
Полная версия
Гречанка
Терентий отвел сыновей в каюту и строго приказал никуда не отлучаться, а сам с уснувшей дочкой на руках вышел на палубу, где собрались старейшины. Тут же поодаль от курящих самокрутки мужиков присел на одну из лавок Федор Дмитриевич Плеске и стал с интересом наблюдать за кружащими над судном чайками.
– Как к вам сподручнее обращаться: господа или мужики? – улыбаясь в усы, спросил фельдшер, протирая платочком пенсне.
– Какие мы господа? Кличьте мужиками! Нам так привычнее! – выпустив клубы дыма из самокрутки, ответил за всех семидесятилетний Иван Мастобаев.
– Ну, что же, мужики? Разговор пойдет о том, как жить будете следующие сорок дней? – уже с серьезным лицом продолжил фельдшер, нацепив на нос пенсне.
– Раз вы решили устроить перекур, с этого и начнем! Понимаю, что многие без табака не могут и часу потерпеть! Так, вот! Видите эту бочку обрезанную, наполненную водой? Окурки кидать только туда! Не за борт, не на палубу, а только в этот обрез! Стало быть, и курить разрешается только здесь, на палубе возле этой бочки и нигде более! И уж тем более, нельзя курить в каютах и в трюмах! – уже грозно произнес он.
На палубу с мостика спустились капитан в сопровождении молоденького офицера и боцмана, встали позади фельдшера. Мужики при виде капитана подскочили с лавок и побросали в обрез самокрутки.
– Разрешите представить вам – капитан парохода «Петербург» – Гончаров Михаил Васильевич! Прошу любить и жаловать! С ревизором вы уже знакомы! Деньги и драгоценности ему сдавали! А это боцман судна – самый главный среди матросов! Можете для краткости звать его – Дракон! – фельдшер сделал шаг в сторону, уступив место капитану.
– Здравствуйте, граждане переселенцы! – почти по-военному поприветствовал мужиков капитан. – Вы присаживайтесь! В ногах правды нет! Разговор будет серьезный и, к сожалению, не веселый! – капитан снял фуражку и присел на лавку.
– Я хочу огласить вам итоги прошлого рейса с переселенцами во Владивосток. Эти печальные данные оставил мне прежний капитан! – в воздухе от этих слов повисла напряженная тишина. Терентий опустился на край лавки, стараясь не упустить ни единого слова, продолжая по инерции подкачивать маленькую Панночку, как ласково звали ее братья.
– В течение прошлого рейса от болезней и перегрева на солнце умерло тридцать детей и пятеро взрослых, в основном пожилого возраста! Много людей, особенно, ехавших в трюме, мучились животом! Возможно, вы заметили, какой тяжелый дух в трюме? Это от того, что некоторые ленились выходить ночью в отхожее место и справляли нужду прямо в трюме! – капитан сделал паузу и обвел взглядом присутствующих.
– Надеюсь, вы донесете мои слова до остальных! Боцман! Будете проводить обход по судну ежедневно вместе с фельдшером! Составьте расписание по каждодневной влажной уборке в трюмах! И еще! Передайте женщинам, чтобы не прятали детей от фельдшера, если кто занеможет! На судне есть лазарет и необходимые лекарства. Фельдшер у нас опытный! По любым вопросам обращайтесь к знакомому вам Федору Дмитриевичу, либо к дежурному офицеру, либо к судовому фельдшеру! Далее, по предстоящему району плавания и правилам поведения на судне, питанию с вами побеседует ревизор – Денис Денисович Петров! – капитан поднялся, и, держа фуражку в руках, проследовал в надстройку судна. Повисла напряженная пауза.
– Еще раз здравствуйте! – смущенно произнес молоденький мичман, сняв фуражку. Пальцы его левой руки пробежали по пуговицам кителя, проверяя, все ли они на месте. Лоб от волнения покрылся испариной, на гладко выбритых щеках заиграл румянец. Коротко стриженные русые волосы были расчесаны на пробор посередине головы. А длинные ресницы, обрамляющие красивые глаза, были предметом зависти девиц на балах в его родном городе на Неве. На вид ему можно было дать лет двадцать.
– Да, вы не волнуйтесь, барин! Говорите, что да как? Мы понятливые! Опять же, что это за должность мудреная – ревизор? – подал голос Иван Мастобаев и. хитро прищурившись, погладил седую, окладистую бороду, чем ввел молодого офицера в еще большее смущение. Старик заметил причину смущения молоденького офицера. Из-за угла надстройки, хихикая в платочки, стреляли глазами на ревизора два прекрасных юных создания.
