Глубокое синее море. Вселенная острова Виктория

Глубокое синее море

Вселенная острова Виктория

Лариса Логачева

Екатерина Марченко

© Лариса Логачева, 2025

© Екатерина Марченко, 2025

ISBN 978-5-0068-5753-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Остров Виктория принадлежит параллельной вселенной, где история пошла иначе. Здесь соседствуют реальные и вымышленные страны, а решения людей с тайными сверхспособностями способны менять судьбу мира. Эта книга – часть серии «Вселенная Острова Виктория». Все события и персонажи вымышлены; любые совпадения с реальностью случайны.

Глава 1. Нож в сердце

Хотелось плакать. По-настоящему.

Раньше бы и в голову не пришло, с детства его учили держать всё в себе. Не показывать слабость. Он привык и, кажется, преуспел в этом настолько, что сам начал верить: у него нет чувств. Только теперь понял: были. Просто спрятаны слишком глубоко.

Он всё понимал. Не был глупым, просто… не гением. Не таким, как отец. Не таким, каким хотел быть сам.

Он был сыном правителя Острова Виктория и, пожалуй, именно это оставалось его главным достижением. Отец легко управлял людьми и страной, будто говорил с миром на одном языке. А Владимир-младший всегда чувствовал, что стоит в стороне. Он не умел вдохновлять, не умел решать мгновенно, быть тем, на кого можно положиться. Его максимум – должность посла в Модерне. Сложная, ответственная, достойная, но всё же не великая.

Иногда казалось, что он просто ошибка природы. Случай, когда у гения рождается неудачник.

Он не был глуп, но и умом не блистал. Немного ленив. Немного заносчив. Не герой. Не лидер. А хотел многого. И сразу. Без борьбы.

Никто и не думал, что он когда-нибудь займёт место отца. Он сам давно почти смирился с этим. Почти. Только зависть никуда не делась.

Была лишь одна надежда, которая когда-то заставляла его чувствовать себя нужным. Натали.

Их познакомили ещё в детстве, родители решили соединить две знатные фамилии, Оболенских и Волконских, как всегда поступали их предки. Это случилось на первом приёме в его жизни: Владимир стоял в неудобном костюме, не зная, куда деть руки, когда вдруг увидел её, хрупкую, невысокую, с нежным облаком светлых волос, словно нимбом окружающих бледное лицо с огромными голубыми глазами. В тот миг он понял, что пропал.

Острое, почти детское желание прижать к себе это хрупкое существо, оберечь его от всего жестокого мира, переполнило его до краёв. Он был робок и боялся проявить свои чувства, но всё равно старался быть рядом, помогать в мелочах, словно добровольный паж при своей королеве.

Натали почти не говорила с ним. Смущалась. И это только сильнее подогревало его чувства. Для него её молчание было знаком чистоты, скромности. Он ждал, когда они повзрослеют. Когда она станет его невестой. А потом женой.

Владимир боготворил Натали с детства. Его представления о ней, тщательно взращённые фантазией, были по-детски наивными, местами театральными, но искренними. Он видел в ней не живую девушку, а символ, идеал чистоты, целомудрия и утончённости. Это были вовсе не факты, а скорее сказка, в которую он хотел верить, потому что эта сказка придавала смысл его жизни. И каждый раз, представляя свою будущую супругу, он видел перед собой не столько Натали, сколько свою мечту о ней.

С годами Владимир всё чаще ловил себя на мечтах о ней. В воображении вставали тихие, почти священные картины их будущей первой ночи: не страсти, а нежности и доверия. Он представлял, как Натали войдёт в их комнату, лёгкая, застенчивая, с распущенными волосами, в белом, как сама чистота. Как он осторожно обнимет её, будто боясь спугнуть, коснётся губ, стараясь развеять тревогу и показать, что рядом безопасность. В этих грёзах не было вожделения, лишь трепет, нежность и благодарность судьбе за то, что ему досталась она – единственная, к которой он осмелился привязаться сердцем.

Владимир жил этими мыслями, днём не мог себе их позволить, потомственному дворянину не подобало думать о таких вещах. Зато ночью, закрывая глаза, юноша видел эти волнующие душу картины, засыпая в ощущении будущего счастья.

И вот этот день настал. Ему исполнилось восемнадцать. Свадьба должна была состояться совсем скоро, сразу после возвращения Натали из Аргентины, где она находилась в тот момент.

