Полдень древних. Селение. Книга 2

– Она дочь Мары!

И щелкнула зубами, очень натурально, совершенно по-собачьи. Обезоруживающе улыбнулась и сделала намасте.

Здравствуй, женский коллектив, со всеми твоими сплетнями, ядовитыми комплиментами и подковерной грызней!

Но страшные слова и действия не напугали. Наверное, вообще не страшные были по их понятиям. Смотрели по-прежнему пристально, только теперь положили палец в рот.

Меж тем, Саура, прошествовав по зале, скользнула в одну из дверей. Широкая дверь – просторная комната. Так по их архитектурной доктрине полагалось. Оформление входов никогда не было одинаковым, рассказывало о помещении за дверями. Наверное, это был у них актовый зал. Большое помещение, заставленное лавками. На лавках – дети разных возрастов. Комната светлая, много крупных окон под потолком, лавки поставлены полукружьями, в несколько рядов.

Надо думать, Саура собрала всю школу знакомиться. Говорила, поди, как себя вести, как выглядеть и какие вопросы задавать. Детская дхарма – с почтением к взрослым относиться… Мечтайте! Эти маленькие ядовитые насекомые все правила норовят обойти, усидеть на лавках по определению не могут и выплескиваются, при любой возможности, как брызги из кипящей кастрюли.

Дети… Везде они одинаковы. Теперь, вот, расселись чинно по лавкам. Вперемешку – большие в обнимку с маленькими, шушукающиеся возрастные группки, даже особы, любящие дистанцию попадались, восседали в гордом одиночестве. Все готовы внимать ораторам. Этакий румяный, ерзающий по лавкам, цветник…

Кто в расшитых рубашонках, кто уже в поневах, совсем по-женски одет. Цветные ленты в косах, сережки, ожерелья… Не вполне детьми в этом сообществе были девушки 25 лет, накануне инициации. Но оглядись – не найдешь характерных лиц молодых взрослых, уже оформившихся, без детской припухлости. Подростки, самым старшим на вид лет 16-18.

В этой связи вспоминалась одна из бесед с Ратной.

– Вот скажи, – допытывалась она по обыкновению у жрицы, – 25-26 лет – у нас это такая, уже порой, многодетная мать. Самый сок для первенца, с точки зрения природы – лет 18-20.

– В том то и дело, что с точки зрения природы. Но мы – люди. Чтобы человека родить и вести, самой надо быть человеком.

– Вот так – чтобы весь природный запал перегорел, мозги отрасли и инициация случилась?

Ратна усмехнулась.

– Люди – это жизнь как договор. Что может противопоставить юная девушка, ничего кроме материнства не успевшая узнать, хотя бы своему такому же юному, но напористому и нахальному мужу, обществу, жизни? Ничего. Она будет пренебрегать своим путем ради них. Так не должно быть.

– Поняла, надо чтобы характер выработался. Но согласись, природа она за пренебреженье наказывает. Дети самые крепкие и здоровенькие выходят у двадцатилетних матерей.

– Ну, и что из того, если получится здоровенький, крепкий зверек. Звери родят зверей. Конечно, жизнелюбивых, кто спорит.

Ратна задумалась тогда и добавила:

– Знаешь, есть многие народы, которые именуют себя арьями. Но если их дочери растут как в поле трава, считаются взрослыми и годными для продажи мужчине в отроческом возрасте, это – все что угодно, только не люди свода. Женщина должна вырастить в себе личность, осознать себя как силу, и уж потом идти к людям. Происходит такое только в конце цикла роста, в 25 лет. И неважно, что думает о сем факте наше животное нутро.

– Хорошо сказано. И вы заботитесь о том, чтобы они не повзрослели раньше срока?

– Да. Разум живет в ином ритме, чем тело.

– И что, если бы вы этого не делали, имели бы полный дом половозрелых самок, рвущихся на свидание?

Ратна рассмеялась.

– И это тоже. Но все сложней. Сила с возрастом перетекает в каналы, не ведомые природе – творчества, знаний, приключений. Надо, чтобы дитя научилось их открывать. Это не просто и не быстро. Нужно время, нужна концентрация на задаче. И такая возможность дается ребенку, пока другие добывают хлеб насущный.

