Еще глубже

Женщины весело смеялись над нестандартной ситуацией.

– Ну мужики… Чего только не придумают, чтобы по…..ся?! – прокомментировала Оля.

Подружки продолжали отдыхать.

– А ты что из админов обратно в девицы пошла? – поинтересовалась Таня.

– Да, тут события всякие происходили. Устроилась была в салон, кстати, салон подружки Надиной. И там, уже на месте, в течении первых суток, узнаю, что грабежи салонов участились. Позвонила админ с соседнего салона и сказала, что трое, типа дагов, а один с ними русский, аж белый, а это, в принципе, противоестественная компания, согласись. Типа, русский по телефону говорит и своей белой рожей под камерой светит.

И вот, пришли клиенты. Я смотрю в камеру – это они, белый и трое дагов, я соответственно не открываю. Сама вся на измене, так как салон на первом этаже, без решеток, с отдельным входом, нас оттуда выцарапать – нефиг делать. Да тут девки еще стали рассказывать, что хозяйка ментам перестала платить и к ним теперь менты могут нагрянуть. После этого пришел клиент, у моего страха уже глаза велики, я решила, что он на мента похож. Я его пятитысячную бумажку не стала в сейф убирать или к себе, а взяла и положила между простынями на кухне. Я, как раз, там стопочку простыней нагладила. Подумала, что, если мент окажется, то ведь в таких ситуациях главное найти у меня меченные деньги, а я их даже в руки не стала брать – девушка вынесла деньги, и я сразу ей сказала на простыни положить, подняв половину простыней, а потом этой половиной накрыла. Это были мои вторые сутки в конторе. Кроме той девушки, которая работала с этим клиентом, на кухне постоянно ошивалась со мной, прям не отходила от меня, одна девка. Так мне была надоела, "Стукачка" – думала я. Что следит за каждым моим словом и действием, чтобы Ирке потом доложить. Так я мечтала ее куда-нибудь сдать, но время уже было под утро, заказов уже не было, а она все трется и трется. А потом вдруг говорит: "Ну ладно, уже утро, работы нет, я так и не поработала, пойду домой, завтра вечером приду" и на выход. Я так обрадовалась, что она съ…ла. Потом клиент ушел, все нормально, не мент. Я за пятитысячной бумажкой, а ее нет. Нет и все. Конечно, я каждую простынь несколько раз перебрала пока до меня не дошло, что бумажку эта противная девка забрала. Я стала ей звонить, она трубку не берет, а потом вообще отключила. Девочка потом, которая с клиентом работала, сказала, что эта девка наркоманка, ей на наркотики надо, что ей бесполезно звонить, что она уже на все эти деньги наркоты купила и ей уже все равно, даже если ее найдут. В общем, когда я сдавала смену, то радовалась, что еще должна не осталась. Моя зарплата за двое суток составила как раз пять тысяч рублей, копейка в копейку. Так я бесплатно потратила двое суток своей жизни в конторе. В которой, кстати, меня Ира не оставила работать. А знаешь почему? Видите ли, ей девочки сказали, что я слишком всего боюсь и поэтому клиентов в салон не пускаю. Прикинь? Я думаю, что эта тварь, которая деньги украла и наговорила на меня всякие гадости, чтобы не было меня. Ведь нет меня, значит и никто не спросит с нее. Я даже говорить Ирке не стала, что бесплатно проработала из-за ее твари.

– Почему? Надо было бы потом, когда та отработает, забрать ее зарплату и отдать тебе. Надя, во всяком случае, так бы и сделала.

– И Надя бы не сделала, если она человека, после одной смены уволила. Да еще и посмеялись бы, вот, мол, какая дура… А потом устроилась на Загородный 24, я там раньше у Карины работала. А там же отдельный вход – свой личный подъезд. И вот, сплю я как-то на кухне, там кожаный диван легким движение руки превращался в такую нормальную кровать полуторку, так что админ мог поспать как человек, где-то с четырех до восьми. Вот я уже засыпала, как чувствую, что-то пушистое у меня на груди улеглось, типа кошка. Ой, прям, как в этих сказках, которые все-время слышишь, но не веришь. А тут, вот, со мной это произошло. Так вот, кошек я люблю и думаю: «От куда кошка, соседняя что ли как-то проникла?» А вставать уже вообще не охота, даже шевелиться, так спать хочется. Я рукой к груди, где кошка, чтобы сдвинуть ее с груди, не удобно, а рука не нащупывает кошку, то есть грудь ощущает кошкину тяжесть и мягкость, а рука кошку не нащупывает!

