Мэнэрик. Проклятие северных богов

Людмила Фамхутдинова

Мэнэрик. Проклятие северных богов

Часть I

Глава I XIII в. Таёжные леса за Яблоневым хребтом

– Кустээхэй, Кустээхэй1, – пожилая женщина догнала высокого статного мужчину, возглавлявшего переход их племени на новое место обитания. Голос её дрожал, но слова рвались одно за другим, будто каждая фраза старалась остановить его движение. – Аны бу тыаҕа төһө сылдьыахха сөбүй? Сылайбыппыт… Биһиги элбэх күн устата барабыт… Оҕолорбутун харыстаа…2

Кюстэкей остановился и оглянулся назад. В свете факелов на него смотрели грязные, заплаканные лица – дети с замёрзшими ресницами, матери, держащие малышей на руках, старики, слепо верящие вожаку. Череда этих лиц была бесконечной и терялась где-то в темноте за поворотом реки. Тут и там мелькал свет факелов, отмечая в каких местах идут главы семей. Он устало закрыл глаза: внутри как будто сжалось что-то большое и тяжёлое…

Много недель прошло, как они бежали с насиженного берега прекрасной реке Ингоды. Их род жил там столетиями, но пришли люди с другой стороны улуу күөл3. Они сожгли все балаҕаннар4 в их деревне. Кюстэкей едва успел увести детей и женщин. Он был последним шаманом их рода – не только хранителем обрядов, но и тем, кто должен был отвечать за жизнь племени. Эта ответственность лежала на нём, как тяжёлый мех, который нельзя снять.

По пути вдоль реки Ингоды, они встретили других беженцев, среди которых оказалось несколько десятков мужчин. С тех пор они шли вверх по течению, останавливаясь лишь на короткий отдых. Ингода уже вливалась в другую, большую реку, чьё имя забыли те, кто спешно покидал дом. Вокруг поднимались горы, покрытые густыми непроходимыми лесами. Весна приходила поздно: снег по-прежнему лежал на ветвях, хрустел под ногами и мешал дымакам костров разгонять холод.

– Билигин тохтуур сатаммат. Манна кутталлаах, бу тыаҕа туох буолуон сөбүн билбэппит.5

– Кустээхэй, оҕолор хайдаҕый? Күүстэрэ адьас хаалсыбатылар…6– женщина взяла его за большую руку, в пальцах была кожа, покрытая мозолями и ранами; в её глазах светилась надежда.

– Билигин хараҥа, тохтуур сатаммат,7 – Кюстэкей одёрнул руку. На его лице застыла печать усталости. Он развернулся и двинулся вдоль берега, стараясь не показать того, что чувствовал в груди – страха, сомнения, почти проклятого желания бросить всё и лечь под один из этих камней!

С горы раздался рев дикого медведя – долгий, низкий гул, который пробирал до костей. Мужчина обернулся и увидел, как люди вокруг напряглись: женщины прижимали детей ближе, мужчины сжали копья.

– Биһиги тохтуо суохтаахпыт,8 – громко повторил он и отвернулся. Ему самому было страшно, но он не смел показать этого. Люди верили ему, их судьбы зависели от него. Он должен привести их в безопасное место, где они смогут начать новую жизнь.

Их путь лежал на северо-восток, в холодные неизвестные края. От злых людей нужно было уходить всё дальше: неизвестно, смогут ли они там выжить и хватит ли на всех пищи, но возвращаться было нельзя.

На рассвете они остановились – передышка была необходима. Мать права: у них больше нет сил, рыба давно закончилась, нужно добыть мяса. Несколько мужчин отправились на охоту вместе с Кюстэкей, остальные остались охранять лагерь и разводить костры.

Мужчины разошлись в лесу по двое, воздух пах мхом и старой сосной. Когда солнце поднялось высоко, встретились в обозначенном месте: набралось десятка два различной птицы и с дюжину зайцев. Повеселевшие, люди двинулись к стоянке.

