
Полная версия
Путь Ариадны
«А что, собственно, не так? Есть все основания вам не доверять!», – хотела сказать я, но с трудом сдержала порыв мыслей.
Нервничая, я пересчитывала каждый скол на темно-синей плитке, пока ступеньки здания следственного управления не закончились, и следователь не распахнул передо мной с тошнотворным скрипом главную дверь.
После любопытных, унизительных взглядов и бесконечных вопросов к Одинцову по поводу моего платья и статуса, у меня сняли отпечатки пальцев. Аргументируя это тем, чтобы после обыска квартиры разобрать мои отпечатки со следами Олега. Наконец, спустя полчаса меня завели в просторный и прохладный после проветривания кабинет старшего следователя и усадили на стул прямо напротив широкого коричневого стола. По правую руку от меня расположился моложавый опер за соседним столом, который был намного скромнее того, который стоял по середине. Матвей включил гудящий процессор и долго вглядывался в черный монитор, ожидая, когда он, наконец, включится. С минуту он гипнотизировал его взглядом, запустив пятерню в светло-русые волосы с обыкновенной стрижкой: переход от коротких волос на затылке к длинным на темени и у лба. А как только экран запестрил разноцветными красками, парень принялся вводить данные моего паспорта для установления личности. Некоторое время в воздухе раздавалось лишь монотонное гудение процессора и бесконечные щелчки клавиатуры.
Старший следователь едва ли не сразу опустил на свой стол сумку-дипломат из черной кожи. С невозмутимым видом вытащил планшет в черном чехле, пару шариковых ручек и папку с неизвестным количеством бумаг. Затем в его руках появился потрепанный миниатюрный блокнот с имитацией под коричневую кожу с кучей исписанных страниц. Судя по лопнувшим краям, записная книжка служила уже не первый год.
– Перед началом допроса я должен разъяснить вам ваши права, – неторопливо начал Одинцов ровным и спокойным голосом, продолжив невозмутимо раскладывать вещи. – В частности, право не свидетельствовать против себя и своих близких родственников, закрепленное 51 статьей Конституции. Вы, как свидетель, не в праве давать заведомо ложные показания, либо отказываться от дачи показаний. За дачу заведомо ложных показаний, либо отказ от дачи показаний вы можете понести ответственность в соответствии со статьями 307 и 308 Уголовного кодекса Российской Федерации. Также вы должны быть предупреждены, что ваши показания могут быть использованы в качестве доказательств по уголовному делу, в том числе и в случае вашего последующего отказа от этих показаний.
Я утвердительно кивнула.
– Образование? – спросил Краснов, не сводя взгляд монитора.
– Высшее, БГУ.
– Специальность?
– Технологии управления персоналом, – без колебаний ответила, продолжив разглядывать помещение.
Кабинет был обставлен довольно аскетично: ничего необычного и даже немного скучновато. Два рабочих стола, установленных в форме буквы «т». За главным столом на кожаном кресле из коричневой кожи восседал следователь, а другой более вытянутый стол, вероятно предназначался для совещаний и допросов. За спиной капитана на стене располагался портрет президента с нарисованным государственным флагом на пластмассовой вывеске, а рядом герб следственного комитета и вертикальная карта города Иркутска. Несколько комфортабельных стульев с мягкой обивкой, серый вертикальный сейф и два деревянных шкафа, в которых за толстым стеклом, практически наверняка, хранились куча папок с нераскрытыми делами. Сотрудники СК, вероятно, решили, что государственной символики в кабинете старшего следователя было мало. Поэтому во главе его стола расположился небольшой настольный флажок на золотистой подставке. А вокруг него аккуратно располагались толстые папки с бумагами, органайзер для мелкой канцелярии, обыкновенная настольная лампа (это чтобы на допросах подозреваемым в глаза светить?), а чуть левее был установлен компьютер и принтер, сканер, факс и копировальный аппарат в одном устройстве.
– Дети? – последовал очередной вопрос от светловолосого оперативника.
– Нет.
– Место работы? – продолжал Матвей, щелкая правой кнопкой мыши.
– Не трудоустроена.
