Безымянная гора

Максим Георгиев

Безымянная гора

Пролог

Он ненавидел вечный холод, который пробирал до костей. Он ненавидел лед, который никогда не таял, а, наоборот, с годами только нарастал все больше. Он ненавидел остров, над которым никогда не светило тёплое, яркое солнце и не простиралось голубое, летнее небо. Он ненавидел этот маленький, никчемный мир, который спрятался от остального яркого, восхитительного, приветливого мира под огромной толщей ненавистного льда. Он ненавидел свежий, морозный воздух, от которого никуда нельзя было деться, и которым ему приходилось дышать с самого первого дня своего рождения. Он ненавидел все то, что было связано с Подледьем.

Олекто всегда считал, что судьба была к нему не благосклонна, и что он должен был родиться в другом месте. Часто он представлял себя шлепающим босыми ногами по берегу Теплого моря. Над ним светило знойное, жаркое солнце, а песок приятно грел ступни. Стоило взглянуть налево, и он видел прозрачные морские воды, что с шумом накатывали на берег. Вода омывала его ноги, и ее прикосновения были приятны. Олекто видел себя неспешно гуляющим по золотистыми полям Асдалии, где он вдыхал запахи поспевающей пшеницы или ржи. Он чувствовал ароматы хвойного леса, и полевых цветов, что в разноцветном беспорядке росли на Вороньем лугу. Он буквально ощущал, как по его лицу струится пот от нестерпимой летней духоты, как каждый лучик солнца приятно щекочет его лицо, и он жмурится от яркого света. А он стоит, закрыв глаза, и счастливо улыбается… Но стоило ему открыть глаза, как мечты разбивались о суровую, холодную реальность. Он оказывался снова посреди льда. Не было ни теплых морей, не пшеничный полей, ни дивных ароматов. Ни-че-го. В этом мире его абсолютно ничего не радовало и ничто не могло согреть измученную душу.

Мама, прежде чем ее перерезали горло в одном из многочисленных, темных переулков Буяна за жалкую горсть монет, часто рассказывала Олекто о жизни надо льдом. Мама была легирийкой и большую часть жизни она прожила в стране «приправ и специй», как называли Легирию. Она никогда не рассказывала о причинах, побудивших ее спустится под лед, но именно в Подледье она встретила отца Олекто, с которым решила связать свою жизнь. Отец торговал шерстью на Буяне, и имел небольшую лавку, которую он не хотел оставлять. Мама так влюбилась в отца, что осталась с ним жить. Как иногда она говорила: «ледяной мир холоден, но тепло искренней любви греет намного приятнее, чем солнце». Когда Олекто вырос, он понял, что мамины слова не имели ничего общего с действительностью. Возможно потому, что он никогда никого не любил, кроме себя самого.

Мальчишкой он внимательно слушал и впитывал все рассказы мамы. Они его увлекали, он старался запоминать их во всех деталях. Каждая история, которую мама рассказывала, как будто небрежно, без особого интереса и энтузиазма, будоражила душу мальчишки. Мама даже представить не могла, как сильно ее истории влияли на сына! Он рисовал в воображении картины о прекрасной жизни в Верхнем мире. В какой-то момент эти картины стали так реальны, что он стал верить в них, и в душе мальчишки постепенно зарождалась безумная неприязнь к ледяному миру. Как можно было любить тусклое, ледяное подледское небо, когда есть голубое, бескрайнее небо, где днем светило приветливое солнце, а ночью на небе зажигались яркие, далекие звезды, и всплывала бледная, загадочная луна? Как можно было любить твердый лед, когда под ногами у тебя мягкая земля, покрытая зеленой травой? Как можно было любить холодный ветер, когда тебя ласкает теплый, летний ветерок? Многое не укладывалось в голове мальчишки, и чем старше он становился, тем больше понимал, что люди не должны жить в таком неприятном месте, как Подледье.

Когда жизнь мамы трагически оборвалась, его ненависть ко льду стала сильнее. Олекто не столько жалел, что погибла мать, сколько жалел о том, что она не успела ему рассказать все, что знала. Его фантазии и мечты остались в какой-то степени неполноценными и не законченными, словно он не до конца собрал пазл. Полной картине, что он рисовал в своей голове, не хватало чего-то важно: нескольких деталей, которых не мог дорисовать самостоятельно его ограниченный, скудный и ленивый мозг.