Еще много чего она рассказывала, Ратна. И то, что результат воспитания – женщина-вайшья. Носительница особой идеологии. Ценностей этого самого бабского мира, который и есть основа земледельческой общины. Это сестра из семьи сестер. И первая ценность для нее жизнь и процветание этой семьи. Будет бабий мир – будет вёдро, будут дети, будет возможность долгой благополучной жизни для мужчин и тех, кому выжить в силу возраста и болезней трудно.

Взрослеющей женщине открывался большой женский секрет, что жизнь рядом с мужчиной в форме семьи – целительская практика, существующая десятки тысяч лет. Еще женщины Атлантиды практиковали такое, когда имелась угроза миру. Они вливали силы в каждого отдельного мужчину, ведя его и даря не положенное в природе. Так мы лечим человека, обреченного по карме на недолгую, скорбную жизнь.

Да, тела наши так устроены, что мужчина получает от женщины силу, когда вступает с ней в связь, зачинает дитя и эпизодами участвует в его выращивании и прокорме. Если захочет. Все потребное для роста дает ребенку женское сообщество и пропажу иного отца может просто не заметить. Чтобы иметь излишек сил и времени для духовного и интеллектуального роста, мужчины оставались с матерями своих детей на всю жизнь. И обретали желаемое. Ведь жизнь в ватаге бродяг – не сладкая участь. На досужие мысли в борьбе за существование не отвлечешься… Приходилось оставаться, образовывать семьи, относиться к супруге с уважением, заботиться о ней – чтоб вернуть украденную силу. Насущно такое стало во времена последние, когда Праматерь ушла под воду, осиротила своих детей. Изначальный Арк дал трещину и перерос в свод упадка. Тогда многие старинные ряды стали забываться и преобразовываться в такие, что не дают уже человеку былой мощи и знания.

Это был шок и очередное тяжкое осознание, что пятая раса извратила изначальную суть семьи. Сделала из помощи обязанность. И женщины всю жизнь искренне считают себя чашами, из которыми волен пить любой желающий. Волен? Любой?

В своде бытовал иной взгляд на этот вопрос. Мужа, как, своего рода, миссию, давали жрецы, и дозволялось ее избегнуть, если не считаешь себя в силах. И в дом детей отправлялась еще одна, коротать век в девстве.

Чтобы на выходе получилась такая сильная и мудрая ведьма, сестра сестер и столп мирозданья, готовая к своей миссии, способная не потерять себя в ней, требовалось 25 лет и, надо полагать, полная концентрация на процессе. Когда осознаешь себя ученицей и на раздобревшие чресла и груди не отвлекаешься.

Посему на лавках не сидело ни одной оформившейся девицы. Никаких тебе двухспальных бедер, грудей пятого размера и гормонов, от которых вокруг все искрит. Взрослыми людьми, с оформившимися телами, смотрелись только учителя. Совсем иная стать, недетская. Хоть человек, например, тощий и роста небольшого. Как Агрима.

Ратна сказывала, что дом детей – это особая янтра. Консервирующая, скажем так. Тела внутри нее развиваются и живут медленней, максимально долго находятся в юниорском статусе. Но действует все сугубо на биологию, эмоции и мысли не тормозит. А вы говорите – молодильные яблоки! Только в сказках бывают… Тут целый молодильный дом. Совершенно в реале. К тому же, заточенный под определенную цель. До того, что выйди девица на выданье за тын усадьбы, поживи годок вдали – все женские стати отрастут, только держись.

К тому же сами по себе эти люди взрослели и обретали половую зрелость медленнее. Вспомнить тех же Сара или Хади, близких по возрасту к полтиннику, но выглядевших как молодые взрослые – 25-30 лет. О жрецах речи нет. У них подлинный возраст узнать было невозможно. И как-то пугала мысль, что иному преподобному, свободно и весело с тобой болтающему, уже стукнуло 1000 лет.

Да, в этом мире принято было, чтобы первым развивалось не тело. Что природе хорошо, человеку не всегда уместно. В дикие времена еще возможно, но чтобы создать такое социальное чудо, как свод – нет. Природе-маме приходилось становиться в очередь, нравится ей это или нет. Милое ей матерое тело обреталось арьяни-вайшьей с рождением первенца, когда это удобно человеку. А до инициации – девочки. Хоть тощенькие, хоть полноватые – все равно девичья стать. Неоформившееся легкое тело, стремительные движения, наивное лицо…

В доме детей, где жили мальчики, была та же обстановка. Но, по словам Ратны, консервирующий эффект был не столь силен. Мужские соки тела, которые формируют вид и нрав, держали под контролем с помощью движения. Таких, довольно-таки интенсивных нагрузок, чтобы сформировать тело, научить охотиться и постоять за себя, дать правильное направление чувствам и мыслям. Грозилась сводить посмотреть. Порой женщины приходили в мужской воспитательный дом с визитом. Обязательная часть воспитания. Их должны были видеть, общаться на расстоянии. Но жить рядом с мальчиками и юношами не допускалось. Приходили матери, сестры, родственницы учеников, жрицы и волховы. Но именно как гостьи, ненадолго. Учителями в мужском доме были сплошь мужчины.

