Аберрация

Руслан Россо

Аберрация

Пролог.

Тишина в кабинете дома была не пустотой, а словно бы наполненной веществом – густым, тяжёлым, как неразбавленный херес. Она впитывала каждый окружающий звук: шипение поленьев в камине, прерывистое дыхание Елены Орловой и назойливый, размеренный стук маятника напольных часов в углу. «Тик-так. Тик-так». Они отсчитывали последние часы. Последние минуты её старой жизни…

Елена провела пальцами по резному краю стола, ощущая под кожей шершавую историю столетнего дуба. За окном ночной Петербург был усыпан безразличными бриллиантами чужих огней. Она ненавидела эту ночь… Она ненавидела ожидание.

Перед ней лежал лист плотной, кремовой бумаги с водяными знаками. Дорогой конверт с фамильным гербом – вздыбленный единорог – стоял рядом, как немой обвинитель…

«Дорогой Александр…»

Перо в её тонких, изящных пальцах дрогнуло, поставив на идеальной белизне уродливую, старомодную кляксу. Словно в дурном мелодраматическом романе. С резким, отрывистым движением она скомкала лист и швырнула его в камин. Огонь жадно лизнул бумагу, на мгновение осветив её лицо – высокие скулы, тени под глазами, плотно сжатые губы… Лицо женщины, которая знает, что игра проиграна, но обязана сделать последний ход.

Она взяла новый лист. На этот раз рука была твёрже, почти окаменевшей от решимости…

«Если ты читаешь это, значит, со мной что-то случилось. Не верь тому, что увидят. Ищи того, кого нет. Он пришёл за своим долгом. Он сказал, что возьмёт то, что дорого мне, как когда-то мы взяли то, что было дорого ему. Он говорил о вине… Но я думаю, он имел в виду не вино…»

Она откинулась на спинку кожаного кресла, закрыв веки. Перед глазами поплыли образы: сталь, скорость, мерный, неумолимый стук колёс. «Стальной Сокол». Не символ роскоши, а ловушка на рельсах. Она согласилась на эту поездку, как агнец на заклание, в тщетной, безумной надежде договориться, объяснить, вернуть то, что не вернуть… Прошлое не исправить…

Её взгляд, влажный от навернувшихся слёз, которые она не позволила себе пролить, упал на серебряную рамку на столе. На выцветшей фотографии смеялись две девочки-подростка – она и её сестра-близнец, Анна. Солнечный день, лето, беззаботность. Анна утонула больше чем полвека назад в тёмных водах лесного озера. Следователи написали в заключении: «несчастный случай». Но Елена всегда знала – это была не случайность. Это было первое предупреждение. Начало конца, медленно, но верно подтачивающего корни древнего рода Орловых.

Она дописала письмо, сложила лист втрое с особым, лихорадочным тщанием и запечатала в конверт. Сурагат на печатке сломался у неё в пальцах, и она с силой вдавила его в сургуч, оставив отпечаток единорога – символа гордости, ставшего печатью её страха.

Пальцы, холодные как лёд, нашли потайную молнию в бархатной подкладке дорожной сумки от Louis Vuitton. Туда, куда не полезет даже самый дотошный горничный. Туда, где уже лежали старый, покрытый замшей ключ с причудливой бородкой и выцветшая фотография мужчины с глазами, полными такой немой, всепоглощающей ярости, что от неё до сих пор стыла кровь в жилах…

– Прости меня, Анна, – прошептала она, глядя на улыбку сестры. – Я всё исправлю… Или попытаюсь… Он должен понять…

Она боялась этой будущей поездки. «Стальной Сокол», несущий её из дождливого Петербурга, города её предков, к солнечной, беззаботной Ницце, казался ей не спасением, а ловушкой… Она повезёт с собой в этом стальном коконе не только коллекцию элитных вин, но и груз семейных тайн, который был тяжелее любого багажа в мире…

Она погасила настольную лампу, и кабинет поглотила тьма, нарушаемая лишь алым заревом камина. Елена осталась сидеть в кресле, превратившись в силуэт, в тень. Она прислушивалась к тиканью часов, сливавшемуся с бешеным стуком её сердца. Они отсчитывали время до утра. До отправления «Стального Сокола». До её личной Голгофы, зашитой в сталь, бархат и неумолимую скорость…

Конец пролога.

Часть 1. Дело в «Стальном Соколе».

Глава 1. Синестезия и Сарказм.

