Наследник тьмы

А. Роуден

Наследник тьмы

Глава 1. Прах и бриллианты

«У каждого своя клетка. Моя отделана бархатом и пахнет деньгами. Но решётка от этого не становится менее прочной».

– Из дневника К.В.

Академия «Лейквью» встречала новую учебную неделю с холодным, выверенным до миллиметра совершенством. Стриженые газоны искрились росой, гравий на дорожках хрустел с идеальной, почти съёмочной гулкостью, а фасад из старого красного кирпича в лучах осеннего солнца выглядел как иллюстрация из брошюры «Лучшие пансионы мира». Всё здесь было символом: от герба с совами и девизом на латыни над входом до выдержанных в едином стиле униформ студентов. Символом порядка, традиций и безупречности.

В этот утренний идиллический пейзаж, как окровавленный палец в стерильную перчатку, врезался огненно-красный спортивный McLaren 720S.

Он ворвался на центральную аллею с таким рёвом, что стая голубей с грохотом взметнулась с карниза библиотеки, а несколько старшекурсников, кутавшихся в пальто, инстинктивно шарахнулись в сторону. Машина, сверкая лаком и полированным карбоном, на секунду замерла у главного входа, выплюнув из распахнутой двери своего водителя, а затем с рычащим звуком гидравлики бесшумно припарковалась на месте, помеченном табличкой «Для визитёров директора».

Из McLaren вышел он. Кай Вандерфельд.

На нём была та же тёмно-серая униформа «Лейквью», что и на всех, но сидела она на нём так, будто её только что измяли и надели нарочно – с расстёгнутыми верхними пуговицами белой рубашки, галстуком, повязанным кое-как, и в тонком намёке на дорогой парфюм, в котором угадывались ноты кожи, дыма и чего-то дикого, неуловимого. Он закинул на плечо черный рюкзак из мягкой кожи, одним движением заправил чёрные непослушные волосы за ухо, и его глаза, цвета старого золота, лениво скользнули по фасаду, выхватывая детали с хищной, почти животной внимательностью.

– Вандерфельд! – раздался сдавленный, полный бессильной ярости голос. С крыльца, нарушая утренний ритуал, спускался сам директор Артур Хейл, его лицо было бледнее обычного. – Снова твой цирк! Машину с этого места! Немедленно! И я хочу видеть тебя в своём кабинете после первого занятия!

Кай медленно повернулся к нему, и на его губах сыграла едва заметная, вызывающая улыбка.

– Артур, – его голос был низким, немного хрипловатым, и он намеренно опустил обращение «мистер». – Не волнуйтесь так. Вы же знаете, у моего отца доля в правлении этого заведения. Он ценит… эффективность. А я всего лишь эффективно экономлю время.

– Твоё время не стоит попрания правил, которым следуют все! – прошипел Хейл, приближаясь. От него пахло кофе и дорогим лосьоном после бритья. Запах раздражал Кая, било в нос. – Однажды твои выходки перейдут все границы!

– Обещаю, вы будете первым, кто об этом узнает, – парировал Кай, его взгляд скользнул мимо директора, будто ища более интересную цель.

И он её нашёл.

Из-за угла административного корпуса появилась она. Девушка, которую он раньше не видел. В её руках была не сумка от Louis Vuitton, как у остальных, а потрёпанный рюкзак, а подмышкой она держала толстый фолиант в потёртом переплёте. Её каштановые волосы были собраны в небрежный пучок, из которого выбивались пряди. Она не смотрела по сторонам, не искала взглядами знакомых, её взгляд был устремлён куда-то вдаль, будто она решала в уме сложное уравнение. Она шла, погружённая в свои мысли, и её простая, лишённая всякого пафоса естественность на мгновение загипнотизировала Кая.

В этот самый момент Хейл, доведённый до белого каления его безразличием, схватил Кая за локоть.

Это была ошибка.

Рефлекс сработал быстрее мысли. Кай резко дёрнулся, высвобождая руку, с такой силой, что директор отшатнулся, чуть не поскользнувшись на идеальном гравии. В глазах Кая на секунду вспыхнул тот самый, дикий, звериный огонёк. Он не рычал, но низкое предупреждающее ворчание будто зависло в воздухе между ними.

– Не прикасайтесь ко мне, – прошипел он, и в его голосе впервые прозвучала не поза, а настоящая, леденящая кровь угроза.

Хейл замер, его глаза расширились от шока и внезапно нахлынувшего, примитивного страха. Он видел это. Видел ту самую тень, что скрывалась за насмешливой маской наследника Вандерфельдов.