Медвежий рев раздался со стороны реки столь же внезапно, как и накануне вечером.

– Куотуохха!9 – вскрикнул Кюстэкей, мгновенно поднявшись с места; тревога слышалась в его голосе.

Рёв повторился вновь. Подбежав ближе к стоянке, охотники уловили тревожные женские голоса и громкий детский плач. У самой кромки воды собралась небольшая группа людей. Пробившись сквозь неё, Кюстэкей обнаружил тело пришлого мужчины, примкнувшего недавно к их группе, рядом лежала огромная медвежья туша. Испуганные женщины держали на руках плачущих ребятишек, стараясь утихомирить их слёзы. Труп огромного хищника внушал всем присутствующим непередаваемый ужас.

– Кини албан аатыран тустубута, – мать подошла и встала рядом. Её лицо оставалось спокойным. – Билигин биһиэхэ аҕыйах хонукка эт баар.10

– Табаны ордоробун,11 – мужчина угрюмо посмотрел на своих соплеменников и подал знак – пора готовить погребение у леса.

Тело укрыли в ткань и повесили на дерево. Старый обычай: по ветру душа погибшего улетала к небесам.

– Сиэри- туому ыытыахтааххын, – Кюстэкей отвернулся от матери, но она была упряма и встала перед ним, уперев руки в бока. – Манна барыта атын. Эн таҥаралары кытта кэпсэтиэхтээххин, норуоккун көмүскүөхтээххин.12

– Ай, хаал!13 – мужчина сел на большой камень и уставился на замерзшую реку.

– Эһэҥ ити курдук хаалыа суоҕа этэ, кини аҕа көлүөнэ көмүскэлигэр турбута,14 – эту женщину было не унять. Ещё чуть-чуть и Кюстэкей мог взорваться.

– Эһэм эргэ ойуун этэ. Бэлэҕи ылыахпын баҕарбата,15 – мужчина помрачнел ещё больше. – Онон туох да тахсыа суоҕа,16 – он глубоко вздохнул.

– Сатаабатах буоллаххына хантан билэҕин? – мать погладила его по голове. – Дьылҕаттан барыаҥ суоҕа.17

– Боруобалаатым! – Кюстэкей вскочил, раздосадованно пнул камень и повторил срывающимся голосом. – Боруобалаатым…18

Несколько человек повернулись на их крики, лица были встревожены.

– Шшш… Чуумпу, чуумпу уол,19, – женщина тянула его за руку, предлагая вернуться на место.

– Биһиги улууспутугар охтубуттарын кытта кэпсэтэ сатаабытым. Ол эрээри тыын миигин истибэт…20

– Туох буолбутун дьылҕата билиннэ. Таҥаралар биһиги дьылҕабытын быһаарар,21 – старуха повернулась к племени и подняла правую руку вверх, призывая всех к тишине.

Люди притихли. Даже те, кто разделывал тушу медведя, застыли в ожидании.

– Бүгүн киэһэ уолум тыыны кытта кэпсэтиэҕэ. Кини биһиги норуоппутун бу сиргэ көмүскүүргэ көрдөстө.22

Все одобрительно закивали и довольные продолжили работу: готовили ужин, сушили мясо на верёвках над малым дымком, чтобы не привлекать хищников, втыкали колья вокруг лагеря. Женщины устраивали малышей в тёплые меховые корзины, шили подшивки и латали одежду из старых шкур.

Кюстэкей был очень недоволен действиями матери. Оставаться здесь на ночь и провести камлание, когда в любой момент могли напасть дикие звери – это была опасная затея. Но назад не повернуть – люди смотрели на него с надеждой. Он не мог их подвести.

