Барыга. Торговля на маркетплейсах по-русски

Барыга

Торговля на маркетплейсах по-русски

Захар Скрипка

Федор Аноприев

© Захар Скрипка, 2025

© Федор Аноприев, 2025

ISBN 978-5-0068-6164-0

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Вместо введения

Здравствуй, дорогой читатель!

Начать – пожалуй, самое трудное. Так и сейчас, написание первого предложения для этой книги заняло у меня больше недели. Как говорится: «Лучшее – враг хорошему».

Перед тем как ты начнешь читать эту книгу, хочу сделать небольшое предостережение. Я не профессиональный писатель и не преподаватель, поэтому в этой книге ты не найдешь высокопарных оборотов и сложных терминов.

Эта книга – история, основанная на реальных событиях. Она написана от лица главного героя, который, будучи ребенком из многодетной семьи, пришел к продажам. Ты узнаешь, с чем он столкнулся, что узнал и как ему удалось выйти на обороты в десятки миллионов рублей.

Всё, что я поведаю тебе в этой книге, не является попыткой создать иллюзию успешного успеха. Я хочу, чтобы ты смог уловить и понять образ мыслей, который формировался на протяжении жизни. Это очень важно, и ты это заметишь по ходу чтения.

Мы заглянем за кулисы крупнейших маркетплейсов России и раскроем, что стоит за красивыми заголовками и низкими ценами. Обещаю, что тебе будет интересно, и ты обязательно узнаешь что-то новое.

Думаю, пора начинать. Добро пожаловать за кулисы…

Глава 1. От колыбели до торговли

Жизнь в маленьком городе – это как жить в аквариуме. Вроде бы всё есть: вода, воздух, еда, соседи и пара золотых рыбок для красоты. Но чем дольше смотришь через стекло, тем яснее понимаешь – мир-то гораздо шире. А в твоём «аквариуме» всё повторяется изо дня в день: одни и те же дворы, лица, новости. Если кто-то покрасил забор в синий цвет – это обсуждается неделю. Если кто-то купил новую машину – это обсуждается месяц. Взрослые постоянно знают, кто куда пошёл, кто с кем встретился, кто сколько выпил и, самое главное, сколько кто зарабатывает.

Моё детство прошло в таком вот провинциальном мире, где всё было по-своему уютно, но и ограниченно. Дворы – это целая отдельная вселенная. С утра – детвора с клюшками и самодельными воротами, днём – бабушки с семечками и ковриками на лавочках, вечером – старшеклассники, которые пробуют свои первые сигареты и рассказывают, как они «завоюют Москву». У нас всё было просто: хочешь играть – играешь, хочешь драться – дерёшься. А если проиграл – учись терпеть.

Соседи были как одна большая семья, но с вечными склоками. Одна бабка могла наорать на тебя за то, что мяч улетел ей в огород и сломал пару луковиц. Другая могла пригласить домой и накормить блинами, будто ты её родной внук. Такие контрасты.

Всё это формировало характер. В маленьком городе быстро понимаешь: если хочешь, чтобы тебя уважали, нужно что-то из себя представлять. Никто не будет смотреть на твои «таланты», пока ты не докажешь их делом. Там ценилась смекалка и способность выкрутиться. Умеешь починить велосипед – молодец, все соседи к тебе идут. Умеешь заработать копейку на продаже старых кассет или бутылок – ты уже «человек дела».

Семья у нас была простой, без излишеств. Родители – работяги, которые знали цену каждой копейке. Мама всегда повторяла:

– Учись, сынок, иначе будешь всю жизнь на заводе гайки крутить.

Отец говорил жёстче:

– В жизни никто ничего просто так не даст. Захотел – иди и возьми.

Эти две фразы, по сути, и стали моим внутренним лозунгом: учись и делай.

И вот – первый переломный момент: переезд. Для ребёнка это катастрофа и приключение одновременно. С одной стороны, ты оставляешь всё своё: друзей во дворе, привычные улицы, даже запах булочной, где покупал горячий хлеб по утрам. С другой стороны, внутри всё дрожит от любопытства: «А что там, в новом месте? А может, там лучше?»

Я помню, как мы грузили старую мебель, бесконечные коробки и какие-то абсолютно ненужные вещи (которые, конечно же, «обязательно пригодятся» – по мнению мамы). Я сидел на коробке и думал: «Вот это да… вся моя жизнь сейчас переезжает на грузовике. Это как в игре: нажал кнопку „сбросить уровень“, и тебя отправляют на новую карту».

