Хранитель пепла. Кокон

– О чём задумался? – резко спросил он, вставая с кресла, – Как ты и просил: дуэль лицом к лицу, – в левой руке у него сверкнуло острие клинка.

– Много болтаешь для продажного убийцы, – бросил я, чувствуя, как ярость закипает в груди, стискивая сердце.

– Ха, как же ты любишь плеваться ядом, когда твоё эго задето. Всё тот же маленький мальчик, испуганный и обиженный…

– Замолкни!

Резко сократив дистанцию, я рассёк воздух диагональным ударом целясь в левое плечо Лекса. Однако он мгновенно парировал мой клинок и, подшагнув навстречу, впечатал кулак мне в лицо. Я отскочил назад, почувствовал, как с моей губы капает кровь. Краем глаза я заметил, что он подбросил клинок и схватил его другой рукой.

– Кто-то получил по щам… – уничижительно произнёс он, насмехаясь надо мной.

Гнев, острый и неумолимый, вспыхнул в моей груди, смешавшись с жаждой реванша. Приняв стойку, в которой мой меч был прямо передо мной, я бросился в атаку. Широкий рубящий удар сверху – он блокировал клинком, следующий замах слева – также заблокирован, диагональный удар – и вновь безрезультатно. Заметив его резкое движение, я чуть отшагнул назад, готовясь к его атаке. Клинок его сверкнул в воздухе, когда он перебросил его из одной руки в другую.

– Пора преподать тебе урок… – прошипел он и сорвался с места.

Слишком сильный размах – я поймал его! Мой клинок устремился вперёд, прямо к его шее, плотно обмотанной тёмной тканью. Со скрежетом мой меч соскользнул с точки соприкосновения, будто я попал по стальной пластине, а не горлу человека. Шея – уязвимая точка Иных, как и у всех созданий, но она осталась невридимой. В тот же миг он рубанул мой правый бок и вспорол его. Жуткая боль сразу же отозвалась по всему телу – такая боль, которую я не испытывал годами.

Отшагнув в сторону, я прижал руку к ране, пытаясь сдержать хлынувшую кровь. В иной день подобная рана затянулась бы за считаные минуты, и я оставил бы от соперника только кровавые пятна на стенах. Но не сейчас – без моих даров я был лишь человеком, пусть крепким и могучим, но всё же уязвимым.

– Ты боишься, страх обволакивает тебя, Каргус. Твоя жизнь в моей власти будто я держу лезвие, которое натягивает струны твоей души, и одно моё действие и они… – он с обеих сторон обсмотрел лезвие своего клинка, наслаждался моей кровью, что багровела на нём, – Забавно, не правда ли? Когда-то мы были в обратной ситуации.

– Как, чёрт возьми, ты выжил?! – прорычал я, – Своими собственными руками я перерезал тебе глотку!

– По милости одного человека. Ты очень долго его искал, но так и не нашёл, – он стянул тёмную ткань со своей шеи, в тусклом свете я заметил блеск, – Безымянный странствующий воитель, что обращает свою собственную плоть в сталь лишь единой мыслью. Он нашёл меня умытым в собственной крови, из горла моего хлестала сама жизнь, и мне оставалось недолго. Он подарил мне жизнь, второй шанс, коего я так желал! Затянул мои раны гибкой сталью, что не стесняет движения…

– Вздор! С чего бы ему помогать тебе?! – я выплюнул слово, вытянув меч перед собой.

– А вот это уже не твоего ума дело, потрошитель… Сегодня я расквитаюсь с тобою за всё. За убийство моих близких, жестокость, учинённую над мои домом и краем – за всё! – впервые за наш разговор, у него прорезалась ярость.

Я не сводил взгляда от его рук, выжидая. Его манера, привычка – тот особый подчерк владения клинком, что он повторяет из раза в раз. И вот я увидел: лезвие сверкнуло в воздухе, перелетая из одной руки в другую. Мой шанс! Я рванулся вперёд, ухватился за миг, когда преимущество на моей стороне. Вознеся меч, я хотел было рассечь его от плеча до таза, но боль и усталость, точно яд, растеклись по телу. Моя сила иссякла до той степени, когда моему замыслу не суждено было сбыться. Мой удар, некогда подобный молнии, потерял резкость, стал слабым.