Одинцов снял кожаную куртку, аккуратно повесил ее на спинку стула, оставшись в одной черной однотонной водолазке и таких же обыкновенных темных слаксах. Водолазка выгодно подчеркнула его подтянутую грудную клетку и облегала в меру накачанные бицепсы. Но едва он снял куртку, как на глаза тут же попалась его наплечная кобура со сверкнувшей рукоятью табельного оружия – справа находился запасной магазин для патронов, а слева сам пистолет Макарова. Я нахмурилась и поежилась. Выглядел мужчина с кобурой довольно устрашающе. Куда проще было, когда он был в кожаной куртке.
Правоохранитель мельком взглянул на смарт-часы на запястье, сел в кожаное кресло и принялся изучать записи в блокноте, листая шуршащие страницы, и периодически щелкая кнопкой шариковой ручки. На протяжении пяти минут тишины, он нажал на кнопочный механизм ручки раздражающее количество раз, чем только вызвал мой хмурый взгляд. В какой-то момент его серые глаза встретились с моими, и он вопросительно вздернул бровь. В ту же секунду мой взгляд моментально разгладился, и я сделала вид, будто изучала портрет президента за его спиной.
– Свидетельство о браке, – тихо произнес Матвей, сверкнув в мою сторону светло-зелеными глазами, схожими с цветом малахита. – Паспорт менять будете?
– Я не взяла фамилию мужа.
Чуть привстала и протянула розовую бумагу сотруднику. А затем и вовсе пожалела, что встала с места, так как белое платье пришлось вновь поправлять до тех пор, пока оно не переставало путаться в ногах и сворачиваться комом под ягодицами. Своими ерзаниями я привлекла внимание следователя и в какой-то момент словила его внимательный и пристальный взгляд, от которого стало вдвойне не по себе. Тут же закинула ногу на ногу, нервно поправила глубокий вырез на платье, оголявший правое бедро, и выпрямила спину. Мужчина никак не отреагировал, но после принялся что-то записывать в блокнот, из-за чего я смутилась еще больше.
От долгого молчания и удручающей скукоты приступила разглядывать его сосредоточенный взгляд, скользящий по страницам записной книжки. Серые стеклянные холодного оттенка зрачки бегло перескакивали со строчки на строчку. Прямые темные брови сошлись на переносице, а благодаря скудному освещению под глазами заметила темные круги то ли от недосыпа, то ли от многочасового сидения за гаджетами, то ли вследствие заболевания. А то и все сразу. Кристина была в чем-то права, мужчина безусловно обладал привлекательными и гармоничными чертами: лицо овальной формы, скулы четко выделены, угол челюсти слегка закруглен. На скулах выделялась ленивая трехдневная щетина, а вокруг глаз образовались едва уловимые мимические морщинки. Светло-каштановые волосы были небрежно зачесаны вверх: мягкий переход от укороченных висков и затылка сочетались с более длинной челкой в стрижке «британка». А также прямой длинный римский нос с чуть опущенным кончиком и легкой горбинкой, которая ни капли не портила его внешность, а напротив, придавала его профилю намек на величественную древнегреческую скульптуру.
– Не думал, что вам двадцать пять, – честно признался моложавый опер, закрыв мой паспорт с типичной обложкой в виде государственного флага.
Я не сразу услышала его голос, но после вскинула растерянный взгляд. Он расплылся в неловкой улыбке, и на щеках его заиграли неглубокие ямочки.
– То есть… Я имел в виду, что выглядите вы гораздо моложе своего возраста.
Одинцов выдохнул то ли тяжело, то ли раздраженно в ответ на высказывания коллеги.
– Спасибо. А теперь, пожалуйста, верните паспорт. Мне без него сигареты не продают, – с ухмылкой произнесла я, пытаясь подыграть сотруднику.
– У вас натуральный цвет волос? – вдруг раздался неожиданный вопрос старшего следователя.
Я покосилась на него недоуменно. Он смотрел на меня внимательно, раздражающе изучающим и немигающим взглядом и перебирал пальцами черную шариковую ручку.
– Какое это имеет отношение к делу? – с недоверием спросила я.
– Самое что ни на есть прямое, – не колеблясь, ответил правоохранитель.
Нервно сглотнула и на мгновение опустила взгляд на подол платья. Принялась чесать кутикулу подушечкой пальца, где еще остались следы от темного порошка после снятия отпечатков. А затем с ужасом опомнилась. Если я нервничаю даже от подобных безобидных вопросов, что со мной будет дальше?
– Нет… я крашусь в блонд на протяжении трех лет.