– Ой, пипец, какой ужас, – сказала Таня. – Я бы вылетела оттуда нахрен.

– Нет, мне так спать хотелось, пусть даже с домовым. Я только прошептала ему: «Ты только меня не души, что ты хочешь, чтобы в этой квартире шлюх не было? -Так это не я решаю». И я уснула.

– Ну ты даешь?! Ну у тебя и нервы. А он так и продолжал лежать на твоей груди?

– Не знаю, я уснула. Но когда разговаривала – лежал, только легче стал, дабы дать мне понять, что душить не собирается.

– А от куда ты так домового понимаешь? – спросила удивленная Таня.

– Да, у нас в станице, в детстве часто истории про домовых рассказывали. И часто рассказывали, что если им новый хозяин не нравится, то душат его вот так: на грудь лягут и все тяжелее и тяжелее становятся, даже раздавить могут, а человек от тяжести вздохнуть не может – легкие развернуть.

– Нихрена себе! А тебе не приснилось?

– Нет, не приснилось, и еще потому, что во вторую ночь все повторилось. Он опять пришел так же на грудь, но я уже была посмелее и сбросила его. Ну, как сбросила ты его, почти не ощущаешь, это не материальное существо, не кошка. Я больше жестом его смахнула, но он, вроде понял и переместился ко мне между ног. Меня его нахождение между ног что-то еще больше испугало. Не знаю, может я в первую ночь сама не очень верила, а во вторую это стало более достоверным, еще его перемещения по мне. Стало страшно потому, что я еще не спала, как в первую ночь. То есть меня так сильно не рубило и свет падал с коридора сквозь мутное стекло, и я все видела. А того, кто на мне лежал видно не было, только ощущаешь его вес, размер, лохматость.

– Он лохматый? – спросила Таня, суетливо закуривая очередную сигарету.

– Да, по ощущениям, но его не видно.

– Так может это и хорошо, что его не видно? Вдруг он такой страшный, что, если бы он показался тебе, то у тебя сердце бы разорвалось.

– Ну если страшный, то да. Но, я слышала, что он может принимать образ настоящей кошки, лучше бы он так явился, как настоящая кошка… Ну вот, я дальше прогонять его побоялась и стала с ним разговаривать: «Ну что ты ко мне пристал? Я не то, чтобы против, может тебе со мной теплее или ты ласки хочешь? Но почему я? – Полный же дом женщин. Или ты хозяин на кухне и спишь только здесь. Ты всегда на кухне будешь спать, это твое место?"» И когда я с ним разговаривала, я будто сама и отвечала себе, что да, на кухне он будет спать всегда, это его место. Я подумала о том, что когда я при Карине работала, то на кухне никогда не спала и вообще редко заходила. Тогда на кухне Наташка спала, но та всегда в "гавно" была, так что на ней могли черти плясать – ей все-равно. В общем, я решила больше не испытывать судьбу и не спать с нечистым в одной кровати. А то как-то это уже чересчур: мало того, что нечистыми делами занимаюсь, так еще и с нечистым осознанно вместе спать. Вот, я больше туда на смену не вышла. Сейчас решила проституткой опять поработать в свободном графике, подумать, чего я хочу. А то ведь, когда админом работаешь – никогда думать. Тут одни заказы, да девки в голове двое суток, а потом двое суток только отсыпаешься и отходишь от всего этого, все крутится в голове. Только, казалось бы, отошел и снова в этот вертеп, ну, сама знаешь. А проституткой, как ни странно, гораздо легче, ты никому ничего не должен, думаешь только о себе. Только вот, что-то думаешь, думаешь, а ничего придумать не можешь.

Подружки грустно похихикали.

Глава 15. Волосы.

– Мама, у меня сюрприз, – сказала Леночка Ольге, присев на стульчик возле ее кровати. Галицина лежала и смотрела телевизор. Леночка улыбалась.

– Я не люблю сюрпризы, – уже настороженно ответила Ольга, но было уже поздно. Девочка стащила с волос резинку и перед взором матери волосы дочки раскрылись в неровно подстриженное каре. Ольга обомлела. У ее девочки были длинные, густые волосы, как говорится, цвета спелой пшеницы. Такие волосы большая редкость. Ольга гордилась дочкиными волосами. А теперь…

– Ты что наделала? – начала Галицина приподнимаясь с кровати. – Кто это сделал?

– Это Юля меня подстригла, – улыбалась Леночка, еще не понимая, какую реакцию она вызвала у матери этим заявлением.