В этот момент девушка с книгой прошла мимо них. Её взгляд скользнул по разыгрывающейся сцене – разгневанный директор, взъерошенный, опасный парень, ярко-красный символ вызова. И в её зелёных, невероятно ясных глазах Кай не увидел ни восхищения, ни страха, ни даже осуждения. Только… любопытство. Холодное, аналитическое. Как будто она изучала два странных экспоната под стеклом.

Она прошла, не замедляя шага, и скрылась внутри здания.

Кай, всё ещё сжатый как пружина, медленно выдохнул. Зверь внутри успокоился, отступил. Он провёл рукой по лицу и снова превратился в циничного бунтаря.

– Извините, Артур, – сказал он, и в его голосе снова зазвучала привычная лёгкость. – У меня аллергия на внезапные прикосновения. Наследственное.

Не дожидаясь ответа, он развернулся и направился к входу, оставив директора приходить в себя на пороге его идеальной школы.

В холле его уже ждал Джейк Ривз, прислонившись к стене и с наслаждением доедая шоколадный батончик. Джейк был единственным человеком в «Лейквью», с кем Кай позволял себе быть почти настоящим. Почти.

– Ну что, – с набитым ртом проговорил Джейк, – опять твою луковую икру тостами неправильно подали? Или просто утро выдалось скучным, и ты решил подлить Хейлу седин в его безупречную причёску?

Кай коротко усмехнулся, скидывая рюкзак на пол у своей камеры хранения.

– Нечто большее. Он решил, что имеет право меня трогать.

– А, – понимающе кивнул Джейк. – Нашёл на свою голову. Буквально. Кто эта муза с книгой, что прошла мимо вас в самый кульминационный момент? Я ждал, что ты начнёшь рычать.

Кай щёлкнул замком. Металлическая дверца камеры захлопнулась с громким, окончательным звуком.

– Не знаю, – ответил он честно, глядя в ту сторону, куда скрылась девушка. В его памяти всё ещё стояли её глаза – зелёные, как лесная тишина. – Но, кажется, сегодняшний день стал немного интереснее.

Он потянулся за учебником по экономике, и его пальцы на секунду замерли. Он чувствовал лёгкую дрожь в кончиках, отголосок недавней вспышки. Он сжал кулак, пока костяшки не побелели. Контроль. Всегда контроль.

Школьный колокол прозвенел, оглашая коридоры мелодичным, требовательным звоном. Стадо студентов ринулось по своим маршрутам. Кай Вандерфельд сделал глубокий вдох, втягивая знакомый коктейль запахов – воска для полов, дорогих духов, бумаги и человеческих амбиций. Запах его клетки.

И где-то на задворках сознания, тихо и настойчиво, зашевелился тот самый, страшный секрет. Тот, что однажды сожрёт всё это благополучие, всю эту выстроенную за семнадцать лет жизнь, в прах и бриллианты.

Глава 2. Зелёные глаза и тихий укор

«Она смотрела на меня не как на проект, не как на угрозу и не как на трофей. Она смотрела как на задачу, которую нужно решить. Впервые за долгое время я почувствовал себя живым, а не просто игроком в чужой игре».

– Из дневника К.В.

Первым уроком в понедельник у старшекурсников была литература. Кай ненавидел литературу. Не сам предмет – в глубине души его манила магия слов, способных создать целые миры или описать тьму, похожую на его собственную. Нет, он ненавидел обязательность, препарирование смыслов под микроскопом скучных учебников и монотонный голос миссис Элдридж, которая, казалось, вот-вот сама уснёт над собственными конспектами.

Он вошёл в аудиторию последним, позволив Джейку занять два места у окна. Его появление, как всегда, вызвало лёгкую рябь: кто-то тут же отвёл взгляд, кто-то, наоборот, уставился с подобострастным интересом, а пара девушек из клуба дебатов синхронно поправили волосы. Кай прошёл к своему месту, игнорируя этот немой спектакль. Его золотистые глаза, лениво скользнув по рядам, на мгновение зацепились за спину той самой девушки с каштановым пучком. Она сидела в первом ряду, её поза была прямой и собранной, а перед ней лежала открытая тетрадь с аккуратными, уходящими в поля пометками.

«Отличница», – с лёгкой усмешкой подумал Кай.

