Становление. Путь по юношеству

– Да-а, – так же печально произнесла Ритка, но тут дверь одной из комнат приоткрылась и из неё вышла Риткина мать.

– Здрасьте, тёть Маш, – поприветствовал её Лёнька, привстав со скамейки.

– Здравствуй, здравствуй. – Тётя Маша остановилась и пристально уставилась на Лёньку. – А тебя и не узнать-то, – покачала она головой, – повзрослел, окреп. Смотри, какой уже мужик стал, – и, переведя взгляд на Ритку, возмущённо произнесла: – А тебе не стыдно-то юбкой крутить перед парнями? Не успела домой приехать, а тут уже смотри – полон дом кавалеров!

– Да ты чё, мам? – Ритка жалобно посмотрела на мать. – Какие кавалеры? Что ты такое говоришь?

– Как какие? – голосом, полным возмущения, чуть ли не выкрикнула тётя Маша. – Вчерась Петька был, а надысь и Васька порог обивал. А теперь – на тебе! Теперь с Лёнькой тут лясы точит! Что мне соседи скажут! Во что моя дочь превращается?! – уже возмущённо звенел её голос.

И тут как бы в подтверждение её слов дверь с улицы приоткрылась и из неё высунулась голова Петьки.

– Здрасьте, тёть Маш, – заискивающе пробормотал он и, просочившись в комнату, прилип к косяку дверей.

– Ну! А я о чём говорю! – ещё пуще звенел голос Риткиной матери. – От кобелей отбоя нет! Как на той собачьей свадьбе! – громко сделала она заключение. – Здравствуй, здравствуй, дорогой зятёк, – съёрничала она и, посмотрев на Петьку, сделала небольшой поклон в его сторону. – Проходи, дорогой, проходи, – и приглашающе показала обеими руками, куда тому следует пройти.

Петька послушно, сторонясь тёти Маши, прошёл к столу и сел напротив Лёньки.

От такой резкой перемены событий Лёнька почувствовал себя в создавшейся обстановке неудобно и, непроизвольно встав из-за стола, посмотрел на Ритку:

– Ну, если захочешь, то приходи завтра, – и, повернувшись к Риткиной матери, попрощался: – До свидания, тёть Маш. Рад был вас видеть в полном здравии, – и, скромно усмехнувшись, уже тише добавил: – И слышать.

Выйдя из дома и отойдя от него, он повернулся и с сожалением посмотрел на большие яркие окна, отражающие багровые лучи заходящего солнца.

Тяжело вздохнув и, как будто поняв, что только что пережитое детство прошло, направился к бараку, где его тоже, наверное, ничего хорошего не ожидало.

Глава восьмая

После памятного дня рождения Зина на Лёньку уже внимания не обращала, а полностью переключилась на Зиновия. Лёнька в глубине души радовался тому, что избежал разборок со своим командиром и поддерживал с ним только деловые отношения, потому что тот являлся его начальником и Лёньке от него, кроме этого, ничего больше не требовалось.

Черпак тоже как-то отдалился. Он всё больше находился в обществе с институтскими друзьями и иной раз подковыривал Лёньку плоскими шутками.

Как-то после очередного рабочего дня Лёнька переоделся в спортивную форму и решил сделать пробежку за прииск.

Выйдя из барака, он увидел несколько студентов, сидевших на крылечке. Парни курили и о чём-то увлечённо говорили. Среди них находился и Черпак.

Только Лёнька набрал воздуха в грудь, чтобы начать бег, как из кучки курильщиков раздалось:

– И далече ты собрался, спортсмен ты наш?

Обернувшись к интересующимся, Лёнька попытался выяснить, кто же это там такой смелый, да умный, но со скамейки на него смотрели только невинные глаза ехидно улыбающихся курильщиков и выяснить, кто это сказал, не представлялось возможным.

Последнее время, особенно после папиного приезда, вокруг Лёньки образовалась какая-то пустота. С ним никто не разговаривал, на него никто не обращал внимания. Нет, с ним говорили, когда он что-нибудь спрашивал или чем-либо интересовался. Но делали это как-то вынужденно. Его не игнорировали, но к нему стали относиться как-то иронично. Лёньке понял, что в замкнутом коллективе всегда избирается козёл отпущения, над которым каждый старается поиздеваться или высказать своё просвещённое мнение по поводу этого отщепенца или слабака с интересными особенностями. Эти шутки всегда с юмором воспринимаются в коллективе. Всё это делалось с каким-то ехидством, а окружающие от них всегда разражались довольным смехом.

