Старые леди и убийство в приёмной доктора

Елена Шаркова

Старые леди и убийство в приёмной доктора

Разумеется, всё выдумано, а любые

возможные совпадения –

случайность. Автор заверяет

читателей, что эта стилизация

выполнена с большой любовью к

жанру и его королеве —

А. К.

Я спрашиваю, чтобы узнать.

Чарлз Диккенс. Дэвид Копперфилд

Моя дорогая Пруденс!

Прошла целая неделя с тех пор, как ты уехала и написала мне, а я только сейчас села ответить на твоë письмо. Конечно, ты не волнуешься – знаешь, что если бы со мной что-то случилось (хотя доктор Бердфорд говорит, я для своих лет удивительно бодра, и я с ним совершенно согласна), моя сестра Ив сообщила бы тебе. Мы с ней давно об этом договорились. Так, на всякий случай. Поэтому ты не волнуешься, но наверняка удивляешься и, возможно, подозреваешь, что произошло что-нибудь таинственное. Как в тот раз, когда у нас в Сент-Энн-Уотерс исчезла компаньонка миссис Гастингс, а ты всё распутала, а я тебе немножко помогла. Это было удивительное приключение, я часто о нём вспоминаю!

Но нет, дорогая Пру, после твоего отъезда ничего таинственного в нашей деревушке не произошло. Впрочем, как я сейчас поняла, ты не могла об этом подумать, потому что, разумеется, если бы опять исчезла какая-нибудь компаньонка, я сразу тебе написала бы и попросила твоего совета.

Причина моего молчания тривиальна и обидна – я немножко вывихнула запястье. Нет-нет, я не преуменьшаю, действительно немножко, сейчас уже гораздо лучше, и доктор Бердфорд снял повязку и даже разрешил писать письма. И, конечно же, я сразу кинулась тебе писать. Думала, если будет больно, я черкну всего несколько строчек, просто чтобы ты знала, что со мной всë в порядке, но вот пишу и пишу, а пока почти ничего не болит. Спасибо доктору Бердфорду, он накладывал очень действенную мазь (хотя с неприятным запахом, должна сказать) и заглядывал ко мне каждый день. Полагаю, молодому пациенту пришлось бы самому ходить к доктору на перевязки, но преклонный возраст имеет свои преимущества, как ни странно, и среди них – возможность без угрызений совести принимать доктора на дому.

Хотя, как ты знаешь, я люблю ходить пешком, так что с удовольствием лишний раз прошлась бы до приëмной доктора (это весьма приятный путь мимо пруда с утками, ты его помнишь, конечно, мы гуляли там с тобой), но ведь на трость я опираюсь правой рукой, а именно она и была повреждена и забинтована. Что очевидно, раз я не могла тебе писать, не так ли? Ох, вот я и проговорилась. Опираюсь на трость, потому что колено я тоже ушибла, довольно сильно. Но доктор Бердфорд говорит – это тоже пройдёт.

Больше никаких новостей у нас нет. Ах, да, садовник, молодой Коулер, хочет увольняться, и надо же, чтобы именно сейчас!  И это невзирая на то, что его отец у меня работал, а ещё раньше – у тёти Гвендолин, а дед молодого Коулера работал у родителей тёти Гвендолин, и увольнение прервёт эту замечательную традицию. Я в полной растерянности. Да и Пудинг будет по нему скучать. Ты же видела, как он любит сидеть и наблюдать за садовником, пока тот ухаживает за клумбами. Они неплохо смотрятся вместе, правда?

Я, конечно, сразу вспомнила, как ты сказала, что у моего садовника виноватый вид и что он наверняка задумал уволиться, а я тебе не поверила. Ах, милая Пру, как это было глупо с моей стороны, ты ведь почти всегда оказываешься права.

Знаешь, почему я написала «почти»? Вот почему: когда кто-то в нашем классе украл все контрольные, ты решила, что это Сэйди, а это была совершенно точно не она.