Иногда он спрашивал себя, а могла ли мама рассказать ему все о Верхнем мире? Хватит ли одной короткой человеческой жизни, чтобы рассказать обо всех пяти великих княжествах Равнин, о Диких Западных степях, о Далеких Восточных землях, о Скалистом берегу, и поверженных княжествах Кратоса и Азарда, о Теплом море, и о Студеной воде, о легирийских лесах, и о хаганских пустошах? Смог бы он мысленно пройти с мамой за руку до самых Заречных каганатов, а может и дальше?

Олекто зло смотрел перед собой, размышляя об этом. Его желваки на скулах играли, он едва сдерживал ярость, что практически всегда бушевала в нем. Погруженный в мрачные раздумья, он не заметил, как простоял на месте некоторое время. Наконец, моргнув, он пришел в себя, и вернулся в реальный, ненавистный для него мир.

Было обычное, серое подледское утро, которое мало чем отличалось от любого другого такого же отвратительного утра. Хотя нет, сегодняшнее утро было немного другим. Нынешний рассвет не разрывал неугомонный рев труб со стен, по улицам не маршировали отряды хмурых ратников, а жители, с испуганными лицами не бегали в разные стороны, как тараканы. Когда мальчишка и его дружки отправились к Безымянной горе, все на острове как будто бы успокоились, словно их вылазка действительно могла хоть как-то остановить катастрофу, которая неизбежно грозила ледяному миру. Олекто твердо верил, что никто и ничто не могло спасти Подледье.

«Тем лучше, что улицы пусты – думал стражник, оглядываясь по сторонам. – Меньше людей, меньше посторонних глаз, и меньше лишних вопросов».

Олекто находился на Фиолетовой улице, где жили ремесленники, простые рабочие, лекари и городские мелкие служащие. Улица имела удобное расположение – она опоясывала город по периметру, и пересекала практически все остальные улицы острова. С Фиолетовой улицы можно было оказаться в любом уголке Буяна, не считая таких мест, как трущобы, да Пустынный берег. Пустынный берег располагался за стенами, а трущобы буянцы не считали частью города и не предоставили бедному, захудалому району даже собственный цвет огня. Олекто пригляделся к плоским, керамическим блюдцам, что вереницами висели вдоль стен, и в которых пылал огонь с фиолетовым оттенком. Один знакомый, что жил на Зеленой улице, и был довольно уважаемым и умным буянцем, рассказывал Олекто, как добивались того, чтобы уличный огонь не затухал целыми днями. Знакомый говорил, что для уличных огней используют специальную смолу, которой пропитывают небольшие лепешки из спрессованного снега. Смолу добывали из стволов стуженых сосен, что росли на Пустынном берегу. Снег, который мог долго не таять и практически не подвергался воздействию тепла, покупали у Ордена Льда. Его поставляли на остров с самого дальнего севера, с мыса Морозных Ветров. Лепешки окунали в смолу, и клали в блюдца, после чего поджигали. Смола вспыхивали мгновенно, но снег хорошо выдерживал огонь. Меняли снег в блюдцах примерно раз в месяц, когда лепешки практически превращались в лужи воды, и огонь практически затухал. Нужный цвет получали с помощью устойчивой к горению краски. Именно таким образом каждая улица Буяна и приобретала свой неповторимый оттенок.

Олекто было наплевать и на улицы, и на сам город. Он слушал нудные рассказы собеседника, так как считал, что сам выглядел умнее, стараясь поддерживать с ним разговор. Десятник любил общаться с умными людьми, хотя часто их не понимал.

На Фиолетовой улице было тихо. Домики здесь были длинными, и приземистыми, с прямыми крышами. Они походили на солдатские бараки, но в отличие от жилищ ратников и стражников, были возведены не из дерева, а из кирпича и камня. Немногочисленные окна были высокими и очень узкими. В некоторых окнах горел свет. Жители Фиолетовой улицы, как правило, просыпались раньше остальной части города.

Мутное небо над головой светлело, на горизонте зажигались изумрудно-голубые облака. Олекто перевел взгляд на небо, и зло стиснул зубы. Стражник пригрозил ненавистному небу кулаком. Ледяное небо десятник считал главным виновником всех своих несчастий, ведь именно оно отделяло стражника от совершенно иного мира.