От такого отношения к себе Лёньке понял, что парни именно его и выбрали этим самым козлом отпущения, на котором каждый старался выместить своё остроумие или превосходство.

Поначалу Лёньку это не задевало, потому что он на такие вопросы отвечал с присущим ему остроумием и должной степени юмора, но подобные шутки при его появлении начали учащаться и превращаться в какое-то издевательство, а иной раз и в травлю.

Вот и сейчас, услышав ехидный вопрос, за которым мог последовать каскад плоских шуток, он разозлился не на шутку.

Резко развернувшись, он подошёл к обидчикам с желанием выяснить, кто тут из них такой самый любопытный.

Подойдя вплотную к студентам и, пристально посмотрев каждому в глаза, спокойно поинтересовался:

– И кого это заинтересовал мой путь следования? – начал он, переводя взгляд с одного шутника на другого.

Но каждый из присутствующих при встрече с Лёнькиным взглядом трусливо отводил глаза в сторону. Чувствовалось, что студенты поодиночке ответ держать не хотят.

Тогда Лёнька, указав на крайнего из них, уже грозно спросил:

– Ты, что ли, Мишка, любопытный такой?

Но тот отвёл глаза и промолчал.

– Или ты, Серёга? – едва сдерживая бешенство, Лёнька указал на тут же примолкшего щуплого парня.

На что тот, отводя глаза в сторону, пробормотал:

– Да ты что, Лёнь? Обиделся, что ли? Мы же пошутить хотели.

– Что-то меня ваши шуточки в последнее время доставать стали, – всё так же медленно, чётко выговаривая каждое слово, продолжил Лёнька. – Тебе какое дело, Витёк, куда я побегу и что я там делать буду? – Лёнька уже хотел схватить этого Витька, последнее время блистающего особым многословным, за грудки. – Или харю тебе начистить, что ли? Чтобы ты вообще заткнулся, – Лёнька вплотную приблизил лицо к стушевавшемуся Витьку.

Но тут подскочивший Черпак перехватил Лёнькины руки и попытался его успокоить.

– Да ты чё, Лёнь? – мирно принялся он уговаривать Лёньку. – Парни пошутить хотели, а ты кипятишься.

– Достали меня уже ваши шутки, – успокаиваясь, начал Лёнька, но Черпак ехидно добавил:

– Ты бы с батей со своим так же смело говорил, а то видели мы, какой ты смелый тогда был, – Черпак с кривой ухмылкой смотрел Лёньке в глаза.

– Тебе-то какое дело, как я с отцом разговаривал? – опять вспыхнул Лёнька.

– Да мне-то, собственно, никакого до этого дела нет. Но только ты уж больно обгадившийся тогда ходил, вот парни это и заметили, – чувствовалось, что Черпак на стороне обидчиков.

– Я бы посмотрел, – начал напирать Лёнька на Черпака, – как бы ты со своим батей разговаривал. – И при этом откровенно усмехнулся. – Тоже бы ходил такой же обосранный. Знаю я, как ты его бздишь. Это ты тут сейчас такой храбрый, а то я видел, как ты бегал тогда от него, поджав хвост, что нагадивший кот.

– Кто? Я?! – от Лёнькиных слов Черпак чуть ли не задохнулся от злости. – Много ты знаешь?! Заткнулся бы лучше и пургу не гнал.

– Я-то уж знаю всё! Только я молчу об этом, а ты что баба базарная про меня тут всё сплетни распускаешь! Языком-то легко молоть. – Лёнька вплотную подошёл к Черпаку, выговаривая ему свою обиду. – Ты бы на ринге себя таким показывал…

– Да я… – чуть ли не задыхаясь, начал Черпак. – Да ты знаешь, что я чемпион области и меня на зону Сибири и Дальнего Востока выставлять будут?

– Ага! – Лёнька снова криво усмехнулся, но уже спокойнее продолжил: – Посиди с этими куряками, побазлань с ними побольше, тогда мы и посмотрим, какой ты чемпион.

– Что, не веришь, что ли? – от таких обидных слов Черпак чуть ли не подскочил на месте.

– Не верю, – Лёнька отошёл на шаг от Черпака и прямо посмотрел ему в глаза.

– А давай проверим, бегун ты наш, какой ты чемпион, про которого ты мне там, – Черпак указал на выезд из прииска, где лежал штабель брёвен, – мозги полоскал?

– А давай! – в свою очередь так же вызывающе отреагировал Лёнька на предложение Черпака.