Инструкция к полному хаосу. Пять подруг. Пять кризисов. Одна история, которую вы не забудете

«Предлагаю встретиться в парке Горького. Посмотреть на голубей», – отписалась Тоня, и её предложение, как всегда, было неожиданно-прагматичным, почти абсурдным.

Глава 7: Голуби, Стриптиз и Храпящий Миллиардер

Февраль в этом году выдался сухим и богатым на красивые пейзажи. Озёра застыли в восхищении к себе, давая налюбоваться всем прохожим зеркальной тёмной поверхностью. Пожалуй, почётный тридцатилетний возраст уже давал возможность искать покой не только в бутылке вина, но и в природе.

– Это было… так удивительно! – Кристина, пытаясь подобрать нужное слово, заламывала руки, словно только что пережила нечто запредельное. – Он пригласил меня в свою квартиру. Вот мы поднимаемся… следуют вполне объяснимые намёки… Он садится в кресло, я подбираю музыку – что-то вроде соула, очень атмосферно… и медленными движениями стягиваю платье. А ведь платье у меня не из XIX века, не из трёх слоёв, подъюбника и корсета состоит. Вы понимаете, да?

Мы активно закивали головами. Как тут не понять. У меня в голове вообще сейчас крутились кадры из эротического фильма, где я, конечно же, была в главной роли.

– Я, вся перевозбуждённая, танцую, смахиваю с себя последний ненужный кусок тряпья, – её глаза округлились, как у напуганной совы, – и открываю глаза… не от его возбуждённого вздоха, а от хрипа… то есть, мать его, от храпа!

Ася, которая уже успела выпить свой капучино, тут же выдала:

– Он ещё и храпит в столь молодом возрасте? – в её голосе прозвучали ноты материнского беспокойства, словно речь шла о её собственном сыне.

– А ты? – Камила недоумённо хлопала глазами, пытаясь осознать масштаб трагедии.

Да, мы все недоумённо хлопали и глазами, и мозгами. Естественно, далеко не медицинский аспект храпа Алексея (так звали таинственного миллиардера Кристины) нас интересовал. Нас интересовал психологический аспект этого фиаско.

– Я? Что я могла сделать? – беспомощно спросила Кристина, её лицо выражало полное отчаяние.

– Разбудить, – невозмутимо предположила Ася, делая глубокий, почти экстатический глоток горячего кофе. – Боже, как же божественен кофе без детей! Точнее – без детских криков! – Она затягивала горячий кофе, как заядлый курильщик, бросивший курить два дня назад.

– Так тут вокруг детские площадки, – заметила Камила. – Как ты можешь говорить об отсутствии детских криков?

– Так то орут не мои дети. Они меня не касаются, – снова «затянулась» кофе Ася, и лицо её озарила блаженная улыбка. – Ну так что? Разбудила?

– Как? – Кристина, казалось, была на грани истерики.

– Шлепком по лицу, криком в ухо, на худой конец можно потрепать за плечо! – Ася перечисляла варианты, словно давала инструкцию по реанимации.

– Я просто легла спать, – Кристина тихо пробормотала, потупив взгляд.

– ЧЕГО?! – мы то ли восхитились, то ли удивились в унисон, наши голоса слились в единый вопль.

– Не хотелось уезжать не попрощавшись. Подумал бы, что сбежала. Я решила поспать, а наутро рассказать, как у нас всё было.

– Точнее, как у вас всё не было, – хихикнула Тоня, прикрывая рот рукой.

– Верно, – Кристина устало кивнула.

– Рассказала? – ворвалась я в разговор, не в силах сдержать любопытства.

Мы стояли около пруда и щедро бросали корм голубям, которые слетелись к нам со всего парка, устраивая небольшое голубиное цунами. Камила уже четыре раза сбегала к автомату для корма птиц, опустошая его запасы.