Как давно это случилось, иногда я поверить не могу, что я не та жизнерадостная девушка, а обычная старая леди, хотя, надо сказать, по-прежнему жизнерадостная… по крайней мере, стараюсь быть такой, очень стараюсь – несмотря ни на что.

Вспоминаю, как мы в школе любили представлять, что с нами будет в новом столетии. Вот уже не просто новое столетие, а 1935 год, и мы старые, Пру, старые, и столько пережито – и нами, и всей страной, и всем миром. Как всё вокруг невозвратно изменилось со времён нашей молодости… И я до сих пор не могу понять – к лучшему или к худшему. Конечно, чаще кажется, что к лучшему, но иногда, право же, начинаешь сомневаться. Помнишь, как полковник Кэлхоун, когда мы ходили к нему на чай, сказал, что не надеется на мирное будущее? Я часто думаю о его словах. Наверное, джентльменам виднее, но всё же мне хочется верить, что человечество хоть чему-то научилось за последние полвека.

Ох, я же не рассказала тебе, как я вывихнула запястье и ушибла колено! Именно из-за того, что не чувствую себя старой леди. Мэри не было дома, телефон зазвонил, я вскочила, побежала к нему и упала. Так глупо, поверишь ли, потом оказалось, это звонила миссис Проун из парикмахерской, можно было не торопиться. Но я всё время забываю, что давно не молода. Доктор Бердфорд сказал – чудом обошлось без переломов, надо благодарить Бога за вывихнутое запястье. А я и благодарю. Сейчас хорошо понимаю, что могла бы сломать и руку и, не дай Бог, ногу. А так – всё обошлось! Узнаëшь мою жизнерадостность? Конечно, я страдаю без возможности вязать (у меня как раз было начато новое вязание, я купила чудесную лиловую шерсть), но утешаюсь надеждой, что скоро снова смогу этим заниматься.

Дорогая Пру, ты наверняка понимаешь, почему же я тебе не позвонила, раз не могла писать. Разумеется, ты помнишь, что телефонная линия у нас параллельная, а старый мистер Кобб обожает подслушивать чужие разговоры. Так неприятно. Вроде бы ничего страшного, но всё равно не хочется, чтобы мистер Кобб пересказывал потом наш разговор всем домочадцам. Считается, что главные сплетницы – это женщины, но мужчины ничуть не лучше, ты согласна? Особенно старики. С тех пор, как мистер Кобб перестал выходить из дома, его интерес к чужим делам сильно возрос. И, конечно, его очень волнуют наши телефонные разговоры. С одной стороны, его жалко, а с другой – лучше бы он читал книжки, право. Я бы с радостью порекомендовала ему два-три романа мистера Диккенса, но, боюсь, мистер Кобб не захочет их читать.

Я, конечно, всё равно в конце концов позвонила бы ради того, чтобы ты не волновалась, но надеялась, что рука быстро поправится и я напишу, и, в общем-то, она и поправилась. В целом. Сейчас я думаю, что всё равно надо было позвонить. Или в крайнем случае попросить кого-нибудь написать. Но мне так хотелось сделать это самой! Ну, в любом случае вот я уже пишу.

Анютины глазки расцвели все сразу и очень украсили клумбу перед входом. А тот красивый розовый куст всё-таки погиб. Я до последнего надеялась, что удастся его спасти.

Письмо сумбурное, но ты же знаешь мой стиль. В школе мисс Купер всегда бранила меня за бессистемность в сочинениях, даже когда я писала о романах мистера Диккенса, а в этих случаях я очень старалась, можешь себе представить. Так и слышу её голос: «Мисс Вордси, ваши мысли прыгают по страницам, а в повествовании нужна логика, запомните это».

Всё-таки рука немножко устала, поэтому заканчиваю.

С любовью

Вайолет

Моя дорогая Вайолет!