– Сегодня мы продолжаем разбирать «Сто лет одиночества» Маркеса, – голос миссис Элдридж действительно был монотонным, как гудение холодильника. – Магический реализм как отражение латиноамериканского исторического…

Кай отключился. Он уставился в заоконное небо, наблюдая, как ветер гонит по нему рваные облака. Его слух, всегда обострённый, улавливал всё: скрип ручки Джейка, выводящего на полях карикатуру на Хейла, шепоток двух подруг за спиной, обсуждавших вчерашнюю вечеринку, ровное дыхание самой миссис Элдридж. И ещё один звук – лёгкий, едва слышный стук карандаша по краю парты. Он исходил от той девушки. Она не шепталась и не рисовала. Она слушала. Внимательно, поглощённо, будто выуживая из потока слов профессора скрытые жемчужины смысла.

– …тема одиночества, пронизывающая род Буэндиа1[1], является центральной, – бубнила миссис Элдридж. – Кто может привести пример и прокомментировать?

Аудитория замерла в благоговейной, трусливой тишине. Поднять руку – значит выставить себя на всеобщее обозрение, рискнуть сказать что-то не то. Кай видел, как напряглись спины однокурсников.

И тогда он увидел, как поднялась её рука. Непоколебимо уверенно.

– Мисс Вэнс? – удивилась преподавательница, будто разбуженная ото сна. – Лила, пожалуйста.

Лила Вэнс. Так её звали. Кай мысленно повторил это имя.

Лила повернулась немного, чтобы её было лучше слышно, и Кай впервые увидел её лицо полностью. Оно было не безупречно красивым в общепринятом смысле, но… цепляющим. Чёткий овал, прямой нос, и эти глаза – зелёные, как мох в тенистом лесу, с лёгкими золотистыми вкраплениями вокруг зрачков. В них не было и тени заискивания или желания понравиться.

– Одиночество Макондо – это не просто следствие географической изоляции, – её голос был тихим, но удивительно чётким, он резал тишину, как стекло. – Это одиночество, порождённое страхом перед прошлым. Они бегут от проклятия, от призраков своих предков, но приносят этих призраков с собой, запечатывая их в стенах своего дома. Это самопорождающееся одиночество. Они сами строят свою тюрьму из памяти и страха.

Она говорила не по учебнику. Она говорила так, будто сама прожила эти сто лет в шкуре кого-то из Буэндиа. В её словах была холодная, безжалостная точность. Кай почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Её слова о «проклятии», о «призраках предков» прозвучали для него зловеще знакомо.

– Ин… интересная трактовка, Лила, – миссис Элдридж поморгала, сбитая с толку такой глубиной. – Хотя, конечно, мы должны учитывать и социально-политический…

– Бред.

Слово сорвалось с губ Кая прежде, чем он успел его обдумать. Он сказал это негромко, но в гробовой тишине аудитории оно прозвучало как выстрел. Все головы повернулись к нему. Лила Вэнс тоже обернулась. Её взгляд был не сердитым, а… изучающим.

– Мистер Вандерфельд? – в голосе миссис Элдридж зазвенела паническая нотка. – У вас есть что добавить?

Кай медленно поднялся с места. Он был выше большинства в классе, и его фигура в мятой униформе вдруг показалась доминирующей.

– Она говорит о страхе перед прошлым, – начал он, его голос звучал глубже, чем у преподавательницы. – Но Буэндиа не бегут от прошлого. Они его приручают. Они пытаются сделать его частью своего настоящего – заковывают в лёд, читают заклинания, записывают предсказания. Их одиночество не в страхе. Оно в осознании. В том, что они понимают: их судьба – это замкнутый круг, спираль, из которой нет выхода. Они одиноки не потому, что боятся, а потому, что они – другие. Отличные от всех. И это отличие обрекает их на вечное непонимание.

Он не смотрел на преподавателя. Он смотрел на Лилу. В её зелёных глазах что-то промелькнуло – не гнев, не обида. Интерес. Живой, неподдельный интерес. Она не спускала с него взгляда, будто пытаясь разгадать ребус, который он собой представлял.

– Это… э-э-э… весьма пессимистично, мистер Вандерфельд, – пробормотала миссис Элдридж. – Но мы, пожалуй, вернёмся к…

– Нет, – тихо, но твёрдо сказала Лила, всё ещё глядя на Кая. – Он прав. Осознание неизбежности – это куда более прочная тюрьма, чем простой страх. Страх можно преодолеть. С предопределённостью бороться бесполезно.