Переезд стал для меня первым настоящим уроком. Я понял, что в жизни не бывает «навсегда». Друзья детства, любимый двор, даже привычные лавочки под окнами – всё это может исчезнуть в один день. И нужно уметь отпускать. Новый город – это шанс. Чистый лист. Тебя никто не знает, и ты можешь переписать себя заново.

И вот тогда во мне впервые появилось чувство, которое потом будет тянуть всю жизнь: жажда перемен. Когда меня спрашивают, откуда я взялся такой – с вечной идеей что-то менять и пробовать новое – я отвечаю просто: «Это всё из маленького города». Потому что, если бы я остался там, я бы, скорее всего, жил так же, как все: работа, гараж, огород. Но переезд научил меня: всегда есть «другой вариант».

– Ты правда уезжаешь? – спросил Серёга, мой сосед по подъезду, с которым мы каждый день гоняли в мяч.

– Да, – ответил я, стараясь говорить спокойно, хотя внутри всё переворачивалось.

– А двор? А наша команда?

– Ну… будет новая команда, новый двор.

– А если там хуже?

Я пожал плечами:

– Значит, придётся сделать так, чтобы стало лучше.

Тогда я ещё не знал, что эта фраза станет моим внутренним кредо. Но сказал – и сам в неё поверил.

Дальше школа.

Школа – это отдельная планета. И если во дворе ты можешь быть кем угодно: чемпионом по футболу, «царём горы» или просто своим парнем, то в школе всё меняется. Там начинается настоящий социальный эксперимент, где тебя проверяют не на силу удара по мячу, а на то, кто ты такой и как умеешь держать удар.

Первое ощущение в новом классе было простым: я чужой. Все уже знают друг друга, у каждого есть свои «стаи». Одни сидят на задних партах, делают вид, что им плевать на учёбу. Другие – зубрилы, которые записывают каждое слово учителя. И есть ещё третий слой – золотая середина. У них всегда правильные кроссовки, ровные оценки и нормальные друзья.

Я же попал между всеми. Для задних парт не свой, потому что выглядел иначе и не сразу мог врубиться в их шутки. Для «ботаников» тоже не свой, потому что слишком много ерничал. В итоге оказался как будто в подвешенном состоянии.

Ко всему добавлялось внешнее. В те годы я выглядел так, что особых симпатий это не вызывало: худой, нескладный, да ещё и с вечным взглядом «чего вам надо?». А в школе, как известно, дети – это самые жесткие критики. Никакой взрослый никогда не скажет тебе в лицо столько «правды», сколько могут выдать сверстники за одну перемену.

– Эй, длинный, ты чего как жердь стоишь?

– Смотри, не упади, ветром сдует!

– Да ты как палка с рюкзаком!

Поначалу эти подколы били по самолюбию. Вечером дома я стоял перед зеркалом и думал: «Ну и правда, дрыщ какой-то…». Самооценка у школьника строится быстро и рушится ещё быстрее.

Из-за этого появились трудности в общении. Я начал отмалчиваться, держаться в стороне, не лезть в разговоры. Иногда это выглядело как высокомерие, хотя внутри я просто не знал, что сказать. Но в школе такое не прощают: молчишь – значит, странный.

Конфликты случались часто. Иногда это были стычки из-за пустяков: кто кому подножку поставил, кто кого задел плечом. Иногда до драк. И тут я понял: или ты учишься отвечать, или становишься вечной мишенью.

Постепенно я начал меняться. Ходил на турники. Менялась не только форма, но и содержание. Я начал искать способы шутить в ответ. Если в тебя летит подкол – лучше вернуть его с двойным ударом, чем промолчать. Сначала выходило криво, потом лучше.

В один момент я заметил, что чем увереннее отвечаешь, тем меньше к тебе цепляются. Люди тянутся не к тем, кто красивый или правильный, а к тем, кто не боится.

Со временем я стал наблюдать за другими. Видел, как «успешные» ребята не всегда самые умные или сильные. Просто они первые встают и говорят. Даже если говорят чушь. И учителя, и одноклассники это воспринимают. Тогда я впервые понял силу голоса и уверенности.