Она уехала туда, чтобы в последний раз почувствовать себя свободной. Заодно, подтянуть испанский, познакомиться с местной культурой. В будущем она собиралась заняться дипломатией, и всё это казалось вполне логичным.

Но Владимиру было не до политики. Он скучал. Считал дни. Ему казалось несправедливым, что в такой важный момент её нет рядом. Он упросил родителей отпустить его тоже в Аргентину. Объяснил, что хочет просто посмотреть на страну, попрактиковать язык, расширить кругозор.

На самом деле, просто хотел быть рядом. Даже издалека. Смотреть, как она смеётся, как идет по улице, как поправляет волосы. Ему это было достаточно. Хоть чуть-чуть. Хоть одним глазком.

Он всегда чувствовал себя рядом с ней кем-то вроде ангела-хранителя. Тихого, незаметного, но надёжного. И был готов оставаться им после свадьбы. Никаких подвигов не нужно, просто защищать её, оберегать, любить. Всей душой. Без остатка.

Владимир знал, где остановилась Натали, и поселился в соседнем отеле, чтобы в любой момент увидеть. И увидел в первый же день, такую красивую, трогательную, в оживлении и радости спешащую куда-то по мостовой вечерней набережной. Владимир на некотором расстоянии пошёл за ней, решив, что девушка хочет прогуляться, но знать бы ему тогда, что не стоило за ней идти и что в этом случае обратно в отель он принесёт с собой отчаяние и острую боль в разорванной на клочки душе. Но пока просто шёл за ней бесшумным конвоем на некотором отдалении, наблюдая, как лёгкая фигурка в шёлковом белом сарафане скользит на каблуках босоножек по мостовой, а её длинные светлые волосы летят за ней и, падая, покрывают значительную часть спины.

Владимир любовался ею и никак не мог дождаться, когда они точно так же пойдут вдвоём, а он будет держать её за руку и смотреть любящим взглядом. И тут Натали чуть замедлила шаг и после вытянула руки, будто навстречу кому-то. Скоро стало понятно, кому. Ведь тут же из вечернего полумрака вышел довольно высокий парень в джинсах и белой футболке. Судя по виду, типичный итальянец: смуглый брюнет с почти чёрными глазами, но явно не принадлежит к знатному роду, лицо простое, круглое, с грубоватыми чертами, да и одежду явно купил не в бутике. Владимир презрительно обозвал его про себя плебеем и на всякий случай подошёл чуть ближе, на случай, если тот вздумает обидеть его невесту.

Но вот Натали сама шагнула к этому парню, и её руки тут же обвили его плечи, а губы слились с его губами. При этом девушка не выглядела испуганной или несчастной, наоборот, всем видом давала понять, что поцелуй взаимен и желанен для них обоих. Натали просто светилась изнутри, радуясь встрече. При этом раскованно обнимала парня и позволяла целовать себя так долго и страстно, как он того хотел.

Владимир застыл, не в силах поверить своим глазам. Натали… Его Натали, всегда сдержанная, почти холодная, не позволявшая даже взять себя за руку, сейчас, перед ним, живая, смеющаяся, нежная, и всё это было не для него. А влюблённые, не расцепляя объятий, а лишь поворачиваясь лицом к лестнице, начали спускаться по ней к самому пляжу.

Он шагнул ближе, прячась за плетёной стенкой пляжного бунгало, и, сам не зная зачем, продолжал наблюдать.

Парочка стояла у кромки воды. Волны мягко лизали их ступни. Натали что-то прошептала, и тот парень засмеялся, обнял её, поцеловал. Они выглядели счастливыми. Натали коснулась его лица, провела пальцами по волосам, потом прижалась теснее и… платье медленно скользнуло по её плечам, опускаясь к ногам. Белая ткань легла на песок.

Владимир машинально отметил: он всегда мечтал увидеть её такой. И вот увидел. Но не в своих объятиях, не с любовью, не с трепетом, а как случайный свидетель чужой близости, чужой жизни, куда его не пустили.

Владимир хотел отвернуться. Но не смог. Парень прижимался к ней, целовал шею, плечи, грудь. Натали выгибалась, отвечала, проводила ладонями по его спине. Они не торопились. Всё происходило будто в другом времени, без спешки. Он снял с себя футболку, и она потянулась к нему, ласково, без стыда. Одежда была небрежно брошена на песок.

