Полдень древних. Селение. Книга 2

Роль Добрыни Никитича, по праву руку великанши, играла дама в образ тоже попадающая безупречно. Немолодая, лет за пятьдесят. Строгая, даже мрачная. Смугловатое лицо с заметными морщинами, пронзительные синие глаза, узкие, сердито собранные губы. Наряд о том, что расцвет здоровья и способность дать жизнь уже позади. Богатый, сложно и прихотливо расшитый, но цвета сдержанные – черные, бурые, синие. Видно давно она уже здесь. Гений места, хранящий жило с незапамятных времен…

При взгляде на третью красавицу, в Алешиной роли, с ходу возникал нескромный вопрос: «Ей-то чем мужики не угодили?» Это, должно быть, очень драматическая история, чтоб отринула она их всех. Невысокого роста, пригожая, змеиной какой-то грации. Длинная стройная шея, миниатюрная грациозная головка с острым подбородком, тонкая талия. Молоденькая совсем, лет 20 на вид. И в здешних местах, наверное, считается роковой брюнеткой, очень уж темная у нее масть – серые, в зелень, глаза, толстая каштановая коса на груди. Улыбается, оправляет складки своей яркой одежки – загляденье…

Старшая из дев подошла. Взглянула строго и сложила руки в намасте.

– Здрава буди! Мы рады тебе. Пожалуй.

Величественно простерла руку к столу. И надо было ответить что-нибудь осмысленное, но руки в намасте не сложились, сцепились в замок у лица. Аура у старшей девы походила на ту густую синеву, что окружала Сауру. Махатма… И сразу как-то понялось, почему она здесь – не до терок ей с мужиками и не до детских соплей… Но вайшья, не жрица. Так, вот, тоже бывает.

Слева запылал букет яростно-алых роз в целом кусте зелени. Над головой нависла средняя дева. Если даже выпрямишься в струну, до плеча ей не дотянешь. Великанша… Сила немеряная, но добрая.

А вот, справа что-то странное совсем. Как в давно не мытой газовой горелке, где почвенное сине-голубое пламя соседствует с высокими оранжевыми языками. Прелестная маленькая змейка с темной косой улыбалась. Это если бы она не была девой – была бы такой как я? Ну тем, чем меня здесь считают? Черпать мудрость в близости? Деве? Что-то совсем любопытное…

И вот, что странно. Все эти языки цветного призрачного пламени появлялись чаще всего после слов. Обращаются к тебе – и начинается. Будто не только словами говорят, но и, таким вот, образом рассказать о себе стремятся. До слов – просто формы. Тела, лица, одежды… Чтобы увидеть ауру надо долго настраиваться, ловить момент другого видения. Но как здесь – сразу, с лету, слепяще четко… Янтры местные помогают или жрецы воздействуют? Тийя и Ратна в отдалении внимательно наблюдали за происходящим, за спиной безмолвно присутствовали Саура и Агрима. Может и они…

Но, что ж это я ротозейничаю! Быстро поклон и руки в намасте!

– Благодарю, тата.

– Я – Дану, – старшая приложила руку к груди и улыбнулась одними губами.

– Меня Станика зови, – прогудела великанша.

– Хема, – змейка сложила руки в намасте. Лукавый взгляд блеснул из-под длинных черных ресниц.

И как только прозвучал звук собственного имени, опять, показалось, сказанный чьим-то чужим голосом, резанула неожиданная ассоциация, неуместная сейчас совсем… Ведьмы сторон света. Прямо по Карлосу нашему, Кастанеде. Приглядеться – попадание один в один.