Это не значит, что я сразу стал лидером класса – нет. Но у меня начали появляться первые ростки самостоятельности. Я перестал ждать, что кто-то меня примет. Начал сам искать, где могу быть полезен, где могу себя проявить.

Школа научила меня простой вещи: люди будут воспринимать тебя так, как ты сам себя подаёшь. Если сам себя считаешь жертвой – будешь жертвой. Если держишь спину ровно и говоришь уверенно – даже самые злые одноклассники начинают уважать.

– Ты чего всё время молчишь? – спросил как-то один парень в раздевалке после физры.

– А что, тебе скучно без моих историй? – огрызнулся я, сам не ожидая от себя такой смелости.

Он замолчал, посмотрел, потом усмехнулся:

– Ну, хоть раз нормально ответил.

С этого момента я понял, что характер можно отрастить, как мышцы. Сначала больно, но потом становится частью тебя.

Было в жизни ещё одно место, где можно набраться опыта.

Армия – это слово, которое делит жизнь на «до» и «после». До неё ты вроде как взрослый: у тебя есть друзья, школа, какие-то планы. Но всё это в рамках домашнего уюта. А потом приходит повестка – и твой уют исчезает, как будто кто-то нажал кнопку «reset».

Решение идти в армию у меня, честно, не было. За меня всё решил конверт с печатью. Помню, как открывал его и смотрел на бумагу. В голове только одна мысль: «Ну всё, теперь я государственное имущество». Страх был, конечно. Никто не признаётся, но все боятся. Боятся неизвестности. Боятся потерять свободу. Боятся того, что там сломают – и не факт, что снова соберут.

Подготовка заключалась в том, что мама складывала вещи в огромный баул, а отец выдавал советы из серии:

– Сынок, там молчи больше и слушай внимательно своего командира.

Я кивал, но внутри варился. Хотелось одновременно и уехать быстрее (чтобы уже началось), и чтобы всё это оказалось сном.

Первые дни в части – это адский квест. Представьте: вы просыпаетесь в 6 утра, а вокруг десятки таких же потерянных парней. Никто ничего не понимает, все в одинаковых ботинках и одинаковых шапках. Голову бреют – и ты смотришь в зеркало, но себя уже не узнаёшь. Условно вчера ты был «Иванов из третьего подъезда», а сегодня ты просто «рядовой Иванов».

Самое тяжёлое в начале – слом привычек. В армии нельзя сказать: «Я потом сделаю» или «Можно через пять минут?». Нет. Там всё делается «сейчас». Если не понял команду – виноват ты. Если понял, но сделал неправильно – тоже ты. В первые дни мозг просто закипает.

Но проходит время, и ты понимаешь: армия не ломает, а перепрошивает. Дисциплина входит под кожу. Подъём в шесть? Легко. Обед по расписанию? Привыкаешь. Уборка территории – «наряд»? Да хоть каждый день. Про наряд, конечно же шучу. Но, всё это начинает казаться нормальным.

Там учишься выносливости. Физической и психологической. Физическая – когда бежишь с полной выкладкой по колено в грязи. Психологическая – когда терпишь чужие характеры. В казарме 50 человек, и у каждого свои тараканы. Если научился с этим жить – значит, дальше в жизни тебе легче.

Из ярких эпизодов помню, как мы однажды попали на полигон. Мороз минус двадцать, руки дубеют, автоматы примерзают к пальцам. Командир орёт:

– Быстрее, бойцы, быстрее!

А ты понимаешь, что быстрее не получается, потому что пальцев просто нет – они деревянные. И всё равно делаешь. Потом костёр, чай в жестяной кружке и ощущение, что ты живой – и это счастье.

Ещё один урок армии – это юмор. Без него там нельзя. Когда в казарме из-под матраса кто-то вытаскивает твой носок и машет им, как флагом, остаётся только смеяться. Когда на построении кто-то падает в грязь и поднимается весь чёрный, как шахтёр, ржёт вся рота, включая сержанта.

Главное, что дала армия – умение ладить с людьми. Там неважно, кто ты был на гражданке: сын директора или парень из рабочей семьи. Все равны. И если ты умеешь разговаривать, находить общий язык, помогать и просить помощи – жить будет легче. Если нет – будут проблемы.

После армии жизнь делится на две категории: «гражданские», которые думают, что проблемы – это опоздать на автобус, и «срочники», которые знают, что проблемы – это когда твой ботинок примерзает к полу, а завтра марш-бросок на десять километров.