Мужчина удовлетворенно кивнул, затем оставил блокнот с ручкой и встал из-за стола. Он сложил руки на груди с невозмутимым видом и облокотился об стол, сократив таким образом дистанцию между нами. Отныне он находился всего на расстоянии нескольких шагов, и мне вдруг стало неуютно, ведь больше не существовало преграды в виде широкого стола из красного дерева.
– Сколько лет вы знакомы с подозреваемым?
– Я ничего не пропустил? – спросил Дорофеев, ворвавшись в кабинет с пластмассовым стаканчиком кофе.
Я недовольно закусила нижнюю губу, когда мужчина вальяжно сел на стул возле младшего оперативника и натянуто улыбнулся.
– Почему я должна отвечать на вопросы в присутствии посторонних? – спросила я напрямую у следователя.
– Знала бы ты сколько лет я занимаюсь этим делом… – в показательно обиженном тоне произнес лысый оперативник, сделав глоток горячего кофе. – Я уже далеко не посторонний человек.
– Вы обращаетесь ко мне на «ты» только лишь потому, что я намного младше вас? – возмутилась я, недовольно сложив руки на груди. – Это у поколения, выросшего в Союзе, привычка такая? Или вы ко всем незнакомым людям так обращаетесь?
Терпеть не могла, когда ко мне подобным образом обращался абсолютно незнакомый человек. Возможно, это было связано с моим «детским» лицом, поэтому посторонние люди зачастую обращались ко мне на «ты». Скорее всего, они всегда видели перед собой какую-то девчонку из десятого «Б» и позволяли себе тыкать в мой адрес. Даже если и спрашивали что-то безобидное…Я делала исключение лишь для стариков, которые ко всем, кто младше их на двадцать лет, обращались как «внучка» или «сынок». Но что мешало людям спросить, стоит ли нам переходить на «ты»?! Наверное, отсутствие воспитания.
Дорофеев ухмыльнулся куда-то в сторону, покачал головой и тихо выругался.
– А ты, оказывается, девочка с характером…
Одинцов преподнес кулак ко рту и неловко прочистил горло.
– Можете не переживать, оперуполномоченные Дорофеев и Краснов будут внесены в протокол допроса. Но если вам дискомфортно находиться в обществе Дорофеева, он может выйти.
– Да, пожалуйста, – твердо произнесла я, косясь в сторону лысого мужчины лет сорока пяти-пятидесяти.
– Марк, какого… – недоуменно проговорил тот, глядя на старшего по званию.
– Сергей, выйди, – спокойно сказал старший следователь, даже не взглянув в сторону коллеги. А после недолгой паузы добавил, – пожалуйста.
Дорофеев с максимально недовольным видом громко выдохнул и вскоре покинул кабинет, показательно хлопнув дверью. С его уходом стало легче дышать.
– Краснов заполняет протокол, но сам допрос буду вести я. Для вас это не проблема? – спросил Одинцов, с надеждой вскинув бровь. Я покачала головой, и он продолжил. – Повторюсь, как давно вы знакомы с подозреваемым и как познакомились? У вас довольно большая разница в возрасте.
Я улыбнулась лишь одним уголком губ.
– Думаю, в наше время разница в пятнадцать лет не проблема. Познакомились в совершенно обычной социальной сети, в начале августа было ровно три года. Я увидела его страничку, он мне понравился, и я ему написала. Все как у обычных людей.
– Чем привлек двадцатилетнюю девушку сорокалетний мужчина? – на полном серьезе спросил следователь.
Я ухмыльнулась, на мгновение отвела взгляд в сторону, поразмыслив, какое это имело отношение к делу. Но все же собралась и ответила:
– Презентабельной внешностью, состоятельностью, собственным бизнесом, ухаживаниями… Дальше продолжать?
Краем глаза уловила забавную ухмылку молодого оперативника.
– Краситься в блонд вы начали перед знакомством с ним или после? – с задумчивым выражением лица уточнил Одинцов.
Я растерянно улыбнулась и заложила переднюю волнистую прядь за ухо.
– Послушайте, что за вопросы? – недоумевала я, взглянув на мужчину исподлобья. Но когда словила его стальной и самоуверенный взгляд, поняла, что он не шутил. – Господи… Если это имеет такое большое значение, то… Да я не… я не помню. Ну вроде за месяц или за пару месяцев до знакомства с ним решила перекраситься и сменить имидж. Олегу очень нравятся мои светлые волосы… Он оплачивает дорогое салонное окрашивание сразу, как только отрастают мои русые корни.