После ужина, уже в сумерках, мужчины вооружились длинными острыми пиками, ножами и заняли посты вокруг стоянки. Молодой шаман готовился к камланию. К сожалению, он ничего не мог принести в жертву богам, поэтому не знал, какой будет цена за их безопасное существование. Подготовка заняла много времени, ведь ему непривычна была эта роль. Кюстэкей не верил в успех…

С первыми лучами солнца он взял в руки угли из затухающего костра, сел лицом на восток и запел. Голос его был тонок от усталости, но в нём горела сила – голос, которым когда-то окликали утро, вызывали дождь, оберегали от чужих духов. Кюстэкей пел и рисовал на лице остывающим углём какие-то знаки, как письмена на замёрзшей земле. На коже оставались следы – красные, тянущиеся полосы – но он не чувствовал боли: душа его ускользнула к духам, оставив тело пустым сосудом.

В это время с северной стороны небо заиграло бледным светом, который стал медленно зеленеть – появилась Аврора23. Люди подняли головы: свет рисовал над лесом длинные занавеси, мелькали узоры, будто кто-то ткал ткани из воздуха. Это было знаком – неясным, но властным.

Когда солнце выкатилось полностью и начало пригревать землю, шаман открыл глаза. Прошло чуть больше часа, но он был настолько разбит, что упал наземь без сил. Пребывание между мирами было тяжким бременем. Духи назвали свою цену за их безопасность на этой холодной, но богатой земле. Они написали об этом на его лице красными полосами.

«Покуда живёт человек на этой земле и довольствуется тем, что есть, не беря лишнего, он может быть спокоен. Но если человек вскроет землю или убьёт животное из жадности, он лишится разума.» Слова прозвучали не как угроза, а как закон, старый и неизменный.

– Биһиги өйдөөх хаалыахпытыгар диэри, таҥара биһигини көмүскүөҕэ,24 – сказал Кюстэкей своему народу, когда силы вернулись к нему.

Сердца людей наполнились надеждой: теперь жизнь наладится, страх отступит, они смогут жить спокойно и растить своих детей. Проходя дальше на Север, некоторые семьи оставались на том или ином месте, образуя на берегу небольшие улусы.

Никто не знал, чем на самом деле обернётся эта жертва: спасёт ли она их навсегда, или лишь даст отсрочку. Но в следующую ночь, когда звёзды тихо вспыхивали над соснами, люди спали крепче, чем за последние месяцы. И где-то в этом сне таилась цена, о которой пока ещё никто не догадывался…

Глава II. Вторая половина XIX века улус глубоко в лесу в стороне от Среднеколымска

– Прошло больше пятисот лет, но легенда живёт до сих пор, – негромко сказал невысокий широкоплечий мужчина, Бэргэн, ласково проведя рукой по светлым волосам дочки и улыбнувшись ей.

– Почему? – непоседливая девочка, Сардаана, вытянула губы трубочкой и лукаво посмотрела своими карими глазками на отца.

– Потому что медведь до сих пор не смог съесть ни одного из нас! – весело рассмеявшись, ответил отец и закутал дочь в тёплую оленью шкуру. – Спи, мой цветочек, время легенд и сказок закончилось.

Мужчина осторожно поднялся с лавки и затушил огонь свечи. Да, время легенд закончилось, вот только с их уходом на его народ навалились беды.

Всё началось с приходом европейцев в северные земли несколько веков назад. После гонений с берегов Великого озера25 якутам пришлось кочевать через яблоневый хребет вдоль рек на север материка. Спустя некоторое время, подвергшись повторному притеснению, якуты ушли ещё дальше, осваивая непроходимые леса и болотные топи.

С тех пор прошло много лет… Его предки долго не могли смириться с вторжением и жаждой географических открытий русских, долго боролись и отстаивали свои земли. Но в конце концов смирились с их приходом и даже начали подражать им: пытались говорить по-русски, двигаться как приезжие и научились пить водку.