– Утром встаю, а у меня завтрак на прикроватной тумбе. Всё как я люблю: нарезанная сёмга, авокадо и свежевыжатый сок. Потом он ещё кофе сделал.

– Может, он гуманоидный Tesla Optimus, которого научили всему, кроме как трахаться? И вот сейчас запустили «в народ», потестить, – Тоня озвучила самую немыслимую версию, но с таким серьёзным лицом, что мы все на секунду призадумались.

– Тоняяяяяя, – хотела я остановить Тоню.

Но с другой стороны, это было вполне себе рабочее объяснение.

– Вкусный был завтрак? – Ася взяла себе второй капучино и бисквитное печенье.

Кормить «сранных птиц» она отказалась, так как она хочет «накормить себя».

– Да. Сказал, что сам приготовил.

– Больше ничего не сказал? – Ася откусывала печенье, а потом любовно смотрела на недоеденный кусок, словно он был последним на земле.

– Сказал, что сильно устал после ночного перелёта. Он улетал в Рим, с пересадкой в Стамбуле. И думал, что это отличная идея после недельной разлуки встретиться. Но не рассчитал силы.

– Ну, за ночь-то выспался! Утром-то чего его остановило? – Ася была неумолима.

– Торопился на деловую встречу.

– Фи! Не верю, – Ася отмахнулась, как от назойливой мухи.

Ну что сказать? Согласна с Асей. Как в такое поверить?

– А я вот поверила, – похлопала густыми ресницами Кристина.

– Зачем тебе он, Кристина? – спросила Тоня. – Богатством тебя не удивишь.

– Не знаю, – Кристина озадаченно на нас посмотрела. – Он мне нравится, – шепотом сказала она и залилась краской, словно девчонка-первоклассница.

– С этого начинаются беды, – прохрипел со скамейки довольный голос Аси.

Она устала стоять рядом с нами и решила отдохнуть, наблюдая за нашими маневрами со стороны.

– Ладно, оставим Кристину, – Тоня решила больше не пытать подругу. – Но ты-то чего со своим Коляном расправиться не можешь? – Она обратила свой пристальный взгляд на Камилу.

– Он весь вечер ползал на коленях и вымаливал прощения.

– Жалкое существо. За такое тем более надо гнать! – комментарий Аси со скамейки, с которым, надо признать, нельзя было спорить.

– Я просто не знала, как его прогнать, – Камила выглядела такой же беспомощной, как Кристина, когда её миллиардер уснул. – Он плакал, умолял и говорил, что просто впал в беспамятство и сам не понимает, как так произошло, что он ушёл

– Схема российских пенсионеров: сперва продать квартиру, получить деньги, а потом впадать в «беспамятство», – нервно усмехнулась Тоня, глядя на нас. Видимо, ей было очень жаль Коляна, но и злорадство не отпускало.

– А чайник? Чайник он принёс? – Ася, откинувшись на спинку стула и вытянув ноги, созерцала небеса над Парком Горького, её голос звучал отстранённо, почти философски.

– Да, кстати! Чайник-то где? С инструментами и пылесосом? – я хлопнула себя по лбу. Как, чёрт возьми, мы могли забыть о самом главном артефакте этого драматического расставания?!

– Эм, я не спросила, – Камила сама удивилась своему упущению, её обычно невозмутимое лицо дрогнуло.

– Ты нас лишила интереснейшей истории! – хихикнула Тоня, представляя, как бы Николай появился на пороге с полным набором для уборки и заварки чая.

– Что ты собираешься делать? – я вернулась к сути проблемы, пытаясь вытащить Камилу из ступора.

– В том-то и дело, что я без понятий, что с ним делать. Он выглядит… как побитая собака.

– Добей, – пророчески-философским тоном проговорила Ася, всё так же блаженно наблюдая за пролетающими птицами в небе, словно давала наставление богам Олимпа.

Тоня оглянулась на свою беспощадную подругу, тряхнула головой, как бы прогоняя наваждение, и продолжила, обращаясь к Камиле:

– Мне жаль его.

