Иридиум Бета

Иридиум Бета

Максим Inkwell

© Максим Inkwell, 2025

ISBN 978-5-0068-5713-1

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава 1: Серая смена

Свет был тусклым, как и всё на этом уровне. Желтоватые люминесцентные лампы, встроенные в потолок, мерцали с раздражающей нерегулярностью, отбрасывая на серые металлические стены прыгающие тени. Воздух пах озоном, смазочными маслами и едва уловимым, но постоянным запахом переработанной человеческой плоти – неизбежный спутник системы регенерации атмосферы, который все давно научились игнорировать.

Элиас провел рукой по лицу, оставляя на коже темный масляный след. Его смена подходила к концу, последние восемь часов он провел в машинном отсеке G-7, самом нижнем и наименее престижном уровне станции «Иридиум-Бета». Здесь, в чреве станции, царил вечный гул – низкочастотный гул реактора, вибрация систем жизнеобеспечения, шипение гидравлики. Этот шум стал саундтреком его жизни, фоном, который он переставал замечать, пока тот не прекращался, что случалось крайне редко и всегда сулило проблемы.

Он затянул последний болт на панели циркуляционного насоса, вставил диагностический щуп в порт и скривился, глядя на показания. Давление было на 0.2 атмосферы ниже нормы. Не критично, но и не идеально. Станция, как и он сам, медленно, но верно изнашивалась. Ему следовало бы составить рапорт, запросить деталь у главного инженера, пройти через гору бюрократии… Но мысль об этом вызывала у него лишь тяжелую усталость.

«Проклятие, – прошептал он, выдергивая щуп. – Еще одна проблема, которую никто не оценит».

Он собрал инструменты, аккуратно разложив их по ячейкам переносного кейса. Порядок в инструментах был единственным, что он мог контролировать в этом хаосе труб, проводов и предупреждающих табличек. Закрыв панель, он стукнул по ней костяшками пальцев – старый, глупый ритуал, суеверие, которое он перенял у старого техника, давно ушедшего на пенсию.

Дорога в жилой сектор занимала двадцать минут на скоростном трамвае, который ходил с интервалом в сорок. Элиас стоял в почти пустом вагоне, держась за потускневший поручень. Его комбинезон, когда-то синий, теперь был покрыт пятнами и потертостями до неузнаваемости. На груди едва читалась нашивка с именем «Э. Торн» и значком младшего техника по системам жизнеобеспечения. Звание, которое на «Иридиуме» означало «смотритель за трубами и фильтрами».

Он поймал свое отражение в грязном окне вагона. Бледное, усталое лицо, темные волосы, слипшиеся от пота, глубоко посаженные серые глаза, в которых застыла привычная апатия. Ему было двадцать четыре, но он чувствовал себя на все сорок. Он мечтал о переводе. О любой другой станции, где к техникам относились бы не как к расходному материалу, а как к специалистам. О «Гелиосе-Альфа» или, на худой конец, о «Прометее-Дельта», где были настоящие исследовательские программы, чище коридоры и меньше циничных офицеров в идеально отглаженной форме. Но его заявки, как и все остальное, тонули в бюрократическом болоте ОНЗ.

Трамвай с шипением остановился, двери разъехались. Элиас вышел на центральную палубу жилого сектора. Здесь было чуть светлее, пахло не озоном, а дезинфицирующим средством и подгоревшей едой из столовой. По коридору прошла пара офицеров в синей форме с золотыми нашивками, громко смеясь над какой-то шуткой. Они даже не взглянули в его сторону. Элиас прижался к стене, давая им пройти. Он был для них частью интерьера, ожившей тенью в техническом комбинезоне.

Он свернул в боковой коридор, ведущий к каютам младшего персонала. Его путь преградила массивная фигура в таком же, как у него, потрепанном комбинезоне, но серого цвета. Уборщик. Григорий.

«Ну что, Элиас, закончил свой крестовый поход против протечек?» – хриплым голосом спросил старик, опираясь на ручку своей передвижной уборочной машины.

Григорию было под шестьдесят, что для работника периферийной станции было почти героизмом. Он был здесь дольше всех, пережил трех командиров и бесчисленное количество техников вроде Элиаса.

«Да, Григорий. Одна протечка меньше. Вселенная в безопасности», – ответил Элиас, пытаясь пройти.