И да, это время остаётся в голове навсегда. Как метка. Армия – не про то, как стрелять. Армия – про то, как стать другим.

После армии встал вопрос: «А что дальше?». Возвращаться к прежней жизни с её дворами и бесконечными разговорами о том, кто сколько выпил и, кто кого побил, не хотелось. Хотелось чего-то более серьёзного, статусного. И тут появился вариант – служба в органах.

Почему я выбрал этот путь? Всё просто: с одной стороны, это казалось логичным продолжением армии. Дисциплина, форма, порядок – всё знакомо. С другой стороны, было ощущение, что это даёт вес. В маленьком городе, где каждый знает каждого, форма на плечах автоматически делает тебя «кем-то». Ты уже не просто знакомый парень, ты человек при власти.

Будни в органах быстро показали: это совсем не то, что показывают в кино. Там нет постоянных погонь, стрельбы и громких раскрытий дел. Зато есть горы бумаги, протоколы, отчёты и рутина. Рабочий день был похож на длинный конвейер: сбор информации, отчёт, бумага, подпись. И снова по кругу.

Люди попадались разные. Были те, кто действительно хотел работать честно, защищать, разбираться. Но были и такие, для кого служба – это способ что-то урвать, подзаработать, закрыть глаза на проблему, если это выгодно. Для меня это стало серьёзным внутренним конфликтом.

Я ловил себя на мысли: «Зачем я здесь? Чтобы подписывать бумаги?». В армии я научился адаптироваться, но в органах это было тяжелее. Потому что здесь уже речь шла не только о дисциплине.

Ситуации бывали разные. Задерживаешь человека и понимаешь причину его деяния. Возможно, даже сочувствуешь. Но, юридически он нарушил закон. И делать нечего. В такие моменты чётко осознаешь, что твоё слово мало что значит, потому что всё решается наверху. Морально это делает тебя жёстче. Психологический ресурс кончается быстрее, чем восстанавливается.

И вот в какой-то момент – это стало точкой кипения. Уходить было страшно: стабильная зарплата, статус, форма. Но внутри я знал, что, если останусь – потеряю самого себя.

Решение уйти пришло не в один день. Оно зрело долго. Я написал рапорт и почувствовал одновременно страх и облегчение. Страх – потому что впереди пустота, никакого плана «Б». Облегчение – потому что я наконец-то был честен с собой.

Служба в органах научила меня важному: система всегда будет пытаться подогнать тебя под себя. И у тебя есть два пути – сломаться или уйти. Я выбрал уйти. И именно этот выбор позже стал толчком к тому, чтобы искать своё дело, где правила устанавливаю я сам.

После ухода из органов передо мной снова встал вопрос, который, казалось, преследовал меня всю жизнь: «Ну и что теперь?». Где-то глубоко внутри уже зрела мысль, что маленький город больше не для меня. Там было слишком тесно: разговоры одни и те же, люди те же, горизонты – короткие, как улица от магазина до остановки. Хотелось большего, хотелось воздуха. Хотелось нового. И я поехал в большой город.

Санкт-Петербург. В моём воображении он был чем-то вроде другой планеты. Город на воде, город с историей, город, где каждый второй – поэт или философ. Я представлял, что там всё по-другому: люди одеты иначе, думают иначе, живут быстрее, но при этом красивее. В Петербурге, как мне казалось, даже дышать легче.

Ожидания, как это часто бывает, разбивались о реальность. Первая реальная проблема – жильё. Снять квартиру оказалось целой наукой. Объявления обещали «уютные апартаменты» и «свежий ремонт». В действительности «уют» заключался в ковре на стене и диване, который проваливался посередине, а «свежий ремонт» был выражен в том, что обои просто поклеили поверх старых. Я помню, как в первую ночь после заселения слышал каждое слово соседей через стенку. С одной стороны, ругались из-за того, что кот ободрал диван, с другой – громко слушали шансон. И я лежал на этом проваленном диване и думал: «Ну здравствуй, новый этап жизни».

Работа тоже не ждала с распростёртыми объятиями. В маленьком городе мой опыт в армии и органах звучал весомо. Там люди уважали форму, регалии и сам факт «службы». В Петербурге этим никого не удивишь. Здесь ценилось другое: связи, умение крутиться, адаптироваться. Первые месяцы я перебивался подработками. Где-то грузчиком, где-то курьером, где-то помогал знакомым с мелкой юридической бумажной работой – всё, что приносило хоть какие-то деньги. И каждый вечер накатывала мысль: «А может, зря я сюда приехал? Может, дома было бы проще?» Но тут же внутри поднималось другое чувство: проще – значит, тупик. Я это знал.