– Жалость – низменное чувство. Остерегайся его, – вновь профилософствовала Ася, не глядя в нашу сторону.

Её голос был ровным, без единой эмоции, как у столетнего мудреца.

Зато мы, свернув шеи, смотрели на неё не моргая. Она же «правильная Ася»! С чего вдруг эти пассажи?

– Ася… – начала Кристина, косясь то на нас, наблюдая за нашей реакцией, то на неё.

– Да, Ася, – продолжила я, отлично понимая, что хотела спросить Кристина, но не осмелилась.

– Ты детей в детдом сдала? – спокойно озвучила Тоня мучающий нас вопрос, прямолинейно, как удар чайником по голове.

– С чего бы это? – вздрогнула Ася, и только сейчас оторвалась от неба, будто вспомнила, что здесь не одна, и вокруг нее живые люди.

– Милая, ты не обижайся, но ты за последнее время сильно изменилась, – осторожно начала Кристина.

– Вы не рады меня видеть? – ехидно улыбнулась Ася, и её ярко-зеленые глаза, обычно полные заботы, теперь мерцали непривычным огнём.

– Напротив, мы очень рады тебя видеть! – поспешила уверить я. – Но по какому такому волшебному заклятию ты так круто изменила свою жизнь? За последние десять лет ты виделась с нами раз в год (это ещё если повезёт), телефонные разговоры с тобой продолжались не более сорока секунд (я засекала, и не только я). Да и вообще…

– Да и вообще, мы тебя похоронили как субъекта общественных отношений, – лаконично завершила Тоня под последующие кивки соглашающихся подруг. – Мы словно вскрыли давно забытую могилу, а оттуда вышла не истлевшая душа, а новый, совершенно незнакомый человек.

– Ааа, вы в этом плане, – она снова откинулась на спинку и довольно ухмыльнулась, окидывая нас взглядом. В этой ухмылке было столько довольства, что она буквально светилась.

– И? – мне нужно было знать секрет её довольной ухмылки. Я тоже хотела так ухмыляться.

– Да, расскажи нам, в чём дело, – Камиле тоже, очевидно, срочно нужна была схема по осчастливливанию себя.

Ася сделала глубокий вдох, словно собираясь с силами, и начала свой рассказ:

– Я просто устала быть несчастливой и захотела стать счастливой. Ну и кроме того, я устала, физически. Задолбалась от домашнего быта, от вечно недовольных орущих голодных детей, от готовки, уборки. И я об этом… прокричала мужу в лицо. Я кричала долго, громко и с непотребной бранью.

– А он что? – мы все подались вперёд, как по команде.

– Он сказал, что не стоило так кричать, – голос Аси вдруг стал отстранённым, – можно было просто спокойно ему сообщить.

– А что, он сам ничего не понимал? – возмутилась я, чувствуя, как внутри всё закипает.

Вот это мужская слепота!

– Мой жизненный опыт показал, что сам он не понимал, не видел, не замечал, – Ася пожала плечами, и в этом жесте было столько горькой правды, что спорить не хотелось.

– А теперь? – хором спросили мы, подавшись вперёд. В каждом из нас жила надежда на волшебную формулу.

– А теперь он меня услышал и понял. По выходным он меня отпускает гулять одной. В рабочие дни мы вызываем бэби-ситтера, когда мне необходимо выйти. Я нашла себе помощницу по дому. Но чтобы не сильно тратиться, она приходит раз в две недели. Зато, чтобы не сильно напрягаться, я купила робот-пылесос с функцией влажной уборки. – Ну ты здорово всё раскидала! – восхитилась я вслух, чувствуя смесь зависти и благоговения.

Это был настоящий план побега от рутины.

– Да. И наконец, я зажила, – Ася улыбнулась, и её улыбка была настолько искренней и умиротворённой, что мы все почувствовали тепло.