А потом парочка, уже полностью раздевшись, опустилась на песок. И вот они лежали, прижавшись друг к другу, словно боялись потерять момент. Парень бережно устроился поверх Натали и, в очередной раз поцеловав в губы, начал покрывать поцелуями всё её тело. Он целовал её так нежно и уверенно, будто знал каждый её изгиб. А она приоткрыла губы, запрокинула голову, будто принимала в себя не только его, а всё, что было между ними, и всё, чего Владимир никогда не получал. Парень опустился ещё ниже, легко развёл её бёдра и прижался губами. Натали громко застонала, выгибая спину дугой, хватала кавалера за волосы и кричала что-то нечленораздельное, звериное. Владимир болезненно сморщился, не в силах представить себе, как можно целовать женщину в таком месте, ему казалось, что это безнравственно.

Но вот парень вновь опустился на девушку и неторопливо вошёл в неё. Теперь стонали и кричали уже оба, неистовствуя в своей страсти. А сердце Владимира в этот миг разбилось на тысячи осколков. Он больше не мог дышать. Боль накатила волной, как прилив, обжигающая, унижающая. Всё, что он знал о Натали, всё, что строил в мечтах, рассыпалось. Казалось, ему в лицо бросили грязное оскорбление, растоптали внутри что-то важное, сокровенное, но не убили, позволяя испытывать ужасные страдания. Видеть и понимать, как любимый и идеализированный образ, эталон чистоты и невинности, на глазах превращается в свою истинную сущность: падшей женщины.

Владимир отвернулся. Он не стал дожидаться, чем всё закончится. Развернулся и побежал. Песок забивался в ботинки, натирал кожу до крови, но Владимир не чувствовал этого. Он бежал от боли, от себя, от той Натали, которой больше не было.

А теперь…

Теперь всё рухнуло. Его мир, построенный из грёз, оказался миражом. Натали – его светлая мечта, идеал, к которому он стремился, вдруг стала недосягаемо далёкой, чужой. Не той, что он знал, а той, что он только что увидел, настоящей, живой, но не для него. И он не знал, что делать с этой правдой. Как жить дальше, как смотреть в глаза родителям, которым с гордостью рассказывал о грядущей свадьбе. Он чувствовал себя посмешищем. Разбитым сосудом, в который кто-то с удовольствием плеснул грязи. Он больше не мог представить её рядом с собой. Не мог коснуться той, кого минуту назад целовал другой. Это было выше его сил. Всё внутри кричало, рвалось, отказывалось смириться. Но смирение – это и был единственный выход. Потому что ничего вернуть уже нельзя.

Глава 2. Счастье по ошибке

Июнь 2011 года.

Остров Виктория.

Рабочий день в приёмной президента начался, как обычно. Верная секретарь Даяна пришла вовремя, зная, чем может обернуться даже минутное опоздание. Господин президент не терпел нарушений дисциплины: сам появлялся на работе раньше всех и требовал того же от подчинённых. Даяна безропотно подчинялась, день за днём исполняя поручения своего строгого начальника и, быть может, не только из чувства долга. В глубине души она надеялась, что когда-нибудь это прилежание будет вознаграждено. Что он увидит в ней не просто исполнительного работника…

Может, даже сегодня. Подумав так, Даяна улыбнулась и бросила взгляд в большое зеркало, висящее на стене приёмной. Оттуда на неё смотрела стройная женщина в коротком алом платье, подчёркивающем изящные линии фигуры. Ткань мягко облегала бёдра, вырез открывал ровно столько, чтобы взгляд сам скользил к ключицам и изгибу груди. На плечи падали тёмные волосы с мягким блеском, а в отражении – уверенный взгляд карих глаз и яркая, чуть вызывающая улыбка. Она знала себе цену и знала, что может заставить дрогнуть кого угодно. Даже того, кто привык держать всё под контролем.

Даяна поправила платье и изящно опустилась за стол, скрестив ноги. Это платье совсем недавно подарил ей сам Эдвард, вернее, купил взамен того, что в гневе испортила его жена. Тот инцидент секретарь вспоминала с горечью. Тогда Даяна заехала к ним домой лишь для того, чтобы передать важные документы, исключительно по работе. Но дверь открыла она. Даша. Женщина, чьё присутствие раздражало её с первого дня. Та самая, с вечным выражением наивности и тонкой беспомощности. Такая обманчиво-невинная девушка, из тех, кого мужчины обожают спасать. Не успев произнести и слова, Даяна оказалась под градом упрёков и оскорблений. В пылу вспышки ревности Даша порвала её платье, превратив его в клочья. Красивое, дорогое, почти новое.