В их околотке, в районе Среднеколымска водку теперь пили практически все. Однако к концу зимы – началу весны приобрести напиток становилось почти невозможным делом. Обозы с купцами давно отправились восвояси, а редкие торговцы завышали цены настолько, что простолюдинам оставалось лишь сожалеть о своей бедности. Они отдавали последнее за глоток горячительного напитка.

За это время жители окрестных улусов накапливали достаточно шкурок для будущего обмена, который ожидался в конце марта. Рыба давно закончилась, и охотники вынуждены были ежедневно уходить в лес, чтобы прокормить семьи.

Бэргэн задумчиво сидел около очага. Вот и его запасы подходят к концу, чем кормить семью – неизвестно… Кони живут на подножном корму, а вот собака помрёт со дня на день голодной смертью… Каждый год повторяется одно и тоже.

Почти десять месяцев в году край скован холодом. Близ Средне-Колымска река вскрывается в середине мая, а становится в середине сентября. Из-за жестоких холодов почва промерзает глубже, чем на сто саженей26.

Вечная мерзлота не даёт углубляться корням деревьев, они стелются почти по поверхности земли. Жестокие осенние и весенние ветры вырывают деревья с корнями и делают тайгу непролазной. Жестокие холода делают немыслимой какую бы то ни было культуру растений.

Суровая природа не избаловала местного жителя: он довольствуется очень малым в пище и не прихотлив в выборе её; он привык стынуть на трескучем морозе; ему нипочём бродить по колено в холодных осенних водах реки Колымы, чтобы только добыть из неё несколько рыб; жилище его мрачно и темно, часто походит на нищенскую нору, в которой приютилась нужда27…

Здесь «жизнь есть лишь горестное борение со всеми ужасами холода и голода, с недостатком первых самых обыкновенных потребностей и наслаждений»28.

«Если человек рад простой похлебке из сосновой заболони, ему никакие беды не страшны», – повторил Бэргэн про себя известную в народе поговорку и незаметно уснул.

Весна с божьей помощью была пережита, приближалось лето. В конце мая Колыма наконец-то тронулась, льдины быстро понеслись по реке.

– Отец, – Сардаана забежала в юрту и бросилась обнимать отца, – отец! Колыма пошла! Наконец-то! Когда пойдём рыбачить?

– Стой на месте, егоза! – Бэргэн пытался успокоить девочку, но не мог сдержать улыбку и посадил дочку на колени. – Подожди, немного… Вода должна немного уйти, иначе нас с тобой унесёт вместе с рыбой. А пока нужно подготовиться…

Сардаана поцеловала отца в щеку и убежала на улицу. Это была девочка небольшого роста, черноволосая и раскосая, как и все в её роду. Ей было всего пять лет, по крайней мере так говорила мама. Но она уже столько знала и умела, что казалась себе очень взрослой. Она помогала маме, но больше всего ей нравилось проводить время с отцом.

Их семья жила не богато. Мать занималась домом, а отец – поисками пропитания. С начала июня и до конца августа, пока река давала возможность кормиться, он ловил рыбу вместе с другими жителями их небольшого улуса.

Сейчас пришло время готовиться к неводьбе: снаряжать карбасы29, сшитые тальником, ладить сети и невода. На неводьбе забываются в один день все невзгоды зимы: люди сыты, собаки сыты. Люди необыкновенно преображаются. Круглые сутки над пустынной рекой раздаются смех, шутки и песни. Неводят круглыми сутками без устали.

Сардаана любила это веселое беззаботное время, которое пролетало так быстро. Несмотря на свой юный возраст, она тянула невод вместе с отцом, следила за костром на берегу, сменяя взрослых, помогала чистить и готовить нельму – самую вкусную рыбу в мире.

Спустя пару недель, в начале июня, когда Колыма немного поутихла, жители улуса загрузились в карбасы и поплыли вверх по течению реки до островов. В юртах никого и ничего не осталось: некому было промышлять воровством, да и брать нечего – весь скарб с собой забрали.

