Шлюз времени II. Жетон с эсминца Eldridge

– Сейчас мы покажем вам каталептический мост! Этого молодого человека положат на спинки двух стульев! Он будет лежать на двух точках! На шее и на пятках! К тому же, сверху на него сядет мой муж! Его вес 130 килограммов! Женщина так пронзительно и с надеждой посмотрела мне в глаза, что я со всей силы сцепил руки и дал себе слово держаться изо всех сил и не опозориться перед своей девушкой! – Иван говорил, словно вновь уговаривал себя держаться. – Когда поднесли два стула, а меня подхватили и положили на них, я, со слов моей матери, выгнулся дугой! А когда Любимов подставив стул, взгромоздился на меня, я только почувствовал, словно ладонь положили мне на живот, и отчаянный крик матери из зала: – Ваня! Держись!

– Посидев и поболтав ногами секунд тридцать, он слез с меня. И я опять выгнулся дугой! Одним словом, за сей мост госпожа Любимова, а в те времена все были товарисчи, клятвенно заверила меня, что программирует мне феноменальную память! На радостях я продолжал участвовать в различных миниатюрах, коими гипнотизеры и оставшиеся на сцене человек двенадцать добровольцев еще с час потешали публику!

– Одна сценка чуть не закончилась трагически. Изображая детский сад (кстати, куда я не ходил ни одного дня) и игру на полу с игрушечными машинками, Любимов по очереди поджучивал нас отобрать лучшую машинку у соседа! Девушки отбирали и в шутку дрались из-за кукол! Не рассчитав силы или войдя в роль, я так оттолкнул «мальчика с лучшей машиной», что тот, под радостный смех публики загремел в оркестровую яму! Слава богу, обошлось без переломов! А вот особого улучшения памяти я, честно говоря, не ощутил! – Иван очередной раз обернулся к Тамаре. На ее лице, озаренном заходящим солнцем, светилась мечтательная улыбка. Она словно присутствовала в зале, где во всю чудит Иван.

– А вот и та бухта, где я вчера плавал с маской! Видишь риф, через который перекатывается накат? Вот там меня и затянуло под воду! Одного не пойму! Почему меня? И почему тебя забросило именно в этот год? Должно же быть какое-то логическое объяснение этому? Нам что теперь, всю оставшуюся жизнь в 68 году куковать без документов и жилья? – Иван нахмурился и ушел в себя.

У Ивана от удивления широко раскрылись глаза, когда они взошли на сопочку, откуда бухта Шамора в вечерних сумерках была видна, как на ладони.

Его удивило не столько отсутствие людей, автомобилей и незначительное количество палаток, сколько почти полное отсутствие магазинов, шашлычных и прочих забегаловок, мимо которых он проходил только вчера.

Слева от дороги, на пригорке, стояли шесть изб с прилегающими к ним огородами. Одинокая буренка терлась шеей о забор одного из домов и время от времени мычала, требуя, чтобы ее впустили во двор.

Иван несмело подошел к подозрительно косившей на него умным глазом корове и открыл ей калитку. Тамара, большей частью видевшая коров либо издалека, либо на картинке, благоразумно держалась поодаль.

В это время во двор из дома выскочила девочка лет двенадцати, в простеньком ситцевом платьишке и двумя торчащими в разные стороны косичками.

– Здравствуйте! – поздоровалась она с Иваном и принялась загонять корову в сарай. Еще не совсем обсохшее платье и выгоревшие до цвета соломы волосы говорили о том, девочка совсем недавно вернулась с моря.

– Тебя как зовут? – вежливо спросил Иван.

– А зачем вам? – девочка подозрительно посмотрела на странную пару.

– Да на ночлег хотим попроситься. А есть у кого из взрослых спросить? – Не отвечая, девочка умчалась в дом и через минуту во двор вышла небольшого роста сухонькая женщина под шестьдесят и строго уставилась на них.