– Вы вместе три года, верно? – уточнил правоохранитель. И, уловив мой утвердительный кивок, продолжил. – За все это время вы не замечали какие-либо странности в его поведении? Различные фетиши… или, к примеру, относился нервно к своим вещам и не позволял вам в них прибираться.
Я нахмурилась и отвела взгляд в сторону, крепко задумавшись.
– Никаких странных отклонений в поведении я не заметила. Обычный человек, отзывчивый, добрый, понимающий. Одним словом, эмпатичный. Любит свой бизнес и очень им гордится. Старается развиваться, больше разрабатывать. Заботится обо мне, ухаживает, переживает…
Мужчина едва заметно кивнул, сощурив веки. Но серые зрачки продолжили отражать стальную непоколебимую уверенность и излучать подкупающее профессиональное спокойствие.
– Чем он занимается?
– У него своя транспортная компания «Транс-Сибирь», – рассказала я, в полной уверенности, что правоохранителям уже давно известна эта информация. – Занимаются междугородними перевозками по всей России, но основной трафик сосредоточен на Сибири.
– Какой у него график?
– Стандартный: пять через два. Но на связи, можно сказать, двадцать четыре на семь. Иногда, он сам выезжает в рейс, разные ситуации бывают… Ну, когда водитель заболел, уволился или срочно появился заказ. В принципе, Олег сам начинал обычным дальнобойщиком. Ему нравилось… Говорит есть в этом какая-то романтика. Поэтому, когда выпадает шанс выйти в рейс, он его не упускает.
Старший следователь удовлетворенно кивнул так медленно и задумчиво, что по началу подумала, что мне показалось.
– Что можете рассказать о его семье?
– Ничего. Олег сирота, – сообщила я, беззаботно пожав плечами. – Он и сам о них ничего не знает и не помнит.
– Нет ли у вашего мужа другой недвижимости помимо квартиры на улице Трилиссера, куда бы он мог податься? Недвижимость по России и за рубежом?
Я мельком призадумалась, отводя взгляд в сторону.
– Он не говорил, а я не спрашивала, – ответила я, пожав плечами. – Поэтому, скорее всего нет.
Мужчина несколько секунд покопался на столе, ища что-то, известное лишь ему одному. А после достал из нижнего ящика чистый лист, отложил его на самый край стола и положил поверх него шариковую ручку.
– Пожалуйста, напишите имена, фамилии и номера телефонов всех его близких друзей или просто тех, с кем он поддерживал хорошие отношения, – в вежливой манере попросил сотрудник, кивнув на листок.
Долго думать мне не пришлось. Молча подошла к его столу, взяла ручку, и, нагнувшись над деревянной поверхностью, вывела одно единственное имя с номером телефона. После села на стул как ни в чем не бывало, и вальяжно закинула ногу на ногу, прикрыв откровенный разрез на бедре. Следователь, едва взглянув на имя Глеба, коротко ухмыльнулся, удивленно вскинул бровь и взглянул на меня с немым вопросом на лице. Я уверенно кивнула, зная, что Олег близко общался и доверял лишь одному человеку – своему лучшему другу и заместителю.
– Что-нибудь слышали об Иркутском маньяке? – спросил сотрудник СК. После аккуратно сложил лист пополам и вложил в свой потрепанный блокнот.
– Ну, разумеется. О нем все говорят… уже полгода. Трудно оградиться от этой новости. Родители девочек в панике, никуда их не отпускают, стараются всюду сопровождать.
Одинцов задумчиво преподнес кулак к подбородку и удивленно приподнял бровь. Это было единственной его эмоцией за последние пару часов.
– С чего вы взяли, что его жертвы исключительно девочки? – с подозрением спросил он, и у меня мгновенно пересохло в горле.
– Что… п-простите? – тихо отозвалась я, растерянно улыбнувшись. Ладони мгновенно вспотели, а сердце испуганно подскочило к горлу. – Не понимаю, о чем вы…
– Мы не давали прессе комментарии о том, кем являлись его жертвы. Как не давали информацию и о том, что он может являться педофилом, – уверенно заявил следователь. – Следственный комитет вообще не давал какой-то конкретной информации о маньяке. Все остальные слухи – дело рук исключительно поддавшихся панике граждан. Сарафанное радио никто не отменял.
