Полная версия
Это было в России. Музыка 2010-х от кальян-рэпа до постпанка
«Будь сейчас мне 15, я бы рэп слушать не стал. И дело даже не в том, что теперь это мейнстрим. Просто мне не близко то, что он выражает. Каким бы убогим и нелепым ни был тот старый рэп из подъездов и подворотен, он отражал мою жизнь. Жизнь в России, в Москве, в российской реальности без прикрас, как есть. Русрэп последних 2–3 лет захлебнулся в подражании заокеанским реалиям и не может интересно отразить даже реальность российского интернета, не говоря о реальности российского офлайна. Эти образы, строки и интонации стали фальшивы почти так же, как русские сериалы».
Даниил Башта, PRNRP, 2018Популярность рэпа была обусловлена доступностью его производства и продвижения. Если в начале нулевых рэпер сначала искал студию, потом думал над тем, где взять минусовку, то уже с середины десятилетия мог записывать куплеты на дешевую микрофонную гарнитуру под скачанный в интернете инструментал. При желании бит можно было сделать и самому на компьютере: в программах вроде FL Studio или Cubase. Форумы типа Hip-Hop.ru, а в дальнейшем и соцсети вроде «ВКонтакте» упростили как поиск единомышленников, так и распространение собственной музыки. Эту технологическую революцию можно сравнить с появлением автомата Калашникова в странах третьего мира – дешевого и эффективного оружия, собрать – разобрать которое способен даже ребенок. «Калаши» наводнили рынок оружия, и выяснилось, что «толпа необученных головорезов в джунглях представляет серьезную угрозу для любого подразделения армии и правоохранителей. Пошатнулась традиционная иерархия власти, рухнул межэтнический баланс, да и колониальная система вообще» (Игорь Димитриев, 2023). Конечно, появление у русских рэперов микрофонной палочки Genius за 100 рублей не привело к таким глобальным изменениям в мире. Но точно пошатнуло традиционную иерархию звукозаписывающей индустрии и позволило тысячам рэперов из самых разных уголков страны записать свою музыку. Эти артефакты, от лучших образцов до тех, что невозможно слушать, и представляют собой русский рэп 2000–2010-х.
Но внутри русского рэпа было много разных поджанров. И если технические средства записи несильно отличались, то стилистически разница могла быть колоссальной. Я остановлюсь на эти различиях, потому что подвиды русского рэпа имеют самобытные черты. В отличие от рока и инди им невозможно найти прямых аналогов в западной музыке (постхардкор в России, Японии и Африке не отличается ничем, а вот «падик-рэп» – уникальное русское явление). Вот как я бы предложил делить подвиды русского хип-хопа на 2010 год, в который мы вернемся через несколько страниц: «падик-рэп», лирика, абстракт, околополитический хип-хоп, баттл-рэп.
Андеграундный рэп, или «падик-рэп»
Русский подъезд, или падик (еще называют «падос») – универсальное место. Его можно встретить почти в каждом городе страны. Он служит курилкой для жильцов дома и согревает районную молодежь зимой. Его окрашивают в нарочито «вырвиглазный» цвет, обычно в зеленый. Но для многих жителей постсоветского пространства он родной и знакомый.
Неудивительно, что «подъездный» рэп о буднях спального района (Триагрутрика), а порой и об абсурде жизни в нем («Черная экономика»), быстро завоевал популярность среди людей, выросших в хрущевках и брежневках. «Падик-рэп» эстетизировал уличные истории и мифологизировал локальный патриотизм – среди андеграунд-рэперов часто можно было встретить оды родному району.
С точки зрения музыки, это был старомодный хип-хоп, ориентирующийся на ламповые семплы из джаза или соула. В инструментале зацикливался какой-то фрагмент и монотонно повторялся, пока рэперы поверх него начитывали свои куплеты. К плеяде андеграундных звезд относили и рэперов, которые предпочитали более современные и динамичные инструменталы, вроде Вити и Максима из «АК-47», но даже у таких рэперов получалось соответствовать тематике падик-рэпа. Использование голоса как мелодического инструмента долгое время было под негласным запретом: андеграундный хип-хоп максимально дистанцировался от тогдашнего мейнстрима и R&B. Рэперы реально «читали» рэп, то есть использовали речитатив, многие даже старались приблизить свой флоу к разговорной речи. Это приводило к тому, что ритмический рисунок «падик-рэпера» в своем исполнении напоминал не выверенную скороговорку, а накуренный телефонный разговор, живую уличную речь. Взлет популярности группы Centr в 2007 году показал, что читать рэп можно даже с дефектами речи (у ⅔ ансамбля они были, а при желании придраться можно и к оставшейся ⅓ – Слиму). На рубеже 2010-х мелодичная читка в андеграунд-рэпе стала встречаться чаще: так делали и Рэм Дигга, и Джамал. А на излете своей популярности почти весь андеграунд-рэп старались пропевать (как пример – альбом Элджея «Бошки дымятся», 2014).