– Одежду у нас украли и деньги, пока мы купались! Завтра собираемся пешком дойти до Океанской, а может, кто и подвезет? Переночевать бы нам? Хоть в сараюшке? – соврал Иван как можно жалостнее.

– Люда! Покажи им, где взять соломы, и отведи в баню! Да! И в чулане покажи старые вещи, что от деда остались! Не разгуливать же ему без портков! – властным голосом приказала женщина внучке и, взяв ведро для дойки, вошла в коровник.

– Спасибо огромное! – защебетала Тамара.

– Как бабушку—то величать? А то неудобно как-то! – спросил Иван девочку, когда она привела его в чулан на примерку.

– Серафима Силантьевна! – девочка с запинкой выговорила отчество.

– А, что у вас с глазами? Подрались? Надо было холодное сразу приложить! – со знанием дела заявила она.

Иван выбрал себе брюки, никогда не знавшие утюга и едва достигавшие ему щиколоток, клетчатую, почти новую рубашку и стоптанные дерматиновые плетенки.

Тамара прыснула со смеха, глядя на преобразившегося в деревенского парня Ивана.

– Я верну при первой возможности! – обратился он к девочке.

– Не надо возвращать! Дедушка умер, я в первый класс пошла! Снимайте! Я поглажу и занесу в баню! И у бабушки спрошу, я видела более новую обувь от деда у нее в шкафу!

– Эти плетенки как-то не очень! – Люда, смешно скривила губы, выражая неодобрение старой обувью.

– Вот спасибо! Буду весьма признателен! – повеселел Иван и в шутку продекламировал:

Вдоль маленьких домиков белыхАкация душно цветет.Хорошая девочка ЛюдаНа бухте Шамора живет!

Щеки девочки залил румянец смущения.

Минут через тридцать в дверь бани неуверенно постучали.

– Я и брюки отпорола немного! Все длиннее будут. А то вы как подстреленный в этих брюках! Вот возьмите! Бабушка передала! – девочка протянула картонную коробку с новыми черными корочками и лежавшими поверх них ни разу не ношенными мужскими носками.

– Вы пока не закрывайтесь! Сейчас бабушка процедит молоко, и я принесу вам перекусить! Парное пьете? – не дожидаясь ответа, Люда испарилась.

– Ты просто обязан будешь на ней жениться, если вернешься в свое время! Вы ведь с ней почти ровесники? – с усмешкой сказала Тамара.

– Как знать? Как знать? – задумчиво произнес Иван. Он еще с первого взгляда признал в ней свою будущую жену.

– Никогда ничего вкуснее до сегодняшнего дня не ела! На обед – гребешок, только с моря! Вечером – парное молоко с ароматным черным хлебом! – сидя на крылечке бани, довольно произнесла Тамара.

– Спасибо, девочка! Дай бог тебе хорошего мужа! – девушка вернула пустую банку и две кружки Людмиле, с интересом наблюдавшей за молодыми людьми.

– А меня бабушка не отпускает в пионерский лагерь на танцы. Слышите, музыка заиграла? – обиженно заявила девочка. Было заметно, что ей очень хочется поболтать со взрослыми.

– Я случайно подслушала, как вчера соседка говорила бабушке, что в городе маньяк—убийца, а может, и целая банда орудуют! Похищают девочек и девушек, отвозят в район Сахарного ключа и убивают! Может, и сюда добрались уже? – тоном заговорщика шепотом выдала тайну Люда.

В наступивших сумерках никто и не заметил, как изменилась в лице и побледнела Тамара.

– Заболталась я с вами! Вам, наверное, спать хочется? Закрывайте плотнее двери, а то комары заберутся – утром покусанные проснетесь! – девочка испарилась, позвякивая пустыми кружками.

– Что притихла? – спросил Иван девушку, прикрывая дверь бани.