Мужчина неспеша подошел к столу и принялся копошиться в сумке-дипломате.
Я же нервно сглотнула остатки слюны, чтобы хоть как-то увлажнить горло. Не знала, куда направить все напряжение, скопившееся в теле, поэтому начала теребить обручальное кольцо из белого золота на безымянном пальце.
– Я не… Да, вы правы. В городе поговаривают о маньяке, и каждый говорит свое. Но, как это обычно бывает, первые забеспокоились родители дочек… причем любых возрастов. Поэтому я упомянула девочек… в первую очередь…
– Вам знакомы эти женщины? – неожиданно задал вопрос правоохранитель, когда наконец достал белоснежный конверт из сумки.
Подойдя чуть ближе, мужчина протянул несколько фотографий. С замиранием сердца начала рассматривать изображенных на них людей. С глянцевых фото на меня смотрели едва ли не идентичные девушки: все как на подбор со светлыми крашеными или естественными волосами, синими и преимущественно голубыми глазами, со светлой или даже бледноватой кожей. Дрожащими руками рассматривала всех, перелистывая фотографию за фотографией, их было всего шесть или около того. Какие-то снимки были любительскими, парочка взяты из школьных выпускных альбомов или же с различных документов.
– Нет… я не знаю никого из них, – ответила я, протянув фотографии следователю.
– Это жертвы серийного убийцы, – смело заявил мужчина, упаковав фото обратно в бумажный конверт. А меня мгновенно бросило в жар, я затаила дыхание, попытавшись утихомирить дрожащие пальцы. – Только те, тела которых удалось найти. Всем девушкам было от девятнадцати до двадцати пяти лет. Не находите сходство?
Сглотнуть второй раз не вышло. В горле образовался сухой болезненный ком. Сердце бешено забилось в груди и застучало в ушах, словно я за рекордное количество времени преодолела километровую дистанцию.
– Да, они внешне очень похожи…
– На вас, – заключил следователь, вновь скрестив руки на груди с невозмутимым видом.
Глава 6
Ответ майора заставил недоуменно глянуть на него. В тот момент я молилась всем богам, чтобы он не заметил страха, затаившегося в моих глазах.
– Что вы… Что вы имеете в виду? Это… это просто какое-то совпадение, – я нервно усмехнулась, и мое состояние явно не осталось без внимания зоркого правоохранителя. – Если бы мой муж хотел меня убить, то в его намерения не входило бы жениться на мне! И вообще… вы… вы так и не сказали, в чем его обвиняют?
Одинцов со стальным и непоколебимым спокойствием облокотился об стол двумя руками, подавшись чуть вперед. В тот момент я была рада, что между нами была хоть какая-то преграда.
– Не обвиняют, а пока что подозревают. Но, чтобы снять все подозрения, ваш супруг должен явиться к нам на допрос. А Власов всячески игнорировал звонки сотрудников СК, также три раза не явился на допрос по повестке.
– Я ни о чем таком не знала… – призналась честно. – Но ведь это не говорит о его причастности к преступлениям, верно? У вас нет доказательств. Я уверена… Уверена, что его подставили. Не знаю… конкуренты, к примеру. Он имеет вполне успешный бизнес, много постоянных клиентов, и конкуренты захотели таким образом устранить моего мужа. Вы же должны рассматривать все версии?..
– Вас никогда не смущало, почему ваш супруг выезжал в рейсы исключительно в зимний период с октября по апрель?
– Нет, никогда не думала об этом, – честно ответила, уже не в силах смотреть в глаза следователю. – Все происходило спонтанно, случайно… Кто-то из водителей заболеет, уйдет в запой или срочно куда-то уедет по семейным обстоятельствам. Это… это просто бред какой-то.
– Быть может, все происходило спонтанно лишь для вас? – предположил Одинцов, самодовольно вскинув бровь. – Вы проверяли, существовали ли те заболевшие водители? Сомневаюсь. Зачем владелец транспортной компании будет сам выезжать в рейсы, когда у него есть большой штат сотрудников? Или, судя по этой логике, в весенние и летние месяцы никто из водителей не болел и не отлучался? – он подался вперед, с напором взглянув мне в глаза. – Анфиса Андреевна, прошу вас вспомнить все мельчайшие подробности о муже. Все, что казалось подозрительным, но вы не придали этому значения. Речь о психопате, который убивает невинных девушек… ваших ровесниц.