Еще раз стрельнув глазами по сторонам, Олекто понял, что улица перед ним пуста. Стражник скользнул вдоль домов, кутаясь в темно-синий плащ почти с головой.

«Все же я не плохо устроился», – старался успокоить себя Олекто, двигаясь в сторону Западной стены. Когда-то он был обычным продавцом шерсти, что держал ничем не примечательную лавочку на Желтой улице. Его отец был продавцом шерсти, дед тоже был им…Если бы не определённые обстоятельства и события, то у Олекто было мало шансов разорвать замкнутый круг, где все мужчины его семьи рано или поздно становились хозяевами фамильной лавки. Шерсть, конечно, очень высоко ценилась в ледяном мире, так как все нуждались в теплых вещах, но Олекто всегда мечтал о чем-то большем. Он считал, что не предназначен для такой низкой, скучной работы.

Отец любил говорить ему, что их работа очень важна и она делает ледяной мир чуточку теплее. А если теплее становилось жителям Буяна, то на душе простого торговца становится приятнее. Таким образом он старался приободрить сына, в глазах которого видел презрение, когда тот приходил в лавку помогать отцу. Но Олекто не видел ничего приятного. Перед глазами его всплывали картины, как он отправлялся в Холодное море, к берегам Домура или Ротвала за очередной партией овечьей шерсти. В крохотной лодочке он безнадежно старался спрятаться от неистового холодного ветра, который с диким воем проносясь мимо, терзал мальчишку и днем, и ночью, и не ослабевал ни на миг. Олекто молил всех забытых богов, чтобы они даровали ему хотя бы чуточку тепла. Но боги молчали, не обращая внимания на его мольбы, как не обращали внимания и на весь мир, что размещался подо льдом. Олекто замерзал, пока отец говорил, что они делают жизнь других подледцев теплее – это была еще одна, большая несправедливость этого мира.

Олекто ухмыльнулся, аккуратно пригибаясь под окном, откуда лился теплый, желтый свет свечей.

«А потом все сложилось как нельзя лучше».

В его жизни появился Олег.

«Великий князь Олег», – мысленно поправил он себя, будто бы боясь, что стены читают его мысли, и доложат о них Олегу. Великий князь поднял на острове мятеж, свергнул посадника великого князя Белимора, и провозгласил себя правителем острова. Олег пообещал Олекто много золота, если торговец поддержит его. Олег посулил золотые горы представителям всей торговой гильдии острова. Многие торговцы сначала усомнились в щедрости новоявленного великого князя, намекая, что великий князь Белимора не простит жителям, если княжеская казна на острове будет разграблена. Но Олег убеждал, что в скором времени у него появятся силы, которые способны будут противостоять Белимору. Хитростью, подкупом, где-то шантажом, он заставил торговцев поверить ему, а следом поверили влиятельные бояре с Красной улицы и богачи с Зеленой. Остальные улицы можно было не спрашивать. С наемниками, что нанял Олег, он легко подчинил себе весь остров.

Стражник улыбнулся. Великий князь Олег почти умолял, чтобы Олекто помог ему, потому Олекто был не просто торговцем шерсти, он был контрабандистом, который знал тайные ходы, что вели в город. Олег пообещал столько золота, что его должно было хватить на новую жизнь в Верхнем мире, подальше от холода и льда. Олекто согласился, но при одном условии: пока ему не будет выплачено все обещанное золото, он станет десятником городской стражи. Олекто хотел показать своим родным и знакомым, что был достоин чего-то большего, чем просто торговать шерстью.

Улыбка сползла с его губ. Все складывалось прекрасно, пока не вмешался проклятый Яромир. Воевода не просто лишил Олекто звания, но старик отправил служить стражника на одну из стен, где холод пробирал до самых костей, и был таким же постоянным спутником, как и мрачные мысли. Олекто считал, что Яромир многое себе позволял и часто перегибал палку. Об этом стражник осторожно нашептывал великому князю Олегу. Но великий князь в этом вопросе был чересчур упрям, и не прислушивался к жалобам стражника. Это вызывало у Олекто приступ бессильной злости. Яромир казался не только всесильным, но и не уязвимым.