Вот так видели воспитание арьи. В их понимании души мужчин и женщин разными путями приходят в идее свода. Это сакральный, тайный путь для каждого из полов. До поры они не должны взаимодействовать, даже находиться рядом. Представьте, все детство – с 7-8 до 25 лет.

Вот с такой юной публикой предстояло общаться. Сидят, смотрят. Северяночки – светлоглазые и светловолосые в массе. Но в этом золоте имеются и оттенки – рыжие, пепельные, темно-русые косички. Красотки. Выглядят очень благополучными. Глаза сверкают, щеки румяные, улыбаются часто. И щеголихи. Яркая, аккуратная одежда, украшения. Настоящие, как у больших – золото, серебро, жемчуг.

Знаете, не детский дом – где-то там, за стенами, за спинами есть взрослые – заботятся, кормят хорошо, одежки все эти яркие вышивают… Скорее – такой, привилегированныйинтернат для детей элиты. По ощущениям. Юные леди полагают себя большой ценностью и величиной при таких-то родителях…

Но что это? Опять это странное, забытое ощущение, что видишь происходящее с двух сторон – лица и одновременно спины детей. Что творится? Девочка, сидящая на задней лавке оборачивается в глазах страх. Нет, не хочу так! Хочу смотреть на лица! Это я испугалась что ли? Все так странно выглядит…

Слава богу, отлегло – теперь только лица. Над головами все оттенки огня, будто цветовой след от ярких вышивок. Поле общности. Подумайте… Вижу. Ну да, дети – это всегда телесный жар и жажда жизни. Но это странные дети, особенные. Из огня растут, волнуются зеленые гибкие травы, голубые и синие цветы. Умные и сильные дети, которых многим волшебным вещам уже научили. Авторитет у таких не просто заслужить.

Вдруг сообщество на лавках вспыхнуло изумрудным огнем. От него потянулись зыбкие светлые нити к левому боку. Легкие шаги, порыв ветра.

– Ой, ой. Опоздал. Простите!

Агрима. Виновато улыбается, руки в намасте. Очарователен и немного растрепан, спешил… Одет не в пример нарядней, чем вчера. В длинную, до щиколоток, рубаху. Только обувь из-под нее видна. Наверное, так одеваются мужчины-жрецы. В данном случае, жрец сановный, глава сообщества – и богатая вышивка там и яркий пояс – все как надо. Парадный мундир…

Саура сурово покосилась, к потолку помчался ослепительный золотой язык.

Это такой у них директор. Видно – любят. Вон как все вытянулись, улыбаются. Смахивает он сильно на Нирмату. Умеет, видно, народ веселить.

– Здравствуйте, красавицы! Рад вас видеть! Мати Саура, еще раз мои извинения.

Саура кивнула и сложила руки в намасте. Все общество с грохотом восстало с лавок и застыло в приветствии.

– Ну, давайте знакомиться! – Агрима сделал широкий театральный жест «Налетай!». Девчонки, подобрав юбки, ринулись вперед. Господи помоги, что ж это будет?!

Агрима. Мета первая

Любит детей… Видно, любит. С ними не получается нутро свое скрывать. Хочешь-не хочешь – проявишься. Таковы…

И лицо, и поза, и слова, и даже это, страшное ее, поле говорило том, что любит. Поле, конечно, ужас. Никогда такого не видывал, клети аж не хватает, светится, бурлит… Вошла – испугался. Не знаю, как с таким человек живет. Но живет же…

Как детей увидела – позеленело все вокруг нее, сердце заговорило. Прям – лес. И дети тем же отвечают. Не боятся, не дичатся, ведут себя так, будто и не чужая. Те из них, кто поле видит – тоже пугаются, озадачены. Благо, не все пока видят.