Этической ценностью андеграунд-рэпера считалась его верность некоммерческим принципам музыки (т. н. «трушность», или реже – верность «Культуре»). Отсюда постоянные упоминания курения запрещенки, рассказы о «мутках», криминальные сплетни района и, мягко говоря, пессимистичный взгляд на систему правосудия. Эти темы никогда не могли бы быть подняты в коммерческом, удобоваримом хип-хопе на радио и ТВ. К продюсерским проектам и «вылизанному» звучанию рэперы относились подозрительно, предпочитая принципы DIY (Do It Yourself). «Самодельный рэп – самый дельный», как будет читать Джамал в программном треке «ТГК» «Биг Сити Лайф». Песня про «плюшку в падике» была не только воплощенным клише, но и индикатором «свой»/«чужой». На волне популярности шапок «228» (с отсылкой к печально известной «наркотической» статье УК) и треков про «дудку» появились и рэперы пародийного амплуа, например «гопник» Сява.
В период с 2007 (выход альбома «Качели» Centr) по 2014 год так называемый «андер-рэп», или «падик-рэп», был доминирующим направлением в русском хип-хопе. В одной только Москве в конце нулевых существовало несколько групп, которые сегодня можно причислить к классике: «Желтая ветка», «Рыночные отношения», «Черная экономика». Вопреки своему названию андеграунд вышел из подвалов и обрел невероятную популярность. То есть да, ирония в том, что он де-факто стал мейнстримом, стандартом звучания рэпа на русском.
Звук андеграундного хип-хопа и его манера исполнения вышли далеко за пределы «Культуры» и стали общим местом для всего русского рэпа с середины нулевых вплоть до трэп-революции 2012–2013 годов (кто-то называет это явление «новым звуком», или «новой школой»).
Волна «падик-рэпа» со всеми его эстетическими атрибутами сформировала у интеллектуальной публики представление о русском рэпе как о музыке недалеких укурышей и гопников. Кажется, сегодня акценты сместились в сторону самобытности и индивидуальности такого саунда.
В 2020-х рэперы по трафарету копируют звук западных артистов, а их тексты приближаются к эдлибам и бесмысленным вокализам. Как тут не поностальгировать по лирике «подъездных МС»? Сильных текстовиков в жанре хватало. Это Рэм Дигга – инвалид-колясочник из ростовского Гуково, на альбоме «Периметр» с пулеметной читкой описавший жизнь в депрессивной провинции и ярко проявивший себя в онлайн-баттлах. А также Грязный Луи из петрозаводской группы The Chemodan clan, еще на дебютном альбоме коллектива сформулировавший кредо: «Если рэп для меня хобби, то пошел я на хуй». Их рэп был не просто злободневным, а в принципе злым и касался тем в диапазоне от экологии до религии. Парни не давали интервью, на фотосъемках позировали в противогазах и масках, в них же выходили на сцену во время концертов. Их альбом Gnoy 2011 года сегодня считается классикой и одним из первых важных альбомов той декады. В неуютной, но поэтичной манере Луи сравнивал маршрут поезда с движением тромбоцита по венам, а сам поезд – с червем. Вспомните о «Гное», когда позже я буду рассказывать вам о «Фосфоре» Фараона, и поймете, как многое Глеб Голубин взял от Луи, своего кумира детства.
Но, конечно, лейтмотивом большинства артистов «подземки» было упоминание веществ и бытописание курения. Я не могу припомнить ни одного значимого исполнителя, равнодушного к этой теме. Это осложняло знакомство с жанром, для многих такой рэп был исключительно маргинальным. Сменившая «падик-рэп» в начале 2010-х волна баттл-рэпа будет отрицать романтизацию употребления веществ (в этом она будет созвучна «ЗОЖ-рэпу»). «Я забиваю вас ногой, а ты — травой косяк, твоя мать пропускает всех, как дверной косяк», – так начинался куплет Oxxxymiron’a в треке «Что такое биф?».