– Мичман Петров отвечает за денежные средства, за содержание судового имущества, за покупку в портах продовольствия и судового снабжения, в том числе и за покупку угля для паровых машин! – пришел к нему на помощь боцман.
– И еще, за учет груза в трюмах! И за выдачу на камбуз продуктов для приготовления пищи! – добавил ревизор.
– Вот! Об этом и хочу поговорить с вами! Необходимо выбрать из числа переселенцев пять-семь человек, желательно обученных грамоте и счету. Они будут принимать продукты из судового магазина (артелки) и передавать на камбуз кокам! Извините! Передавать на кухню поварам! – поправился мичман, сообразив, что морские термины не знакомы мужикам.
– Разрешите, Денис Денисович, я подберу пять человек и, мы согласуем это с мужиками сегодня же вечером! – Федор Дмитриевич Плеске раскрыл папку в кожаном переплете и углубился в изучение содержимого.
– Отлично! Тогда перейду к предстоящему району плавания и правилам поведения на судне! – мичман приободрился, но продолжал посматривать на угол надстройки, надеясь увидеть кареглазую, круглолицую хохотушку, полоснувшую его по сердцу турецким ятаганом. И без пенсне судового фельдшера, всем присутствующим стало ясно, что молоденький мичман, возможно, впервые в жизни влюбился с первого взгляда.
Мужики понимающе закряхтели и, ухмыляясь, полезли за кисетами. Что-то в происходящем, отвлекло Плеске от бумаг. Ему хватило и пары секунд, чтобы понять – молодому человеку сейчас не до лекции.
– Денис Денисович! Я позавчера получил письмо с инструкциями от господина Буссе из Владивостока! Давайте, я расскажу мужикам о переходе на пароходе и о том, с какими трудностями нам всем придется столкнуться! А у вас, я так понимаю, полно дел с вашим немалым хозяйством! Тем более, что вам скоро предстоит заступать на вахту на мостике!
– Спасибо, Федор Дмитриевич! Вы правы! У вас это получится лучше, ведь я, как и переселенцы, впервые буду пересекать эти семь морей и два океана! Еще раз спасибо! – молодой человек выдохнул и разве, что не строевым шагом удалился в настройку под пристальным взглядом кареглазой красавицы.
– Февронья! Iдзi адсюль! Не бянтэж афiцэра! (бел) – погрозил кулаком Мастобаев в сторону спрятавшихся на шкафуте девчат.
– Герасименок? Сямен? Гаурыiл? Уймите Наталку и Февронию! – старик сделал глубокую затяжку. Морщины вокруг глаз разгладились, и, если бы не густая борода, спрятавшая озорную улыбку и напускную строгость, дед Иван Мастобаева нанес бы непоправимый урон своему авторитету.
– Так, вот! Господин мичман не зря упомянул семь морей и два океана! Но кроме этого, нам предстоит миновать несколько проливов и один рукотворный канал, выкопанный среди песков, но наперед мы зайдем в Порт-Саид в Египте и высадим несколько пассажиров! А теперь! Кто может продолжить мои слова? – речь Николая Дмитриевича стала одухотворенной. Он прикрыл глаза, словно пытаясь вспомнить и, произнес: – И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь и сделал море сушею, и расступились воды!
– И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону! – произнес вполголоса, приподнявшись со своего места и сдернув картуз с головы Терентий.
– Все правильно! А как море называлось тогда? – допытывался чиновник с улыбкой. Мужики зашептались меж собою, позабыв про самокрутки.
– Черемное оно называлось! А сейчас – Красным зовется! – перекрестясь и, забирая дочку с рук мужа, произнесла Евдокия и скорым шагом удалилась в надстройку.
– Начитанная у вас жена, Терентий Иванович! Если и счет знает, будет первая в списке получать и учитывать продукты для приготовления пищи!
– Закончила четыре класса церковно-приходской! – с гордостью произнес Терентий под неодобрительные взгляды мужиков и засобирался уходить.
– Куда же вы? Терентий Иванович? Раз пришли, то присутствуйте до окончания нашего разговора! – Федор Плеске, приглашающим жестом указал на лавку поближе к основной массе мужиков.
Убедившись, что мужики угомонились шептаться, молодой ученый продолжил:
– Вот через это Черемное море и будет пролегать наш путь далее в Индийский океан!