Аромат ударил в обоняние Виктории Зориной не просто букетом, а целым каскадом форм и красок. Она на мгновение прикрыла веки, позволяя образам сформироваться, сроднившись, как старые знакомые…

– Нет, – произнесла она, и её голос, низкий, с лёгкой, нарочитой хрипотцой, прорезал уютный, приглушённый гул вагона-ресторана «Изумруд». – Это не просто «нотки дуба и ванили с оттенком табака». Это… цвет старой меди. Тот самый, что на куполах церквей, выгоревших под бессмысленно жарким солнцем. И форма… вытянутые ромбы. Острые, почти колючие. А послевкусие… да, горький шоколад, но не плиточный, а тот, что только что растёрли в мраморной ступке. Он тяжёлый, бархатный, тёмно-фиолетовый, почти чёрный…

«Поздравляю, «Стальной Сокол», с таким уловом, – голос Вики прозвучал насмешливо. – Поймали вино-призрак, как поймали нас всех в эту стальную клетку, везущую нас из одного призрачного прошлого в другое – на Лазурный Берег, к миражу вечного праздника…»

***

Она открыла глаза. Перед ней, застыв с графином в руке, стоял молодой сомелье поезда. Его лицо, пусть и обученное сохранять профессиональное спокойствие, выражало смесь искреннего восхищения и полной растерянности. Пассажиры за столиками – человек десять, не больше, цвет элиты, запертой в стальном саркофаге – замерли, завороженные этим странным, почти мистическим описанием…

– Мадемуазель Зорина, вы… вы как будто пробуете цвета, – выдавил он наконец, осторожно ставя графин на белую скатерть.

– Я их вижу, дорогой, – Вика усмехнулась, один уголок её губ поднялся чуть выше другого, придавая лицу выражение лёгкой, снисходительной насмешки. Её движения, когда она отставила свой бокал, были отточенными, почти театральными. – Поздравляю, «Стальной Сокол». «Токайская Азю» 1997 года. Вино-призрак. Его почти не достать. Вы поймали его, как поймали нас всех в эту стальную клетку на колёсах, – повторила она…

***

Её взгляд, зелёный и цепкий, как у кошки, скользнул по залу, автоматически «считывая» эмоциональный ландшафт. Она не просто видела людей – она ощущала их ауру, как уникальный коктейль.

Жёлтый, липкий страх. Он исходил от толстого, потеющего мужчины в безупречно отглаженной форме старшего проводника. Он нервно теребил край своего жилета, и его пальцы оставляли на тёмной ткани влажные следы. «Боится, что что-то пойдёт не так. Не простого опаздывания, а чего-то большего», – безошибочно диагностировала она про себя.

Холодная, скользкая, как угорь, ложь. Её источал ухоженный мужчина в дорогих очках в тонкой титановой оправе – адвокат госпожи Орловой. Он улыбался, поддерживая светскую беседу с соседом, но его улыбка была плоской, неживой, как лезвие скальпеля. «Врёт… Себе… Им… Всем подряд… Привык к этому».

И самый сильный, самый ранящий шлейф – горький, серый пепел вины и тоски. Он вился вокруг того, кто сидел в самом углу, почти полностью скрытый тенью от полузадернутой портьеры. Он согнулся над стаканом с мутной жидкостью, что явно не было элитным токайским. Кирилл Сомов. Их бывший Маэстро. Тень того гения, что когда-то собирал их, лепил из них орудие правосудия. Теперь от него веяло таким знакомым, таким тоскливым чувством окончательного поражения, что Вика невольно сморщилась, будто почувствовала запах горелой плоти…

***

– Ну что, гений? – бросила она ему через весь вагон, и её голос прозвучал намеренно громко, слишком резко для этого салона. Звук застыл в воздухе. – Ничего не скажешь о вине? Или твой знаменитый нюх окончательно пропитался дешёвым виски?

Сомов медленно поднял на неё голову. Его лицо было испещрено морщинами, как картой былых побед и нынешних поражений. Глаза, когда-то живые, пронзительные, теперь были мутными и пустыми…

– Вино, как и правда, имеет множество оттенков, Виктория, – произнёс он хрипло. Его голос был похож на скрип ржавой двери. – Но не все из них стоит выносить на суд публики. Некоторые лучше оставить на дне бокала.

Он отхлебнул из своего стакана, и его рука дрогнула, выдав внутреннюю дрожь…

***

В двух шагах от Вики, у столика с миниатюрной бронзовой лампой, сидел Алексей Воронов. Он не пил… Он наблюдал… Его пальцы лежали на столешнице, неподвижные, будто он мысленно расставлял на ней невидимые шахматные фигуры. Его сознание, подобное сверхчувствительному сканеру, фиксировало каждую деталь…

Каталог образов, глава «Вагон-ресторан, 21:47».