Не сложна ей роль ведущей, да и матери. Тянется к детям ее душа, да и умеет с ними, не теряется, не робеет, не пытается давить. Был опыт… Ратна сказывала, что там, у себя, в будущем, жена эта готовилась стать ведущей, училась тому. Ну, может быть.

Но в поле у нее нет нечего, чтоб дитя закрепилось. Не станет матерью, точно. Да и здоровье не очень для такого. Придонный слой нарос вкривь и вкось, изрытый. Врожденная болезнь такое обычно делает или какая-то очень тяжелая карма. У шудр такое придонье порой бывают. Не дает душе во всю ширь развернуться, заставляет хорониться в догмах и страстях. Будто в бочке или тесной клетке…

Удивлен был, важного не заметил. Потом взглядом случайно повел и вздрогнул – стоит. В точности на нее похожа. За детской толпой… Что происходит? Двойника исторгает даже не страх и волнение – смертельный ужас. У крайней черты человек должен быть. Ее так напугали дети?

Впрочем… С детьми сам становишься ребенком. Просыпается он, когда надо ладить с малыми, многое дает увидеть и подсказывает. И его пробуждение – это смертельный ужас? Так бывает? Бывает… У тех, кто пережил страшное детство. Не защищали, не заботились, воровали силу для своих нужд. Знаю одного такого. Воин, угр, Варта зовут. Сам, будучи ребенком, к дверям крома пришел. Из общины изгоев. К ним, не сумевшим пробудить разумную суть, природа жестока, как к зверям. Не могут избегнуть родительства, к которому не готовы. Страшное тогда творится…

Если ребенка не вести, не любить, не греть как драгоценность в ладонях – беда. Небрежение необратимо калечит дитя. Бывает так, что община изгоев терпит бедствие. Наступают голодные, смутные времена и первыми страдают дети. Их плоть меняет болезнь. В чертах теряется гармония, а тело начинает походить на лягушачье. Выросши, человек несет на себе этот лик болезни как клеймо. Голод душевный ставит такое же…

Да, смертельный ужас возвращения в страшное детство…Понятно, почему роль матери не для этой почти богини. Аватара-мету пугает любое взаимодействие взрослого и ребенка. Для нее это боль. Такие глубоко внутри скрывают свое дитя, никому не доверяют и не могут расслабиться.

Такую, вот, жену исторгло будущее, страшное будущее, если творится там такое. Двойника заметила одна Экамея. Удивительная девочка, сиддхами обладающая с рожденья. Обернулась, одна из всех, и также как я, вздрогнула, увидев двойника. Обычно она держится в тени, за спинами товарок. А сейчас, переглянувшись со мной, полезла вперед, повела себя против обыкновения резко. Понимаю, что у нее в душе творится. Надо с ней поговорить потом, объяснить…

И за другими внимательно смотреть. Тоже увидят, кому дано, испугаются.

Беспокойное у меня семейство…

Лина. Обстоятельство восемнадцатое

Набежали, окружили, привнеся незабываемое ощущение от юных тел вокруг. Дети и молодые люди заряжают пространство своей силой. Посмотреть, как они двигаются, толкаются, говорят наперебой…

Хотя ее саму с местными старшеклассницами не разделял и десяток лет. Но эта разница как пропасть ощущалась. По сравнению с ними она, как-то уже, старуха. Невольно хотелось с Саурой себя сравнить. Почему?

Опыт? Знания? Но, местные знали и видели больше, можно не сомневаться. Юные такие, сверхчеловечицы.

Тело, наверное. Его влияние. У таких, как она, плоть быстро стареет. И сдвигает видение себя…

Но к обстановке надо примериться и попытаться выжить. Вокруг, конечно, не жрецы с безупречными манерами – дети. Со своим пристальным вниманием, безапелляционными оценками, очень меткими зачастую. И прежние теплые ладошки в руках, и толкотня, и отчаянный шепот: «Я первая ее нашла!» «А вот, и не первая – просто ухватилась!».

Но старшие держат дистанцию и за спину (как наверно учили) не заходят. Чинно предстоят, сложив руки на животе, хоть и вынуждены порой сдерживать напор камчатки. Кого-то толкнули вперед, едва не уронив, кто-то прыгает, чтоб рассмотреть, кто-то пытается просунуть голову под локтями переднего ряда. Самые маленькие выползают из-под юбок и носятся вокруг, порой устраивая потасовки, кому за руку держаться. Вот, галочье гнездо!

Смотрят… Кто серьезен, кто улыбается. Что им скажешь?