– Што? Праз тую самую ваду пойдзем? (бел), – недоверчиво переспросил одногодок Ивана Мастобаева – Карп Гоненок.
– Через ту самую! Но о религии вы поговорите без меня! А сейчас видите, как я одет? Во все легкое и светлое! Египетский климат не будет вам привычен! Поэтому пусть ваши женщины и дети оденутся в самое светлое и обязательно прячьте детей днем от солнца под навесами. Ночью, кому невтерпеж, не возбраняется устроить ночлег на палубах! Пейте много воды, даже если она теплая и невкусная! Накажите подросткам подолгу не смотреть на воду через борт! Могут потерять осторожность и упасть в воду! – продолжал наставлять Плеске.
– А гады якие марскiя, пра якiх у кнiгах пiшуць, не могуць напасцi на нашых баб i дзетак? (бел) – страшно выпучив глаза, воскликнул Алексий Навенок, старейшина переселенцев в Попову гору.
Открылся люк на шкафуте и из него, как черти, черные, разве, что без рогов, вылезли трое по пояс голых мужиков и, покрутив вентиль у фальшборта, принялись поливать себя из шланга соленой водой, покрикивая от удовольствия.
– Страшнее судовых кочегаров после вахты на пароходе никого не встретите! – усмехнулся Николай Дмитриевич. – А про морских гадов только в книгах пишут! Выдумка это, так и передайте всем! А деткам бабы пускай добрые сказки рассказывают про красных девиц и добрых молодцов! А сейчас предлагаю продолжить наш разговор завтра! Уже темнеет, и скоро вам предложат вечерний чай! – попрощался он и мужики, делясь услышанным в полголоса, кто в трюм, кто в надстройку стали расходиться, чтобы наставлять баб и деток.
ПРОЛИВ БОСФОР
12 марта 07.30
Паруса гнали пароход десяти узловым ходом в сторону пролива Босфор. Старший помощник капитана и ревизор готовились к сдаче вахты. Сквозь легкую дымку на горизонте уже открылись купола мечетей и башни минаретов. Палубная команда во главе с боцманом, поругиваясь, приступила к спуску парусов. Паровая машина сделала пробный оборот и уверенно заработала на малый передний ход.
– Иван Александрович! Вам всего двадцать пять, а вы уже старший помощник капитана! А семья у вас есть? – поинтересовался мичман Петров, смутившись своей смелости.
– Есть, Денис Денисович! Родители и сестра младшая! – не отнимая бинокль от глаз, ответил старпом.
– А жена, дети? – не унимался ревизор.
– Не успел еще! – старпом пристально, с легкой усмешкой посмотрел на Петрова. – Что это вас под занавес вахты потянуло на столь пикантную тему? Уж, не та ли кареглазая особа виной, что с подругой наматывает круги по полубаку с самого утра и не сводит глаз с мостика? Сдается мне, что она вас высматривает? – слова старпома привели ревизора в полное смятение, подтвердив его догадку.
– Я с вашего позволения три пеленга возьму на мысы и мечеть и обсервацию на карту нанесу! – Ревизор выскочил на крыло мостика охладить пылающие от смущения щеки.
Старпом навел бинокль на полубак, где, притаившись за брашпилем, судачили и хихикали две одетые в цветные сарафаны девушки, лицами и статью чем-то напоминавшие картину Боровиковского – «Лизонька и Дашенька».
– А ревизор то у нас, похоже, влюбился в крестьянку? – то ли с завистью, то ли с пренебрежением подумал старпом, тряхнул головой и выкинул крамольную мысль о красивой, высокой, черноволосой крестьянке, так похожей на девушку из его кадетского прошлого.
– Иван Александрович, я обсервацию поставил, невязка менее полумили! Проверять будете?
– Буду! – старпом шагнул на крыло мостика под многозначительным взглядом ревизора.
– Странно! Как же он разглядел с такого расстояния, что она кареглазая? – укол внезапной ревности пронзил сердце молодого человека.
Стамбул, раскинувшийся на обоих берегах пролива, открылся внезапно во всей своей красе, словно невесомое, полупрозрачное покрывало тумана сдернула чья-то невидимая рука. Переселенцы, включая женщин с малыми детьми, облепили борта парохода и с интересом наблюдали, как просыпается восточный город. С берега доносился запах пряных восточных блюд и призывные крики муэдзинов, призывавших верующих на утреннюю молитву.