Объект: Сомов, К. Одежда: поношенный костюм из хорошей шерсти, на левом рукаве – пятно, вероятно, от виски. Временной параметр: 3 часа 12 минут назад. Позже. Дрожь в правой руке – усиливающаяся. Вероятность абстиненции: 78%.

Объект: Проводник. Жилет: застёгнут на неправильную пуговицу. Сдвиг на 1 см вверх. Причина: Спешка? Стресс?

Объект: Камера наблюдения в торце вагона. Индикатор: зелёный. Мигание: стандартный цикл. Зафиксировать эталон.

Объект: Камера напротив купе №1 (люкс Орловой). Индикатор: зелёный. В 21:44:03 – кратковременное отключение на 2.8 секунды. Сбой питания? Целенаправленное действие? Требует проверки.

Он видел не людей, а набор параметров, переменных в сложном уравнении, имя которому – «Вечер в поезде». Уравнении, которое пока не сходилось…

***

– Он опустился, – тихо, но внятно произнесла Вика, уже обращаясь к Алексею, хотя тот, казалось, был погружён в себя. – До самого дна. Смотреть противно.

Лекс повернул к ней голову. Его взгляд был абсолютно чистым, лишённым эмоциональной окраски.

– Он потребляет в сутки количество этанола, достаточное для токсического поражения печени. Его когнитивные функции, судя по замедленной реакции зрачков и несогласованности речи с двигательной активностью, серьёзно угнетены. Это не «опустился». Это клинический случай, – отчеканил он. – Но его наблюдение о правде и дне бокала… иррационально, но имеет логическую структуру. Он что-то знает.

– Он знает, где заказать следующий стакан, – язвительно парировала Вика…

***

В дверях вагона-ресторана возникла третья фигура их трио. Артём Белов. Он стоял, нервно поправляя свои чёрные кожаные перчатки. Он сделал это движение уже седьмой раз за последние десять минут. Его взгляд блуждал по залу, не задерживаясь надолго ни на одном лице, словно он искал что-то знакомое в этом потоке чужих черт…

– Ну как, архивариус, нашёл что-нибудь интересное в меню? – не унималась Вика, видя его неуверенность.

Тёма вздрогнул и подошёл к их столику.

– Я… я не очень голоден, – пробормотал он, садясь на свободный стул и кладя перед собой на стол небольшой чёрный блокнот в кожаном переплёте. – Атмосфера… давит.

– Атмосферное давление в вагоне соответствует норме, – тут же отреагировал Лекс. – 748 миллиметров ртутного столба.

– Боже, Лекс, он не об этом! – Вика покачала головой, но в её глазах мелькнула не насмешка, а нечто похожее на понимание. – Тёма имеет в виду людей. Их взгляды.

– Взгляды не могут давить с физической точки зрения, – парировал Лекс. – Это метафора, указывающая на психологический дискомфорт, вызванный…

– Заткнись, – мягко сказал Тёма, не глядя на него. Он открыл блокнот и начал что-то быстро записывать, его почерк был нервным, рваным. «Красное платье. Смех, как звон стекла. Запах старой книги и… лекарства?» Он не помнил, откуда эти обрывки, но его пальцы сами выводили слова. Его ритуал. Его якорь в реальности, которая постоянно ускользала…

Их трио было странным, дисгармоничным. Острые углы, которые постоянно цеплялись друг за друга. Но в этой дисгармонии была своя, зыбкая устойчивость…

***

Внезапно дверь из коридора плавно отъехала в сторону. В проёме возникла хозяйка вечера – Елена Орлова. Она была в вечернем платье глубокого синего цвета, и на её шее переливался тяжёлый сапфир, почти совпадающий по оттенку с тканью. Но ни платье, ни камень не могли отвлечь от её лица. Оно было маской спокойствия, но под этой маской, для тех, кто умел видеть, бушевала буря.

Лекс зафиксировал: «Объект: Орлова, Е. В. Микровыражение: страх. Длительность: 0.3 секунды. Взгляд направлен в угол вагона. Цель: Сомов, К.»…

Вика почувствовала: «Страх. Белый, пронзительный, как ледяная игла. И… решимость. Тёмно-бордовая, густая, как кровь. Странная смесь»…

Тёма, подняв голову, увидел её и почувствовал внезапный, ничем не обоснованный укол тревоги. Его рука потянулась к блокноту, чтобы записать это ощущение, но он заставил себя опустить её. Он просто смотрел…

***

Елена Орлова прошла к своему столику, кивнув гостям. Её улыбка была безупречной и абсолютно мёртвой.