Старик засмеялся, обнажив несколько желтых зубов. «О, не сомневаюсь. А знаешь, что я сегодня нашел в вентиляции на палубе D?» Он понизил голос, делая драматическую паузу. «Целую колонию космических тараканов. Размером с мой кулак. Думаю, они эволюционировали, чтобы питаться нашей бюрократией. Она у них явно усваивается лучше, чем у нас».

Элиас невольно улыбнулся. Григорий был мастером находить абсурд в самой мрачной рутине. «Может, они помогут мне заполнить рапорт о том самом насосе?»

«Только если ты сумеешь объяснить им, что от них требуется, на языке щелчков и потрохов», – флегматично ответил уборщик. «Куда торопишься?»

«В столовую. Потом – отсыпаться».

«Удачи. Сегодня, по слухам, „галактический деликатес“ – это синтезированная свинина с вкусовым профилем „обои“», – сказал Григорий, передвигая свою тележку. «Я бы предпочел своих тараканов».

Столовая для младшего персонала была огромным, шумным залом с длинными металлическими столами, прикрученными к полу. Воздух был густым от пара и разговоров. Элиас взял поднос и встал в очередь. Повар, массивный мужчина с лицом, на котором вечно играла уставшая улыбка, шлепнул на его тарелку бесформенную массу коричневого цвета и добавил к ней кусок серого хлеба.

«Лука, – кивнул Элиас. – Григорий предупреждал, что сегодня „обои“».

Повар по имени Лука фыркнул. «Григорий слишком много знает. Это не обои. Это классическое блюдо ОНЗ под названием „протеиновый комплекс номер три с каррагинаном“. Почти как мясо. Если закрыть глаза и очень сильно захотеть». Он подмигнул. «К тому же, у меня для тебя есть сюрприз».

Он достал из-под стола маленькую баночку с красноватой субстанцией. «Острый соус. Собственного приготовления. Вырастил перчик в гидропонике. На, мажь на свой „комплекс“. Хоть какой-то вкус будет».

Элиас взял баночку с искренней благодарностью. Такие маленькие жесты были здесь настоящей валютой. «Спасибо, Лука. Ты спасаешь честь всего общепита „Иридиума“».

«Кто-то же должен», – вздохнул повар. «Иди, пока старшие офицеры не учуяли. Конфискуют, сволочи, под предлогом „несанкционированного оборота био-продуктов“».

Элиас нашел свободное место за столом, где уже сидело несколько техников с других смен. Они перебрасывались усталыми шутками, обсуждая глупости начальства и сложности ремонта очередного сломанного фильтра. Он присоединился к их разговору, но больше слушал, чем говорил. Намазав соус Луки на «свинину», он попытался представить, что ест что-то настоящее. Получилось плохо.

Разговор за столом постепенно затих. Все были слишком уставшими для долгих бесед. Элиас доел свой паек и собирался отнести поднос, когда по всем внутренним каналам связи раздался щелчок, а затем – гладкий, безжизненный голос автоматического диктора.

«Внимание всему персоналу. С девятнадцати ноль-ноль по станционному времени запланирована плановая диагностика и перенастройка систем межсекторной связи. Возможны незначительные помехи в работе внутренней сети и задержки в передаче данных. Приносим извинения за временные неудобства».

В столовой прошел общий вздох раздражения.

«Опять? – проворчал кто-то через стол от Элиаса. – В прошлый раз это „незначительное неудобство“ отключило горячую воду на моей палубе на шесть часов».

«А мне пришлось вручную перезаписывать логи дежурств за месяц, потому что „помеха“ стерла базу данных», – добавил другой.

Элиас молча встал и отнес поднос к мойке. Он смотрел, как остатки его еды смываются в рециркулятор, чтобы когда-нибудь, после многоступенчатой очистки, снова стать чьим-то обедом. Круг замкнулся.

Он вышел из столовой и побрел по коридору к своей каюте. Мысль о том, что ему, скорее всего, поручат сопровождать «плановую диагностику» и заполнять кипу сопутствующих бумаг, отнимала последние силы.

Он добрался до своей двери, маркированной скромной табличкой «Т-284». Каюта была крошечной: откидная койка, небольшой стол с терминалом, мини-раковина и шкафчик для личных вещей. Все необходимое и ничего лишнего. Он снял комбинезон, с наслаждением почесал зудящую от пота грудь и плюхнулся на койку.