Хотя я понимала, что вряд ли случилось что-то серьёзное, но всё же уже начала волноваться. Твоë письмо отнюдь не сумбурное, я прекрасно понимаю твою логику и всегда понимала, а мисс Купер вообще была чересчур строга с нами; кстати, мне она тоже говорила, что мои мысли скачут, но за всю свою жизнь я так и не научилась изъясняться без этого скакания, и мне бывает трудно объяснить другому человеку то, что так ясно складывается у меня в голове. Так вот, твоё письмо меня немного успокоило, однако только немного, потому что тебе сейчас лучше не перегружать бедное запястье, а раз ты начала писать письма, то, боюсь, дело может дойти и до работы в саду.

Кстати, о нëм – твой садовник очень хорош, и не только Пудингу, но и тебе было бы жалко его потерять, не правда ли? В наше время так трудно найти садовника как такового, а уж хороших вообще не осталось. Кроме твоего. Я знаю, ты не можешь увеличить ему жалование, но, мне кажется, дело не в деньгах, и, боюсь, тебе не удастся его удержать. Не замечала ли ты, что твоя служанка Мэри слишком строга с ним? Возможно, притворно (я почти уверена, что это просто кокетство), но тем не менее. Молодой Коулер в неë явно влюблëн. Думаю, он решил уволиться с горя, когда подумал, что не нравится Мэри. Впрочем, я могу ошибаться: такая версия слишком мелодраматична.

Однако он напомнил мне племянника миссис Кром, который безумно влюбился в секретаршу начальника, не добился взаимности и в расстроенных чувствах уволился с работы. Куда уж мелодраматичнее! Потом он долго не мог найти новое место и, конечно, совсем забыл о своей любви. Какая тут любовь, когда нечем платить за квартиру.

Хотя садовник, даже плохой, без работы не останется, это совершенно точно. Поэтому-то они все так самоуверенны и своевольны, особенно старики – абсолютно не слушают указаний, сажают, что хотят и куда хотят, предпочитают цветам овощи, долго пьют чай и неохотно пропалывают клумбы. Знаю на собственном опыте.

Между прочим, это именно Сэйди украла тогда контрольные, чтобы не получить двойку, почему ты вдруг решила, что не она?

Очень жаль, что не удалось спасти розовый куст, но зато как приятно, что анютины глазки зацвели. Мои тоже – и тоже все сразу. В основном они у меня фиолетовые с жëлтым, но попадаются и ярко-розовые. А главное – вовсю цветёт сирень! Она ведь само совершенство. Вечерами, если нет дождя, я выхожу в сад и сижу там, вдыхая аромат моей обожаемой сирени и любуясь её пышными гроздьями. Мне кажется, сирень доказывает существование Бога. Её вид и аромат так утешительны. Вот я и наслаждаюсь, пока не стемнеет или пока не озябну. В последние годы я быстро зябну, а ты? Когда я была у тебя, мне показалось, что и ты тоже.

Береги себя, моя дорогая Вайолет. В наши годы уже не стоит вскакивать так резво. Сама видишь, как это опасно. Боюсь, впрочем, мой доктор не преминул бы отметить, что и я часто веду себя отнюдь не так, как положено старой леди. Что поделать, душа гораздо моложе тела, верно? И никак не хочет осознавать свой возраст. Это одна из главных тайн жизни – вечная молодость души.

Может быть, Ивлин могла бы приехать к тебе хотя бы на некоторое время?

С любовью

Пруденс

Представляю, как тебе не терпится вернуться к вязанию! Лиловая шерсть может быть очень эффектна. Интересно, какой у тебя оттенок. А я сейчас вяжу костюмчик для соседского малыша – голубой, из старых запасов шерсти.