– Поговорить надо! Возможно, это связано с тем, почему я оказалась здесь. Присядь, пожалуйста, и не перебивай! – голос Тамары звучал неестественно серьезно.

– Если прилягу? Думаешь, что я сразу засну? – Иван, как был в брюках и рубашке, растянулся на ароматной соломе.

– Я родилась в мае 1969 года! Через неделю, как мама выписалась со мной из роддома, она наложила на себя руки от того, что мой отец отказался признавать меня своей дочерью! Они не были расписаны! Маме было всего двадцать лет! – на одном дыхании выпалила Тамара.

– Когда мне исполнилось семнадцать, бабушка рассказала мне, что мою маму, когда она приехала поступать во Владивосток из Находки, обманом заманил и изнасиловал маньяк, на счету которого к этому моменту были уже убийства и изнасилования! Она чудом осталась жива! К тому моменту она подозревала, что была на первых сроках беременности! – было слышно, что девушка рассказывает сквозь душащие ее слезы.

– Это случилось 23-го августа 1968 года! – закончила свой короткий рассказ девушка.

– Это случится завтра! – Иван подскочил и стал нервно расхаживать по предбаннику.

– Ты сможешь узнать свою маму? Наверняка у твоей бабушки сохранились ее фотографии? И где он мог встретить ее? Город-то большой! – Иван вдруг осознал, как утопична его идея, спонтанно вспыхнувшая в мозгу.

– Бабушка рассказывала мне, что он подошел к ней, когда она ждала свою подругу на Ленинской напротив главного входа в здание Дальрыбвтуза! Они пришли смотреть списки зачисленных абитуриентов! Подруга зашла в здание, а мама осталась снаружи! – в голосе Тамары затеплилась надежда.

– Он представился ей помощником кинорежиссера (в этот период во Владивостоке шли съемки фильма «Пароль не нужен») и предложил пройти пробы на роль! – Тамара готова была разреветься в голос.

– Я помню тот год! В городе еще долго царили слухи и паника! Мы по просьбе учителей провожали девчонок до дома после школы! А вечером я ходил встречать мать с работы! – задумчиво произнес Иван.

– Надо выдвигаться сейчас! Отсюда до станции «Океанская» не меньше одиннадцати километров! Идти придется пешком. Общественный транспорт, сюда не ходит! Лучше добраться пораньше и успеть на первую электричку до города! Будем наблюдать территорию перед Дальрыбвтузом и постараемся не дать ему увести ее, а если получится и задержать его! – Иван принялся надевать носки и новые японские корочки.

– Живут как при коммунизме! Даже собаки во дворе нет! – подумал Иван, выскальзывая с Тамарой через калитку на улицу.

Старые флотские полуботинки он повесил на штакетник забора рядом с калиткой.

Дорога медленно пошла на подъем. Небо сияло такими крупными звездами, что казалось, протяни руку – и можно достать.

На поверхности гравийной дороги то и дело встречались небольшие камни, и Иван старался предупреждать Тамару, обутую явно не для ночных прогулок.

Но вскоре луна опустилась так низко, что скрылась за вершинами деревьев, сплошной стеной возвышавшихся по обе стороны дороги. Повеяло прохладой.

Силуэт дороги хоть и угадывался, но различить камни и выбоины было уже невозможно. Это сильно затрудняло движение наших путников.

Под впечатлением рассказа Тамары Иван шагал молча. И только сотни вариантов их дальнейших действий роем проносились у него в голове, окончательно запутывая ситуацию.

– Ты молчишь? А мне страшно! Долго нам еще идти? Ноги гудят, как провода! – Девушка взяла Ивана под руку. И вдруг, словно смилостившись над путниками, судьба постелила им под ноги свежий, еще теплый асфальт.