Между ними на мгновение повисла тишина, напряжённая, почти осязаемая. Они стояли по разные стороны аудитории – он, потомок оборотней, скрывающийся за маской бунтаря-миллиардера, и она, тихая стипендиатка с пронзительным умом, – и в этот миг поняли друг друга на каком-то глубинном, не требующем слов уровне.

– Что ж! – резко встряхнулась миссис Элдридж, чувствуя, что теряет контроль над аудиторией. – Благодарю вас обоих за… живой диспут. Но теперь давайте обратимся к тексту. Глава четвёртая…

Кай медленно сел. Он чувствовал, как кровь стучит у него в висках. Джейк наклонился к нему.

– Ну ты даёшь, Вандерфельд, – прошептал он с усмешкой. – Влюбить в себя с первого взгляда – это я ещё понимаю. Но влюбить, процитировав учебник по философскому фатализму? Это новый рекорд.

– Заткнись, Ривз, – буркнул Кай, но беззлобно.

Он не сводил глаз с затылка Лилы. Она снова сидела неподвижно, её спина была прямой, но кончики её ушей слегка порозовели. Кай поймал себя на том, что снова принюхивается, пытаясь уловить её запах среди сотен других в классе. Цитрусовый шампунь, чернила и что-то ещё… свежее, как лес после дождя.

Когда прозвенел звонок, он задержался, надеясь, что она повернётся. Но она быстро собрала свои вещи и вышла из аудитории, не оглянувшись ни разу, растворившись в потоке студентов.

Кай остался стоять у своей парты, ощущая странную, щемящую пустоту. Впервые за долгое время чьё-то мнение, чьи-то слова задели его за живое. Она увидела не его деньги, не его машину, не его дерзость. Она увидела мысль. И оспорила её, приняв вызов.

«Лила Вэнс», – снова прошептал он про себя.

Он вышел в коридор, где уже кипела жизнь. И где его ждал новый сюрприз. Прислонившись к шкафчику напротив, с язвительной улыбкой стоял Макс Фостер. Высокий, светловолосый, с идеальной укладкой и холодными голубыми глазами. Его униформа выглядела так, будто её только что принесли из дорогого ателье.

– Вандерфельд, – протянул Макс. – Слышал, сегодня утром ты чуть не откусил руку нашему дорогому директору. Нервы шалят? Или твоё знаменитое «наследство» даёт о себе знать?

Макс произнёс последнее слово с особой, ядовитой интонацией. Кай замер. Его зрачки на секунду сузились в щёлочки.

– Фостер, – Кай сделал шаг вперёд, и его тень накрыла Макса. – Если тебе так интересно моё наследство, могу продемонстрировать его поближе. Но предупреждаю, оно бывает… колючим.

Он сказал это тихо, почти ласково, но в его глазах снова вспыхнул тот самый, дикий огонёк. Макс, уверенный в себе, на мгновение дрогнул. Он почувствовал исходящую от Кая волну животной угрозы. Это был не блеф.

– Шутишь, – фыркнул Макс, но отступил на шаг. – У меня нет времени на твои игры, зверёк. Увидимся.

Он развернулся и ушёл, стараясь сохранить достоинство. Кай смотрел ему вслед, сжав кулаки. Проклятая привычка Макса намекать на его «особенность» выводила его из себя. Он знал слишком много. Или догадывался.

Джейк подошёл к нему, свистнув.

– Напряжённый денёк. Сначала философский поединок с рыжей интеллектуалкой, потом угрозы местному аристократу. Успеваемость.

Кай не ответил. Он снова посмотрел в ту сторону, куда ушла Лила. Образ её зелёных глаз, полных тихого укора и живого интереса, вытеснил и злость на Макса, и раздражение от утренней стычки с Хейлом.

В его клетке, пахнущей деньгами и ложью, появилось что-то новое. Что-то настоящее. И это одновременно пугало и заставляло чувствовать себя более живым, чем когда-либо.

Глава 3. Запах опасности и звук её смеха

«Она пахла дождём и чернилами. Два простых запаха, которые вдруг стали для меня сложнее любой химической формулы и опаснее любого зверя внутри».

– Из дневника К.В.

Обеденный зал «Лейквью» был архитектурным воплощением социальной иерархии. Дубовые панели, витражные окна, отбрасывающие на пол цветные блики, и длинные дубовые столы, за которыми рассаживались студенты по негласным, но неумолимым законам. Ближе к камину – отпрыски политических династий и старых денег, во главе стола, конечно, Макс Фостер. В центре – «золотая молодёжь», чьи состояния были новее и кричащее. У окон – спортсмены, громкие и самоуверенные. И где-то на окраинах, в самых неудобных и проходных местах, – стипендиаты и «серая масса».