Суровая, злая ведьма севера, огромная богатырша – магиня юга, красивая дружелюбная кудесница востока. Ну и новенькая… Сумасшедшая чародейка запада, странная во всех отношениях девица со сдвинутой крышей. Вот, мы и собрались…

Ну да. Кто они и кто я. Близко, знаете, не стояло…

Но не Карлосом единым жив человек. Классификация тольтекских ведьм на удивление попадала в женские типажи Камасутры, известные и из достославного труда Пятой расы, и по опыту соприкосновения с местным Кама рядом. Падмини – злая, мужиковатая телом, воительница, огромная, мощная слониха Хастини, красотка Читрини и стертой внешности, невнятного характера, Шахини. Темпераменты, знаете, и в любви, и в магии. Впрочем, мы здесь о девах. Поэтому в магии, в магии, конечно…

Однако, повлекли за стол. Вся компания в восемь человек начала трапезу. Чинно, солидно, как полагается, богам наперед помолясь. Какие тут разговоры-знакомства – священнодействие. Все с пустыми глазами жуют, как у них принято.

Разговоры, более-менее осмысленные, начались, как только из-за стола поднялись. Хозяева посчитали свои долгом провести экскурсию по клетям дев. Обширное, оказывается, помещение. Этакий дом в доме. Большая клеть, понимаемая как холл, где имеется все, что можно увидеть в общинном доме. Божница, стол, лавки, лари. По стенам – 8 дверей, ведущих в жилые клети.

Все да не все. Специфика места очень ощущалась – и по декору мебели, и по убранству, и даже по тому, как был выведен и декорирован потолок. Вот, знаете – это такое уютное, ценимое, чрезвычайно аккуратное и продуманное пространство, которое понимают ценностью. Большой ценностью, вроде живого существа. Своего рода, отпечаток личности, результат какого-то высокого творческого накала, который влит в обстановку и жар свой отдает. Уютный мирок. Теплый, обволакивающий, очень неяркий (по сравнению с местными-то цветами «вырви глаз»). Сами они тут, что ли, все сделали? Как нравилось, как понимали, как договорились между собой. Все такое прихотливое, с любовью. Комната, куда никто не вторгается без проса, очертя голову, топча и снося в порыве все дорогое. Посмотришь так и поймешь, что побуждает идти в девы. А чтобы в твою жизнь без спроса не лезли, чтоб иметь такой уютный угол для себя.

Двери в личные клети – всякая со своим настроением. Вот, угадать где кто из них живет! Нет, с ходу не получится. Когда вошли в клеть, приготовленную для гостьи – слеза навернулась. Тут было заботливо собрано все, что надо для жизни. Для женской жизни. Вплоть до подробностей – подушек на кровати, рушников над умывальником… Вполне себе знакомая по общине обстановка: лавки стол, кровать, лари, санитарные помещения, точнее закуты. Но будто у бабушки в гостях. Безумно любящей тебя бабушки… Давно ждавшей, все разложившей и расставившей в лучшем виде.

***

– Куда ж я захочу выходить из такой милоты?

Ратна смеется.

– Само получится, ведь трапезничают все вместе, да и по дому работают.

– Ну, если только так…

Уже успела притащить свой ларь, одежду раскладывает. Намерена пожить с бестолковой гостьей пару дней, пока освоится. Ну, хорошо, она родная и осторожная, ей можно. Но какой-то осадок все равно присутствует. Девы меряли уют по себе и предназначался он одному человеку. Как-то неудобно перед ними было, вроде разочаровала.

Тогда, при осмотре, когда веселой компанией бродили по зале и личным клетям, смеялись, шутили – Ратна, Тийя, две новые знакомые – Хема и Станика, это не так ощущалось. Просто горячка новых знакомств, стремление понравится… Не заметили даже, как часть компании откланялась и разбрелась по делам. Ну, директорская чета, понятно, ушла руководить, кто ж кроме них. Но закрылась в своей клети и Дану. Может, ей было обидно? Может, она уже заранее знала, какие чувства накатят в личной клети, когда оставят в покое? Может, сама всю эту обстановку собирала? Бабушка…

Кто ее знает. Но впервые Ратна ощущалась рядом лишней. Слишком яркой и громкой, мешавшей сосредоточится на всех этих нежных чудесах? Ну, ничего, она же говорит на пару дней…

Как-то с ужасом об этом подумалось. Ратна стояла спиной и вынимала из ларя очередную яркую вещицу…

Тийя. Мета первая

Часто сплетницей называют. Какая, говорят, ты жрица! Языком как помелом метешь, точь в точь – наши бабы. Это мужики из общины так высказываются. Приедут по хозяйству помогать, ну и судят обо всем, что заметят. Видеть-то немногим дано.