– Господа, – обратилась она к залу, и её голос прозвучал удивительно твёрдо. – Благодарю вас, что разделили со мной этот вечер и этот уникальный напиток. Пусть наше путешествие будет спокойным… За новые горизонты.

Она подняла бокал. Все, кроме Сомова, последовали её примеру. Вика поднесла бокал к губам, и её синестезия нарисовала новый образ: вкус вина внезапно приобрёл металлический, острый привкус. Как будто в него упала стальная игла.

– Странное послевкусие, – тихо сказала она себе под нос. – Как предчувствие…

Лекс, не отрывая взгляда от Елены Орловой, мысленно внёс последнюю запись в свой бесконечный каталог: «Объект: Орлова, Е. В. Выпила ровно 32 миллилитра вина. Постукивание пальцами по ножке бокала – ритм аритмичный, указывает на сильное нервное напряжение. Вероятность скрытой угрозы в пределах данного пространства: возрастает»…

***

«Стальной Сокол» нёсся вперёд, в ночь, увозя их всех навстречу судьбе, что уже поджидала в тени, принюхиваясь и потирая руки. Игра началась… И первая фигура на доске только что сделала свой ход…

Конец главы 1.

Глава 2. Алгоритмы и Память.

Для Алексея Воронова мир не был потоком впечатлений. Он был базой данных… Бесконечно расширяющимся, идеально структурированным архивом, где каждый миг его жизни был занесён в ячейку с точным временным штампом, привязан к звукам, запахам, тактильным ощущениям… Это был дар, превращавший его в идеального регистратора реальности. И проклятие, не позволявшее забыть ни одного провала, ни одного обидного слова, ни одной капли пролитого вина на белую скатерть три года, четыре месяца и двенадцать дней назад…

Пока Вика наслаждалась – или мучилась – своим синестетическим калейдоскопом, а Тёма боролся с ускользающей реальностью, Лекс работал… Его сознание, подобное многопоточному процессору, анализировало окружение, раскладывая его на составляющие…

***

Запуск протокола «Наблюдение». Время: 21:49. Локация: Вагон-ресторан «Изумруд», «Стальной Сокол».

ОБЪЕКТ 1: СОМОВ, КИРИЛЛ (МАЭСТРО).

Визуальный ряд: Поза «закрытая», плечи ссутулены, подбородок приближен к груди. Защитная реакция. Глаза сфокусированы на дне стакана. Зрачки расширены (вероятная причина: алкогольная интоксикация, уровень освещённости).

Аудиоряд: Дыхание поверхностное, с периодическими глубокими, но тихими вдохами (попытка взять контроль?).

Тактильные данные (визуальная оценка): Пальцы левой руки сжимают стакан с силой ≈ 4.5 кг/см² (непроизвольный тремор, мышечное напряжение). На костяшках правой руки – свежие царапины, длина 2-3 см, глубина незначительная. Временной параметр: получены в последние 24-36 часов.

Вербальный ряд: Фраза «…не все оттенки стоит выносить на суд публики». Анализ: не соответствует контексту светской беседы о вине. Субтекст: предупреждение? Признание собственной утраты репутации? Вероятность скрытого посыла: 72%.

Вывод: Состояние – физически и ментально нестабилен. Но сохраняет элементы дедуктивного мышления. Не исключена симуляция части симптомов. Уровень угрозы: переменный. Требует постоянного мониторинга…

Лекс отвёл взгляд от Сомова. Его не интересовали «чувства» к бывшему наставнику. Только факты. Он перевёл внутренний фокус на проводника…

***

ОБЪЕКТ 2: ПРОВОДНИК (СТАРШИЙ), ПАВЕЛ И.

Визуальный ряд: Форма – безупречна, кроме одной детали. Пуговица жилета №3 (от горла) застёгнута на петлю, предназначенную для пуговицы №2. Смещение ≈ 1.2 см. Временной параметр: ошибка допущена не ранее, чем 1 час 15 минут назад (предыдущий визуальный контакт в 20:34 фиксирует правильное положение).

Биометрика: Повышенное потоотделение в области лба и висков (не соответствует температурному режиму в вагоне +22°C). Частота моргания: 32 раза/мин (норма 15-20). Признак стресса.