– Хочешь, чтобы я тебя отвлек от тревожных мыслей занимательным рассказом? Часа полтора назад мы собирались провести ночь в бане на сене! Вот про баню и расскажу! Я прочитал эту историю в какой-то потрепанной книжке без начала и конца, однажды попавшей мне в руки на судне! – Иван довольно и двусмысленно откашлялся и спросил:

– Ты когда-нибудь гадала на Рождество?

– Никогда! Даже представления не имею, как это делается! – искренне удивилась Тамара.

– Тогда слушай! Пересказывать буду своими словами, но суть постараюсь передать! Книжка была про Гражданскую войну! Дело было в Украине! Шла гражданская война! Темнело… Заползли двое красных партизан в баню, стоящую на окраине села! Старший оставил молодого партизана в бане, а сам пошел в село разведать, много ли в селе белых. В это время в баню направились две девки погадать на суженного. Начиналась Рождественская ночь! Одна – купеческая дочка. Другая ее батрачка – сирота, но красиваяяяяя! Молодой увидел их приближение при свете луны и шасть в топку. Спрятался…

Купеческая наставляет:

– Надо пятиться, задрав юбку к печке! (нижнего белья, я понимаю, не носили в ту пору в деревнях). Если кто погладит чем лохматым, будет богатый жених! Если никто не погладит или голой рукой, будет бедный!

Первая полезла задом, задрав юбку, купеческая дочка…

Хотя было почти темно, лунный свет проникал в баню через маленькое окно.

Увидев, как на него пятится толстая задница купчихи с торчащим во все стороны кустом волосищь, молодой партизан, до этого державший папаху у лица, чтобы не дышать поднявшейся в воздух сажей, вытянул руку и сунул папаху навстречу голой заднице купчихи!

– Ой! Лохмат-т-т-ая! – заякаясь, чуть живая от страха, вымолвила купчиха и поскорее убралась от печки!

– Теперь ты! – подтолкнула сироту купчиха.

– Не хочу! Боязно! – девушка трижды перекрестилась!

– Давай, лезь! – начала свирепеть ее хозяйка.

Батрачка стыдливо приподняла юбку и начала пятится к печке.

– Да повыше подними юбку! Что ты неуклюжая такая? – купчиха задрала ей юбку чуть не на голову.

– Бедный партизан, итак чуть живой от вида обнаженной натуры купчихи, еще и надышался сажей! Ему нестерпимо хотелось чихать и кашлять! Но он, зажав нос и рот папахой, изо всех сил пытался подавить в себе желание от души прочистить ноздри и горло!

– Заметив приближающуюся попку батрачки и еле различимые очертания ее пухленьких э-э-э (ну ты понимаешь, о чем я…), поросших темными волосиками, он не в силах больше сдержаться, от души чихнул в папаху и машинально выставил голую руку и ухватил сироту за ее аккуратную прическу!

– А-а-й! – взвизгнула купчиха, села от страха на пол.

– Гола-а-я рука! И не пуща-а-а-ет! – жалобно, на распев произнесла девушка и лишилась чувств!

Партизан, не в силах больше сдерживать пытку сажей, стал чихать и выбираться из печки…

– А-а-а-а! Нечистая! Завопила купчиха и, подобрав повыше юбку, по сугробам, не разбирая дороги, понеслась восвояси.

– А дальше? Дальше? Что было? – девушка трясла Ивана за рукав, требуя продолжения.

– А да-альше? Девушка пришла в себя, рассказала партизану, где остановился на постой отряд белых, они полюбили друг друга и жили долго и счастливо! – поставил Иван точку в рассказе.

Так болтающих ни о чем и обо всем, их, еле перебиравших ногами от усталости, подобрал грузовик с будкой с надписью «ХЛЕБ» и довез до города, до пекарни, что в подворотне «миллионки», напротив стадиона «Динамо».

Рассвет уже вступал в свои права, но солнце еще не встало.

– Видишь это здание? Это моя школа! Дети через неделю в школу пойдут! – с необъяснимой грустью в голосе вымолвил Иван.