Кай, по праву рождения и размерам чеков его отца, мог бы занять место у камина. Но он всегда садился с Джейком у огромного окна, выходящего на озеро. Это был его нейтралитет, его демонстративное игнорирование правил игры, в которую все остальные играли с младенчества.

Сегодня, однако, его внимание было приковано не к виду на воду. Он сидел спиной к окну, его золотистые глаза методично сканировали зал. Он искал её.

– Ты похож на голодного леопарда на водопое, – заметил Джейк, с аппетитом вгрызаясь в бургер. – Расслабься. Она не испарится. Стипендиатов тут кормят, это в контракте.

– Я не ищу её, – буркнул Кай, отодвигая тарелку с изысканно сервированным рагу из ягнёнка. Еда сегодня казалась ему пресной, почти отталкивающей. Его нервы были натянуты струной.

И тогда он увидел её. Лила Вэнс сидела одна за небольшим столиком в арке между колоннами – ни к одной из групп не присоединяясь. Перед ней лежала раскрытая книга, и она, не обращая внимания на окружающий гам, читала, изредка отправляя в рот кусок салата. Её погружённость была абсолютной. Она создавала вокруг себя невидимый кокон тишины.

– Нашла, что искал? – Джейк последовал за его взглядом. – Ну что, идём знакомиться? Твоя лучшая линия, наверное, «Твое эго – это единственный объект, который тяжелее, чем мой кошелёк».

Кай не ответил. Что он мог ей сказать? «Мне понравилось, как ты рассуждаешь о проклятиях, у меня самого одно есть, хочешь, покажу?» Он нервно провёл рукой по волосам. Вдруг он почувствовал это – едва уловимый, но знакомый до тошноты запах. Не её. Другой. Запах дешёвого одеколона, пота и чего-то металлического, острого. Запах опасности.

Его слух, всегда настороженный, уловил обрывки разговора у входа в столовую. Двое парней из службы обеспечения – не студенты, а взрослые, крепкие мужчины в униформе – о чём-то перешёптывались, их взгляды были прикованы к нему. Один из них что-то достал из кармана – маленький, блестящий предмет. Кай не разглядел, что именно, но его ноздри дрогнули. Серебро. Чистейший, холодный запах серебра.

Ладонь, державшая вилку, сжалась так, что металл прогнулся с тихим скрипом. Зверь внутри зашевелился, насторожился. Опасность. Угроза. Инстинкты кричали об одном – бежать, атаковать, защищаться.

– Кай? – Джейк нахмурился, видя, как побелели костяшки его пальцев. – Эй, с тобой всё в порядке? Опять Хейл снится?

Кай не слышал его. Всё его существо было сосредоточено на этих двух мужчинах. Они что-то знали. Они были здесь из-за него. Может, это те, кто следил за ним в лесу? Кто оставил те следы? Его дыхание стало глубже, в груди заурчал низкий, предупреждающий гул, который он едва подавил.

И в этот самый момент из-за соседнего столика раздался звонкий, раскатистый смех.

Это смеялась Лила.

Кто-то из младшекурсников, проходя мимо, сказал ей что-то, и она отложила книгу и рассмеялась. Звук был неожиданным – тёплым, живым, полным искреннего веселья. Он разлился по залу, как солнечный зайчик, и на мгновение перебил гул голосов и звон посуды.

Этот звук достиг ушей Кая, пробившись сквозь пелену паранойи и животного страха. Он был как удар током. Он заставил его моргнуть и оторвать взгляд от охранников.

Он посмотрел на неё. Она откинула голову, и каштановые пряди выбились из пучка, рассыпавшись по плечам. Её глаза, те самые зелёные, пронзительные глаза, сейчас щурились от смеха, а у губ играли ямочки. В этот момент она не была ни отличницей, ни философом. Она была просто девушкой. Яркой, живой, настоящей.

Волна адреналина, поднявшаяся внутри Кая, схлынула, сменившись странным, щемящим чувством в груди. Зверь успокоился, обманутый этим внезапным проявлением беззаботности. Угроза отступила на второй план, вытесненная простым человеческим желанием – быть там, рядом с этим смехом.

Охранники, почувствовав, что внимание Кая ослабло, переглянулись и быстро ретировались из зала.

– Кай, серьёзно, ты меня пугаешь, – настойчиво повторил Джейк. – Ты пялишься то на каких-то охранников, то на Лилу. Выбери что-то одно.