Из-за тонкой перегородки доносился приглушенный звук чьего-то видео-сериала. Офицерские каюты были звукоизолированы. Технические – нет.

Элиас закрыл глаза. В ушах все еще стоял гул машинного отсека. Он думал о рапорте на насос, о диагностике связи, о бесконечной серой череде таких же смен, которые ждали его впереди. Он был одним из тех, кто «держал свет включенным», как он сам мысленно это называл. Без него и ему подобных станция бы задохнулась, замерзла и развалилась на части за считанные дни. Но для тех, кто наверху, в командном центре, в своих просторных каютах, он был просто еще одной строкой в отчете по расходу запчастей.

«Снова бумажная работа, – тихо прошептал он в потолок. – Никто не ценит тех, кто держит свет включенным».

За перегородкой кто-то громко засмеялся. Элиас перевернулся на бок, пытаясь отгородиться от шума. Ему снова приснился тот же сон – о переводе. О том дне, когда он получит уведомление и покинет «Иридиум-Бету» навсегда. Пока же оставалось только спать и ждать, когда прозвенит будильник, возвещающий о начале новой серой смены.

Глава 2: Призрак в эфире

Следующая смена началась, как и все предыдущие: резкий, пронзительный звук будильника, врезающийся в сон, короткая борьба с соблазном выключить его и провалиться обратно в забытье, и неизбежное подъем. Тело ныло, мышцы кричали от вчерашней возни с насосом. Элиас принял короткий, экономный душ – вода была строго лимитирована – и облачился в свежий, но такой же потертый синий комбинезон. От старого еще пахло смазкой.

Первые четыре часа прошли в рутине. Он обходил свои секторы, проверяя показания датчиков давления, температуры и состава воздуха. Все было в норме. Скучная, предсказуемая норма, которая была лучшим, на что можно было надеяться. Ему поручили составить тот самый рапорт на циркуляционный насос. Он потратил на это почти час, вбивая данные в терминал в своей каюте, подбирая правильные формулировки, чтобы не вызвать лишних вопросов у начальства. «Рекомендуется плановая замена уплотнительных колец в течение следующих 90 стандартных циклов». Он не написал «срочно», не написал «аварийный износ». Скромно, как и полагается младшему технику.

Обед был таким же безвкусным, как и накануне, но сегодня Лука тайком сунул ему не соус, а настоящее яблоко. Маленькое, сморщенное, выращенное в агроотсеке. Элиас съел его, чувствуя себя виноватым за такое непозволительное удовольствие.

«Сегодня твой счастливый день, парень», – сказал Лука, заметив его удивление. «Урожай был».

«Спасибо, Лука. Я… я даже не помню, когда в последний раз ел что-то настоящее».

«Не за что. Просто не болтай об этом. Не хочу, чтобы ко мне нагрянула проверка из отдела снабжения с вопросами, куда делись три яблока».

После смены, вместо того чтобы идти в каюту или в общую гостиную, где обычно собирался персонал, чтобы посмотреть трансляции спортивных событий ОНЗ – межсистемный футбол или гонки на космокораблях – Элиас направился в обсервационный купол.

Это было его место. Его убежище.

Обсервационный купол на палубе C-12 официально числился как резервный пост наблюдения, но на практике его использовали редко. Основные сенсоры и телескопы были вынесены на внешние платформы. Сюда же, в этот тихий зал под звездным небом, приходили редкие парочки на свидания или такие же, как он, одиночки, чтобы ненадолго убежать от тесных коридоров и давящего света.

Купол был затемнен. Искусственный свет был приглушен до минимума, и только мягкая подсветка панелей управления отбрасывала синеватое свечение на пол. Но главным был вид. Огромный, вогнутый экран-иллюминатор, который транслировал изображение с внешних камер в реальном времени. Здесь не было иллюминаторов в классическом понимании – слишком опасно, – но создавалась полная иллюзия присутствия.

Элиас прошел к одному из терминалов, в стороне от главного экрана. У него был свой, неофициальный доступ к системам. Не взлом, конечно. Скорее, бэкдор, оставленный каким-то давним техником и передававшийся из уст в уста среди младшего персонала. Доступ к сервисным утилитам калибровки, к логам низкоуровневых датчиков. Ничего важного. Но это давало ему чувство контроля. Чувство, что он понимает станцию на уровне глубже, чем просто трубы и вентили.