– Сколько раз воевали с Турцией, но так и не добились взятия Стамбула! – со вздохом произнес третий штурман, приняв вахту у старпома, и стал сличать показания магнитных компасов на пилонах, установленных на крыльях мостика и перед штурвалом, за которым не сводя глаз со стрелки компаса неподвижно стоял матрос-рулевой.
– Если бы только с Турцией? Россия, как кость в горле, Франции и Англии! А они вечные союзники Турции, на фоне этой вечной звериной ненависти к России. «Англичанка гадит», – эти слова приписывают генералиссимусу Александру Суворову! А он знал, о чем говорит! Впрочем, помяните мое слово Петр Евгеньевич, еще не одно поколение русских людей будет испытывать на себе ненависть и подлые выходки Англии, впрочем, как и Франции и Германии. Слова нашего императора Александра lll, что у России только два союзника – Армия и Флот, надо золотыми буквами вписать во все учебники! – капитан вышел на крыло и подставил лицо под освежающий ветер.
Шестнадцать миль пролива, изредка лавируя между снующими одно парусными фелюгами и, расходясь со встречными двух и трех парусными грузовыми гулетами, «Петербург» проскочил на паровом двигателе, и в девять тридцать вновь раздался свисток и маты боцмана. Матросы отработанными навыками вновь снарядили паруса на фок и грот мачтах. Погода в Мраморном море позволяла разогнаться до десяти узлов при попутном ветре и экономить уголь, почти на ста пятидесяти мильном участке до входа в пролив Дарданеллы.
– К полуночи должны быть на входе в пролив! Старпому и ревизору достанется самая узкость! Прикажите передать механикам, чтобы приготовили двигатель к этому времени? – третий штурман вопросительно посмотрел на капитана.
– Почти сто лет назад Федор Ушаков и Дмитрий Сенявин с закрытыми глазами проводили эскадры через эти проливы под парусами, и при этом не забывали турок бить! А мы по любому поводу паровую машину дергаем? Она нам еще в океане пригодится! Пойдем под парусами, пока ветер позволяет! А вы один с двадцати до полуночи управитесь! – не терпящим возражения тоном произнес капитан.
Судно плавно покачивало. Внутри надстройки стояла тишина, нарушаемая скрипом деревянных панелей – обшивки кают и коридоров надстройки. Солнце висело над горизонтом, окрашенным в малиновые цвета. Верный признак хорошей погоды на завтра.
Евдокия, сидя на нижней шконке, при тусклом свете заходящего солнца, читала детям книжку, подаренную Николаем Дмитриевичем. Она была с красочными картинками, в твердом, но изрядно потрепанном переплете.
– Царь велит своим боярам, времени не тратя даром, и царицу, и приплод, тайно бросить в бездну вод! – с выражением произнесла она. Первым, икая. захныкал от жалости Ванюшка и стал размазывать слезы по щекам. Следом за ним, не понимая, отчего плачет брат, собралась было пустить слезу Прасковьюшка, как в дверь каюты тихонько поскреблись.
Дверь приоткрылась и в каюту просунулась усатая, смуглая, курчавая голова!
_- Хозяин, как насчет в картишки перекинуться по копеечке? Нам четвертого не достает! – произнесла голова, и протиснула в дверь туловище в яркой рубахе, подвязанной ремешком и кожаной жилетке.
– Иди отсель, Ромалэ! Нет у нас копеечек! – грубо произнесла Евдокия и, вытолкнув цыгана, захлопнула дверь перед его носом!
– И здесь от них покоя нет! Не зря деньги у народа изъяли! А этого я видела еще в поезде! Обыграл в карты двух наших дурачков!
Женщина принялась успокаивать Ванятку, так эмоционально отреагировавшего на слова из сказки.
– А дальше? А дальше? Их спасут? – затараторил старший Нестор.
– Конечно, спасут! Вот, завтра, по-светлу, и почитаю! А сейчас сбегайте в отхожее место, вымойте руки и спать! – строго сказала женщина и, выглянув в коридор, выпустила мальчишек.
– Ты бы с ними сходил, Терентий? Да заодно бороду свою сбрил! С каждым днем все жарче становится! Мужики некоторые уже укоротили свои лопаты!
СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ
15 марта 1883г.
09.00 утра.
Сдав вахту капитану и третьему штурману и наскоро позавтракав в кают- компании, молодые люди, оставшись в одних гимнастических рубахах и светлых брюках тропического исполнения, решили пройтись по палубам размять ноги. Вернее, это ревизор напросился в компанию к старпому, совершавшему ежедневный обход по судну, в надежде встретить кареглазую красавицу, так нежданно вторгшуюся в его сердце. Если бы не гладко выбритые подбородки, внешний вид молодых людей не особенно отличался от деревенских парней их возраста, одетых по погоде во все светлое.