Лекс среагировал мгновенно. Он слегка отвёл руку, и мой меч, скользнул по лезвию его клинка и ушёл в пустоту. В тот же миг он схватил мою ослабевшую руку, рванул на себя и пронзил нижнюю часть живота. Я почувствовал, словно раскалённый шип прорезал мою плоть, и силы покидали тело сквозь новую рану.

Я умру здесь? Вот так? От руки этого ублюдка…

– Ты проиграл, Каргус. – прошипел он с радостью, притянув меня к себе, – Подумать только когда-то мы были равны в искусстве фехтования. Нет, ты был даже сильнее, иначе не победил бы меня тогда. Но сегодня ты почувствовал это, правда? Без своей силы ты – ничто. Опьяненный своим могуществом, ты лелеял лишь свою драгоценную ауру, всё остальное же отмёл как мусор, и твоё тело ослабло. Право слово, сколько раз за наш бой я слышал скрежет твоих костей?

Я был опустошён, слова застревали в глотке, а разум ускользал, точно песок сквозь пальцы. Скоро я умру. Невозможно! Как могу умереть я, величайший завоеватель, вскорости как исполнил свою мечту?! Мой путь вымощен черепами моих врагов и друзей, и я погибну так?

– Похоже ты чуть оживился и вновь цепляешь за жизнь. Не стоит.

Жгучая боль, поднималась всё выше к самой моей груди. Отпустив мою руку, он резко выдернул свой клинок. Не чувствуя опоры, без сил стоять на ногах – я повалился наземь, словно подрубленное древо. Ещё миг – и я буду мёртв. Мой взор застилала тьма, но через неё я увидел фигуру, стоявшую позади Лекса. За ней ещё две. Первая тень, едва различима. Раздался голос, и я узнал его. Мой мир погрузился в мрак и я выдохнул, едва шевеля губами:

– И ты, Квинт?

Глава 1

Я распахнул глаза, холод пробудил меня, вгрызаясь в кости. Я лежал, опёршись спиной о каменную стену, а в трёх шагах передо мной возвышалась другая, будто я оказался в узком переулке. Тьма была густой, почти осязаемой. Глянув наверх, я увидел тонкую полоску тёмного неба с небольшой россыпью звёзд, она была зажата между высокими стенами. Каменные сооружения не были цельны: то тут, то там в них вросли тёмные деревянные двери и окна. На самом верху виднелись карнизы крыш. Где я?

Далеко не сразу я заметил, что об левую мою руку держалась белокурая девочка, её голова покоилась на моём плече. Услышав тихое дыхание, я понял, что она спит. Хрупкая, почти невесомая, в рваных лохмотьях, свисавших с её слабого тельца. Кто она?

Подняв правую руку, я потёр глаза – они были влажные, точно я рыдал незадолго до этого. Что?! Щупая своё лицо, я ощутил, что оно стало гладким, словно годы стёрлись с моего облика. Ни одной морщины, будто я вновь молод. Мои ноги стали короче, тело легче… Что это за тряпьё на мне? Я оглядел себя и увидел грязные штаны, безобразно порванные чуть ниже моих колен, и всю почти чёрную от гнили и грязи накидку по пояс. От меня смердит как из сточной канавы.

Ошеломлённый, я вскочил на ноги. По переулку гулял ледяной ветер, пробирающий до костей. Девочка встрепенулась, как только моя рука выскользнула из её хватки. Она озадаченно посмотрела на меня, что-то пробормотала. Я не понял ни слова и, отвернувшись, попытался собраться с мыслями.