– Юля?! А свои длинные волосы она, надеюсь, тоже остригла?

– Нет, – еще ничего не понимая спокойно ответила дочка.

– Ну и зря. Потому, что тогда я ее остригу!

– Мама, ты что? Причем здесь Юля, это я ее попросила, – ответила дочь, начиная нервничать.

– Ты попросила?! А можно поинтересоваться зачем?! – начинала повышать голос Ольга.

– Просто захотелось, – уже запинаясь отвечала Лена.

– Захотелось?! Ты что, дура?! Да ты понимаешь, что волосы, это единственное, что в тебе было. Они были шикарные. Я тебя не стригла с рождения и не брила, как многих новорожденных специально, чтобы у тебя были шикарные волосы, вот они у тебя и были! Да еще и натуральная блондинка, что в сегодняшние дни большая редкость. Они тебя выделяли из общей серой массы. А теперь ты стала одной из тысячи лохушек с каре! Теперь в тебе ничего не осталось!

Леночка заплакала. Ужасно слышать от матери, что все, что в тебе есть хорошего – это только волосы, а во всем остальном ты ничтожество. Лене и так очень тяжело жилось: в классе ее не приняли и каждый день обижали, тоже давая ей понять, что она ничтожество, приехавшее с деревни. В доме Комаровых ей тоже каждый день говорили, что она плохая. Девочка и так уже начинала верить в то, что она и есть ничтожество, а тут еще и мать, казалось бы, единственное существо, которое должно любить ее такой какая она есть, подтвердила, что она и есть настоящее ничтожество.

На крики прибежал Саша, оторвавшись от своих компьютерных игр:

– Что случилось?

– Вот, посмотри, она отрезала волосы!

– Это мои волосы, что хочу то и делаю! – попыталась противостоять властной матери дочь, чувствуя защиту за своей спиной в виде отца. Но этим только еще больше взбесила разъяренную мать.

– Твои?! Да ты вся принадлежишь мне! Я тебя родила, я тебя сделала, ты из меня вылезла и во мне образовалась! Я могла бы сделать аборт, но я дала тебе жизнь, и ты моя! И твои волосы мои! И ты не можешь портить мое имущество без моего разрешения! Понятно тебе?!

Леночка плакала, выслушивая обидные крики матери, которые раскатывали ее как личность. Она совсем не ожидала такой бешенной реакции от матери и мать никогда в жизни так не орала на нее. Да, она была властной и это было понятно. Даже было понятно, что она сильней и главней папы. Папа был добрее и флегматичней. Но, чтобы она превратилась в такого зверя из-за стрижки? …

– Ну, все, успокойтесь, они снова отрастут, – сказал Александр, потихоньку выводя заплаканную дочь за плечи из комнаты.

– Еще раз обрежешь волосы без моего разрешения – побрею тебя налысо и твою подружку, передай ей! – крикнула Ольга на последок.

Ольга еще долго была уверенна, что она права. То, что нельзя так орать на своего ребенка даже за настоящий плохой проступок, не говоря уже из-за такой мелочи, Галицина осознала в полной мере только спустя пятнадцать лет, но уже было поздно. Личность дочери была безвозвратно сломана.

Глава 16. Конверт.

Ольга проводила клиента в комнату. Мужчина сразу заплатил за шесть часов. «Что я буду делать столько времени, если мы не будем пить?» – подумала Оля. Она переживала потому, что мужчина не был похож на того, который будет шесть часов пить в "вонючей" комнате салона. К тому же, сама комната не подходила для долгих встреч.

Комнатка была маленькой и состояла, в принципе, из одной двуспальной кровати. То есть комната именно для секса, а не для долгих бесед за бокалом шампанского. Галицина ненавидела такие комнаты, так как они сами располагали только к сексуальным утехам, которые Ольга ненавидела. Она все заказы любыми ухищрениями сводила к беседам по душам. Если мужчина был не разговорчив и хотел только "кувыркаться", Оля начинала задавать ему наводящие вопросы, пока не натыкалась на интересующую его тему, а еще, лучше было бы наткнуться на его больную тему и тогда… Он начинал говорить… Главное теперь было поддакивать и выслушивать. Так могло пролететь часа два. А главное, что все они, которые выговаривались Ольге, оставались довольны. Никто из них не пожаловался на то, что он, получается, заплатил за разговор. У Галициной была способность выводить человека на излияние своей души и был талант его выслушивать. В ней был дар, которого нет в тысячи психологов.