Пру,

у нас действительно случилось нечто ужасное, гораздо хуже всяких компаньонок, и мне действительно понадобится твоя помощь, я так надеюсь, что ты в ближайшее время никуда не уезжаешь. Буквально завтра напишу подробнее, а сейчас посылаю эту записку, просто чтобы ты знала: мне очень нужен твой совет.

В.

Это была не Сэйди!

Дорогая Пруденс,

пишу на следующий день, будучи очень подавленной. Ужасное происшествие, настоящий кошмар. Прямо в приёмной доктора Бердфорда убили человека! Можешь ли ты в такое поверить? Ах, что я пишу, я знаю, что можешь, ты так часто сталкивалась с подобными случаями. А я вот впервые – и до сих пор просто в шоке. Вся деревня в шоке, только об этом и говорят.

Но самое ужасное в том, что полиция подозревает доктора Бердфорда! Мне сказала об этом Мэри, а ей – служанка свояченицы констебля Питерса. Мэри дружит с этой служанкой. Она слышала, как констебль разговаривал с женой. В смысле – свояченица слышала и потом обсуждала это со своим мужем при служанке, а служанка рассказала всем, кому только могла, и моей Мэри в том числе, а та уже мне. Какой-нибудь лондонец посмеялся бы над такой системой передачи информации, но ты-то не хуже меня знаешь, как распространяются сведения в наших деревеньках, не правда ли?

И теперь все ждут, когда доктора арестуют, половина деревни верит, что он убийца, а я не могу поверить. Конечно, меня волнует и моё запястье (должна признаться, оно всё равно болит, и приходится опять накладывать тугую повязку), и колено, кто их будет лечить, но дело не только во мне – у доктора молодая жена и младенец, что с ними станет, если его осудят? А он не виновен, я уверена! Но вдруг полиция не сможет найти настоящего убийцу? Ведь такое случается, и не только в книжках.

Я обязательно расскажу всё подробно, но не сегодня, потому что запястье не даёт много писать. Ивлин действительно приезжает, я забыла тебе сообщить в том письме, но только завтра, ей пришлось удалить зуб, были некоторые осложнения, поэтому она задержалась. Но теперь с ней всё хорошо. Я, наверное, попрошу её писать под мою диктовку, если руке не станет лучше. Пожалуйста, объясни, какие подробности важны, что именно я должна рассказать, чтобы ты могла распутать эту загадку. Всё сделаю, как ты скажешь. Я знаю, ты справишься и на расстоянии!

Совершенно растерянная

Вайолет

Дорогая Вайолет!

Получила оба твоих письма и должна сказать, что поражена не меньше тебя. Конечно, я видела доктора Бердфорда всего пять минут, но он мне показался очень милым и мягким молодым мужчиной. Однако, знаешь ли, убийцы иногда выглядят весьма милыми. Поэтому вот мой первый вопрос к тебе: готова ли ты к тому, что наше расследование (назовём нашу деятельность таким словом, хотя, конечно, это будет не настоящее расследование, а просто попытки анализировать и размышлять)… так вот, готова ли ты к тому, что вывод может оказаться неутешительным для тебя? Я имею в виду – вдруг убийцей окажется именно доктор? Разумеется, я ничего не могу сказать заранее, я же пока не знаю даже, кто убит и как, но в самом начале пути ты должна понимать, чем всё может обернуться.

Я очень взволнована, что твоё запястье всё ещё болит (по правде говоря, это волнует меня даже больше, чем убийство), но рада, что Ивлин приезжает. Вы с ней всегда были очень дружны, так что Ивлин не просто поможет физически, но и поддержит морально, не даст пасть духом. Надеюсь, у неё действительно всё хорошо после удаления зуба. В нашем возрасте мы знаем, как это неприятно – удалять зуб. Наверное, сейчас Ивлин уже приехала и хлопочет вокруг тебя. Передавай ей большой привет. Ты хорошо придумала, чтобы она писала под твою диктовку.