– Ты думаешь выйти на работу? – спросила Тоня, явно пытаясь вписать Асю в привычные ей рамки «самореализации».

Ася уставилась на неё немигающим взглядом, словно Тоня направила на неё дуло пистолета.

– Зачем мне это?!

– Ну как… – Тоня немного смутилась, – чтобы был свой мир, своё занятие, своё дело…

– Мой мир никак не соотносится с упахиванием с девяти до восемнадцати. Я выбираю свою жизнь: с птичками, с кофе и с книгами. И когда возвращаешься домой, то вновь любишь детей и умеешь им радоваться. А не вот это орудие пыток и изувечивание женских душ под названием «самореализация»!

Ася произнесла это с такой страстью и убеждённостью, что мы все замолчали, поражённые её словами.

Это был настоящий манифест, произнесённый без единого крика, но с такой силой, что мог бы перевернуть горы.

– Сильно сказано, – одобряюще кивнула Камила, её обычно сухое лицо расплылось в уважительной улыбке.

– Подруга, ты поплыла против социального течения, – задумчиво откликнулась Тоня, глядя на Асю с новой оценкой.

– Это как? – Ася прищурилась.

– Ну не модно нынче просто жить и радоваться жизни, – залилась смехом Камила, и её смех был полон горькой иронии. – Что это за жизнь-то? Без надуманных геморроев?

Осознав всю горечь и неизбежность этой правды, мы хором рассмеялись. Смех был одновременно облегчением и признанием поражения перед общественными установками.

– Да, – подытожила Ася, её глаза снова устремились в небо, – не познав несчастье, и счастье не познаешь.

А что делать, когда нет несчастья? Правильно, слепить, создать, возгласить… Всё сама, всё сама. Иначе никак. Иначе тебя сочтут… неправильной.

Глава 8: Изобретая Несчастье или Разбитое Корыто

Ну вот и я не стала ждать от судьбы «несчастий» и принялась изобретать его сама. Мне стала невыносима моя тихая и, казалось бы, счастливая жизнь.

А чего я так счастлива-то? Ну, есть у меня муж. Но не кладом Атлантиды я завладела, в самом деле. Где фейерверки? Где страсть? Где хоть какое-то подобие движения?!

Моё будущее сперва рисовалось в скучном бежевом, потом в черно-белых тонах, потом вообще перестало хоть как-то прорисовываться. Работа, где и работать-то особо не надо было, начала меня потихоньку (нет, конкретно!) раздражать. Тихий и непридирающийся начальник возмущал своим безмолвием. А понимающий и всё поддерживающий муж раздражал своей идеальностью. Хотя нет. Я начала в нём замечать недостатки.

Вот взрослый человек, ему тридцать пять лет, и его абсолютно всё устраивает. Он ни к чему больше не стремится. Вот работает он в рекламном агентстве айтишником и не тянет его больше покорять новые горизонты. Вот нет у него ребёнка – и не рвёт и мечет он по этому поводу. Он как дерево в безветренную погоду – застыл. Его не удручает, что ездить на море за границу он может не чаще одного раза в год. Хотя, буду честна, мы не ездили на море уже третий год. Да, у нас много расходов на хождения по больницам и «вымаливание» ребёнка было. Но всё же, человек не считает, что это упущение в жизни. И вот эта пассивность, умение наслаждаться «чаем и вареньем», начинала раздражать меня до скрежета зубов. Хотя когда-то именно эта стабильность в нём меня и привлекала. Получается, он нисколько не изменился. Это я изменилась. Поменяла интересы. Поменяла ценности.

И мне стало грустно. Неужто вся жизнь так и пройдёт? Без детей, без путешествий, без большой квартиры? Без большой любви? И хотя бы без маленьких страстей?

Наша однокомнатная квартира мне стала морально тесна. И я уже второй год прошу Максима взять ипотеку на двухкомнатную квартиру. Чуть ближе к центру. Ну ладно. Чуть подальше от МКАДа в сторону центра – так, наверное, правильнее будет территориально обозначиться. Но что делает мой муж? Правильно. Ничего. Он всё также меня «безумно» любит, «понимает и поддерживает», но на этом всё.