Неводьба началась хорошо, работы было много. Но сначала все решили наесться как следует после голодной весны. Спустя пару недель на берегу реки лежала уже громадная куча рыбы: толстобрюхие чиры, красноглазые пелядки, узкоголовые щуки. Женщины отрезали рыбам головы и хвосты и снимали с костей мясо, которое потом вялилось на солнце и дымилось над костром. С чира получалась таким образом юкала, с пеляди – хачаик, а с щуки – кичимас. В отдельном котелке лежали потроха. Дети жарили потроха в черпаках на костре. Кругом стояли дымокуры от комаров, которые нещадно грызли людей.

К Ильину дню на заимках начали зажигать плошки с рыбьим жиром. Солнце начинало садиться раньше, но улов становился всё богаче и богаче. Из-за недостатка соли рыба уже начинала киснуть, поэтому большую её часть пустили на юколу30.

К середине августа приехали гости и весь вечер около костра лилась водка. Уже будучи навеселе, один из приезжих сказал как бы между прочим:

– Несколько дней назад в горах нашли «блестящую речку» …

– «Блестящую речку»? Далеко отсюда? – Бэргэн приподнялся на траве. До этого момента он старался не прислушиваться к разговорам, а просто наслаждался отдыхом. Дочь и жена уже давно спали, а он думал о предстоящей зиме. Лето подходило к концу, скоро нужно будет возвращаться в улус.

– Двести верст31 по летней дороге, – приезжий хитро улыбался. – Только вот опасно туда идти, многие не возвращаются…

Бэргэн знал об этом. Много лет он уже он слышал про «блестящие речки». Да, многие не возвращаются оттуда, но те, кто находит их, возвращаются очень богатыми. Ещё несколько десятков лет назад никто и не слышал про такие речки, но с недавних пор стали находить люди золото в воде. Эти речки в народе стали называть «блестящими».

Бэргэну надоела однообразие, хотелось жить как купцы: чтобы рыба была солёная, а не кислая, да дочка в соболях ходила. Хотелось лучшей жизни, а не этой беспросветной тьмы. Хотелось уехать отсюда далеко-далеко, в Россию…

После возвращения в улус Бэргэн решился. Как-то вечером он подсел к очагу рядом с женой, Мичийэ.

– Жена, Мичийэ моя дорогая, нам нужно поговорить.

– О чем, дорогой мой Бэргэн? – она была немного удивлена, поскольку муж редко разговаривал с ней. В основном он общался с дочкой и с соседями.

– Жена, я принял важное решение. Недалеко отсюда нашли «блестящую речку», и я должен туда поехать, – Бэргэн выглядел серьёзно, и Мичийэ испугалась.

– А как же мы с дочкой? Вдруг ты не вернёшься? – по её побледневшим щекам заструились слёзы. Она прижалась к своему мужу, сотрясаясь в беззвучном рыдании. Девушка знала, что просто так он ничего не говорит и, если что-то решил – назад не отступит.

– Найдёшь себе другого мужа. Но не раньше, чем через год моего отсутствия, хорошо? – хоть ему это совсем не нравилось, но Бэргэн прекрасно понимал, что женщине с ребёнком не выжить в их тяжёлых условиях.

Отношение якутов к неверности было безразличное, но у них с Мичийэ была особая семья, они любили друг друга с детства и много лет были вместе. Бэргэн, в отличие от других мужчин их улуса, практически не употреблял водку и считал её худшим злом. Когда-то мать говорила ему, что в его жилах течёт кровь великого шамана, который спас племя их предков от опасностей этого сурового края. И Бэргэн не сомневался в правдивости её слов. Поэтому он верил, что у него должно всё получится, и «блестящая речка» покорится ему.

– Я буду ждать тебя, мой любимый Бэргэн, – жена нежно прижалась к мужу и эту ночь они провели в объятиях друг друга.