«На мой взгляд, это (трава – прим. авт.) один из главных тормозов русского рэпа. На русского белого человека в среднем трава влияет убийственно – расслабляет, отупляет. Но в трезвом состоянии это слушать невозможно. И когда я смотрю клип какого-нибудь Scrufizzer и меня совершенно разрывает то, как он шпарит, – а потом вижу, что в России миллион просмотров собирает чувак, который рифмует “кровь” и “любовь”…».
Oxxxymiron, 2013«Лирика», или «Сопливый рэп»
Вот где точно нужно искать и «любовь», и «кровь». Если на Западе «лирикой» называли текст рэпера как таковой, то в наших реалиях этим словом стали обозначать то, что подразумевал еще Юра Хой в одноименной песне.
Это трек-признание в чувствах. Рэп про любимую девушку или про расставание с ней мог и не быть коммерческим. Он имел корни в олдскульном русском хип-хопе: «лирическими» были и куплеты молодого Дельфина в группе «Дубовый Гаайъ», и строки Руставели из «Многоточия».
Но к концу нулевых этот подвид русского хип-хопа обзавелся еще и узнаваемым, подчас клишированным, звучанием: грустная «пианинка» (семпл клавишных в миноре), скрипочки, меланхолическое настроение. Это был брат-уродец андеграундного хип-хопа, так как по уровню рифм и флоу он мог не отличаться от него, но по настроению инструментала и смыслу текста был до ужаса сентиментальным, то есть «сопливым». «Нежность» группы KREC – типичный пример такого трека от андеграундной рэп-группы. Но граница между падик-рэпом и сопливым рэпом была подвижна. Даже баттл-рэпер (об этом будет ниже) мог «зачитать лирику» – текст, полностью отвечающий представлениям о «сопливом» хип-хопе. К примеру, самым известным треком брутального рэпера SD стала лирическая «Девочка ждет». Чемпионом по смешиванию баттлового напора и сопливых сентиментов в начале 2010-х будет латвийский рэпер Johnyboy.
Еще один пример сентиментальности, роднящий рэп с русским шансоном, – это апелляция к семейным ценностям, например трепетное отношение к родным матерям (вспоминается «Кольщик» Михаила Круга: «Нарисуй алеющий закат, / Розу за колючей ржавой проволокой, / Строчку “мама, я не виноват” / Наколи, и пусть стереть попробуют»). Треки «про маму» в русском рэпе тоже записывали очень много, и они логично укладывались в поджанр «сопливого рэпа». Оригинальным обыгрыванием темы знаменит GUF с его «Ориджинал Ба» – песней, посвященной бабушке (в этом случае – маме его мамы). Поэтому первые строчки Oxxxymiron’a в треке «Что такое биф?» задевали как адептов андеграундного, так и сентиментального рэпа разом.
Спорно, был ли «сопливый рэп» самостоятельным поджанром в 2000-е годы. Артисты скорее обращались к нему ситуативно. Но к концу нулевых многие сделали себе имя благодаря конвейерному производству «лирики». Bahh Tee был сентиментальным и банальным, domino – суицидальным и болезненным, Ассаи – квазиинтелигентным и поэтичным, Баста казался льющим скупую слезу уличным пацаном. Ну, а самым хрестоматийным примером такого рэпа стал хит группы «Т9» «Вдох-Выдох». В 2010-е «сопли» плотно заняли свою нишу и даже эволюционировали в нечто более танцевальное, как в случае харьковского трио kavabanga Depo kolibri.
Абстрактный хип-хоп
Абстрактный хип-хоп, в свою очередь, показал, как рэп умеет избегать собственных клише. И хотя саунд «абстракта» мог быть похожим на «падик-рэп», тематика песен была совершенно иной.
«Падик-рэп» не звучал на радио, был чужд коммерции. Но он затрагивал одинаковые темы: дудка, мутки, падики, плюхи. Начиная вслушиваться в текст, ты порой знал, что будет дальше. Такой рэп заигрывал не только с субкультурной «трушностью», но и с уличным, «пацанским» модусом поведения. Претенциозность, несуразность текстов и непрофессионализм исполнения делали андеграунд-рэп малоубедительной альтернативой мейнстриму. Многим слушателям (и особенно критикам) его псевдодушевность казалась пошлой и плоской. Пожалуй, абстрактный хип-хоп смог завоевать ту аудиторию, которую отталкивало все вышеперечисленное.