Но дело было вовсе не в платье.

Какое право имела эта женщина на Эдварда? Что она могла ему дать, чего не могла бы дать Даяна – преданная, красивая, умная? Она отлично понимала, за что мужчины выбирают таких, как Даша. Не за силу, нет. За иллюзию слабости, которая так остро цепляет инстинкты. И всё же… Когда её выставили за дверь, не дав и слова сказать, с обрывками ткани в руках и с жгучим чувством унижения в груди, Даяна запомнила не только гнев. Она запомнила взгляд. Эти глаза. Чёрные. Не серые, как раньше. В том взгляде было что-то пугающе чужое. Что-то такое, о чём не расскажешь даже любимому начальнику, особенно если он – муж той самой женщины.

Их неприязнь зародилась давно, с самой первой в встречи, когда секретарь не пропустила её в приёмную президента, приняв за наглую посетительницу. Эдвард тогда был в ярости, чуть было не уволил свою помощницу. Ирония судьбы: его остановила та самая девушка, которую Даяна не пустила. Это было одно из самых болезненных унижений в её жизни. Её опозорили при всех, а соперница, к тому же, проявила великодушие или показную снисходительность. Что могло быть унизительнее?

Но хуже всего было то, что в тот самый день, за дверями приёмной, между ними случилось то, что Даяна поняла лишь позже. Тогда она ещё ничего не знала. Но как только эта девица начала всё чаще и чаще исчезать в кабинете, она догадалась. И пусть никто ей не говорил, она чувствовала, чувствовала каждой клеточкой тела, с какой жадностью Даша вонзалась в её мечту. Иногда в ночной тишине Даяне казалось, что она просто сойдёт с ума от ревности. Представляла, как входит в кабинет, хватает свою соперницу за волосы, швыряет её в стену, пока с её лица не спадёт эта жалкая маска святости, и на острове наконец не раздастся истерический визг настоящей, злобной Даши.

Но она сдерживалась. Ради Эдварда. Ради цели. Ради мечты. Она оставалась рядом, терпеливо, верно, исполняя каждое поручение, зная: её час ещё пробьёт. Возможно, уже сегодня особенно. С каждым днём живот соперницы становился всё более заметным, походка – всё более неуклюжей. Какое уж там супружеское счастье? Пусть Эдвард говорит о своей безумной любви, но он всё же мужчина. А Даяна знала, чего мужчины хотят. И сегодня она подготовила нечто особенное. План, который перевернёт всё. Улыбка скользнула по её губам. Она даже не знала, чего ждёт больше – своей победы или её поражения. Но после того, что она задумала, сомнений не оставалось: теперь он будет принадлежать ей.

До самого обеда Эдвард не выходил из кабинета, потом только позвал секретаря по интеркому.

– Да, господин президент, уже иду! – бодро отозвалась Даяна и, едва сдерживая внутреннее волнение, направилась к дверям кабинета босса.

Она вошла с лёгкой улыбкой, осторожно притворив за собой дверь, словно это не кабинет главы государства, а сцена, на которой она выступала по заранее выученному сценарию.

Эдвард сидел, откинувшись на спинку крутящегося кресла. Он протянул ей тонкую папку.

– Даяна, будь добра, отнеси эти документы на подпись министру образования. Нужно его заключение. Желательно к вечеру, – сказал он спокойно, почти отстранённо.

– Будет исполнено, господин президент, – очаровательно улыбнулась секретарь и аккуратно взяла бумаги. На секунду их пальцы почти коснулись друг друга. Она задержала взгляд, но он уже отвернулся.

Словно не замечал её улыбок, намёков, короткого платья. Даяна изогнула спину чуть больше, чем было нужно, специально, чтобы он обратил внимание. Пусть даже мельком. Пусть даже против воли. Но он не поднял глаз.

Она словно бы невзначай коснулась бедром колена Эдварда и, наклонившись чуть ниже положенного, дала возможность заглянуть в мелькнувший вырез платья. Тот, вопреки надеждам, сидел, как каменное изваяние, и даже не улыбнулся, когда это происходило.