То ли кризис среднего возраста, то ли весенний авитаминоз (уже апрель, но тепло мы наблюдаем только в наших мечтах), то ли просто мне так захотелось, но я знатно стала придираться к Максиму.

А он просто взял да и сказал. Спокойно, без крика, без единого упрёка.

– Карина, не глумись надо мной и над собой. Если наш брак утратил для тебя ценность, то скажи прямо. А эти придирки про серую жизнь у кухонной плиты (будь честна, ты-то готовишь раз в неделю, дай Бог) слишком поэтичны и неправдоподобны.

– То есть ты готов просто вот так и уйти, Максим? Что-то я такого быстрого толчка под зад не ожидала от него. Мой рот приоткрылся, но слова застряли где-то в горле.

– Если бы ты просто ныла на несправедливую жизнь, я бы с удовольствием тебя выслушал. Может, местами и «поднывал» бы тебе в унисон. Но то, что ты говоришь, это же не про нытьё. Это про утрату ценности нашего брака в твоих глазах.

Сухая констатация фактов. Да, в честности ему не откажешь. Он всегда таким был. Никаких обвинений, претензий и грязных проклятий. Но, чёрт бы меня побрал! И это сейчас меня в нём раздражает до белого каления!

– Значит, всё? – была ли в моём голосе мольба о помощи, не могу с уверенностью сказать.

Но где-то в глубине души мне хотелось, чтобы меня остановили. Где-то в глубине души я подозревала, что качусь в бездну последствий совершаемых мной глупых и необъяснимых мне ошибок.

Скажи он мне, что мне нужно время, чтобы осмыслить мои поступки и вообще моё состояние (да, Максим не святой, но мог бы пойти навстречу мне и сделать благое дело!), – я бы последовала его совету. Но то, что он мне сказал, прозвучало как пощёчина. Как удар в спину ножом. А точнее – отрезвляющий плевок в лицо. Не знаю, насколько это точнее, эмоций было много и разных.

– «Всё» случилось пару месяцев назад, когда ты решила мне изменить со «Стеллой», который «хочет тебя каждую секунду». Спасибо за проявленное доверие ко мне, но всё же, надо быть аккуратнее и скрывать хотя бы тексты приходящих сообщений. Особенно если твой любовник укладывает одно предложение в пять сообщений. Бесконечно трындящий телефон невольно привлекает внимание.

!?&@&!!! Ну кааааак?! Каааак??! Что?! То есть он меня бросает?! Значит что? Теперь он меня не так сильно бесит. Наконец-то он сделал что-то неидеальное. И это вызывало странное, почти истерическое чувство облегчения.

– Может…?

Мой голос оборвался, повиснув в воздухе, полный неопределённости, надежды и страха. Что я хотела с этим «может»? Может, попробуем сначала? Может, сделаем вид, что я тебе не изменяла? Может, забудем эту ужасную главу? Может, оставим всё как есть, просто вернёмся к той тихой, скучной жизни, которую я так недавно презирала?

– Не может, Карина, – Максим покачал головой, опустив её, словно не в силах смотреть мне в глаза. Его плечи чуть ссутулились.

В его голосе не было злобы, не было даже острого разочарования. В его голосе была лишь бесконечная, глухая тоска. Но тоска не по мне. Тоска по утраченным, по идеализированным человеческим отношениям. Уверена, ему больно не от того, что я предала его как мужчину. Ему больно от того, что я не ценила, не берегла то хрупкое и ценное, что мы строили годами. Его боль была болью обманутого доверия, растоптанной веры.

Ну что. Всё как я и хотела. За меня сделали выбор. То, чего я так панически боюсь – сделать решающий шаг. Вот за меня и сделали. И теперь я отчётливо, до боли, понимаю, насколько это неприятно, когда за тебя принимают решения, которые меняют твою жизнь, выворачивают её наизнанку, не спрашивая твоего согласия.