Абстрактный хип-хоп был в той же степени частью андеграундной культуры, что и «падик-рэп». Но термин «андер» приклеился именно к «падик-рэпу» и стал означать не столько андеграунд в широком смысле слова, сколько конкретный подвид хип-хопа. «Биток в стиле андер», или «текст в стиле андер», стали устойчивыми клише. Любой рэпер или его слушатель, видя эти слова, понимал, что за ними стоит. Абстрактный хип-хоп избегал этой предсказуемости и конкретности.
Хип-хоп теперь становился музыкальной формой. Тексты в нем дистанцировались от субкультурного сленга, от пафоса «правды улиц». Важен был не только смысл слов, но и интонация, и манера, с которой они произносились: от замудренных экзистенциальных манифестов до сюрреалистического потока сознания. Артисты абстрактного хип-хопа нащупывали собственный язык, искали оригинальный творческий метод, не оглядываясь ни на западных коллег, ни на их отечественных эпигонов. Пожалуй, все началось в середине нулевых с московской группы Kunteinyr из Лефортово и ее лидера Паши Техника.
Если песни «Касты» представляли из себя «истории из жизни», то слова Паши Техника были словно сочинены им на ходу по принципу «что вижу, то пою» в ходе накуренного фристайла. Ассоциативно. В прикол. Если на запись попадала случайная или смешная реплика, она могла стать частью песни. Но аутентичности в этом было куда больше, чем в уличных историях «Касты»! При всей бессмысленности, тексты Паши Техника лучше передавали подлинную русскую речь.
«Kunteynir был трансляцией речи, может, не самых образованных и культурных, но абсолютно настоящих российских ребят».
Даниил Башта, PRNRP, об альбоме «Эдвард руки ножницы бумага», 2020Однако и тут не все так просто. Смешивая грязные ругательства, порнографию, упоминание запрещенки и сюрреализм, Паша Техник был гораздо ближе к поэтам Серебряного века, чем к уличным маргиналам. Как понимать строчку: «Гламурные мандавошки пиарятся на моих яйцах»? Никак, если мы ждем от текста логичного и внятного нарратива. Но вспомним футуриста Кручёных, который практиковал метод зауми и писал на несуществующем языке. Хармса, который пытался привнести в страшные стихи наивность детского мышления. Или развратника-провокатора Тинякова, натуралистично описавшего половые акты в стихах. Они использовали те же художественные методы, что и Паша Техник спустя почти сто лет: играли с синтаксисом, по-абсурдистски прикалывались и провоцировали публику, обнажали сексуальные подробности. Метод потока сознания разрабатывали такие писатели, как Марсель Пруст, Уильям Фолкнер и Вирджиния Вульф. Используя его, Kunteynir вдохновили целую волну абстрактного хип-хопа в России.
В битах абстрактного хип-хопа можно было услышать элементы нехарактерного для рэпа нулевых IDM в духе Autechre или Aphex Twin. Так, Илья Барамия и Александр Зайцев проявили просто чудеса продюсирования в группе 2H Company. Не во всех проектах так сильно заморачивались над саундом, но в случае 2H Company это здорово дополняло тексты, наполненные литературными отсылками.
В конце нулевых в Москве появляется еще одна значительная группа абстрактного хип-хопа – «Ночные грузчики». В ней объединились писатели и студенты ВГИКа Евгений Алехин и Михаил Енотов (настоящее имя – Станислав Михайлов). Вдохновляясь экзистенциальными философами и мрачной русской реальностью, они сами стали ориентирами для целого поколения абстрактного рэпа 2010-х. Группа не просуществует долго, но Алехин на пару с Константином Сперанским продолжил читать «реп» (так они писали это слово) в группе «Макулатура», получившей свое название в честь романа Чарльза Буковски.
«Что касается наших команд, то среди них есть достойные. Например, Argument 545. Если брать околохипхоповый жанр, то мне нравятся “Птицу Емъ”, “СБПЧ”. А вот 2H Company мне совсем не нравится: я абсолютно не понимаю, о чем они там бормочут. Однажды моя подруга решила сочинить несколько текстов в духе 2H Company. Она просто шла по улице и тараторила в течение 15 минут – все ее слова я был готов счесть едва ли не более гениальными, чем у “компани”. Хорошо, если в тексте есть фабула. Может быть, у них она есть, но лично я не могу ее уловить. Они ни о чем. Ничего конкретно тебе не сообщают».