Поведенческий паттерн: Взгляд каждые 25-30 секунд непроизвольно перемещается к дверям, ведущим в коридор первого класса, где расположены купе-люксы. Цель: купе №1 (Орлова).

Вывод: Испытывает сильное беспокойство, связанное с госпожой Орловой или её купе. Мотив: личная заинтересованность? Получение взятки? Осведомлённость о потенциальной угрозе? Вероятность причастности к инциденту с камерой: 45%…

**”

И тут сознание Лекса, словно высокочувствительный радар, зафиксировало аномалию. Он не «увидел» её глазами в тот момент. Он извлёк запись из своего архива…

Анализ видеоряда. Временная метка: 21:44:03.

ОБЪЕКТ 3: КАМЕРА НАБЛЮДЕНИЯ № ALPHA-7 (напротив купе №1).

Состояние: Индикатор питания – зелёный.

Аномалия: В 21:44:03:12 индикатор гаснет.

Продолжительность: 2.8 секунды.

Восстановление: В 21:44:05:92 индикатор загорается вновь.

Сопутствующие события (в периметр 5 секунд до/после):

Объект «Сомов» делает глоток из стакана.

Объект «Проводник» поправляет галстук.

Объект «Орлова» входит в вагон-ресторан (время 21:44:08).

Вывод: Кратковременное отключение камеры. Вероятные причины:

1) Случайный сбой в электросети (15%).

2) Целенаправленное воздействие с использованием знаний о системе поезда (85%). Камера была отключена в момент, когда Орлова должна была появиться в коридоре. Совпадение? Вероятность: 3.7%…

***

Мысль была подобна щелчку затвора. Камера была отключена, чтобы кто-то мог выйти из купе №1 незамеченным? Или, наоборот, войти?

– Он опустился, до самого дна. Смотреть противно, – голос Вики вернул его в настоящее.

Лекс повернул голову. Механически. Без намёка на эмоцию на лице.

– Он потребляет в сутки количество этанола, достаточное для токсического поражения печени, – его голос был ровным, как дикторский текст. – Его когнитивные функции, судя по замедленной реакции зрачков и несогласованности речи с двигательной активностью, серьёзно угнетены. Это не «опустился». Это клинический случай…

***

Он сделал паузу, его мозг сопоставлял данные.

– Но его наблюдение о правде и дне бокала… иррационально, но имеет логическую структуру. Он что-то знает.

– Он знает, где заказать следующий стакан, – парировала Вика.

Лекс проигнорировал сарказм. Он наблюдал за Тёмой, который нервно устроился за их столиком. «Объект: Белов, А. Проявление тревоги: поправление перчаток (цикл: 7 раз за 10 минут). Открытие блокнота – поиск стабильности в ритуале. Потенциальная уязвимость: зависимость от внешних носителей информации.»

И тогда в поле его зрения вошла она. Елена Орлова…

***

ОБЪЕКТ 4: ОРЛОВА, ЕЛЕНА В.

Визуальный ряд: Платье – шёлк, цвет «midnight blue». Камень – сапфир, вес приблизительно 8-10 карат. Состояние идеальное.

Биометрика: Частота сердечных сокращений (визуально по пульсации на шее) – приблизительно 95-100 уд/мин (норма для её возраста в состоянии покоя: 65-70). Признак стресса.

Микровыражения: В момент остановки в дверях, до того, как надеть «маску». Временной отрезок: 0.3 секунды. Брови слегка приподняты и сведены, веки напряжены, уголки губ опущены. Универсальный код эмоции: страх.

Вектор взгляда: Направлен в угол вагона. Траектория: прямая линия до Объекта 1 (Сомов).

Вербальный ряд: «Пусть наше путешествие будет спокойным». Анализ: стандартное пожелание. Но голосовой тембр – на 5.3 герца выше её обычного регистра в спокойном состоянии. Признак внутреннего напряжения.

Поведение: Поднимает бокал. Объём залпа – 32 миллилитра. Пальцы левой руки постукивают по ножке бокала. Ритм: 1-2-3… пауза… 1-2… 1-2-3-4… Пауза. Аритмия. Сильный стресс…

***

Лекс видел не женщину. Он видел набор параметров, которые кричали об опасности. Елена Орлова не просто нервничала. Она была в ужасе. И её страх был сфокусирован на Сомове.

Он мысленно связал данные в единую цепь.

1. Страх Орловой перед Сомовым.