Олекто ненавидел Яромира, как и все, что было связано с Подледьем. Воевода был типичным представителем ледяного мира, который искренне любил Подледье, находя красоту в холодных ледяных пейзажах. Яромир был прямым в разговорах, несгибаемым, сильным, непоколебимым, твердым, и что самое страшное – неподкупным. Эти качества никак не соответствовали тем, что Олекто ценил в людях. Стражник считал, что надо быть чуточку хитрым, в меру скользким, когда надо – изворотливым и всегда идти на компромиссы, если это сулило выгоду.

Ничего, Олекто зло сверкнул глазами, он отомстит им всем. Всем тем, кто хоть немного похож на Яромира. Они не знают, что задумал великий князь Олег. Когда придет время, Олег больше не станет закрывать глаза на безумные выходки воеводы. Мысли об этом приятно согревали.

Западная стена была все ближе. Олекто видел ее очертания на фоне светлеющего неба. Впрочем, еще было достаточно темно, чтобы стражники, которые несли службы на стене, не увидели его. Олекто видел маленькие, дрожащие огоньки от факелов, что стражники держали в руках. Чуть пригнувшись, Олекто подходил все ближе, пока не увидели спины стражников стен. Замерев на месте, один из них внимательно смотрел в сторону моря, кутаясь в короткий, меховой плащ.

«Глупцы, – весело думал Олекто, – вам надо смотреть не наружу, а внутрь».

Не доходя до стены пару домов, он юркнул в небольшой переулок. В переулке было намного темнее, теснее, и пахло затхлостью. Он прошел вглубь переулка, где домики были более ветхими, и выглядели заброшенными. В принципе, так оно и было. Многие из домов были пусты, лишь в некоторых ютились бездомные, бродяги, да преступники, что прятались от стражников. Люди старались перебраться жить вглубь острова, бросая свои дома, и оставляя многие вещи. Жители острова хотели быть как можно дальше от стен, так как климат тут был немного холоднее, и суровее, чем на остальном острове. С каждым годом заброшенных переулков и улиц становилось больше. Бояре, богачи и торговцы скупали и строили дома ближе к Цветной площади, отчего земля в центре очень ценилась, и застройка была намного плотнее. Окраины же вымирали. Это не могло не радовать контрабандистов, которые прятали и хранили в оставленных домах товар, который они незаконно провозили на остров. Кроме того, в заброшенных жилищах контрабандисты делали скрытые от чужих глаз лазы, что вели в тайные тоннели под островом. По тоннелям можно было попасть на остров или покинуть его, скрытно минуя стены и стражников.

Информация о том, где располагаются тайные лазы была одной из немногих вещей, за которую Олекто был благодарен отцу. Контрабандой их предки начали заниматься с тех пор, как начали торговать шерстью. Не все в роду Олекто были чисты на руку, и некоторые хотели заработать лишнюю монету, минуя княжеские законы и не платя лишние налоги. Контрабандисты, как никто другие, были заинтересованы в том, чтобы тоннели не обнаружили, и об их существовании знало, как можно меньше людей.

Тоннели на острове были обнаружены очень давно, когда люди только начали возводить город. Обнаруженные потайные ходы пугали людей, так как они не знали, кто и с какой целью прорыл их на практически бесплодном, пустынном острове, поэтому многие из тоннелей были завалены. С помощью неимоверных усилий особо алчные строители сумели сохранить несколько тоннелей, а потом продали информацию об их местонахождении торговцам. Ходили слухи, что торговцы вскоре убили жадных строителей, чтобы никто больше не узнал о тоннелях. С тех пор тоннели использовались для незаконного провоза товара на остров. Расположение тайных ходов бережно хранилось контрабандистами. Координаты тоннелей передавались торговцами из поколения в поколение только устно, шепотом, в закрытом помещении без окон, чтобы никто ненароком о них не узнал.

Именно поэтому Олег высокого ценил Олекто, особо выделяя его среди всех других своих сподвижников. Великий князь прощал стражнику некоторые «шалости», например, буйные пьянки, который любил устраивать Олекто, или слишком предвзятое, если не сказать жестокое отношение десятника к другими лавочникам. Многие из них насмехались над незадачливым торговцем шерсти, у которого не очень хорошо шли дела в бытность его торговцем. Олекто считал, что виной его неудач были как раз недоброжелатели, которые перетягивали к себе его покупателей, а не его лень и жадность, из-за которой он сильно завышал цены. Когда Олекто стал городским стражником он с удовольствием начал мстить торговцам, конфисковывая без причины товар, и закрывая лавки.