Спустя два дня Бэргэн отправился в путь, а с ним ещё несколько человек из их улуса. А у Сардааны началась новая трудная жизнь – жизнь без отца…

Прошла осень, а за ней зима. От Бэргэна не было вестей. Пока оставалась рыба и юкола – недостатка еды не было. Но ближе к весне началось голодное время, когда на обед шла даже собачья еда (рыбьи потроха, кости и прочая полусгнившая мерзость). В это голодное время в юрты тяжело было заходить, одуряющий запах гнилой рыбы захватывал дыхание и вызывал дурноту. На смену рыбным кишкам приходила похлёбка из заболони, которую добывали в лесу в июне. Но одной похлёбкой сыт не будешь, пришла пора идти на охоту.

Сардаана обычно ходила в лес с отцом, но в этот раз труд добытчицы лёг на плечи Мичийэ. Женщина с дочкой собрали нехитрый обед, взяли лук, самодельные капканы, оделись как можно теплее и отправились в лесную чащу с первыми лучами рассвета.

– Мамочка, а долго мы ещё будем ходить? – девочка испуганно озиралась по сторонам.

Уже много часов они ходили по бесконечному лесу, но всё напрасно. Капканы они поставили, но луком воспользоваться так и не смогли: хитрое искусство никак не давалось им в руки: оноолоох сон32 не давала возможности резко принять удобную позицию, да и меховые варежки тоже не оставили шансов. Ко всему прочему горе-охотницы ещё и заблудились. А день тем временем подходил к концу…

– Не бойся, моя маленькая, мы почти дома, – Мичийэ как могла, успокаивала и подбадривала дочку, но на душе было неспокойно. Она вздрагивала от каждого шороха, которые, как назло, раздавались на каждом шагу…

– Мам, мне страшно… – по щекам малышки текли слёзы, а в глазах плескалось отчаяние.

Мичийэ ещё раз осмотрела деревья, пытаясь сориентироваться. Она вспоминала всё, что говорил муж, когда они гуляли по лесу ещё совсем молодые.

«Запомни любимая: наш дом на востоке, мох растёт с северной части, а солнце заходит на Западе. Юг – сторона, в которую тебе абсолютно незачем смотреть» – после этих слов муж громко смеялся, и его смех эхом разносилась по всему лесу. Сейчас она судорожно пыталась определить, в какую сторону им нужно возвращаться.

– Сардаана, Мичийэ-э-э-э, – справа от них послышались крики.

– Мама, бежим! – маленькая девочка потянула мать за руку и побрела по сугробам на звук голосов. Женщина едва поспевала за ней, и через несколько минут они увидели своих соседок. Мичийэ бросилась обнимать их и благодарить, слёзы счастья и облегчения замерзали на лице, но ей было не до этого.

Придя домой, они развели огонь в очаге, немного перекусили остатками похлёбки и легли спать. Сардаана верила, что скоро приедет отец, и всё наладится. Ничего страшного, что придётся ещё несколько дней есть эту ужасную похлёбку, от которой уже начинал болеть живот. Главное, чтобы отец поскорее вернулся.

Мичийэ же никак не могла уснуть. Чёрные мысли не покидали её голову. Она настолько ужасная мать, что даже не смогла ничего поймать. Другие женщины так ловко управляются с луком, что даже соревнуются между собой. А она полностью полагалась на мужа и ничему не научилась, даже ходить по лесу и находить дорогу домой! Мало того, что все ноги порезала, так ещё и заблудиться умудрилась. Хорошо, что соседи вовремя подняли тревогу и пошли их искать… Чем теперь она будет кормить свою маленькую дочку? Ведь она не сможет найти капканы, даже если в них что-то попалось…

Утром она приняла единственно верное решение. Поднявшись с первыми лучами солнца и растопив очаг, Мичийэ пошла к соседям.

– Сосед, доброе утро, – закричала она мужчине, выходящему из соседней юрты. – Мне нужна твоя помощь!