– Асцтярожна! Куды вы так спяшаецеся? – окликнул старпом по-белорусски чернявого жуликоватого вида пассажира, явно цыганских кровей, чуть не сбившего его с ног в дверях на шкафут.
– Хлопцы! Вас сам бог мне послау! Сладзiце кампанiю у картишках! – углядев в молодых офицерах деревенских парней, сходу предложил им чернявый.
– А вас, что не предупреждали – игры в карты на судне запрещены? Как ваша фамилия? Каким классом следуете? – ревизор постарался придать голосу официальный тон.
– Хлопцы! Да, вы шо? Я ж пошутковал! – чернявый постарался оттолкнуть старпома с проема двери и проскочить в надстройку, но наткнулся на подставленную ногу и растянулся поперек высокого комингса. Откуда-то веером полетели на палубу игральные карты, со звоном из-за пояса выпал нож с красивой костяной рукоятью.
Крутанувшись ужом, чернявый подскочил и, сверкая глазами, подхватил нож с палубы. Рука со сверкающим лезвием описала дугу прямо перед глазами ревизора, заставив его сердце провалиться куда-то вниз. Глаза мичмана заволокло туманом, он стал медленно сползать спиною по фальшборту. Денис Денисович Петров, никогда не участвовавший в потасовках, был близок к глубокому обмороку.
В чувство его привел дикий крик, стоящего на корточках, вниз головой с высоко заломленной рукою цыгана. Старпом с невозмутимым видом держал за запястье, верещащего от боли неудавшегося картежника. Глаза его, не моргая, смотрели на подоспевшую на крик черноволосую, стройную девушку с миндалевидными глазами.
– Дзiрку протрете ува мне! Чаго гладзiце? Адпусцiце чалавека, яму ж балюча! – вступилась за чернявого девушка.
– Согласно морскому уставу от 1720 года: …если кто свой мундир в карты проиграет? Оный первый и другой раз быть жестоко наказан, а в третий – расстрелян или на галеры сослан… – с глупым видом, словно под колдовскими чарами, не сводя с девушки глаз, наизусть прочел старпом статью из устава.
– Денис Денисович, мiленькi! Што з вамi? – подскочила к ревизору кареглазая дивчина и принялась обмахивать его своим головным платком. Эта милая картина и подоспевшая толпа крестьян, наконец, вывела старпома из оцепенения. Он вырвал нож из руки цыгана и небрежным движением выбросил за борт.
– Жаль, если этот картежник окажется ее родственником! – подумал он и приподнял чернявого за шкирку над палубой.
– Вот! Забiрайце свайго сваяка! – вновь перешел на белорусский Иван Александрович и подтолкнул чернявого навстречу девушке. – Пусть больше мне не попадается! – уже по-русски добавил он.
– Халера ен, а не мой сваякоу! – обиженно крикнула девушка вслед давшему стрекача цыгану.
– Поди ж, приятель, убирайся! Да берегись: вперед ты мне не попадайся! – не утерпел старпом, чтобы не процитировать про себя Крылова.
– Извините! Вы так рьяно стали за него заступаться? – растеряно оправдался старпом. – Прошу прощения! Кстати, меня зовут Иван Александрович! Можно, просто Иван! А вас как по батюшке? – старпом совершенно не замечал, что вокруг собралась целая толпа зевак, бесцеремонно пялившихся на его глупый вид.
– А это мой товарищ – Денис! – показал он рукой в сторону ревизора, находящегося в объятиях кареглазой красавицы и, похоже, даже не собиравшегося подниматься с палубы.
– Наталья меня зовут! Сирота я! Воспитываюсь в доме Герасименков! – с вызовом произнесла девушка и, забросив тяжелую косу за спину, прошествовала мимо остолбеневших крестьян в сторону кормы.
– Iмператарша! – без доли злорадства прошептал кто-то из мужиков ей вслед.
– Вставайте, Денис Денисович! Пора продолжить наш обход! Или вы с девушкой пойдете с инспекцией на камбуз? – стараясь спрятать сарказм, спросил старпом.
– Да! Да! Вы правы! Иван Александрович! Пора выдавать продукты! Комиссия ждет, наверное? – ревизор подскочил, огляделся и, нисколько не смущаясь, под ручку повел кареглазую в сторону судовой артелки.