Они стояли у подворотни, ведущей в так называемую «миллионку», откуда из недр пекарни доносился умопомрачительный запах свежеиспеченных сладких булочек.

– Пойдем к морю? Здесь недалеко! Нам еще рано устраивать наблюдательный пункт возле Дальрыбвтуза! – Иван никак не мог понять, зачем судьба забросила его в этот год, где в любую минуту он мог столкнуться с самим собой.

– Я пить хочу! – капризно произнесла Тамара.

Иван напряг память, вспоминая, где находится ближайшая колонка, и вдруг резко повернулся и повел девушку на угол Колхозной и Пограничной.

– Если ничего не изменилось? Мы сейчас попьем газировки с сиропом! – они остановились перед тремя автоматами с надписью «Газированная вода».

Иван тщательно вымыл стакан. С невинным выражением лица огляделся вокруг и вдруг резко ударил по автомату ладонью в район монетоприемника.

Автомат недовольно вздрогнул. Что-то внутри него сработало с негромким металлическим звуком, и струйка сиропа, а затем и газировки с шипением наполнили стакан.

– Прошу, Миледи! Наслаждайтесь напитком моего детства! – Иван протянул стакан Тамаре и, недолго думая, повторил фокус с другим автоматом.

Напившись сладкой воды, они еще пару часов дремали на скамеечке на берегу спортивной гавани, пока любители ранних пробежек и плавания не наводнили пляж и не разбудили их своими возгласами.

– Все равно мы неестественно выглядим. Особенно ты! Ужас, какие страшные синяки у тебя под глазами! Зеленый оттенок появился! Очки бы тебе темные. И знаешь что? Я боюсь! – в голосе Тамары появились панические нотки.

– Я знаю! Я сам боюсь! Боюсь не вернуться к своей семье, к детям! Боюсь встретить самого себя! Неизвестно, чем это может закончиться? – Иван тяжело вздохнул.

– А я боюсь, что не узнаю маму! Я ведь ее никогда не видела! Только на фотографиях! Бабушка говорит, что мы с ней очень похожи!

– Не будем загадывать! Пора! Побрели потихоньку! Надо еще найти место, откуда будет удобно наблюдать за подходами к зданию Дальрыбвтуза! – Иван встал и подобрал со скамейки газету, заботливо постеленную кем-то.

– Иван! Посмотри! Кинотеатр «Океан» весь в лесах стоит! Он что, только строится?! – с удивлением воскликнула Тамара.

– Достраивается! На следующий год заработает! В 1969 году! Веди себя словно москвичка в деревне! Говорить буду я! – процедил он сквозь зубы, заметив двух милиционеров на верхней площадке лестницы, ведущей от Спортивной гавани на Ленинскую.

– Ваши документы? – два еще совсем зеленых милиционера в темно-синей форме и начищенных до зеркального блеска сапогах подозрительно уставились на новенькие корочки Ивана и короткие, не по росту брюки.

– А нам в Москве говорили, что дальневосточники очень приветливые люди, – перешел в наступление Иван.

– Извиняйте! Товарищи милиционеры! Документы всей нашей съемочной группы хранятся у администратора в гостинице! Слышали, наверное? Фильм снимаем у вас! «Пароль не нужен» называется! – весело ответил Иван, опешившим милиционерам.

– А на это не обращайте внимание! Сложный грим! Третьи сутки не смываю! Так и сплю в нем! Через пару часов съемка очередных дублей начнется! Будем снимать сцену побега подпольщика из контрразведки белых! – понесло Ивана.

– Знакомьтесь! Тамара Михайловна – ассистент режиссера! Вот ходили в район вашей знаменитой Миллионки! Подыскивали натуру для съемок! Чудесные – там дворы! И декораций не надо! Только в Одессе еще такие дворы сохранились! – нахваливал он город, уже улыбающимся милиционерам.

– Извините, а как насчет автографа? – один из постовых полез в планшет.