«Да, я стал большим человеком», – хмыкнул Олекто, вспоминая, как недавно прилюдно избил одного купца, который всегда считал его шерстяные нитки гнилыми, указывая на это покупателям. Может быть так оно и было, потому что Олекто сильно экономил на перевозке, и не накрывал шерсть во время плавания непромокаемым брезентом, отчего морская соль разъедала шерсть. Но тот наглец слишком рьяно это всем доказывал, собрав вокруг себя огромную толпу народу. Какое Олекто получил наслаждение, когда отделал того нахала прилюдно! Никто не посмел за него вступиться, а другие городские стражники смотрели на это все с довольным видом, и ухмылялись.

Вот он и пришел. Пробравшись вдоль серых, молчаливых стен, он осторожно приблизился к небольшому домику. Домик немного покосился, и практически облокотился на соседнее строение, такое же дряхлое и унылое. Домик смотрел на стражника зияющими чернотой и пустотой, провалами выбитых окон. Это было очень подходящее место, где можно было что-то спрятать от посторонних глаз. Мало кто сунется в такое неприметное, отталкивающее место.

Оглянувшись, проверяя, чтобы его никто не заметил, Олекто резво вбежал по ступенькам узкого крыльца в чуть приоткрытую, обшарпанную входную дверь. Дверь с коротким, быстро утонувшим в глухой тишине переулка, скрипом отворилась, и стражник на мгновение замер на пороге, внимательно осматриваясь. Он подмечал каждую деталь, внимательно рассматривая то, что было перед ним, внутри. Это была одна из хитрых уловок контрабандистов. В каждом месте, где располагались лазы, был проработан специальный интерьер: все предметы было расставлены по своим, строго определённым местам. Если кто-то из контрабандистов попадался, и стражники находили лаз, то пойманный старался едва заметно изменить обстановку. Сдвинуть, например, стул, или открыть шкаф, который всегда был закрыт. Стражникам это все казалось пустяком, а контрабандистам любое изменение сразу бросалось в глаза: они знали интерьер каждого укромного места с секретным лазом так же хорошо, как имена всех забытых богов.

Олекто расслабился: все было на своих местах. Еще раз оглянувшись, он зашел внутрь и аккуратно прикрыл за собой входную дверь. Стражник подошел к небольшому, потемневшему и потрескавшемуся от времени шкафу и открыл его. Достал факел, что лежал на нижней полке, и зажег его. Плотно закрыв дверь шкафа, он, освещая себе дорогу, пошел в соседнюю комнату, где одиноко стояла кровать. Простыня была белой и чистой, подушки аккуратно лежали сверху, на заправленном без единой складки одеяле. Олекто подошел к кровати, наклонился, и бережно взялся за одну из деревянных ножек. Нашел углубление, нажал на него указательным пальцем. Послышался легкий щелчок, после чего стражник смог легко отодвинуть кровать в сторону. Под кровать находился квадратный, темный ход вниз. Посветив факелом, он увидел ступеньки, покрытые инеем – это означало, что лазом давно не пользовались. Не теряя времени, Олекто начал медленно спускаться вниз.

Он шел по узкому, втиснутому в толщу земли, тоннелю, иногда пригибаясь, чтобы не стукнуться головой о низкий свод. Он с трудом протискивался там, где стены очень близко сходились друг к другу. Олекто вспоминал сколько раз его выручал этот тоннель. Стражник знал каждый его поворот. Он знал, где именно проходил, и что находилось над ним в данный момент. Например, сейчас он проходил прямо под стеной, где стражники стен неустанно несли службу, и даже не догадывались, что их так легко обводят вокруг пальца.

Под землей было холоднее, чем в Холодном море. Невольно Олекто начал дрожать, и от этого чувства ему стало противно и тошно – дрожь от холода он ощущал намного чаше, чем, например, радость или счастье.

«Ничего, – думал Олекто. – Если все задуманное великим князем Олегом исполнится, то скоро я буду богат, и смогу навсегда покинуть эти ненавистные земли».

В том, что все задуманное великим князем исполнится, стражник не сомневался. Ведь именно Олекто была поручена одна из важнейших ролей в грандиозном план князя. А он справится, он не мог не справиться, потому что он очень этого хотел.