– Может, я ещё что-нибудь могу для вас сделать, господин президент? – промурлыкала она, слегка склоняя голову.

– Нет. Спасибо. Это всё, – отрезал Эдвард, уже переключаясь на другие бумаги.

Ответ был окончателен, и в голосе она уловила усталость. Или раздражение.

Даяна задержалась у двери на долю секунды, на всякий случай, вдруг он остановит её? Позовёт по имени. Скажет: «Подожди». Но этого не произошло.

Её каблуки тихо цокнули по мраморному полу приёмной. Даяна улыбнулась. Это только начало. Он ещё скажет это «подожди». Но в другой раз, по-другому.

С поручением она справилась без труда, министр образования оказался на месте и, вежливо поблагодарив, пообещал вернуть документы сразу после ознакомления. Даяна не стала терять времени на ожидание и торопливо вернулась в приёмную. Сейчас главное – быть рядом. Ждать, выжидать, чувствовать момент, когда Эдвард станет особенно уязвим к её обаянию. Когда дверь приоткроется не только в кабинет, но и в его душу. Её цель была проста и дерзка: завоевать его. Окончательно. Безвозвратно.

Проводив секретаршу, Эдвард бросил взгляд на часы, и уголки губ сами собой дрогнули в улыбке. Совсем скоро должна была прийти Даша: у неё только что закончилась последняя пара. А значит, скоро они снова будут вместе. Подумав об этом, он решил заглянуть в буфет, взять для неё что-нибудь вкусное, её любимые пирожные, например, чтобы перекусить прямо в кабинете, наслаждаясь не столько едой, сколько её присутствием. Тем более Даша обещала сюрприз, и ожидание придавало всему особую прелесть.

Заранее представляя, каким будет их обед, он вышел и направился на первый этаж.

Эдвард не знал, что его отсутствие стало частью чужого плана. Пока президент выбирал лакомства для любимой, под его столом уже устроился незваный гость – ловкий и предусмотрительный, с весьма сомнительными намерениями. Эдвард же, ничего не подозревая, вернулся в кабинет, поставил поднос на стол, опустился в кресло, придвинулся поближе к столу, вывел компьютер из режима сна и включил новостную ленту.

– По данным утренних статистических сводок, – монотонно вещал голос диктора, – уровень дипломатических соглашений с островом Виктория составил около десяти целых и десяти сотых процента по сравнению со странами ближнего зарубежья…

Эдвард откинулся на спинку кресла, слегка распахнул пиджак стального оттенка и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Хотелось дышать свободнее. Он бросил ещё один взгляд на экран, но смысл слов уже ускользал, внимание рассеивалось. Что-то происходило. Необычное. Даже не видя ничего, Эдвард уже по ощущениям понял, что происходит. Чьи-то нежные, ловкие руки со знанием дела расстегнули молнию его брюк, а после проникли за резинку трусов и легко прикоснулись к члену, начавшему уже твердеть под ласковой нежностью любимых рук.

«Ну Даша, – мысленно усмехнулся Эдвард, чувствуя, что начинает дышать тяжелее. – Артистка. Настоящая. И как только смогла пробраться сюда незаметно?.. – Он сжал подлокотники кресла, едва сдерживая реакцию, и решил не рушить тщательно подготовленную интригу. – Ладно, пусть будет по её правилам. Сюрприз так сюрприз…»

Она словно наслаждалась его беззащитностью, мгновением, когда он позволил себе быть уязвимым рядом с ней. Её прикосновения становились всё смелее, губы – горячее, а его дыхание – прерывистее. Эдвард не мог пошевелиться, не мог вымолвить ни слова: только ощущал, как волны удовольствия поднимаются всё выше, как напряжение стягивает мышцы, лишая разума и дыхания.

Она двигалась с такой нежностью, которая сводила его с ума, умело играя на грани между наслаждением и безумием. Пальцы, касания, дыхание, всё это переплеталось в медленную пытку сладостью. Он терял ощущение времени, пока не почувствовал, как внутри всё сжимается, и мир на мгновение исчезает в ослепительной вспышке.

– Даша, Дашенька, любимая… – простонал Эдвард в оргазменной истоме, поднимая глаза к потолку и не слыша звук открываемой двери.