– Рада вас видеть и жить среди вас. Зовите Лина, – общество продолжает прожигать взглядами и шушукаться, – не удивляйтесь – вы мне прабабушки. Я из будущего, далекого и не столь благополучного, как может показаться. Порой люди со временем становятся хуже. Не судите и не удивляйтесь – буду делать глупости и задавать много странных вопросов.

Озадаченные лица. Но детям врать нельзя. Все равно догадаются. И не только о том, что услышали.

Высокая, серьезного вида, белобрысая девица растолкала товарок и, выйдя на шаг из толпы, заявила:

– Ты не хуже, тата, не прибедняйся. Ты очень большая, как мати Ратна. Даже смотреть страшно. Что-то скрываешь?

Эта самая мати Ратна обмолвилась однажды, что способности, которые проявляет инициация, у этих людей порой врожденные. И цель инициации просто закрепить их, как ведущую программу.

– Ничего. Мне не дано вашей ясности и хотела бы я знать, что я на самом деле есть. Пока не поняла. Поможете – буду благодарна.

– Неужто, такая, как ты, нуждается в помощи? Ты сильнее всех нас, – опять вступила в разговор белобрысая.

– Любой человек, даже жрец, бывает слаб и переживает время неопределенности. Не знает куда идти и что с собой делать.

Девицы загомонили, обступили плотно, посыпались вопросы и восклицанья. Агрима и Саура, стоящие обок, переглянулись. Знакомство вышло из-под контроля.

***

Но сколько не пробуй гостя на зуб, сколь не терзай вопросами, как ни прожигай взглядом – у всего есть конец. Было объявлено, что гостья нуждается в отдыхе и уединении и для этой цели направляется, куда ей по статусу положено – в клеть дев.

Но отстать от юных хозяек оказалось не так-то просто. Сопровождали и продолжали задавать вопросы. Видно, интересно им очень – новая соседка.

Отвечать приходилось осторожно. Помнить, что нельзя открывать, свою природу аватара-меты тем, кто сам не догадывается об этом. Таков был негласный закон этого мира. Оказывается, у некоторых частей свода был информационный потолок. О природе аватаров-мет могли догадаться жрецы, а также сары и волхвы. Знал Хади, потому что представлял полевое единство с Саром. Но рядовые воины, вайшьи и большинство шудр догадаться о таком не смогли бы. Тайной это было и для учениц-вайшьй. Хотя, кто их знает, этих девчонок. Негласное правило гласило и о другом: «Догадался – молчи».

Меж тем, стоит сказать пару слов о месте, куда вся шумная компания направлялась. Ратна говорила, что Дом детей, являясь сложной многофункциональной янтрой, включал и такие области, куда детям был вход закрыт. Взрослые должны иметь возможность отдохнуть от роли родителя. Важно это было девам, незамужним женщинам, не желающим роли жены и матери. С детьми они общались по желанию, когда были к тому готовы. Энергии у этих вайшини было меньше, чем у жрецов. Поэтому мембрана вещью была не лишней. В их зоне и предстояло жить.

Ученицы всей толпой сопровождали. По всей вероятности, они знали, куда им лучше не соваться, но любопытство заставляло этим пренебречь. Детей не неволили соблюдать жесткий порядок, но и не ограждали от последствий собственных действий. Хотя, вполне вероятно, девицы горели любопытством проследить, как отреагирует чужак на янтру отчуждения.

Так вот – никак не отреагировал. Как шла эта чужая, так и продолжила, в окружении Сауры и Агримы. А вот, с детьми начало твориться странное.

Первыми с визгом унеслись малявки. Старшие продолжили сопровождать, гомонить и задавать вопросы, но одна за другой останавливались и отставали. Некоторые внезапно разворачивались, прерывая речь на полуслове, и быстрыми шагами уходили прочь. Самой упорной оказалась белобрысая девица. Но тоже остановилась и прикрыла лицо рукой почти перед самой дверью.

Вот так… Но если призадуматься, дети – тот еще пылесос. Их жизненный цикл невозможен без включений посторонней энергии. И чем больше этой энергии, тем лучше, уж они об этом позаботятся. Поэтому должны быть границы.

– О, девчонки пытаются по-своему повернуть, – улыбался Агрима, – среди них немало сильных людей, но пока не одолели…

Пытались и будут пытаться… А что вы хотите? Им нужна сила, чтобы строить свою жизнь, и нет дела до того, готовы ли окружающие ее отдавать.