Кай медленно выдохнул. Он разжал пальцы. На блестящей стали вилки остались вмятины от его отпечатков.

– Ничего, – его голос звучал хрипло. – Показалось.

Он снова посмотрел на Лилу. Она уже снова уткнулась в книгу, но лёгкая улыбка всё ещё бродила на её губах. Кай поймал себя на мысли, что хочет снова услышать этот смех. Хочет стать его причиной.

– Ладно, – он отодвинул тарелку и встал. – Пойдём.

– Куда? – удивился Джейк. – У нас же свободная пара.

– В библиотеку, – коротко бросил Кай, уже направляясь к выходу.

Джейк, не веря своим ушам, попёрся за ним.

– В библиотеку? Ты? Кай Вандерфельд, который в прошлом семестре сказал, что книги – это трупы деревьев, на которых похоронены здравые идеи? У тебя температура?

Кай не отвечал. Он шёл по коридору, и в ушах у него всё ещё звучал тот смех. Он был лучше любой музыки, сильнее любого страха и слаще любого запаха опасности.

Он не пошёл в библиотеку, чтобы читать. Он пошёл туда, потому что видел, как Лила, закончив обед, направилась именно туда. Это была охота нового рода. Более сложная, более пугающая и, возможно, более опасная, чем любая другая в его жизни. Потому что на кону была не его жизнь, а что-то гораздо более хрупкое и ценное – проблеск чего-то нормального, чего-то человеческого в его проклятом существовании.

И пока он шёл, он снова почувствовал тот металлический запах серебра, витающий в воздухе, как невидимая угроза. Но на этот раз он лишь стиснул зубы и ускорил шаг. У страха, как оказалось, есть мощный противовес. И пахнет он дождём, чернилами и звуком её смеха.

Глава 4. Библиотека и баррикады из книг

«В тишине библиотеки я услышал три самых громких звука: стук собственного сердца, шелест её страниц и тихий вой зверя в глубине моей души, который умолял не подходить ближе».

– Из дневника К.В.

Библиотека «Лейквью» была не просто хранилищем книг. Это был лабиринт из резных дубовых стеллажей, уходящих под самый потолок, залов с каминами, где потрескивали настоящие поленья, и уединённых кабинок с зелёными лампами, отбрасывающими тёплые круги света на полированные столы. Воздух был густым и спокойным, пропахшим старым переплётом, воском и знаниями. Для Кая это место всегда было нейтральной территорией, где его не трогали, где можно было затеряться.

Сегодня он пришёл сюда с конкретной, безумной целью.

Он стоял в проходе между стеллажами с классической литературой, делая вид, что изучает корешки «Войны и мира». На самом деле всё его внимание было сосредоточено на дальнем углу у окна, где за столом сидела Лила. Свет падал на её склонённый профиль, подсвечивая рыжеватые пряди в каштановых волосах. Она что-то конспектировала, её рука двигалась быстро и уверенно.

«Подойди. Просто подойди и что-нибудь скажи», – приказывал он себе. Но его ноги будто вросли в паркет. Это был страх нового рода – не страх перед физической угрозой, а страх быть отвергнутым. Отвергнутым ею. А её равнодушие, он это уже понял, ранило куда больнее, чем открытая вражда Макса.

Джейк, следуя за ним как тень, слонялся у полки с юмористическими романами, периодически бросая на Кая нетерпеливые взгляды. Он сделал преувеличенный жест, будто толкает Кая вперёд.

Кай глубоко вздохнул, поймав в воздухе её запах – цитрусы, чернила и та самая лесная свежесть. Это придало ему решимости. Он выпрямился и направился к её столу, чувствуя, как с каждым шагом сердце бьётся всё чаще, а в ушах нарастает лёгкий гул. Зверь внутри насторожился, чуя уязвимость.

Он остановился напротив.

– Вэнс.

Лила медленно подняла голову. Её зелёные глаза встретились с его золотистыми. В них не было ни удивления, ни раздражения. Только привычная аналитическая глубина.

– Вандерфельд, – произнесла она, откладывая ручку. Её голос был ровным, без эмоций. – Вы здесь что-то искали? В этом разделе в основном литература. Ваши интересы, если я не ошибаюсь, лежат в области подрыва школьного распорядка.

Её слова были острыми, как лезвие, но произнесены абсолютно спокойно. Кай почувствовал, как по его спине пробежал холодок. Она не собиралась облегчать ему задачу.