Зато отчётливо различал раздавшееся оттуда весёлое и беспечное:

– Да, милый, ты угадал, это действительно я, ой, а что это у тебя с лицом? Тебе плохо?

Эдварду и правда стало сейчас нехорошо, едва туман перед глазами рассеялся, и он увидел в дверном проёме милое личико Даши, стоявшей напротив стола и глядя на юношу с нежностью и тревогой. Значит, она только пришла. Но раз так, то кто же тогда сейчас был с ним?

Глава 3. Высший разум на тропе войны

Даша летела на встречу с любимым мужем, словно на крыльях. Она так скучала. Беременность давалась ей непросто, особенно в последнее время, но всё равно мысли то и дело возвращались к нему, к их долгим тёплым вечерам, когда они проводили время наедине. Она понимала, что физическая близость между ними была не такой частой, как раньше. И хотя Эдвард ни разу не пожаловался, не упрекнул и даже не намекнул, Даша знала. Знала, как ему трудно. Он был благородным, заботливым, думал о ней и о детях, ставя их выше любых желаний. Но она-то чувствовала, как он тоскует по ней. Как взгляд его порой задерживается дольше обычного. И понимала, что пора что-то с этим делать. С утра она даже намекнула, что его ждёт сюрприз. Теперь оставалось только воплотить задуманное.

Вот и сейчас, шагая по коридору к его офису, Даша представляла, как обрадуется Эдвард, увидев её. Как лицо его озарится той самой, любимой ею улыбкой. Она бросится к нему в объятия, и всё остальное уйдёт на второй план. На губах играла улыбка, когда она, не стуча, распахнула дверь, ведь у неё не было причин ждать разрешения. Это же её муж. Она имела право быть рядом, всегда.

Первое, что она услышала был тихий, прорывающийся сквозь стоны шёпот её имени. Голос Эдварда был хриплым, надломленным. Таким он бывал только в минуты интимной близости. Её сердце сжалось в непонимании, в тревоге. Он… один? Это невозможно. Эдвард всегда говорил, что не может и не хочет касаться себя в одиночестве, считал это унизительным и недостойным мужчины. Но сейчас… Лицо его было таким, каким она запомнила его в самые страстные их ночи. И только что он явно испытал оргазм.

Но каким образом? Почему?

Она не успела задать себе этих вопросов. Инстинкт, древний и беспощадный, проснулся быстрее её сознания. Пока сама Даша ещё пыталась понять, что происходит, что нарушило привычный порядок, нечто другое уже поднималось изнутри, словно вытесняя её на задний план.

Эдвард, ещё не осознав до конца случившееся, смотрел на неё, потрясённый. А её глаза уже стали чёрными.

– Что это было? – прозвучал в кабинете чужой, глухой, механический голос. Голос, в котором не было ни эмоций, ни тепла. Голос, не принадлежащий человеку.

Эдвард не успел осознать случившееся. Мысли рассыпались, как стекло, под натиском наслаждения, которое только что обрушилось на него, и под тяжестью шока от того, что в дверях стояла Даша.

Но времени на размышления ему не дали. Что-то стремительное, с воплем, разрывающим тишину, пролетело через кабинет, ударяясь о стену с такой силой, что стены дрогнули. Секунду спустя тело рухнуло на пол, оседая тяжело и безвольно, словно выброшенная кукла.

Даша стояла посреди комнаты. Её грудь вздымалась от дыхания, а глаза… они почернели. Настолько, что в зрачках не осталось ни света, ни человека. Только пустота. А у стены медленно пыталась подняться Даяна – секретарь. Взлохмаченные волосы, лицо искажённое от страха, одежда сбилась и обнажала больше, чем прикрывала. Всё в ней сейчас вызывало не похоть, а отвращение, как карикатура на страсть. Всё кричало об унижении и дешёвой пошлости. Расстёгнутая грудь, выпавшая из выреза, размазанная помада, на лице следы, предельно интимные и предельно оскорбительные. На губах: всё то, что не должно было достаться ей. То, что должно было остаться только между ними: Эдвардом и Дашей. И его было неправдоподобно много, как будто мужчина долго не имел полового контакта. А хотя, почему какбудто? Так оно и было на самом деле, ведь поздний срок беременности не позволял Даше и Эдварду особо безумствовать. Так неужели из всех возможных выходов из этой непростой ситуации он выбрал самый ужасный? Для неё, для них обоих.