Что здесь происходит? Похоже я стал моложе и меньше. Её голос – невнятный шёпот, язык – чуждая тарабарщина, в которой я не улавливаю ни единого знакомого слова. Голод всё сильнее скручивает мне живот, словно тисками, хотя мгновенье назад я его не чувствовал.

Моя аура исчезла, я не ощущаю её мощи, что некогда гнула мир и дробила человеческие кости. Моя рука… На ней багровая царапина, сочащаяся кровью. Самоисцеление затянуло бы её за пару мгновений, но ныне плоть молчала, была уязвимой и смертной.

Вдруг, я ощутил неуверенное объятие сзади. Это та девчонка. Она опять что-то говорит. Я ничего не ответил, лишь молча пошёл вдоль стен. Её торопливые шаги затоптали следом.

Я бродил долго, один узкий переулок сменялся другим, стоило мне повернуть за угол. Ни единой души, лишь назойливая девчонка, что бегает за мной куда бы я не пошёл. Но почему я так напряжён? Почему каждый шорох ветра, скользящий по переулку, заставляет меня озираться? Я более не всесилен, я уязвим. Всего лишь жалкий смертный, скованный в теле юнца…

Тёмные двери и окна теснились по обе стороны, порой их не разделяло и три шага. Это трущобы – иного слова и не сыскать. Мусор устилал землю, словно гнойная короста: рваные тряпки, сырые и смрадные, спутанные охапки соломы, гниющие небольшими кучами. Островки хлама громоздились повсюду – обглоданные кости, треснувшие глиняные горшки, склизкие обрывки рыбьей чешуи и требухи, в которых копошились черви. Над этим морем отбросов витал тяжёлый дух – смесь тлена, плесени и человеческих нечистот, которые выплёскивали прямо на улицу.

Внезапный глухой удар послышался от одной из дверей. Я замер, всматриваясь во тьму. Дверь – то ли настежь открыта, то ли выбита. Я мгновенно прижался к каменной стене с той же стороны. Девчонка стояла на месте, вопросительно взирая на меня. Сдержав ростки раздражения, я махнул ей рукой, подзывая. Подбежав, она неуклюже затормозила прям перед мои носом…

Сдавленные крики донеслись из тьмы. Я быстрым движением протолкнул девочку за спину, поднёс к губам указательный палец, требуя тишины. В её глазах сразу же погас несерьёзный огонёк, он сменился страхом.

Медленно крадясь к двери, я услышал тихий плач. Осторожно выглянув из-за края, я увидел женщину – нагую, она скорчилась в углу комнаты. Колени её были подтянуты к груди, руки и макушка упирались в них, а длинные тёмные волосы скрывали лицо, словно завеса. Всем телом она подрагивала, слышно было её тихое рыдание, будто она боялась издать звук громче шёпота.

Выглядывая из-за края всё сильнее, я увидел в другом конце комнаты руку, отрубленную по локоть и валяющуюся на полу; потом голову, пробитую чем-то; и туловище. Вокруг него почти не было крови. Женщина в углу… её ли это дело? Грохот послышался откуда-то сверху, потом голоса, хриплые и отрывистые. С дребезжанием всё ниже и ниже опускалось что-то.

Мысли в голове копошились, нутро подсказывало мне бежать и скрыться во мраке. Но ноги мои, точно прикованные, не двинулись с места. Они не привыкли убегать. Я смогу справиться с тем, что вызывает этот шум. Я не страшусь ничего.

Женщина внутри пискнула и закрылась руками. Я увидел фигуры, потом их лица, отвратительные до жути. Сердце моё заколотилось, как неумолимый ропот барабанов, когда я увидел проблеск металла в их руках. Я отпрянул от двери, резво подхватил стоявшую сзади меня девчонку и рванул назад. В шагах тридцати мы спрятались за грудой мусора – зловонной кучей тряпья и гнили, – плотно прижавшись друг к другу. Её губы, сжатые в тонкую полоску, дрожали, глаза метались, полные страха. Она боится не зря.