Что случилось? Разойдитесь! Дайте дорогу! – Федор Дмитриевич, наконец, пробрался к возвышавшемуся на две головы над переселенцами старпому.
– Иван Александрович? Что произошло? Кто кричал? – крутил головой Федор Плеске.
– Все нормально господин Плеске! Пройдемте! – старпом подхватил под руку чиновника.
– Я попросил бы вас найти в ваших списках цыгана! И уточнить, на каких основаниях он следует на нашем пароходе! Что-то я никогда не слышал, чтобы цыгане принадлежали крестьянскому сословию и искали лучшей доли в Южно – Уссурийском крае! – загадочно прошептал старпом в ухо ничего не понимающему сопровождающему.
– Цыгана? – глаза Плеске округлились. Мысль лихорадочно заработала, и от того его шикарные усы «а-ля Дон Кихот» приподнялись параллельно горизонту.
– Иван Александрович? Что за балаган вы с ревизором устроили на глазах у переселенцев? В первом классе четверо англичан следуют до Порт – Саида! Вы что хотите, чтобы европейская пресса вышла с заголовками – «Русские офицеры избивают неграмотных крестьян?» – капитан потер пальцами начинающие седеть виски. Перед ним по стойке смирно стояли виновники недавнего скандала и, не моргая, смотрели прямо перед собою.
– Цыгана этого нашли? Нет? И в списках нет? Бардак! Мне что, общекорабельную тревогу и досмотр объявлять? И это все накануне захода в Порт-Саид! – капитан устало опустился в кресло.
– Разрешите обратиться? Не надо тревогу объявлять! – старпом строевым шагом приблизился к столу и, наклоняясь к капитану, стал что-то негромко говорить, изредка кивая в сторону ревизора.
СРЕДИЗЕМНОЕ МОРЕ
15 марта 1883г.
23.45
– Денис Денисович! Вы, хоть отдохнули перед вахтой? Нам сегодня достанется! На подходе к Порт – Саиду столпотворение будет! Заступим, сразу проверьте правильность навигационных огней! Надеюсь, к четырем утра на якорную стоянку прибудем! – столкнувшись с выходящим из своей каюты ревизором, не понижая голоса, произнес старпом.
– Вы идите, Иван Александрович! Я следом! Только запру и опечатаю каюту! Все-таки – судовая касса! Положено! – ревизор в тусклом свете дежурного освещения коридора стал возиться с внутренним замком своей каюты, и через минуту, ласково похлопав ладонью по сургучной печати, твердым шагом двинулся вслед за старпомом.
Минут через двадцать раздались шаги по трапу.
– Спокойной ночи, Петр Евгеньевич! – третий штурман, что-то напевая про себя в полголоса, бодро простучал каблуками вниз по трапу, ниже палубой. Раздались щелчки открываемого замка и стук закрывшейся двери.
В надстройке воцарилась тишина, нарушаемая скрипом деревянных панелей при легкой качке. Ближе к часу ночи фанерная панель на подволоке коридора, где расположены каюты старших офицеров, бесшумно сдвинулась со своего места, открыв темное пространство с пролегающими пучком проводов и медных труб. Показалась курчавая голова, испачканная пылью и паутиной.
Стараясь не шуметь, чернявый, усатый человек в красной косоворотке, черных шароварах, заправленных в мягкие с гармошкой сапоги, спрыгнул на палубу, прижался спиною к переборке, и стал тревожно прислушиваться к звукам.
Убедившись, что ничто не нарушает покоя спящего парохода, мужчина присел на корточки перед опечатанной дверью и, достав связку ключей, принялся колдовать с замком.
Не прошло и пяти минут, как замок провернулся, дверь подалась, сургучная печать повисла на двух тонких шнурках. Чернявый, еще раз огляделся и бесшумно проскользнул в каюту ревизора! Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, и приблизился к огромному сейфу, стоящему в углу, рядом с большим письменным столом. Задернув шторки на двух квадратных, открытых настежь иллюминаторах, мужчина протянул руку к настольной лампе и щелкнул выключателем. Глаза его широко открылись, чернявый дернулся в сторону выхода, но завидев там стоящего с револьвером в руке третьего штурмана, кинулся было к одному из иллюминаторов. Черная враждебная пропасть, на дне которой отражались звезды, заставили его в ужасе отшатнуться. Он обвел затравленным взглядом каюту, обмяк телом и опустился на палубу перед сидевшим в кресле за столом старшим помощником капитана, раскладывающим пасьянс с невозмутимым видом.