– Не проблема! Давайте! Правда, я второстепенную роль играю! Так сказать, эпизодическую! – Иван взял протянутый ему химический карандаш и расписался на бланке протокола.

– Открою вам маленький секрет! Первый фильм, с показа которого начнет работать ваш новый кинотеатр «Океан», будет кинокомедия «Свадьба в Малиновке»! Так что заключайте пари на коньяк с сослуживцами и друзьями! Не прогадаете! – Иван с улыбкой пожал руку каждому милиционеру и, взяв под локоток бледную, как мел, Тамару, неспешным шагом повел ее в сторону центра города.

– Ты откуда узнал мое отчество? – спросила Тамара и сглотнула слюну, когда они перешли дорогу. Запах кофе и сдобных булочек доносился из открытых дверей кафетерия.

– Оттуда! Потому что мое отчество – Михайлович! Когда мне было раздумывать? А что, угадал? Кушать хочешь? Потерпи! Сделаем дело – и наведаемся опять к пекарне! Придется вспомнить молодость! Сейчас главное – в очередной раз не напороться на блюстителей порядка! – скороговоркой прошептал Иван.

– А маму твою как звали? Вернее, зовут! – поправился он.

– Наташа! – Тамара вновь сглотнула слюну.

– Да-а! Ни подземного перехода тебе, ни скамеек на улице! Я сяду с краю в наглую прямо на ступенях Дальрыбвтуза, а ты займи позицию здесь, у перил ограждения, напротив! Будешь просматривать и Ленинскую, и Океанский Проспект! Смотри, сколько народа валит по улице! Как на демонстрацию! – Иван уселся на ступени, не забывая осматривать всех девушек, появляющихся в его поле зрения.

Судя по тому, как палило солнце, время явно продвигалось ближе к полудню. Ивану было видно, как Тамара изнывала от жары и жажды, скучая прямо напротив главного подъезда института.

Чисто интуитивно он почувствовал изменение в поведении Тамары. Ее взгляд был направлен в сторону Океанского Проспекта. Иван скосил глаза влево, и в этот момент из-за угла, весело щебеча, выпорхнули две девушки. Не было сомнений, что одна из них будущая мама Тамары, так они были похожи.

Одна из девушек бойко взбежала по ступеням мимо Ивана и скрылась за массивными дверями института. А другая направилась прямо к тому месту, где, остолбенев, стояла Тамара.

– Отвернись же! – мысленно стал уговаривать он ее. – Есть от чего с ума сойти! Собственную маму встретить, которую никогда не видела и которая почти на десяток лет моложе, чем ты!

Эти мысли вихрем пронеслись у него в голове. Наконец, словно опомнившись, Тамара отвернулась и отошла на пару метров от девушки. Было видно, что у Наташи прекрасное настроение. На ее лице блуждала легкая, загадочная улыбка.

Не прошло и пары минут, как словно из-под земли рядом с девушкой появился невысокий парень лет двадцати пяти, в модной нейлоновой рубашке и наутюженных брюках «клеш».

Иван изо всех сил напрягал слух, стараясь расслышать, что он говорит девушке. Наконец и Тамара осознала, что рядом с ее мамой тот самый насильник и убийца. Мертвенная бледность второй раз за утро появилась на ее лице.

Иван успокоил ее взглядом и совсем уже приготовился встать и попытаться скрутить этого парня, как вдруг девушка, обдав его легким ароматом духов, вошла в вестибюль института.

Иван встал и, незаметно кивнув головой Тамаре, вошел в прохладный зал вестибюля, наполовину заполненный вчерашними абитуриентами.

Те, что двигались на выход, заметив Ивана, старательно обходили его стороной. Он не видел никого, кроме двух девчат, стоящих на площадке широкой лестницы, ведущей на второй этаж. Они о чем-то оживленно разговаривали.