Евгений Сперанский, «Макулатура», 2013Единым движением, или тусовкой, абстрактный хип-хоп не был, хотя участники одних проектов могли перекочевать в другие (2H Company – «Самое Большое Простое Число»; «Ночные грузчики» – «Макулатура»). Эстетические вкусы и политические взгляды отдельных представителей «абстракта» могли очень разниться. Поэтому самое время поговорить о политическом хип-хопе.
Правый и левый рэп, ЗОЖ, околофутбол, политический хип-хоп
Никакими музыкальными характеристиками не опишешь музыку, в которой размежевание с другими поджанрами идет исключительно по линии текстов, где слова политизированы, порой напичканы радикальным подтекстом.
За год до «Болотной» в Москве прогремел митинг, которого власти испугались едва ли не больше. В 2010 году на Манежной площади собрались тысячи футбольных фанатов и националистов, протестуя против убийства болельщика «Спартака» Егора Свиридова. В убийстве подозревали выходцев с Кавказа. Толпа молодых мужчин выкрикивала правые лозунги и жгла фаеры. Многие из них прятали лица за балаклавами. Как скажет Луперкаль из «Проекта Увечье», долгое время сам скрывавший лицо: «Этот рэпчик можно бойкотировать, как матч с “Анжи”, но закрытое лицо свидетельствует: он не лжив».
«Манежка» стала одним из самых громких уличных выступлений доковидной эпохи. Ей предшествовала долгая борьба между скинхедами и антифой («боны» и «шавки») с реальными убийствами и тюремными сроками, а также внезапные всплески межэтнической напряженности в разных регионах страны. Расцвела околофутбольная фанатская культура со всеми ее атрибутами: выездами, хулиганскими драками, «кэжуальной» модой в одежде и атрибутикой.
В нулевые годы родилась целая ностальгическая индустрия, завязанная на СССР. Фестивали ретромузыки, телесериалы, даже компьютерные игры. Заставшие жизнь в Союзе мечтали вновь попробовать вкус того самого мороженого или выпить пива, вернуться во времена молодости при Брежневе. Выросшие в России 2000-х молодые люди пересматривали ряд общепринятых мифов эпохи «Перестройки». Сталинист Дмитрий «Гоблин» Пучков и нацист Максим «Тесак» Марцинкевич[8] выкладывали в интернет видео, предвосхищая эпоху YouTube. Для людей с большими интеллектуальными претензиями существовали ЖЖ Михаила Вербицкого и Дмитрия Галковского. В стране становилось больше как правых, так и левых. Когда говорят об «аполитичности» нулевых, намекают на отсутствие поддержки у либеральной оппозиции. Но сами по себе политические предпочтения граждан формировались именно тогда, в нулевые.
Хип-хоп в Америке не избегал социально-политических тем. Не чужд он был и радикальных идей: классическая группа Public Enemy была группой темнокожих националистов. Но не стоит думать, что белые русские рэперы поголовно превращались в хип-хоп аналог наци-группы «Коловрат». Самые заметные представители так называемого правого рэпа были умереннее и исполняли назидательные песни за здоровый образ жизни, трезвость и русский народ.
Чтобы понять, почему рэперы стали пробуждать в соотечественниках интерес к здоровому образу жизни, нужно понять, как изменилась повестка русского национализма. Рубеж десятилетий – это эпоха правого ренессанса в России. Молодые люди националистических и патриотических взглядов начали одеваться, думать и говорить иначе, чем их предшественники. Если вкратце: правые сообщества стали менее маргинальными, а значит, охватили большее количество людей.
«…Потом произошли события на Манежке, когда я увидел, что ситуация конкретно набирает обороты. И задумался по поводу общего здоровья нации в целом, и по поводу того, что творится в головах у тех же самых подростков, и по поводу тех же кавказцев. Знаешь, мы сейчас находимся в Днепропетровске, здесь речь вообще не может о таком идти, здесь будто Советский Союз, я как в детство попал. А в Москве, например, другая ситуация. А все потому, что мы сами это допустили, молодежь растеряла свое здоровье. Тому, кто свою культуру не чтит, навязывают другую. Я понял, что если меня слушают, то я должен делать вещи полезные, чтобы человек подумал и немного изменил свою жизнь в лучшую сторону. Причем люди бывают разные: кому-то нужно сказать, что ты можешь, ты сильный, у тебя получится, подкрепить его, и от этого он начинает меняться и что-то делать. А кого-то нужно, как говорится, схавать – взять и сказать: “Что ты как мешок с говном, ты что творишь?” Ну и плюс ко всему, как ни крути, ведь сегодня День Победы, да? Родину защищали на войне. А что будет сейчас, если вдруг, не дай бог, будет военное положение? У нас же очень много людей просто не приспособлены абсолютно ни к чему. Поэтому я усилил внимание именно во втором альбоме не только к спорту, но и к моральной составляющей, к полному саморазвитию. То есть, ребята, развивайтесь духовно, получайте образование, занимайтесь спортом!»