Этот клиент выглядел слишком богато для этого "салона". Ему нужно было бы куда-нибудь на Невский, возможно даже не в салон, а в стриптиз-клуб. Ольга вообще не поняла, как его сюда занесло. Такие мужчины были у нее, когда она сама была на десять лет моложе и танцевала в кабаре. К тому же внешне, на лицо этот мужчина был красив – похож на Рики Мартина, только Сергей Михалков, как его звали, имя тоже не последнее, был толстым. Не то, чтобы прям совсем беда, но это его сильно портило. Если бы он не был толстым, то не одна женщина не могла бы перед ним устоять.

Но Ольге не было рядом с ним хорошо, он, как бы, напрягал ее. Она не могла объяснить почему, он очень мило себя с ней вел, делал все, как она хочет, а именно не приставал к ней, а разговаривал по-дружески и пил вино. Но Ольга, все-таки чувствовала себя с ним в напряжении. Она чувствовала фальшь, что этот человек не такой, каким себя пытается показать. А Сергей Михалков продолжал быть милым.

В итоге они обменялись номерами телефона. Увидев эго номер, Ольга лишний раз убедилась, что это необычный мужичек – номер, естественно, мегафоновский состоял из одних пятерок.

Сергей пригласил Ольгу уже на следующий день вместе пообедать на Большой Морской улице:

– У меня там офис, я, все-равно там каждый день обедаю. На этой улице несколько заведений подряд, где можно хорошо поесть, очень удобно. Заодно я покажу тебе свою работу.

Ольга не понимала, чего от нее хочет этот богатый, красивый человек. «Влюбился, что ли?» – подумала Оля.

Для нее это было нормальным объяснением, она знала, что относится к женщинам, в которых мужчины влюбляются и хотят жениться. Она относилась к тем, на которых женятся, даже если знают кто она. Галицина не была девушкой с обложек журналов, она обычная, молодая женщина, с тонкими белыми волосиками, обычным русским личиком с маленьким кругленьким носиком. Лицо ее скорее всегда выглядело детским и наивным, но совсем не соблазнительным, как у женщин "вамп". Да, фигура у нее была идеальная, хоть ее рост не доходил до модельного, всего метр шестьдесят пять, но фигурка была точеная. А к "женщинам на которых женятся" Ольга относилась, не из-за внешности, которая, конечно, очень помогает понравиться мужчине, а из-за своей женственности. Под женственностью здесь нужно понимать не грациозные движения, как у пантеры и не искусство нанесения макияжа, а доброту, заботливость, участие, уметь вызвать у мужчины желание пожалеть, защитить, позаботиться. Мужчины видели эти качества в Ольге, и Михалков разглядел их. В это время все меньше и меньше оставалось нежных и красивых женщин. Все больше появлялось женщин-сук, женщин-стерв. Они сами хотели быть такими, они становились ими, они гордились тем, что они суки! А бедные мужчины не понимали, что им делать в мире размножения сук и гибели нежных, заботливых женщин. Поэтому таких как Ольга, умные мужчины, каким, конечно же, являлся Михалков, сразу же старались прибрать к рукам, пока другой не нашел брильянт в куче гавна и не заграбастал его себе.

Сама же Галицина не знала, что она брильянт, она все отчётливее, с каждым годом, находясь в конторах, понимала, что она гавно, шлюха, алкоголичка, старая шлюха – «что может быть хуже?» Она уже почти перестала ждать принца, который спасет ее с этой ямы. Ольга стала супер-реалисткой, но «ее маленький ребенок, ее маленькая девочка» в ней, где-то глубоко внутри, еще жила и ждала принца, который спасет ее.

А такие умные и хитрые мужчины как Кучин, Вудин и Михалков пользовались тем, что «брильянт» не знает о том, кто он и более того, думает, что он кусок гавна, а значит можно приобрести брильянт за цену гавна, а вернее за бесценок. Только они все ошибались, не понимая, что ведь если она «брильянт», то не может быть дурой. Да, она может быть милой глупышкой, но не дурой, и она не останется в руках плохого человека, ведь брильянту нужна достойная оправа из драгоценного металла, а не из меди, даже если сам камень не знает, как он называется и стоит, то он чувствует в какой оправе ему хорошо, а в какой плохо. Ольга ждала своего золотого мужчину, даже если он сам, так же, как и она, не будет понимать из какого он металла и сколько стоит. Даже скорей всего ее мужчина таким и должен быть. Но Ольга всего этого не знала и не могла бы объяснить, но она это чувствовала.