Впереди Олекто увидел мутное, белое пятно. Значит, конец пути был близок. Подойдя ближе, он уперся руками в ледяную стену, которая перегородила ему путь. Через мутный лед едва пробивался свет. Стражник ощущал ладонями жгучий холод, что шел ото льда, но сейчас он не думал об этом. Олекто надавил на левый край, и льдина послушно сдвинулась с места и провернулась, открывая стражнику дорогу дальше. Свет стал ярче, подул морозный, морской воздух. Перед ним расстилались черные воды Холодного моря. Он слышал легкий плеск волн, что накатывали на прибрежные скалы. Небо стало еще ярче, возвещая о том, что скоро наступит новый день.

«Назад пути нет, – Олекто внезапно ощутил тревогу. – Если они здесь, то они видели меня, и теперь смогут попасть внутрь даже без моей помощи».

Сейчас в голову пришли мысли о том, что те, кого он встречал, не будут с ним церемониться. Они жестоки, и они не любили людей. Станут ли они разговаривать с Олекто, или сразу пронзят его своими ужасными мечами?

Он ощущал, что дрожь начала пробивать его все сильнее, но теперь не от холода, а от страха. Преодолевая тревогу и страх, он все же подполз к самому краю тоннеля, и осторожно выглянул наружу. Они были здесь. Они припыли именно туда, куда им было указано заранее.

У каменистого берега, куда выходил тоннель, располагался небольшой, почти неприметный и незаметный выступ, где с трудом мог расположиться один человек. Выступ находился далеко от любых из ворот, и таких выступов на береге было бесчисленное множество, поэтому он не привлекал ничьего внимания. У выступа была пришвартована узкая, длинная ладья. Три высокие фигуры в белых одеждах, что до этого неподвижно сидели в ладье, медленно поднялись, когда увидели голову Олекто. Стражник видел, что под белыми халатами у них были надеты доспехи, на поясах висели ледяные мечи.

Время разговоров закончилось, пришло время действий. Олег предупреждал о том, что льдоняне были настроены более, чем решительно. Льдоняне очень хотели попасть на Буян. Они пообещали Олегу защиту от белиморцев и золота, много золота. Еще больше, чем было в княжеской казне на острове.

«Это было хорошо, – думал Олекто, прогоняя страх. – Очень хорошо. Скоро закончатся мои мучения».

– Меня прислал к вам великий князь Олег, – произнес Олекто почти шепотом, опасаясь, что стражники на стене моли его услышать, хотя он знал, что тоннель был далеко даже от башен, а дозоры по стенам проходили раз в час. – Он отправил меня, чтобы я тайно провел вас внутрь.

Льдоняне равнодушно смотрели на него, а потом по одному начали подниматься на выступ.

– Прошу вас, – на губах стражника появилась мерзкая улыбочка, и он еще больше отодвинул льдину в сторону, приглашая льдонян забраться в тоннель. – Великий князь ждет вас, чтобы обсудить условия сдачи острова.

Про себя он отметил, что последние слова доставили ему истинное удовольствие. Скоро ненавистному острову придет конец.

Глава 1

Подледское небо светлело, ночная мутная пелена растворялась, зажигались изумрудно-голубые облака, серая тьма отступала. Фрегат, подгоняемый попутным ветром, что неутомимо раздувал белоснежные паруса, неустанно несся вперед, разрезая лениво ползущие на него морские волны. Море раскинулось темно-голубым покрывалом, а холод, что шел от воды, ощущался даже на высокой палубе корабля.

Унто стоял на носу судна, в очередной раз наслаждаясь красотой ледяного мира. Небо, загадочное море, свежий, бодрящий воздух – все привлекало юношу. Тревожным в это тихое, безмятежное утро, была лишь зияющая трещина, что пересекала прекрасное небо. Корабль плыл чуть в стороне от нее: льдоняне и люди опасались, что льдины снова могут начать падать вниз. Взгляд Унто раз за разом невольно возвращался к разлому. Он была похож на глубокую рану, что был нанесена Подледью неизвестным оружием. От этого зрелища наемник чувствовал на душе щемящее чувство, как будто небо было чем-то близким ему, родным. Внутри него появлялся колючий комок, который раз за разом шевелился, принося новые страдания. Заживет ли эта рана, хотя бы со временем? Наемник не знал, никто не знал. Кроме того он боялся, что эта рана могла быть не единственной.