2. Кратковременное отключение камеры напротив её купе.

3. Подозрительное поведение проводника.

4. Загадочная фраза Сомова.

Уравнение ещё не решалось, но переменные были обозначены. Вероятность криминального инцидента в течение поездки, по его внутренним расчетам, возросла с 12% до 61%…

***

Он наблюдал, как Вика делает глоток вина и морщится.

– Странное послевкусие, – сказала она. – Как предчувствие.

Лекс не верил в предчувствия… Он верил в данные. И данные указывали на то, что «Стальной Сокол» нёсся не просто через ночь. Он нёсся навстречу событию, которое уже начало разворачиваться, как запрограммированная последовательность в коде. И Лекс Воронов, геймдизайнер по прошлому, знал – у каждой игры есть правила, и у каждого уровня – своя ловушка. Оставалось только вычислить, когда и где захлопнется капкан…

Конец главы 2.

Глава 3. Архивы и Перчатки.

Сознание Артёма Белова было похоже на старую, полуразрушенную библиотеку. Бесчисленные полки, забитые томами знаний, воспоминаний, фактов. Но катастрофа, случившаяся с ним несколько лет назад, словно вырвала из этих томов самые важные страницы и перемешала оглавления… Новые впечатления с трудом находили себе место, цепляясь за обрывки старого, и так же легко выскальзывали, как вода сквозь пальцы…

Его утро начиналось с ритуала. Своего рода заклинания, чтобы удержать реальность, которая так и норовила расползтись по швам…

Он сидел на краю кровати в своём купе второго класса.

Первое действие: глубокий вдох.

Второе: взгляд на ладони… Чистые. Белые.

Третье: он взял с тумбочки пару новых, тонких кожаных перчаток чёрного цвета. Натянул их на руки, тщательно разгладил кожу между пальцами, подогнал под суставы. Теперь он был защищён… От грязи внешнего мира. От прикосновений к собственному, распадающемуся прошлому…

***

Четвёртое действие: блокнот…

Он взял его, ощутив под перчатками шершавость качественной кожи переплёта. «Блокнот №47», – мысленно прочёл он… Он нумеровал их. В ящике его стола в агентстве их ждала стопка – с №1 по №46. Летопись его борьбы с забвением.

Он открыл его. На первой странице, чётким, не его почерком, было написано: «Ты – Артём Белов… Ты – архивариус и частный детектив… Твои коллеги – Алексей Воронов и Виктория Зорина… Ты находишься в поезде «Стальной Сокол». Дата: 14 октября 2025 года. Расследуешь возможные угрозы Елене Орловой… ДОВЕРЯЙ СВОИМ ЗАПИСЯМ. ДОВЕРЯЙ ИМ»…

Это писала Вика. Вчера. Или позавчера? Он не помнил момента написания. Но он помнил её голос, читающий эти слова. Он доверял Вике. Её голос был якорем…

***

Он перелистнул страницу. Вчерашние записи. Рваные фразы, торопливые зарисовки.

«…красное платье женщины на перроне… пахло пылью и дорогими духами…»

«…Лекс сказал: «вероятность инцидцанта – 12%». Поправил его… инцидента…»

«…вино. Вика говорит – вкус старой меди. Я почувствовал запах… лекарства? От Сомова…»

«…герб на печатке у адвоката… знакомый…»

Он встал и вышел в коридор. Вагон был погружён в утреннюю полудрёму. Где-то за стеной шипел кофе. Поезд плавно покачивался на стыках рельсов. Он должен был встретиться с Лексом и Викой в вагоне-ресторане через пятнадцать минут.

Он пошёл по коридору, скользя взглядом по номерам купе. Его ноги несли его вперёд почти автоматически, пока он не оказался в зоне первого класса. Здесь ковры были гуще, а звуки – приглушённее. Он замедлил шаг…

И тут его накрыло.

Дежавю. Острое, колющее, как игла…

***

Он уже видел эту дверь. Купе №1. Не просто видел – он чувствовал исходящую от неё тяжесть. Тревога, беспричинная и всепоглощающая, сжала его горло. Он остановился, прислонившись к стене. В ушах зазвенело. Перед глазами проплыли образы: пожелтевшие листы бумаги, филигранный герб с единорогом, чьё-то испуганное лицо… Елены Орловой?

Он зажмурился, пытаясь поймать убегающие обрывки. Это было похоже на попытку удержать дым. Чем сильнее он старался, тем быстрее образы таяли, оставляя после лишь смутное, давящее ощущение беды.