Снова шум. Через минуту трое мужчин вывались из-за выбитой двери, за спинами у каждого болтались туго набитые мешки, а в руках оружие: у одного кинжал, у других по топору. Они торопливо пошли прочь в противоположную сторону, пока их фигуры полностью не растаяли во мраке. Мы выжидали, потом решили подняться.

Внезапно девчонка взвизгнула, её палец указал на мою спину. Я ощутил, как что-то дёргается и висит на моей накидке. Руки мои в панике зашарили по спине, и тут же некая боль пронзила меня – укус. Я заметался из стороны в сторону, пытаясь стряхнуть неведомую тварь. Тогда девчонка неожиданно смело бросилась ко мне, ухватила существо и с силой оторвала его от моей спины, швырнув оземь. Чёрная крыса, маленькая и юркая, скрылась в грязи и мраке, точно ожившая тень.

Я стоял в оцепенении, сердце неожиданно сильно колотилось. Вдруг девочка подняла край моей накидки и осмотрела место укуса. Её лицо озарилась радостью, она сложила руки у груди, словно в молитве, и заплакала, улыбаясь мне. Я смотрел на неё некоторое время. Рука моя дрогнула, желая коснуться её в знак благодарности, но порыв застыл на полпути. Вместо этого я лишь резко махнул рукой, увлекая её за собой. И чего она так перепугалась? Всего лишь маленькая крыса…

Мы вернулись обратно к тому месту. Было как-то тихо. Заглянув за край, я увидел женщину в углу, её череп был размозжён на кусочки. Содержимое валялось в виде небольшой лужи.

Мало опасаясь чего-либо, я проскользнул внутрь. Полки зияли пустотой – ничего ценного, если оно тут и было. Неподалёку от изуродованного трупа мужчины стоял хлипкий столик. На нём был глиняный коричневый кувшин, рядом небольшой кусок хлеба, длинной в две мои ладони, край пожёванный.

Я быстро прошерстил по оставшимся полкам в поисках еды – ничего. Обернувшись к выходу, я заметил девочку, стоявшую в дверном проёме. Она закрыла глаза руками и хныкала. Я подбежал к ней, убрал её руки с лица, и, поймав её взгляд, повторил жест молчания. Нельзя поднимать шум, кто знает, что может случится.

Одной рукой я удерживал её голову, чтобы она смотрела мне прямо в глаза. Слеза, горячая, как уголь, скатилась по её щеке и обожгла мой палец. И что-то дрогнуло во мне, точно раскололся камень, я замер, не зная как ответить на это. Откинув мою руку в сторону, она кинулась мне на шею и крепко сжала, будто я был единственным, кто мог помочь ей в пучине окружающего мрака. Она что-то шептала. Я её не понимаю. Поднявшись на ноги, я понёс её прочь отсюда.

***

Я не решился идти дальше в ту же сторону, где скрылись те мужчины. В голове до сих пор всплывают их лица, искажённые, точно вырезанные из кошмара. Самому низкому из них, судя по тому, как его фигура мелькнула в дверном проёме, я был по грудь. Их трое, а я слаб и скован телом ребёнка. Голод и слабость нависают надо мной, точно цепи. Встреча с ними – верная смерть.

Кусок хлеба я разломил надвое, отдав большую часть девчонке. Она многого натерпелась. Пусть поест. Кувшин же на столе оказался пуст, и неутолённая жажда жгла мне горло. Наверняка и моей спутнице тоже. Детские глазницы выглядят немного впалыми, и руки тоненькие как маленькие саженцы. Она жмётся ко мне, словно я последний уголёк тепла в зимнюю пургу. То ли холод и ветер пробирают её, то ли моя близость даёт ей призрак защиты.

Мы вернулись к месту, где я очнулся. Надо пойти в другую сторону – быть может, там откроется простор, где можно будет оглядеться. Если убийцы со всей добычей ушли в сторону, что позади нас, там, верно, их логово либо место, где они не бояться погони.