У него была своя маленькая традиция. Время от времени он запускал ручную диагностику дальних сканеров. Официально, для проверки их работоспособности. Неофициально – ему нравилось смотреть на звезды. На чистую, безжалостную пустоту, которая напоминала ему, насколько мал и хрупок их металлический мирок.

Он ввел свои коды, и терминал ожил. На экране замерцали столбцы данных. Температура матрицы, уровень шума, энергопотребление. Все в норме. Он переключился на визуальный интерфейс. На экране возникла черная бархатная ткань космоса, усыпанная бриллиантами звезд. Вдали висела туманность, бледное розовое пятно, и несколько соседних звездных систем, отмеченных маркерами навигационной системы ОНЗ.

Элиас откинулся на спинке кресла, наслаждаясь тишиной. Только тихое гудение терминала и его собственное дыхание. Он смотрел на звезды и снова думал о переводе. Может, стоит подать заявку еще раз? Или, может, накопить кредитов и уйти со службы, попытаться устроиться на гражданское судно? Мысли текли лениво, убаюкивающе.

Он решил провести калибровку. Стандартная процедура. Запуск последовательности тестовых импульсов, проверка отклика, корректировка коэффициентов. Он ввел команду, и система начала свою работу. На экране поплыли графики, цифры замерцали, обновляясь с безупречной регулярностью.

И тут, на периферии одного из диагностических графиков, он заметил что-то. Маленький всплеск. Едва заметное отклонение от ожидаемой кривой. Он нахмурился. Сбой матрицы? Помеха от станционного оборудования? Такое случалось.

Он остановил автоматическую последовательность и перешел в ручной режим. Увеличил масштаб графика, запросил сырые данные с датчиков. Всплеск повторился. Не в том же месте, а рядом. Крошечная аномалия. Группа объектов. Очень слабых. Очень далеких.

«Странно…», – пробормотал он себе под нос.

Он проверил логи. Возможно, это был метеорный поток. Или сбой калибровки, который он как раз и должен был выловить. Он запустил глубокий анализ сигнала, задействовав резервные процессоры, на которые у него был доступ. Это заняло несколько минут. Элиас сидел, не отрывая взгляда от экрана, его предыдущая усталость куда-то испарилась, сменившись легким, профессиональным любопытством.

Данные начали поступать. Координаты, расчетные траектории, кинетические профили. Он построил траекторию на карте сектора. Компьютер присвоил объектам стандартный классификатор «Неопознанные объекты / Низкая достоверность».

Элиас почти расслабился. Очередной сбой. Он уже собирался стереть данные и начать калибровку заново, как его взгляд упал на цифры, обозначавшие скорость.

Он моргнул. Перечитал. Его пальцы замерли над клавиатурой.

Это не могло быть правдой.

Скорость была… нестандартной. Слишком высокой для астероидов или обломков в этом секторе. И она не уменьшалась. Она росла. Постоянно, с незначительными, но четкими корректировками.

Сердце его пропустило удар, а потом забилось чаще. Он проверил систему снова. Перезапустил алгоритмы идентификации. Возможно, ошибка в программном обеспечении. Глюк.

Но нет. Новые данные, полученные с задержкой в несколько секунд, подтвердили предыдущие. Группа из семи объектов. Компактное построение. Движение с переменным, но постоянно возрастающим ускорением. И самое главное – вектор.

Он откинулся на спинку кресла, чувствуя, как кровь отливает от лица. В ушах зазвенело. Он посмотрел на главный экран, на безмятежную картину звездного неба. Все выглядело так же, как и пять минут назад. Спокойно. Безопасно.

Но это была иллюзия.

Он снова посмотрел на координаты, на рассчитанную компьютером траекторию. Длинная, плавная дуга, которая пересекала сектор. Она не была случайной. Она была целенаправленной.

И она вела прямиком к ним.

«Сбой матрицы? – тихо повторил он свою первую мысль, но теперь в его голосе не было уверенности. – Или… нет, не может быть».

Он встал и подошел к самому большому иллюминатору, прижался лбом к прохладному, имитирующему стекло, пластику. Он смотрел в ту самую точку черной пустоты, откуда, согласно данным, они должны были появиться. Ничего. Только звезды. Но он знал. Данные не лгут. Его сканеры, которые он сам только что проверил и откалибровал, не лгут.