Миша Маваши, 2013С середины нулевых уголовный кодекс стал жестче по отношению к правому движению. Прозванная в народе «русской» 282 статья УК РФ («Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства») воспринималась как репрессивная, направленная исключительно против русских националистов. Это привело к тому, что радикальных партий и спикеров поубавилось, а кто-то из них лишился свободы. Среди правых стали появляться спикеры, которые призывали направить энергию не на внешнюю агрессию, а на внутреннее созидание.
Подобно Мише Маваши правые винили в своих проблемах не столько государство или приезжих, сколько губительный образ жизни титульной нации. Инертность славянской молодежи, ее несплоченность и неспортивность, особенно на фоне бойких молодых людей с Северного Кавказа, беспокоила их. Отсюда и популярность мушкетерского девиза: «Один – за всех, и все – за одного!». Идея о том, что, прежде чем изменить государство, нужно начать с себя, привела многих парней по всей стране в спортзал. В каком-то смысле это была реинкарнация советских «люберов», но без акцента на ненависти к «неформалам». Вместо этого в 2010-е правые демотиваторы (мейнстримный вид ироничных мемов тех лет) высмеивали молодых людей, пьющих дешевые алкогольные коктейли вроде «Ягуара». Девушка с бутылкой в руке в таких сообществах выставлялась как угрожающая фертильности всей нации, а вступающая в отношения с кавказцами объявлялась «чернильницей», позорящей свой род. Наблюдать, как русские, в третьем поколении живущие нуклеарной семьей, изобретали традиционализм и патриархат, было забавно. Правые будто очаровались своим противником и недоумевали: «Ну почему мы не можем как чеченцы, дагестанцы, азербайджанцы? Стоять друг за друга, рожать побольше, не поощрять смешанные браки? “Где твой хиджаб, сестра?”»
Соцсети изменили агитацию. На смену наивным антисемитским брошюрам времен «Общества Память» пришли группы «ВКонтакте» с постами про русских богатырей, бойцов ММА, героев родины, верных женщин. Началась повальная мода на ЗОЖ, популяризация пацанских пабликов и пабликов «про турник» («волчьи» цитаты сюда же). На внешнем виде изменения также отразились: бомберы и белые шнурки сменились на более умеренные футболки «Я – русский» (в Москве на рынках их часто продавали кавказцы и среднеазиаты). Родноверие и симпатии к славянскому язычеству проявлялись скорее эстетически, в виде татуировок. Жить в лес и приносить жертвы Перуну уходили единицы. В начале 2010-х сибирские группы «25/17» и «ГРОТ», а также уральский рэпер Миша Маваши будут вещать на огромную аудиторию как кумиры правой молодежи.
Для кого-то статус «ЗОЖника всея Руси» стала проклятием. Излишняя прямолинейность, претенциозность и предсказуемость текстов Миши Маваши превратят его в героя мемов и шуток. А когда кто-то додумается сравнить его и других адептов ЗОЖа с петухами, откроется портал в ад: начнется история самого беспощадного кибербуллинга в истории музыки 2010-х.
«Радикализм суждений Маваши и его последователей вызвал ровно противоположную реакцию: армия юных пользователей интернета элементарно затроллила ЗОЖ-рэпера. Работало это так: под постами в соцсетях, под новыми песнями, в комментариях к новостям, посвященным Маваши, появлялась одна и та же надпись – “ко-ко-ко”. Абсурдный на первый взгляд флешмоб становился все более массовым. То, что третий альбом Маваши по-астафьевски назвал “Зерно”, только добавило злым детям поводов для шуток вроде “Новая татуировка Миши Маваши – картинка с петухом”. В конце концов исполнитель закрыл комментарии во всех социальных сетях».