– Мы со Степаном уже не вместе, – я произнесла это быстро, словно выплёвывая горькую пилюлю, пытаясь хоть этим за что-то зацепиться.

– Знаю. – его голос был едва слышен.

– Откуда? – мой вопрос прозвучал глупо, почти наивно.

– Я вашим отношениям и так давал не более двух недель, – он пожал плечами, его взгляд скользнул мимо меня, в никуда, а затем он отошёл к чайнику, чтобы поставить его. Этот обыденный жест, в обстановке рушащейся жизни, казался особенно сюрреалистичным.

– А чего ты ждал? – Я чувствовала, как с каждой секундой проваливаюсь всё глубже.

– Не знаю, – он снова пожал плечами, как будто эта тема была для него не более чем статистическим фактом. – Прямого и открытого разговора. От тебя. За семь лет брака, Карина, я думал, что хоть это я заслужил.

– Ты не только это заслужил, Максим, – я рухнула на стул, ощущая, как горячие слёзы жгут глаза, но изо всех сил пыталась сдержать их. Теперь мне казалось, что я не имею права даже на слёзы.

– Не надо, Карина, – его голос стал чуть твёрже, отстранённее, словно он говорил не со мной, а с какой-то абстрактной несправедливостью. – Мы все получаем в итоге то, что заслуживаем.

– А как же любовь? Ты же говорил…

Да, у меня хватило наглости спросить, куда делась его любовь. Я цеплялась за прошлое, как утопающий за соломинку.

Он лишь грустно улыбнулся, заливая кипяток в чайник, и посмотрел, как струйка пара поднимается вверх.

– Не знаю, Карина. Не проследил, куда она улетучилась. Просто… испарилась.

Я почувствовала себя старухой из сказки о золотой рыбке. Где-то прямо передо мной, посреди моей когда-то уютной, но теперь опустевшей жизни, должно было лежать разбитое корыто. И это корыто было не просто треснувшим, оно было разнесено в щепки. И виновата в этом была только я.

Глава 9: Свободное Падение

Спасибо Максиму, он предложил мне помощь: снять квартиру. Квартира, на которую я ворчала, была его. Естественно, я не претендовала на её делёж. И на съём жилья на полгода денег он мне тоже выделил. Хе-хе. Вот он такой хороший, а я мерзопакостная неблагодарная дрянь. Кем ещё я могу себя чувствовать?

Ну вот, и пришёл ответ на моё «работать или не работать, вот в чём вопрос?». Мне надо работать и начать саму себя обеспечивать. Печально, серо и уныло. Зато определённо. Видимо, даже плохая стабильность для людей лучше, чем мало-мальская неопределённость. Да что это я заговорила о людях. Мне бы в себе разобраться.

Мои «удачницы» были больше возмущены не моей изменой, а тем, что я скрыла этот факт от них. Обидно, что никто из них не сказал: «Я от тебя не ожидала!».

Зато вот эту фразу, пропущенную мной мимо ушей, я точно услышала от Кристины:

– Максиму бы я не изменяла, – задумчиво, с прищуром косясь куда-то вбок, произнесла она.

– Ты бы у меня хоть спросила, подруга, – ляпнула мне в лицо голую правду Тоня, словно выплеснула стакан ледяной воды. – Степан у меня уже третий год на курсах. Притом разных. И каждый раз у него новый «обидчик», и каждый раз у него новая «спасительница».

Со Степаном пару месяцев назад я познакомилась на интенсиве про «познание глубин души» и чего там ещё. Естественно, курсы вела Тоня, в закрытом клубе, где собрались «избранные». Ибо курс стоил сто сорок тысяч рублей (для меня, естественно, бесплатно). Степан, со своей гладкой причёской и идеально сидящим серым костюмом, сразу привлёк моё внимание. Ну и переспали мы в этот же день, после тренинга. Познали глубины души, так сказать. Встречались мы две недели. И никто никого не бросал. Просто. Познавать дальше больше нечего было. Он был таким же, как я – на поверхности, без бездн.