А как увидят – примолкнут, даже кланяются порой. Извиняются. Не так я проста внутри, как с виду. Просто играю так, как дети вокруг. Любо квохчущую курицу изображать. Моя птица. Кому волк, кому медведь, кому кот, а я, вот – кокошь.

Так бывает, что место тебе по жизни одно, а совсем другого хочется. Вести надо песню, а голос подхватывать да подпевать создан. И нравится тебе это – поддержкой быть для чужого, едкого и звонкого. И что бы там ни говорили, как ни увещевали, как не стыдили – невмочь против своей природы идти. И не идешь – пусть смеются.

Думают – любо мне народ веселить, слухи собирать да хлопотать по хозяйству, как вайшья. Пусть думают. Я – жрица сумрака. Не свет и не тьма – граница меж ними. И все, что в сумрак попадает – мое владенье. Поэтому при детях живу. Их души из жестокого бытия зверя в человеческий мир растут. Помогать им надо. Чтоб и по-человечески, и по-звериному слышали.

С вайшьями трусь – работников к делу строю, о прокорме и отдыхе их забочусь – по той же причине. В каждом из нас есть нечто от жреца, общинника и воина. И вот, что когда проснется – любопытно наблюдать. Так себя узнаешь и все четыре варны внутри ощущаешь.

Но, как говорится, просила – получи. Любишь играть – сыграешь так, что костей не собрать. Подруженька, Ратна, учудила. Такое привела – глядеть страшно. Впрочем, девка эта всегда чудит. Тоже грань миров – звериного и насекомого. Приблуда… Может она по людски-то жить? Да, вот…

Но та грань миров, что пришла с ней – попробуй ее принять и вытерпеть. Не хватает терпежа-то… Страшной силы тварь. Поле увидишь – челюсть выпадет. Никогда с подобным не сталкивалась. Аватар-мета, собственной персоной. В ней земной мир грань с богами обретает.

Допрыгалась, получается, с гранями… Бывает и так. Стоит перед тобой нечто, и не знаешь, как с ним говорить и что о нем думать. Лишь изрядно потеревшись боками, досконально рассмотрев и прислушавшись, понимаешь – местами это человек. И не самый благополучный. Не глупа – многое про себя понимает. Но вот, знаете – иду рядом и сама себя боюсь. Накатывают временами чувства, будто не мои… Глядишь искоса, вывод какой-нибудь смешной напрашивается – и вдруг, как отрезало – какой смеяться – умиляешься, трепетно тянешься вслед. Ждешь чего-то волшебного, что, прям, вот уже сейчас случится! Мгновенье только, и случится!

Знаю что это. Сиддха красоты. Таким, как она, щедро отсыпана. Хранит их божество. Да и женщины это такие… Редкие довольно. Не спутаешь. Поле выдаст, когда эту пронзительную синеву вперемешку с рыжими языками пламени увидишь. Мужики на таких ведутся. Хоть и не хороша собой, и держится скромно. Нос точно вслед повернут, даже если сами не знают отчего.

И жрецы, представьте, тоже. Утрачивают над своей мужской природой власть. Поглядишь – смех один. Никого не миновало. Даже, вроде, не подумаешь о человеке. Много уж лет при девчонках живет… Одни там отцовские чувства остались. Но нет…

Берет свое природа. И в том большое зло. Это как в хрупкий сосуд тяжелые камни мостить. Расколется сосуд…

Слишком много огромного, не людского, пустил в себя этот дом. И скорлупа уже трещит. Страшно мне.

Делать что-то надо!

Глава 3

Лина. Обстоятельство дев