Девочка, державшая меня за руку, показала на узкую полосу неба над нашей головой, где мрак начал бледнеть, и что-то пробормотала. Говорит мне о рассвете? Неизвестность настораживает меня. Я могу лишь догадываться, что она хочет сказать.

Вопросы роятся в голове, точно осы: как я здесь оказался и для чего? Это иной мир или тень реальности в преисподней, где я утратил всё? Мой личный Ад? Но ведь я, Каргус, великий император… или был им. Что стало с моей империей… Я отогнал гнетущие мысли, стиснув зубы. Пора собраться.

Мы брели довольно долго, до тех пор пока переулки не вывели нас на тесную площадь, где расходились в разные стороны новые тёмные тропы. Похоже на базар, жалкий рынок в сердце трущоб. В центре – колодец, окружённый обветшалыми прилавками.

Я вгляделся в полутьму из-за угла. На земле, среди грязи, лежали фигуры в лохмотьях подобных нашим. Бездомные и попрошайки собрались здесь, и больше всего их лежало у колодца. Опасность наряду с вонью витала в воздухе. Лучше бы нам проскользнуть до ближайшего переулка и продолжить путь, но… Я чувствую сильную жажду. Колодец манит меня. Надо рискнуть.

Я вновь наклоняюсь к девочке, жестами изображаю, как пью, утоляя жажду. Она удивлённо уставилась на меня. Пробормотав что-то невнятное, она замерла. Я не понимаю! Устав от этой игры в загадки, я указал на уши и скрестил руки – ни звука, ни малейшего смысла её слов мне не постичь. Похоже она поняла. Это ошеломило её и тень растерянности отпечаталась у неё на лице.

Озадаченно потерев лоб, девочка показала пальцем на колодец, повторила жест «пить» и скрестила руки. Воды там нет? Как так, и зачем тогда он здесь вообще? Мы проходим здесь впервые, откуда ей знать? Я смерил её отстранённым взглядом, выпрямился и тоскливо глянул на колодец. Горло совсем пересохло. Но кто знает, что в головах у этой черни, скопившейся вокруг колодца? Надо продолжать путь.

Бесшумно скользя вдоль стены к следующему переулку, я вдруг заметил прилавок неподалёку, вид у него был потрёпанный. Металлический замок, скреплял две дверцы. Нам его не отворить.

Едва завернув за угол, мы сталкиваемся с двумя мальчишками. Одномоментно мы отпрыгиваем друг от друга, точно испуганные звери. Их лица, грязные и исхудалые, были полны страха и той осторожности, что вырабатывается жизнью в трущобах. Один – почти мне вровень, другой – чуть выше моей спутницы.

Старший что-то проговорил, улыбнувшись мне, но я лишь вгляделся в них, настороженный. Моё молчание, видно, напугало их ещё сильнее. Указав на рот, я притворился немым. Девочка смерила меня взглядом, но промолчала. Мальчишка обратился к ней, и она, улыбнувшись, кивнула и ответила ему. Я почувствовал угрозу, точно я чужак, что не понимает их. Они знакомы?

Как только девочка умолкла, мальчик засиял от радости. Он затараторил, шагнул ко мне и протянул руку, будто для рукопожатия. Я кинул хмурый взгляд на девочку, но перед моими глазами предстало лишь её удивление. Она вскинула руки, пытаясь объяснить. Пальцем указала на один из прилавков, левой рукой изобразила замок – так искусно, что я разглядел его форму, – а правой начала скрести по воображаемой скважине. Они предлагают вскрыть прилавок? Зачем мне это? Я не взломщик, не умею ковыряться в замках.

Я отрицательно мотаю головой. Лицо мальчишки померкло, на что девочка пораженчески пожала плечами. Похоже моё слово для неё закон.

Осторожно обходя их, я заметил, как младший прячет что-то за спиной. Замерев, я вперил в них взгляд, полный недоверия. Старший сперва не понял, но, проследив за моим взглядом, обернулся к малому и, усмехнувшись, что-то ему шепнул. Тот протянул скрытую до этого кисть. В ладони лежала деревянная игрушка, грубо вырезанная ножом. Я выдохнул.