– А чего это ты молчала? – Ася, которую мы уже с трудом узнавали, впилась в меня своими ярко-зелеными глазами. – Вон, Кристина про несостоявшийся секс не постеснялась рассказать. А ты промолчала про тот, который случился. Хе-хе. Или он был хуже несостоявшегося?

Наверное, надо стать матерью троих детей, чтобы иметь моральное право осуждать (окееей, обливать дерьмом) любого человека на своём пути, вне зависимости от его душевного состояния. Или это не с материнством связано?

Полностью загадив мне душу и убедив меня, что я опущенное никчёмное существо, подруги меня отпустили на волю. То есть, в моё временное убежище. Так как завтра понедельник, а опаздывать мне категорически нельзя. Теперь работа – это про жизнеобеспечение, а не про «комфортную самореализацию».

И даже хмурое майское утро и переполненные вагоны метро не смогли теперь стать оправданием, чтобы не поехать на работу. Я зашла в офис, стараясь выглядеть собранной, но внутри всё дрожало.

– Доброе утро, Евгений Арсеньевич! – кротко поздоровалась я, опустив глаза к столу, словно ища там спасения от всех бед.

Не знаю, насколько изменилась я, как работник (как по мне, я сильно изменилась), но сам Евгений Арсеньевич нисколько не изменился. Хотя мог бы иногда улыбаться, поддерживать мой рабочий дух, так сказать.

– Карина Ярославовна, зайдите, пожалуйста, ко мне, – внезапное, неприятно-спокойное приглашение прозвучало в середине рабочего дня.

Сердце упало в пятки. Почему, не знаю. Вроде, обсуждение задач начальством с подчинёнными – вполне себе нормальная практика. Но через десять минут я уверовала в свою стопроцентную интуицию.

Он был кроток, не зол и предельно честен.

– Карина Ярославовна, не буду вам описывать экономические проблемы нашей страны и с какими проблемами столкнулась непосредственно наша компания. Это долго, да и для вас не будет открытием. Руководство компании приняло решение, что часть сотрудников нужно сократить. Сразу скажу, что никаких решений лично я не принимал. Мне вы нисколько не мешали (я здесь я ему верю). Они приняли довольно странное решение: сократить тех, кто больше всех брал отгулы. У вас отгулов было больше всех в компании. Не знаю…

А дальше всё как в тумане. Казалось бы, что такое секунда? Сидим мы шестьдесят секунд, пролистывая бестолковые странички в инстаграме, и вообще их не чувствуем, что прошло шестьдесят секунд. А бывает секунда, которая растягивается в часы, в дни, в недели. Так можно и договориться про теорию относительности.

И вот эта секунда оказалась длиннее всех секунд в моей жизни. Секунда, в которую я прочитала сообщение от сестры: «Её больше нет».

Казалось бы, под «её» можно было подразумевать что угодно: кошку, квартиру, собаку, колбасу и т.д. Но я знала. Я знала, кого больше нет. И эта последняя капля переполнила чашу моего изобретённого несчастья, превратив его в нечто реальное, огромное, необратимое.

Именно сегодня моя стопроцентная интуиция дала о себе знать. И я в ней не засомневалась. Холодная волна ужаса окатила меня с головы до ног, предвещая что-то непоправимое.

Я начала рыдать, не выходя из кабинета, чем ошеломила своего начальника. Наверное, это было худшее, что я могла сделать в этот момент. Я первый раз увидела у него какое-то другое выражение лица, помимо привычной маски пассивной усталости. Он был в настоящем ужасе, будто я только что сняла трусы и грозилась надеть ему их на голову. Его глаза округлились, очки съехали на кончик носа.