо опустился рядом с ней. Он хотел прикоснуться к ней, утешить – но не смел.

– Я не знаю, – сказал он честно. – Я ничего не знаю.

Они сидели так, рядом, но бесконечно далеко друг от друга. Луна светила над развалинами аббатства, вороны кричали в темноте, и мир, который они знали, больше не существовал.

Прошёл час. Или два. Или вечность.

Наконец Софья заговорила – голосом, охрипшим от слёз:

– Может быть, он ошибся.

– Что?

– Твой отец. Может быть, он ошибся. Может быть, моя мать… может быть, я всё-таки дочь Контарини.

Лоренцо покачал головой.

– Он не стал бы писать это, если не был уверен. Он любил её, Софья. Он знал.

– Но откуда он мог знать точно? Моя мать была замужем. Она жила с мужем. Она…

– Софья. – Лоренцо взял её за руки – и на этот раз она не отшатнулась. – Посмотри на меня.

Она подняла глаза – красные, опухшие от слёз.

– Я видел портрет Антонио Контарини, – сказал он. – Во дворце. Высокий, светловолосый, с голубыми глазами.

– И что?

– Ты – тёмноволосая. С тёмными глазами. С чертами лица, которые… – он запнулся, – которые похожи на мои.

Софья смотрела на него. И он видел, как понимание – страшное, неотвратимое – проступает в её глазах.

– Нет…

– Мы похожи, Софья. Я замечал это с самого начала, но не понимал почему. Теперь понимаю.

Она снова расплакалась. Лоренцо обнял её – не как любовник, не как жених, а как брат. Как человек, который разделяет с ней это страшное знание.

– Что нам делать? – всхлипывала она. – Лоренцо, что нам делать?

– Жить дальше, – сказал он. – У нас нет выбора. То, что было между нами… это нужно забыть. Похоронить. Начать заново.

– Я не могу забыть.

– Сможешь. Со временем.

– Ты так уверен?

– Нет. – Он помолчал. – Но я надеюсь.

Она отстранилась и посмотрела на него – долго, пристально.

– Ты ведь тоже любил меня, – сказала она. – По-настоящему.

– Да.

– И теперь?

– Теперь… – он сглотнул комок в горле, – теперь я люблю тебя иначе. Как сестру. Как семью. Как единственного близкого человека, который у меня остался.

Она кивнула – медленно, будто соглашаясь с приговором.

– Хорошо. – Её голос был глухим, безжизненным. – Хорошо. Пусть будет так.

Она встала, отряхивая платье. Движения её были механическими, как у куклы.

– Нужно ехать дальше, – сказала она. – Мы нашли манускрипт. Это главное.

– Софья…

– Не надо. – Она подняла руку, останавливая его. – Не надо ничего говорить. Я… мне нужно время. Чтобы осмыслить. Чтобы принять.

Он кивнул.

– Хорошо. Но одно я должен сказать.

– Что?

– Что бы ни случилось – я буду рядом. Я не брошу тебя. Никогда.

Она посмотрела на него – и в её глазах мелькнуло что-то похожее на благодарность.

– Я знаю, – прошептала она. – Я знаю.

Они провели ночь в развалинах аббатства – в одном из немногих помещений, где сохранилась крыша. Спали по очереди, охраняя друг друга. Но ни один из них не мог по-настоящему уснуть.

Утром, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели в стенах, Лоренцо развернул манускрипт.

Это был древний документ – пергамент, исписанный странными символами, которые он не мог прочитать. Частично греческий, частично латынь, частично что-то ещё – какой-то старый код или шифр.

– Ты понимаешь что-нибудь? – спросила Софья, заглядывая через его плечо.

– Частично. – Он указал на один из абзацев. – Вот здесь упоминается Константинополь. И ещё – «подземный храм». И… – он нахмурился, – «звезда Давида».

– Звезда Давида? Это еврейский символ.

– Да. – Лоренцо задумался. – Может быть, сокровища спрятаны в еврейском квартале Константинополя?

– Или в синагоге. – Софья взяла манускрипт и начала изучать его. – Смотри, вот здесь – координаты. Широта и долгота, как в твоём шраме.

– Можешь их прочитать?

– Кажется, да. – Она прищурилась. – Сорок один градус северной широты, двадцать девять градусов восточной долготы. Это…

– Константинополь, – сказал Лоренцо. – Сокровища в Константинополе.

– Но это территория Османской империи. Как мы туда попадём?

Лоренцо вспомнил Ибрагим-пашу. Его предложение союза. Серебряный перстень, который всё ещё лежал у него в кармане.

– У меня есть идея, – сказал он. – Но тебе она не понравится.

– Какая?

– Турки. Ибрагим-паша предлагал мне помощь. Может быть, пришло время принять его предложение.

Софья нахмурилась.

– Ты ему доверяешь?

– Нет. Но у нас нет выбора. – Лоренцо сложил манускрипт и убрал его в шкатулку. – Мы не можем добраться до Константинополя без помощи. И Ибрагим – единственный, кто может нам её дать.

– А что он потребует взамен?

– Не знаю. Но думаю, что скоро узнаем.

Они выехали из аббатства, когда солнце уже поднялось над горизонтом. Лоренцо вёл лошадь обратно к главной дороге, Софья следовала за ним.

Между ними было странное, напряжённое молчание. Слова, которые они говорили раньше – нежные, любовные – теперь казались запретными. Прикосновения, которые раньше были естественными – теперь вызывали неловкость.

«Она моя сестра», – думал Лоренцо снова и снова. – «Моя сестра. Женщина, которую я любил. Которую целовал. Которой клялся в верности».

Он чувствовал себя преступником. Грешником. Человеком, который совершил нечто непростительное – пусть и по незнанию.

– Лоренцо, – сказала Софья, нарушая молчание.

– Да?

– Ты сказал, что будешь рядом. Всегда.

– Да.

– Это всё ещё так?

Он обернулся и посмотрел на неё. Её лицо было бледным, глаза – красными, но в них горел огонь – тот же огонь, который он видел в первую ночь карнавала.

– Да, – сказал он. – Это всё ещё так.

– Тогда пообещай мне кое-что.

– Что?

– Что мы найдём эти проклятые сокровища. – Её голос окреп. – Что мы узнаем правду – о жемчужине, о манускрипте, обо всём. И что мы… – она запнулась, – что мы освободимся. От всего этого. От проклятия, от охотников, от всей этой истории, которая тянется через века.

– Я обещаю.

– Поклянись.

– Клянусь. – Он поднял руку. – Клянусь памятью отца. Клянусь… – он помедлил, – клянусь любовью, которую я испытывал к тебе. Пусть она теперь запретна – но она была настоящей. И в её память я сделаю всё, чтобы ты была свободна.

Софья смотрела на него – и впервые за эту страшную ночь улыбнулась.

– Спасибо, – прошептала она. – Брат.

Это слово – «брат» – прозвучало странно. Непривычно. Больно.

Но также – правильно.