Жду вашего письма (конечно, после того, как Ивлин устроится и ваш быт наладится, но слишком не затягивайте, потому что в расследовании убийства важен каждый час, а уже и так прошло несколько дней). Я не буду прикладывать список вопросов, просто расскажи в мельчайших подробностях, что произошло. Кого убили, что это за человек, как всё случилось, во сколько, кто был вокруг – и так далее, все подробности, какие только вспомнишь, пожалуйста. Наверное, многое выяснится на дознании. Когда оно будет, кстати? Может, уже было? Уверена, что ты там появишься и всё опишешь досконально.

Очень хотела бы приехать и посмотреть на всё своими глазами, послушать своими ушами, но, признаюсь, я немного простудилась. Всё-таки зря, наверное, засиживалась в саду по вечерам. Надеюсь, ничего серьёзного. Когда я выздоравливаю после болезни, мой доктор обычно прописывает мне хорошее расследование, и вот оно как раз под рукой.

Дорогая Вайолет, я шучу, но понимаю, в каком ты напряжении и ужасе. Конечно, тебе не до шуток. Жду вашего с Ивлин письма и подробного рассказа обо всём, что произошло и происходит сейчас.

С любовью

Пруденс

Почему не Сэйди?

Дорогая мисс Фрейн!

Это письмо пишет Ивлин, сестра Вайолет. Сейчас она начнёт диктовать, но сначала я напишу несколько строк от себя. Мы с Вами знакомы с детства и были когда-то на «ты», но с тех пор прошло столько лет, что, наверное, называть Вас просто по имени было бы слишком фамильярно. Вайолет много рассказывала мне о том, как глубоко Вы понимаете человеческую природу и как часто участвовали в расследованиях убийств и разгадывали сложные загадки, поэтому я вместе с ней надеюсь, что Вы поможете бедному доктору Бердфорду и найдёте настоящего убийцу. Я с такой уверенностью пишу «настоящего убийцу», потому что тоже, как и Вай, верю – это не доктор. Знаете, таких, как доктор Бердфорд, называют хорошими людьми, и он такой и есть – просто хороший человек, попавший в нехорошие обстоятельства.

А теперь я откладываю в сторону свои собственные мысли и становлюсь секретарём моей сестры. Итак, она начинает диктовать, и все последующие строки – это запись её слов.

Дорогая Пру!

Вот я произнесла эти два слова и остановилась, откинувшись в кресле. Совсем другое дело, когда можно диктовать, что в голову приходит, и не напрягать собственную руку, а эксплуатировать покорную сестру. Ив смеётся, но пишет, а я перестаю шутить и становлюсь серьёзной.

Прежде всего – очень надеюсь, что твоя простуда не опасна, что это и правда всего лишь простуда. Так и представляю тебя закутанную в тёплую розовую шаль и пьющую крепкий бульон, сваренный твоей новой девушкой. Умеет ли она готовить хороший бульон? Не у всех это получается. Пожалуйста, успокой меня, что ты не слишком сильно разболелась и что я не слишком… Ив настаивает – надо написать: мы не слишком тебя нагружаем.

Теперь по поводу твоего предупреждения. Готова ли я к тому, что в ходе расследования могут выясниться какие-то плохие вещи? Я готова. Абсолютно уверена, что доктор не убийца. Что бы там про него ни выяснилось, он не убийца, а это главное, вот почему надо его спасти.

Но продолжим о нашем деле. Сначала расскажу немного о самом докторе. Итак, Элберт Бердфорд. Ты видела его – не красавец, но очень симпатичный и приятный джентльмен. Стройный брюнет со строгим лицом и аккуратными усами. Ему тридцать пять, его жена лет на десять моложе, её зовут Элис, она как раз настоящая красавица, и у них несколько месяцев назад родился прелестный мальчик, Фредди. Я видела его несколько раз – чудесный здоровый ребёнок. Элис ведёт себя как типичная спутница жизни доктора – самоотверженная жена, самоотверженная мать, которая понимает, что у её мужа на первом плане всегда стоит его врачебный долг. Хотя он, безусловно, любит свою семью, предан ей, но ведь он врач, а значит, в любой момент дня и ночи его могут вызвать к роженице или умирающему, и придётся идти.