Иван приблизился, стараясь не показывать девушкам свое лицо в синяках, и стал делать вид, что рассматривает вывешенные списки поступивших. Теперь ему было слышно, о чем щебечут подруги.

– Конечно! Съезди! Раз в жизни такая удача выпадает! Вдруг артисткой станешь? Чем черт не шутит? Завидую тебе, Наташка! И в университет поступила, и в артистки зовут! Ладно, беги, пока твой режиссер другую красотку не приметил, а я пока пойду, заявление на общежитие напишу! – подруги обнялись на прощанье.

Иван быстрым шагом спустился по лестнице и, как только Наташа поравнялась с ним, взял ее за руку.

– Наташа, пожалуйста, выслушайте меня, – тихо произнес он.

– Извините! Я вас не знаю! И отпустите мою руку! – девушка вырвала руку и попыталась оттолкнуть Ивана.

– Наташа! Да не обращайте вы внимание на мой вид и синяки! Выслушайте меня! Это очень важно! От этого зависит жизнь ребенка, которого вы носите под сердцем!

– Кто вы такой? – девушка в ужасе попятилась от Ивана. – Я сейчас позову на помощь!

– Зовите! Но я все равно не пущу вас к этому человеку, что ждет вас на улице! Никакой он не режиссер! Он убийца! – как ни старался Иван произносить эти слова в полголоса, добрая половина присутствующих в вестибюле вчерашних школьников уже обратила на них внимание и обступила полукольцом.

– Надо вызвать милицию! – услышал Иван голос какой-то сердобольной студентки. Толпа загудела.

Наташа вновь попыталась прорваться к выходу, но Иван схватил ее в охапку.

– Подумай о своем парне и о ребенке! – увещевал он ее, стараясь перекричать гвалт толпы. В какой-то момент он разглядел растерянное лицо Тамары, появившееся среди студентов и в следующее мгновение, чьи-то сильные руки оторвали его от Наташи, а на руках были защелкнуты наручники.

– Слава Богу, что хоть менты не те, что останавливали нас утром! – подумал он, глядя на двух коренастых милиционеров, и, покачал головой Тамаре, запрещая ей вмешиваться.

– И вы, гражданка! Проедемте с нами в отделение! – обратился усатый сержант к Наташе.

– Я не могу! Меня ждут! – запричитала девушка.

– Проедемте! Это не займет много времени! – непреклонным тоном заявил сержант, пропуская ее вперед.

Первым делом Иван осмотрел толпу перед входом в институт в надежде увидеть молодого человека, подходившего к Наташе. Его и след простыл.

– Вот видишь! Режиссер сбежал от греха подальше! Считай, что тебе повезло! – прошептал он ей, когда они оказались рядом с милицейским «воронком».

– А эта темно-синяя форма вам больше к лицу, товарищи милиционеры! И покрой – мужественный! Оденут вас в серые куцые пиджачки на следующий год! – не удержался Иван, когда его подсаживали в «воронок».

– Вроде не пьяный! Может с психушки утек? – закрывая дверь милицейского ГАЗика, спросил милиционер помоложе.

– Поехали в отделение! Там разберутся! – проворчал тот, что постарше, и сел за руль.

Иван прильнул к небольшому зарешеченному окошку «воронка», пытаясь увидеть Тамару. Она стояла у проезжей части в окружении зевак. По ее лицу текли слезы…

– Фамилия? Имя, Отчество? – молоденький лейтенант достал бланк протокола и приготовился записывать.

– Что, так в наручниках и будете держать? – спокойно ответил вопросом на вопрос Иван.

– Кто вас так разукрасил? – лейтенант расстегнул браслеты и вернулся за стол.

– Волной шибануло о камни на Шаморе! Честное слово! Лейтенант! Так приложило, что ничего не помню! Ни как звать! Ни фамилии! Ни адреса! Вот, добрые люди приодели, чтобы без порток не разгуливал! – Иван старался вести себя как можно естественнее.