«Но координаты… – его голос был шепотом, полным неподдельного ужаса. – Они идут прямо на нас».

Он повернулся и почти побежал к терминалу. Его пальцы дрожали, когда он тыкал в клавиши, заставляя систему записать все данные. Весь лог. Все сырые показания. Он сохранил их на свой личный, зашифрованный чип. Стандартный протокол на случай сбоя. Но сейчас это было нечто большее. Это было доказательство.

Затем он запустил симуляцию. Взял текущие координаты объектов, их скорость, их вектор, и спроецировал их движение вперед, на несколько часов. На экране карты сектора появилась ярко-красная линия. Она шла через пустоту, минуя несколько мелких астероидов, и упиралась прямо в значок, обозначавший станцию «Иридиум-Бета».

Точка рандеву. Через четырнадцать часов и семь минут.

Элиас выдернул чип из терминала и зажал его в кулаке. Пластик впился ему в ладонь. Он снова посмотрел на экран, на эту роковую красную линию. Внезапно гул станции, обычно такой привычный, показался ему зловещим. Это был не звук жизни, а предсмертный хрип огромного, уязвимого существа, которое даже не подозревало, что на него надвигается хищник.

Он был единственным, кто это видел. Единственным, кто знал.

Ему нужно было действовать. Немедленно.

Глава 3: Протокол №7

Элиас почти бежал по коридорам. Его сердце колотилось где-то в горле, а в ушах стоял оглушительный шум собственной крови. Он сжимал в кармане чип с данными так сильно, что тот, казалось, вот-вот треснет. Звезды за иллюминаторами, мимо которых он проносился, больше не казались ему безмятежными. Теперь они были безразличными свидетелями надвигающейся катастрофы.

Его мозг лихорадочно работал, пытаясь найти логическое, не катастрофическое объяснение. Может, это какие-то свои? Секретные учения флота ОНЗ, о которых не предупредили станцию? Но почему тогда транспондеры молчали? Любой корабль ОНЗ, даже на сверхсекретных заданиях, в глубинах своего кода имел бы опознавательный «ключ», который считывали бы станционные системы, пусть и без оповещения экипажа. Его сканеры не видели ничего. Только холодные, безжизненные сигналы, движущиеся с необъяснимой скоростью.

Или, может, это действительно сбой? Массовая галлюцинация его приборов? Но он проверил все трижды. Он перезагрузил подсистемы, проверил питание, проанализировал фоновые помехи. Данные были чистыми. Слишком чистыми, чтобы быть ошибкой.

Он знал, что должен делать. Существовал протокол. Четкий, ясный, прописанный в его должностной инструкции. «Протокол №7: Действия при обнаружении неопознанных космических объектов (НКО)». Он ненавидел эти протоколы. Они были написаны кабинетными крысами, которые никогда в жизни не видели настоящей панели управления, но сейчас он цеплялся за него, как за спасательный круг.

Протокол требовал немедленного составления предварительного рапорта и передачи его непосредственному начальнику. В его случае – лейтенанту Рорку, начальнику смены технического персонала.

Элиас свернул в боковой коридор, ведущий к офисному блоку, где располагались кабинеты младших офицеров. Воздух здесь пах уже не озоном, а казенной чистотой и дезинфекцией. Стены были выкрашены в более светлый цвет, на полу – не прорезиненное покрытие, а имитация паркета. Разница была细微, но ощутима. Здесь обитала другая каста.

Он подошел к двери с табличкой «Лейтенант М. Рорк. Начальник технической смены „Гамма“». Дверь была закрыта. Элиас глубоко вздохнул, пытаясь унять дрожь в руках, и нажал кнопку вызова.

Прошло несколько секунд. Он слышал, как за дверью кто-то двигается. Наконец, дверь со щелчком открылась. На пороге стоял лейтенант Рорк. Мужчина лет сорока, с аккуратно зачесанными темными волосами и вечно недовольным выражением лица. Он был в идеально отглаженной форме, на его груди красовался значок офицера ОНЗ. Он держал в руках планшет и смотрел на Элиаса так, будто тот принес ему плохие новения о погоде.

«Техник Торн? – произнес Рорк, его голос был ровным, лишенным эмоций. – У меня запланирован брифинг через десять минут. В чем дело?»