– Что, соскучилась по мужской ласке? – хохотнул пожилой якут. – Так это я запросто!

– Да ну тебя, старый Баянай33! – женщина рассмеялась. – Лучше помоги мне лошадь завалить.

– Лошадь? Ты что с ума сошла, женщина? – якут поменялся в лице. – Ты в своём уме? Как же ты будешь без лошади?

– Ну уж хотя бы с живой дочкой буду, да сама не помру, – Мичийэ грустно опустила глаза. – Да ты не переживай, возьмёшь себе одну ляжку, заболонь разбавишь…

Сосед завалил лошадь и забрал стегно себе, у него пятеро ртов растущих, конинка-то в самый раз пришлась на голодную весну.

Так прошла весна и к середине июня, когда уже все собрались уплывать на неводьбу, приехал Бэргэн.

– Папа, папка вернулся! – Сардаана забежала в юрту к матери, которая готовила ненавистную похлёбку с небольшим кусочком конины.

Следом за ней зашёл Бэргэн.

– Здравствуй, жена. Вот и я, – он выглядел уставшим, похудевшим, но счастливым.

Мичийэ бросилась к нему в объятия. На этот раз её лицо заливали слёзы счастья…

Глава III. Спустя 15 лет, улус недалеко от Среднеколымска

С тех пор, как Бэргэн вернулся, жизнь их улуса, далёкого от города, потекла другим руслом. Он закупил несколько десятков голов коней и коров и начал вести хозяйство. Начал помогать соседям: возил из города продукты, приучал их вести хозяйство. В семье появилось ещё пятеро детей.

Сардаана росла прилежной, хозяйственной девушкой. Она во всем брала пример со своего отца, который разительно отличался от всех своих сородичей. Незаметно пролетели годы, девочка стала девушкой. Пришло время сватовства. В нескольких вёрстах от их улуса располагался княжеский наслег34. Оттуда и прибыли сваты, когда Сардаане исполнилось тринадцать.

Подъехав к юрте Бэргэна, сваты спешились и зашли внутрь, а жених остался на улице. В юрте их встретила Мичийэ и её сёстры с чоронами35 кумыса в руках и берестяными бураками36 со сливками.

– Хотя мы и знали, что вы везёте так много провизии, что не могли проголодаться; но узнав, что вы едете, мы не позволяли никому дотронуться до этих чоронов. Наших кобылиц держали семь чистых юношей, доили кобыл семь непорочных девочек. Мы сбирали для вас лучшую пищу. Всколебните же поверхность этих чоронов, – мать проговорила присущую обычаю фразу с широкой улыбкой.

Сваты выпили, затем, не садясь, повторили все пункты брачного договора. Количество калыма было оговорено заранее. Когда условия были приняты, вошёл жених – мальчик лет четырнадцати, ничем особо не примечательный. Его тёмные глаза ярко блестели в свете очага. Он снял с себя пояс, на котором висел нож, кремень и огниво да гамза37, и подал всё это невесте, сидевшей у очага.

Сардаана заглянула в его глаза и утонула в их глубине. Она протянула руку и приняла его дар. Сватовство состоялось, брак был заключен. Гостям подали обычный обед, после которого жениха и невесту уложили в той же юрте. Этикет требовал, чтобы муж на другой день уехал и навещал жену лишь украдкой.

Отец назначил калым, уплата которого растянулась на пять лет.

– Когда мой отец выплатит весь калым, я увезу тебя далеко-далеко отсюда, – говорил парень, глядя на звёзды и прижимая к себе невесту. Его звали Эрчим, он был немногим старше своей наречённой. У него были такие же раскосые карие глаза и короткие чёрные волосы. Из-за редких встреч с водой они были жесткие как солома, но Сардаана не обращала на это внимания. Его взгляд завораживал её сердце и заставлял трепетать тело. Она чувствовала, как внутри неё рождается какое-то новое чувство и каждую встречу отдавалась любимому без остатка.