Живут они в маленьком коттедже за тем самым прудом с утками. Я сказала – маленьком, но на самом деле он не так уж и мал, просто в нём много места отведено практике доктора Бердфорда. Два отдельных входа – в приёмную и в частные помещения – с улицы, но сзади, разумеется, можно выйти во двор. Я там никогда не была – ни у доктора дома, ни на их заднем дворе. Пойми меня правильно – я очень симпатизирую доктору, очень его уважаю, и Элис мне нравится, и младенец тоже, но нельзя сказать, что мы дружим. Да и по возрасту мы не подходим для дружбы. Бердфорды дружат с Гринвудами – это милая семейная пара. Мистер Гринвуд – аптекарь, и у них с доктором всегда есть что обсудить.

Чуть не забыла: между двумя частями дома есть соединяющая их дверь. Это имеет значение, потом поймёшь.

Сама приёмная небольшая, прямоугольная – там стоят четыре стула, скорее кресла, не слишком удобные, по крайней мере для меня (твоей спине они тоже наверняка не понравились бы), но, как говорят, модные, и столик с журналами. Журналы, кстати, старые, я их все уже наизусть знаю, они там лежат месяцами, если не годами. Я даже думала подложить туда что-нибудь поновее, но забыла, а теперь не до того. В торце прямоугольника как раз та самая дверь, ведущая в частные помещения. Она обычно заперта.

В приёмной, разумеется, есть место для секретарши. Но в том-то всё и дело, что прежняя секретарша – мисс Эндрюс – уволилась, потому что собралась замуж. Это произошло буквально месяц назад. Новую секретаршу доктор ещё не нашёл. Вот так и получилось, что никаких свидетелей убийства не оказалось.

Но это я забегаю вперёд.

На всякий случай уточню, что мисс Эндрюс – молодая медсестра, очень весёлая, активная, проработала у нас тут года два, и у неё с самого начала был жених. Он работает в Лондоне в каком-то крупном банке. Никаких скандалов с мисс Эндрюс не было, все её любили, и, насколько я понимаю, она действительно вышла замуж. Прислала фотографию, мне Элис показывала. (Честно говоря, я сама у неё интересовалась, как там мисс Эндрюс, ты же знаешь, что я с детства обожаю уточнять у людей все детали и нюансы, даже если это не имеет для меня практического значения.) И после венчания они уехали в свадебное путешествие в Испанию. Кажется, в Испанию. Наверное, всё ещё там. Или уже вернулись в Лондон, потому что, естественно, мисс Эндрюс (бывшая мисс, а теперь миссис Смит) теперь будет жить с мужем в Лондоне.

Я подробно рассказываю об отсутствующей мисс Эндрюс, так как ты сказала, что необходимы все подробности. Я и сама понимаю: ты хочешь не только узнать о людях, но и почувствовать атмосферу. Может быть, какие-то подробности и не нужны, но лучше я расскажу лишнее, чем пропущу что-то нужное, правда?

«Придерживайтесь фактов, сэр», как говорил один из героев мистера Диккенса. Вот я и придерживаюсь.

Возвращаюсь к приёмной доктора. Из неё вход в кабинет, он довольно большой, там и стол доктора, и кушетка, и ширма, и шкафы с папками – нашими историями болезней, и полки с книгами. А из кабинета уже вход в операционную – она маленькая, но ведь доктор не проводит тут у нас настоящие операции. Так, знаешь, какие-то мелочи – вросший ноготь, скажем, или если надо рану зашить. На прошлой неделе мальчик Бриксов напоролся на гвоздь – вот доктор Бердфорд и зашивал рану. С чем-то серьёзным он отправляет пациентов в город. Но ты не подумай, если будет что-то срочное, доктор справится и здесь, он хороший специалист.