Агрима немного виновато пожал плечами, – ну, это же, дети, понимаешь…

Как-то неожиданно вспомнился эпизод из Стругацких. Как у них там, в Мире полудня, детей в интернате усыпляла некая установка. Час настал – все дрыхнут. Даже самые упорные, вроде этой белобрысой девицы… Ну, а если нет – представьте сколько сил пришлось бы потратить учителям, чтобы уложить всех поголовно.

«Возмутительно!» – скажут многие. Дети должны жить в своем естественном ритме. Но, однако, есть такой режим, и взрослые любят на нем настаивать. И выработка этого рефлекса – как раз и есть граница, очерченная не только ради здоровья дитяти, но и для того, чтоб у взрослых была своя жизнь

Поборникам детского своеволья обрисую типичный эпизод. Младенец орет всю ночь, орет не прерываясь. Не помогают ни многочасовые укачивания, ни изощренная анимация, ни еда. По ходу приходится успокаивать не только его, но и любопытствующих полицейских, которых вызвали посмотреть, кого убивают в вашей квартире. После недели ора к полицейским присоединяется служба опеки и все мимопроходящие доброхоты с бесценными советами по воспитанию детей. И нет, младенец не болен, просто у него экзистенциальный кризис – ему страшно жить, он недоволен воплощением и, на его взгляд, надо орать как можно громче, чтобы проблема решилась.

Предки были мудрее? Водка или маковая настойка в молоко и экзистенциальный кризис откладывается до завтрашнего утра. Понятно, что это не есть хорошо и побудит выросшего детя все последующие экзистенциальные кризисы решать примерно так же. Зато не повредятся рассудком и останутся трудоспособными его родители.

Местные, видимо, были за то, чтобы выжили все. Поэтому да, были в доме области, куда детям вход закрыт. И что такое тормозящая янтра, если все детское сообщество живет в омолаживающей? Сущие пустяки…

Продвинутые жители Миров полудня из прошлого и будущего были не правы? Лишение свободного выбора поведения, тем более с помощью пси- и фармтехнологий – это зло? Но почему же никто не против укола успокоительного для буйного сумасшедшего или дементного старца, который дерется с сиделками, перепутав их с друзьями детства? Там свободу воли можно ограничить?

Каждая культура разрешает эту дилемму по-своему. Арьи считали, что зависимых в своем жизненном цикле от чужой силы (детей и старцев) не надо перекармливать. Хорошо от этого не будет никому. Поэтому регламент общения и режим необходимы. И на каком-то этапе, приходится эту привычку вырабатывать, даже в чем-то себя ограничив.

Но философия философией, а до клети дев дошли. И там, за дверью те, с кем придется провести, может быть, много лет. Двери здесь не скрипели, подавались бесшумно от легкого толчка.

Просторная зала. Посредине три незнакомых женщины в компании Ратны и Тийи. Естественно, под центральным выступом потолка и, кто бы мог подумать – вокруг накрытого стола. Значит, присутствует откат к вайшскому обычаю. Будут реветь, кланяться, может быть, даже спляшут. Потом, как водится – ритуальная трапеза.

Гостей всеми надлежащими при знакомстве веригами не обвесили (чтоб детей не пугать), зато хозяева принарядились. Три новых лица захотели предстать во всей красе. Тут тебе и расшитые платья, и яркие юбки и пуд золота на шее, руках, в прическе и даже на ногах. Хорошо хоть, лица не накрасили.

Волосы у всех троих не прикрыты, украшены лентами и венцами, как у местных девчонок. И такая же одинокая коса – на спине или на грудь перекинута. Девицы, стало быть…

Может им не по статусу краситься? Даже, вполне вероятно, только им, потому что малявки запросто могут разрисовать себя для встречи с родителями. Вопросы… Надо их, в дальнейшем, прояснять. Точнее – куда б от них деться…

Но публика колоритная. Любо поглядеть. Этакий жесткий контраст характеров. Прямо три богатыря в женском варианте. Центр композиции – могутная девица ростом под потолок. И как-то понимается ее выбор жизни соло. Под такую ширь и диагональ кавалера подобрать не просто. На вид – лет 30-35. Не так чтоб красотка – белобрысая, нос картошкой, светло-голубые водянистые глаза. Но все что надо есть, тоже такое широкое, масштабное – щеки, губы, подбородок. Богатырша, в общем, кровь с молоком. А если присовокупить пышные яркие наряды – прям башня.