Быт тоже бил по самолюбию. Когда впервые тащишь пакеты с продуктами через весь Невский, потому что денег на транспорт жалко, и понимаешь, что руки уже не твои – это про взросление. Когда стоишь в очереди в поликлинике и понимаешь, что ты здесь никто и ничто, – это про терпение. Когда зимой в коммуналке из трубы идёт мутная жижа, и ты греешь чайник, чтобы помыться, а потом бежишь на работу – это про выносливость.

Но, несмотря на все сложности, город начал действовать на меня по-другому. Он не только давил, он и вдохновлял. В Петербурге всё кричало: «Можно больше!». Я видел студентов, которые уже на первом курсе запускали свои проекты. Видел уличных художников, которые продавали картины туристам и выглядели при этом счастливыми. Видел бизнесменов, которые начинали с палатки на рынке, а потом открывали целые сети магазинов.

Петербург научил меня главному: здесь никого не интересует твоя биография. Всё, что ты сделал до этого – никому не важно. Важно только то, что ты можешь показать здесь и сейчас. Ты можешь быть хоть трижды героем двора в маленьком городе, но, если в Питере ты не готов работать и доказывать, ты – никто.

И этот контраст с провинцией был колоссальным. Там у тебя есть репутация: тебя знают, уважают или наоборот недолюбливают. Но тебя знают. В Питере же ты – пустое место, пока не заявишь о себе. Это было страшно, но одновременно давало ощущение свободы. Никто не смотрит в твое прошлое, никто не вспоминает, кем были твои родители, сколько у них денег. У тебя есть шанс построить всё с нуля.

Конечно, иногда было тяжело. Особенно в моменты, когда денег едва хватало на еду и оплату квартиры. В такие дни я ел макароны с кетчупом и мечтал о том, что когда-нибудь смогу позволить себе жить по-другому. Но именно эти дни давали мотивацию. Ведь если ты выжил в такой реальности – дальше тебе будет только проще.

Питер не только усложнил мою жизнь – он её расширил. Он показал, что есть другие уровни игры. Что есть люди, которые зарабатывают десятки и сотни тысяч, а есть те, кто живёт на последние копейки. И между этими мирами всего один шаг – шаг решимости.

Тогда я ещё не знал, чем именно займусь. Но точно понял одно: я не хочу оставаться внизу. Я хочу выбраться наверх. И не ради понтов или денег, а ради того, чтобы чувствовать – я сам управляю своей жизнью.

Поступление в университет на юриста казалось логичным шагом. После армии и службы в органах было чувство, что нужно наверстать «нормальную» жизнь. В маленьком городе высшее образование воспринималось как билет в другой класс общества. «Будет диплом – будет работа, будет прибыльная работа – будет хорошая жизнь». Простая формула, которую внушали все: от родителей до соседей во дворе.

Почему выбрал именно эту сферу? В основе лежал холодный расчёт: юриспруденция всегда будет нужна. Законы пишутся, переписываются, нарушаются – а значит, юрист без хлеба не останется. К тому же это звучало солидно: «учусь на юриста». Человек, который строит карьеру.

Реальность оказалась, как всегда, сложнее. Учёба – это не красивые лекции и увлекательные дискуссии, а тома кодексов, зубрёжка и постоянное ощущение, что ты вечно что-то не дочитал. Совмещение учёбы с работой превратилось в отдельный челлендж. Утром пары, днём – подработка (то в офисе, то в доставке, то на случайных разовых заказах), вечером снова учёба. Спать приходилось по 4—5 часов.

Были моменты, когда сидишь ночью над учебником и думаешь: «А зачем всё это? Неужели ради бумажки?» Но вместе с этим росло и другое: чувство ответственности. Не хотелось снова возвращаться в провинцию с мыслью «я не вытянул».

В университете появились и первые серьёзные мысли о будущем. Там я встретил ребят, которые смотрели на жизнь иначе. Одни хотели открыть свои юридические фирмы, другие думали о политике, третьи уже параллельно запускали какие-то проекты. Эти знакомства открывали глаза: оказывается, можно не ждать «когда диплом спасёт», а делать уже сейчас.