Я покачала головой, прикрыв лицо руками. Его убедительный и совершенно спокойный голос сводил с ума, разрушая по кирпичику и без того хрупкое сомнение.
Раз, два, три. Вдох. Раз, два, три, выдох.
– Матвей, воды.
Сделав долгожданный глоток, ощутила, как прохладная жидкость постепенно спустилась по пищеводу. Стало легче, но ненамного.
– Я могу узнать, как… как они были убиты? – зачем-то спросила, все еще гипнотизируя светлую плитку на полу опустошенным взглядом.
Оперативник вновь сел за компьютер, продолжив составлять протокол допроса. А я с силой сжала прозрачный пластмассовый стаканчик в руках. Он скукожился с громким характерным хрустом под давлением моей дрожащей ладони.
– Причина смерти – механическая асфиксия, – констатировал следователь, спрятав руки в карманы черных слаксов. – Все без исключения девушки были задушены, также присутствуют четкие следы сексуализированного насилия. У преступника определенно фетиш на голубоглазых блондинок и изощренная, я бы даже сказал маниакальная форма сексуальной асфиксии. Удушение привлекает маньяков лишь потому, что жертва лишается жизни не сразу, а постепенно. Они поддерживают ее в полуобморочном состоянии достаточно долго, пока не насладятся процессом, – проговорил Одинцов таким спокойным и рассудительным голосом, будто вещал не об убийствах, а о погоде на завтра. – Девушки были найдены не сразу, кого-то нашли уже на активной и прогрессирующей стадии разложения. Неизвестно сколько еще жертв нам предстоит найти вдоль сибирских трасс…
– Вы говорите какие-то страшные вещи… Мой муж… он не такой. Он ни разу не поднимал на меня руку, не говоря уже об удушении, – растерянно пролепетала я, болезненно прикусив губу до крови. – Если бы Олег испытывал такую тягу к удушениям, то за все три года я бы заметила что-то подобное в его поведении. Поверьте, я бы… я бы сразу же… Для меня это неприемлемо… и ненормально! Я бы не вышла замуж за такого зверя!
– Поверьте, он не зверь, а самый настоящий человек, и все его действия вполне можно подвергнуть анализу. Вы ошибочно полагаете, что убийцы не от мира сего. Что их сразу можно вычислить среди близких, друзей, знакомых, – сообщил следователь, все еще глядя на меня в упор. Было дико неудобно находиться под таким его внимательным взглядом, пробирающим до мурашек. – Они очень одиноки, и о своих, скажем так, специфичных увлечениях никому не распространяются. Это совершенно обычные люди, находящиеся среди нас, создающие свои семьи. У них может быть одна супруга на всю жизнь, десять любимых детей и безоговорочно хорошая репутация среди ближайшего окружения. Взять того же Чикатило…
– Нет, не нужно, хватит! Я поняла! – воскликнула, вскинув руки в останавливающем жесте.
– У вашего супруга весьма удобная работа для…
Я мгновенно подскочила со стула, едва не наступив на подол свадебного платья.
– Нет! Послушайте… У вас нет… у вас нет вещественных доказательств! Вы не… не можете так голословно его обвинять! Его мог подставить любой другой дальнобойщик!
Старший следователь сложил руки на груди и молча подошел на расстояние вытянутой руки. Его невозмутимое лицо не отображало ни единой эмоции, а внимательный взгляд спокойных глаз цвета какао с молоком пугал и настораживал. В воздухе раздался едва уловимый аромат спелого граната, но я была слишком возмущена и напугана, чтобы концентрироваться на новом запахе.
– Завтра во время обыска мы возьмем его отпечатки и другие биологические материалы, которые пригодятся в деле, – произнес он тихо с таким стальным спокойствием и уверенностью, что сердце мое забилось в груди как ошалелая птица. – В любом случае, даже самый аккуратный преступник может оплошать на какой-то мелочи и оставить следы. К тому же, мы обыщем его автомобиль, сравним следы от колес и изучим каждое замытое пятно в салоне. В течение времени мы будем находить тела его жертв и рано или поздно отыщем частичку биологического материала. Останется лишь сопоставить полученные данные из вашей квартиры с остатками материала на жертве…