Мой желудок громко заурчал. Голод вновь когтями впился в него, а жажда будто сжала гортань в кулак. Я тяжело вздохнул, и все трое уставились на меня. Пересилив сомнения, я указал на прилавок, повторил жест девочки – пальцы, скользящие по воображаемому замку, – и кивнул, давая согласие. Старший мальчишка едва не взвизгнул от радости, младший расплылся в улыбке, пялясь на меня, на лице же девочки мелькнула тень одобрения. Решено – делаем!

Прошло уже пару десятков минут, а мы всё ковырялись с замком. Я устал ждать, пока этот непутёвый паренёк, неловка орудуя отмычками, пытается его одолеть. Горло пересохло, во рту – пустыня, а небо над нами светлеет, предвещая утро. Если вскорости не управимся – считай зря потеряли время.

Моя роль – стоять на стрёме. Младший подаёт братцу всякие железки и отмычки. Сходство их лиц бросается в глаза: те же острые скулы, те же тёмные глаза – они братья, без сомнения. Но старший, похоже, далеко не мастер во взломе замков. Сперва он вовсе совал инструменты мне в руки, будто я знаю как ими орудовать. Знали бы они кем я был, до того как оказался в этом месте…

Внезапно девочка тихо окликает меня и машет рукой. Я только сейчас понял, что потерял её из виду. Я раздражённо подхожу к ней, со всем старанием показывая, что мне не понравилось её «исчезновение». Она будто вовсе не замечает этого и лишь смотрит на меня счастливыми глазами. Увидев моё недоумение, она резко вытягивает руки, до того скрытые за спиной. В одной – мелкий ножик, в другой – краюха чёрствого хлеба, длиной в мою ладонь.

Моя челюсть едва не коснулась земли. Не дав мне опомниться, она начинает объяснять: указывает на ветхий прилавок, поблизости от которого братья пыхтели над своим; изображает пальцами круг и просовывает в него руку почти по плечо. Я сразу её понял.

Похоже, она стащила эти вещи через дыру того прилавка, мимо которого мы прошли. Я сразу приметил его ветхий вид, но и не помыслил, что в нём зияет отверстие, куда может пролезть рука. Её худоба – нет, измождённость – сослужила нам добрую службу, как бы ни горько это звучало. Жестами я спросил, может ли она добыть ещё что-нибудь. Её взгляд, не лишенный усталости, ответил: нет.

Я улыбнулся и потрепал её по голове. Её маленькое лицо расцвело улыбкой, точно прекрасный цветок в тени трущоб. Взяв у неё нож, я сунул его в рваный карман своих истрёпанных портков. Хлеб оставил у неё.

Мы вместе вернулись к братьям. Похоже они и не заметили нашего отсутствия, увлечённые своим делом. Это остановка оказалась на диво удачной. Я не зря согласился: нож, краюха хлеба и часть добычи, когда замок падёт. Сплошные выгоды.

Некоторое время спустя внутренности прилавка предстали во всём своём убогом великолепии перед нашим взором. Два стеклянных бутыля с водой, заткнутые пробками, теснились где-то в углу, по середине стоял большой мешок, набитый овощами, среди которых я узнал лишь морковь и репу. В другом конце громоздились мешочки с мукой, её вкус я распознал, лизнув щепоть.

Мы принялись делить добычу. Судя по хмурым взглядам, мальчишки были не в восторге от дележа. Думают, мы оказались бесполезны? Пусть. Уговор дороже монет, а тех, кстати, мы не нашли – ни единой, хоть и перерыли всё. Понятное дело: купец уносит выручку с собой, оставляя на ночь лишь всякий хлам.

Понимая, что далеко такой тяжёлый мешок мы не утащим, мы принялись пировать прямо на месте, решив унести остатки. Овощи, хоть и в грязи, а иные подгнившие – их мы не ели, – всё же насытили нас. Я был доволен, желудок умолк. Краем глаза заметил, как девочка наелась до отвала, её щёки порозовели. Она заслужила.Я всегда щедр к тем, кто полезен и отплачивает мне добром. Так было тогда, останется и ныне.