Описание приёмной важно, потому что, как ты помнишь, там-то и совершилось убийство. Я хочу, чтобы ты хорошо представляла себе это место.

Понимаешь, всё случившееся крайне загадочно, вот полиция и считает, что доктор виноват. Если доктор – нет никакой загадки. Им так проще. Не то чтобы я не доверяла полиции… а всё-таки не очень доверяю – в том смысле, что в последний раз у нас здесь убийство произошло ещё перед Великой войной, да и то в пьяной драке, и убийца сразу был всем известен. Хорошо, конечно, что наша деревня такая тихая и мирная, но у констебля Питерса просто нет должного опыта. Он хороший человек, добрый, спокойный, справедливый, однако никогда не имел дела с убийствами. Кроме того случая с пьяной дракой, конечно, но вряд ли этот опыт может сейчас ему пригодиться.

Хотя из соседнего Тримингтона на помощь констеблю Питерсу прибыл инспектор Редли. Говорят, он высокий красавец с интригующим шрамом на лице, рыжий, молодой и энергичный. Он-то наверняка опытнее нашего констебля Питерса, в городе убийства совершаются гораздо чаще, чем у нас. А с другой стороны, мы все ему тут чужие, он никого не знает, и доктора тоже не знает, вдруг решит свалить всё на него?

Как же я нервничаю, дорогая Пру. Но продолжим.

Убийство случилось в среду. Не знаю, насколько это важно – сообщить про среду, но сейчас я буду особенно тщательно следить за тем, чтобы вывалить на тебя все подробности, даже самые мелкие.

Утром к доктору должны были прийти четыре пациента: мистер Браун на девять часов, мистер Крайстер на девять тридцать, мисс Белл на десять и миссис Броу на пол-одиннадцатого.

Я продиктовала «должны были»? Звучит так, как будто кто-то не пришёл. Нет, они все пришли, все четверо. Расскажу о каждом по отдельности.

Начну с конца. Миссис Броу. Дженифер Броу. Дженифер с одним «н» – она не устаёт это подчёркивать. Всегда уточняет, что её имя пишется не так, как в этой неприятной пьесе «Дилемма доктора» мистера Шоу. (Не знаю, правда ли, но, говорят, именно после неё стало принято писать это имя с двумя «н».)

Миссис Броу за пятьдесят, она вдова, муж умер лет девять назад, оставил ей небольшое наследство, на эти деньги она и живёт. Не шикует, скорее экономит, но и не бедствует. Она не из тех, кто долго горюет, – не в том смысле, что снова собралась замуж, как раз нет, а… как сказать… она почувствовала себя свободной. Муж был намного её старше, ворчливый, злобный и глупый. Никто у нас его не любил, и сама миссис Броу вряд ли любила. Не понимаю, почему она вышла за такого отвратительного человека. После его смерти миссис Броу прямо наслаждается одиночеством. Это видно даже со стороны. Как же это объяснить… она стала не веселее, нет, совсем нет, но спокойнее, понимаешь? Раньше у неё был слегка забитый вид, а теперь держит себя с достоинством.

Миссис Броу никогда не была красавицей, слишком крупный нос, знаешь ли, но теперь словно выпрямилась (роста она среднего, а кажется высокой) и как будто даже похорошела: тёмные волосы без седины, открытый взгляд. Нос её сейчас совершенно не портит. Детей у них не было, близких родственников тоже нет, и вот она сама себе хозяйка, да к тому же с деньгами. Не думаю, что она ещё раз когда-нибудь выйдет замуж – ей и одной очень хорошо. Она вошла в две благотворительные организации, всегда помогает викарию с приходскими праздниками, каждое воскресенье в церкви, все её уважают, зачем ей муж?