Галицина съездила пару раз к Михалкову пообедать, уже на втором обеде, нечаянно, появился его друг, которому тоже нужно было пообедать с Сергеем и поговорить о делах. Вроде бы все понятно и ясно, ведь Михалков оказался владельцем юридической конторы и судя по тому, что она располагалась в таком дорогом месте, то это была дорогая фирма с дорогими адвокатами. Но Ольга поняла, что Сергей показывает ее тому, перед кем хочет похвастаться не только дорогими часами, но и редкой женщиной, в которой сочеталось много ценных качеств. Естественно и оценка этого человека важна для Михалкова. Оля понимала такие вещи, когда мужчины хвастаются друг перед другом всем и женщинами в том числе. Она вела себя профессионально: не в смысле, стала строить ему глазки, нет, ни в коем случае! Она сделала так, чтобы этот мужчина позавидовал Михалкову. Ольга вела себя достойно, достойно своей фамилии, не известно откуда доставшейся, но Галицина понимала, на каком-то генном уровне, как должна себя вести достойная женщина. Все прошло хорошо. Друг Сергея был очарован Олей. После чего Михалков перешел на следующий уровень своего плана, который тоже не совсем отчетливо видел и действовал по ситуации.

Он пригласил на следующий обед Ольгу вместе с дочерью. Все это время Сергей не спал с Олей, они только обедали, и он давал ей понемногу денег, из-за чего, собственно, она и являлась на обеды, в противном случае, она бы не приезжала. Вкусно покушать – это конечно хорошо, но для этого нужно было привести себя в безупречный порядок, а это труд.

Ольга не отказалась приехать с дочерью. «А что, – думала она, – мы с Леной на халяву поедим в красивом ресторане-клубе в самом центре города. Дочь будет довольна, она любит ходить со мной по кафе. К разным моим друзьям мужского пола она привыкла с самого детства, у нее даже вопросов не возникнет. А Михалков посмотрит на мою дочь, если хочет оценить ее. Она тоже достойна высокой оценки. Ведь красивая девочка получилась и хорошая как человек. Только не совсем понятно, он что, действительно собрался на мне жениться? Только вот странный какой-то подход, выбирает, оценивает, как в магазине, а мое мнение ему вообще не интересно? Или он думает, что пипец как осчастливит меня и мою дочь? – Так такие герои у нас уже были. Ладно Олень – херня, а Кучин был богаче Михалкова, хоть у этого и пантов больше, да и красивый и стройный юноша был, не чета этому бегемоту».

Смотрины дочери прошли тоже успешно, в чем Ольга даже не сомневалась. На этих смотринах присутствовал молодой адвокат с конторы Сергея, который дал, в конце обеда, свою визитку Оле и попросил не стесняться и звонить по любому вопросу. "Надеюсь юридическому?" – пошутила про себя Ольга.

Михалков попросил Галицину тоже на следующий день приехать к нему. Она приехала.

Сергей сидел в своем кабинете за своим большим столом из красного дерева, напротив стояло одинокое кожаное небольшое кресло, красивого коричнево-медового цвета, на которое должны присаживаться посетители, естественно по одному. Ольга с удовольствием опустилась в него, она любила большие кожаные кресла.

– Сейчас я доделаю кое-что, посиди пять минут, – и Сергей уставился в очень большой монитор.

Галицина стала рассматривать кабинет. Сам Михалков сидел тоже на кожаном, но офисном высоком кресле, такого же жëнно-медового цвета. Шкафы с стеклянными дверцами в которых находились одни папки, по всей видимости с делами. Стеллажи, деревянные панели и даже карниз над "золотой" шторой, все было из красного дерева. Дорогущий паркет тоже под красное дерево покрывал бежево-желтый ковер. Обои были желто-золотые. Дальше какие-то статуэтки на стеллажах, рамки картин, люстра с металлическими фрагментами – все это было "золотым". Ольга оценила дорогой стиль кабинета. «Но я бы сделала себе черно-белый кабинет. Да, были бы кожаные кресла, но черные. Мебель из дерева потемнее, паркет серого цвета, без всяких ковров. Даже шторы у меня были бы черно-белые. А все, что у него золотое, у меня было бы серебряное. Я думаю, что черно-белый кабинет с серебром смотрится гораздо серьезнее и солиднее, чем красное дерево с золотом. Это пафосно, но не серьезно», – рассуждала Оля.

– Все, дорогая, извини. Если хочешь – кури, вот пепельница стоит.

И он указал на огромную хрустальную пепельницу, стоящую на его столе. Галицина с радостью закурила, Михалков тоже закурил.