Сам по себе диплом ничего не решает. Он – как пропуск на стадион. Ты можешь войти, но играть в матче тебя никто не заставит. Нужно самим выходить на поле, учиться, практиковаться, искать себя.

Эта мысль стала переломной. Я перестал относиться к учёбе как к волшебной таблетке и начал смотреть на неё как на инструмент. А инструмент работает только в руках того, кто умеет им пользоваться.

Первая работа в юридической фирме для меня была как вход в «настоящую жизнь». После учёбы хотелось наконец-то применить знания на практике и почувствовать себя частью профессии. В голове рисовалась романтика: кожаные кресла, аккуратные костюмы, звонки клиентов, важные документы, судьбоносные решения. Всё как в кино, где юристы – это такие полубоги в галстуках, которые всегда знают, что сказать и как выйти сухими из воды.

Реальность, как всегда, оказалась другой. Первое, что я увидел – стопки бумаг. Море бумаг. Документы, договоры, приложения, исковые заявления, акты, копии, заверенные копии и копии заверенных копий. Бумаги, бумаги, бумаги. В голове шептал внутренний голос «ПАМАГИТЕ». Чувствовал себя не героем в костюме, а скорее офисным клерком, вооружённым степлером и пачкой бланков.

Работа в фирме быстро показала: юриспруденция – это не только красивые речи, а в первую очередь рутинная работа. Клиенты, которые с пафосом заходили в офис, потом часами могли жаловаться на соседей или спорить о том, кто должен платить за крышу гаража. Иногда казалось, что я больше психолог, чем юрист. Люди приходили не столько за законом, сколько за тем, чтобы их выслушали, и кто-то уверенно сказал: «Разберёмся».

Внутренне я начал сомневаться: а моё ли это? С одной стороны, чувствовалась важность. Ты реально помогал людям решать их проблемы. С другой – сама работа казалась чересчур вязкой. Постоянные согласования, бесконечные бумаги, бюрократия, и всё это ради результата, который далеко не всегда был справедливым с моральной точки зрения.

Именно здесь проявился первый серьёзный внутренний конфликт. Мне нравилась логика права, но не нравилась сама система. Она была слишком медленной, слишком инертной, слишком далёкой от того, чтобы реально помогать.

Но, несмотря на разочарования, работа в юридической фирме дала мне несколько ключевых уроков:

1. Умение работать с информацией. Перелопачивать горы документов и находить среди них главное – этот навык до сих пор спасает меня и в бизнесе.

2. Навык общения с клиентами. Люди приходят с эмоциями, а уходить должны с решением. Это наука убеждать и одновременно слушать.

3. Терпение. В юриспруденции быстрых побед не бывает. И это был первый намёк на то, что в бизнесе всё работает так же: быстрых, честных и постоянных денег не существует.

В итоге я понял: юридическая фирма – это не моя конечная станция. Это была важная остановка, где я набрал инструменты, которые позже пригодились. Но душа уже требовала другого – свободы и движения вперёд.

Если коротко описать, как у меня появились первые мысли о бизнесе, то, наверное, так: «Сидишь ты, значит, на работе, смотришь на потолок офиса и думаешь – а что, если это и есть мой потолок?».

В юридической фирме всё выглядело прилично: костюм, папки с делами, кофе из автомата. Но внутри было ощущение, что я застрял в лифте, который никуда не едет. Да, зарплата капает, да, можно ходить с умным видом и говорить, что ты «в юриспруденции», но через двадцать лет я видел себя всё там же – с теми же папками, тем же кофе и тем же потолком. Только седой.

Первые мысли о бизнесе появились, когда начал сравнивать. Есть люди, которые ходят на работу, жалуются на начальника и ждут пятницы. А есть другие – их немного, но они живут иначе: что-то запускают, открывают магазины, ездят на нормальных машинах. Разница была слишком очевидна. И внутри появилось то самое чувство: «Хочу попробовать».

Сначала я полез искать информацию. Интернет уже тогда был завален «как стать богатым за неделю» и «пять шагов к миллиону». Читал книги, статьи, смотрел ролики. Где-то попадались дельные мысли: про маркетинг, про продажи, про то, что деньги – это побочный продукт правильных действий. Где-то попадался чистый мусор: «представь успех, и он придёт». Я представлял, но успех почему-то не приходил.