«Лейтенант, мне нужно срочно поговорить с вами, – начал Элиас, стараясь, чтобы его голос не дрожал. – Я провел плановую калибровку дальних сканеров в обсервационном куполе и… я обнаружил аномалию».

Рорк поднял бровь. «Аномалию?»

«Да, сэр. Группу неопознанных объектов. Семь целей. На периферии дальнего сканирования. Их траектория…» Элиас сделал паузу, понимая, как это прозвучит. «Их траектория указывает прямо на „Иридиум-Бету“. Расчетное время сближения – менее четырнадцати часов».

Лейтенант Рорк не моргнул и глазом. Он медленно опустил взгляд на свой планшет, пролистал что-то. «Вы проверили калибровку датчиков?»

«Да, сэр. Трижды. Все системы работают в норме. Я сохранил все данные». Элиас достал чип из кармана, протянул его.

Рорк не взял его. Он посмотрел на чип, потом на Элиаса, смерив его долгим, оценивающим взглядом. «Техник, вы знаете, сколько „аномалий“ в день фиксируют наши системы? Сотни. Метеорные потоки, гравитационные искажения от пролетающих астероидов, сбои матрицы, помехи от нашего же оборудования. Девяносто девять процентов из них – мусор».

«Сэр, я понимаю. Но скорость… их скорость нестандартна. И вектор слишком точен для случайного явления».

«Вектор, скорость… – Рорк вздохнул, демонстративно показывая, как его утомляет этот разговор. – У нас есть автоматические системы оповещения. Если бы это была реальная угроза, тревога прозвучала бы еще час назад. Вы слышали тревогу?»

«Нет, но…»

«Значит, системы не видят угрозы. Потому что ее нет». Рорк снова поднял свой планшет, давая понять, что разговор окончен. «Составьте рапорт по форме 7-Дельта. Приложите свои… данные. Я посмотрю, когда у меня будет время. А сейчас займитесь своей работой. На палубе E-4 поступила жалоба на скрип в вентиляционной заслонке. Разберитесь».

Элиас стоял, не в силах поверить в услышанное. Скрип в заслонке? Пока к ним летит нечто, что может быть флотом сепаратистов, о которых все в последнее время говорят вполголоса?

«Лейтенант, я… я прошу вас, просто взгляните на данные. Хотя бы на траекторию», – попытался он в последний раз, и в его голосе прозвучала отчаянная мольба.

Рорк нахмурился. Его терпение иссякало. «Торн, вы младший техник. Ваша работа – следить за тем, чтобы на станции был воздух и тепло. Не интерпретировать данные дальнего сканирования. Это работа офицеров связи и боевых расчетов. И они, я вас уверяю, не спят. Если бы было что-то, о чем стоило бы беспокоиться, я бы уже знал. Теперь идите и займитесь вентиляцией. Это приказ».

Элиас почувствовал, как по его спине пробежал холодный пот. Он видел это взглядом – взглядом человека, который уже решил, что ты несешь чушь. Он видел это в каждом движении Рорка, в каждом слове. Для лейтенанта он был всего лишь паникером, недоучкой, который пытается привлечь к себе внимание, раздувая из мухи слона.

Он медленно опустил руку с чипом. «Да, сэр», – выдавил он почти беззвучно.

«И, Торн? – голос Рорка остановил его, когда он уже повернулся, чтобы уйти. – В следующий раз, прежде чем бежать ко мне с такими… открытиями, подумайте дважды. Вы засоряете каналы связи и отвлекаете руководство от реальных проблем. Я не хочу видеть ваш рапорт в срочном порядке. Разберитесь с заслонкой».

Рорк развернулся и зашел в свой кабинет, дверь за ним автоматически закрылась с тихим шипением.

Элиас стоял один в пустом, сияющем чистотой коридоре. Он смотрел на гладкую, белую поверхность двери, за которой только что был уничтожен всякий шанс быть услышанным. В руке он все еще сжимал чип. Крошечный кусочек пластика и кремния, который содержал в себе, возможно, смертный приговор для всех на станции. И этот приговор только что отклонили, как ошибочный.

Он медленно побрел прочь, его ноги были ватными. Он не пошел на палубу E-4. Он не мог. Он дошел до ближайшего служебного терминала, вмонтированного в стену. Его пальцы, все еще дрожа, набрали команды. Он открыл форму 7-Дельта. Стандартный рапорт о неопознанном объекте.