Рассевшись после пиршества, я совсем позабыл, что хочу пить. Сочные овощи слегка утолили жажду, но горло всё ещё требовало влаги. Потянувшись к бутылю, я предвкушал прохладу жидкости и жадно припал к горлышку.

– Акх… акх… – я выплюнул её на землю, она ошпарила язык, будто раскалённым паром. Это спирт!

Девочка, с ужасом в глазах, хлопала меня по спине, пока я прогнулся, точно кот, кашлял. Братья недоумённо пялились на меня – они всё поняли! У них вода! Каждый из них отпил из того бутыля, что достался им, и у них не дрогнул ни один мускул на лице. А нам попалась такая дрянь!

Я вскочил, готовый ринуться к ним и отобрать воду, но замер, когда старший, медленно поднявшись, выставил руку, останавливая меня. Его глаза пылали решимостью. Схватив с земли камень, я мотнул головой в сторону, приказывая отойти. Он был неподвижен, лишь правая рука скользнула в карман. Его строптивость взбесила меня, и я был готов нанести удар.

Но вдруг мягкое прикосновение остудило мой пыл – девочка коснулась моей руки. Я обернулся, увидел её умоляющие глаза, и тело моё ослабло, из сердца улетучилась ненависть. Выступив вперёд, она заговорила со старшим. Тот перевёл на неё взгляд, полный недоверия, и это неприятно кольнуло меня.

Девчонка умолкла. Мальчишка замер, всё-также держа одну руку в кармане. Его глаза метались между мной и ею. На меня он смотрел с явным неудовольствием. Внезапно дёрнув рукой в сторону брата, он пробурчал что-то, и тот нехотя отдал ему бутыль. Подняв его вверх, старший глянул на меня и указал на его середину. Сквозь мутное стекло я разглядел – это даже не половина, лишь треть от того, что осталось: всего-то несколько глотков на меня и девчонку. Это всё, что нам достанется? Да он сошёл с ума!

Я нахмурился, и он уловил эту перемену в моём лице. Обратившись к девочке, он ткнул в меня пальцем. Она обернулась. В её глазах – та же глухая мольба. Я не в силах противиться. Кивнув в знак согласия, я проклинал своё малодушие.

Он подозвал девочку и отдал бутыль, мне, видно, не доверяя. Быстро перебирая ногами, она вернулась вместе с водой. Протянула бутыль мне, и я на мгновение замешкался, не понимая, чего она хочет. Лишь затем дошло – она ждёт, что я выпью первый. Но как я могу? С чего-то вдруг мне казалось, что жажда, терзающее её хрупкое тело, была сильнее моей. Я мотнул головой, указывая ей пить.

В её тусклых глазах мелькнула жалость, но она послушалась меня. Сделала два глотка. Губы её отпряли от горлышка, и она протянула бутыль мне. Моё дыхание участилось. Ей этого не хватит! Я велел пить ещё. Она упрямо покачала головой. Горло моё пересохло… Я сделал всего-то глоток.

Старший вдруг заговорил с нами, и я передал бутыль девчонке. Она пыталась заткнуть горлышко пробкой. Это всё? Лишь этого мы заслуживаем: воды, что может уместиться в ладонях? Я взглянул на девочку – сухие губы её потрескались, по уголкам рта скопилась вязкая слюна… Мы договорились поделить всю добычу поровну, так почему мы довольствуемся лишь этим? Сквозь сумрак мыслей я заметил, как она наконец воткнула пробку на место и собралась вернуть бутыль.

Цепкой хваткой я вдруг сжал её руку, дёрнув в свою сторону. Не глядя в её глаза, я вперился в братьев. Старший выкрикнул что-то, руки его затряслись от злобы, и он выхватил нож из кармана. Не обращая внимания на ошеломлённого братца, он бросился в мою сторону.