Фальшивая вдова или Наследство на двоих

Вероника Крымова

Фальшивая вдова или Наследство на двоих

Глава 1

Мокрая рубашка липла к мускулистому телу, подчеркивая рельефные мышцы пресса под тонкой белой тканью. Он нависал надо мной, словно неприступная скала, медленно, но неотвратимо сокращая расстояние, между нами. Сильная рука уперлась ладонью в шершавый ствол дерева, а второй он нетерпеливо потянул за шнурок моего плаща. Тяжелая ткань, пропитанная дождем, соскользнула с моих плеч, унося с собой холодные капли.

– Что… что вы делаете? – мой голос дрогнул, выдав прерывистый шепот. Я попыталась вырваться, но его объятия сжались лишь сильнее, лишая меня всякой надежды на свободу.

– Не двигайся, – его горячее дыхание опалило мои губы, а тело словно пригвоздило меня к дереву, лишая воли к сопротивлению.

– Как вы смеете! – я в отчаянии стукнула кулачками по его груди. – Немедленно отпустите…

Небо расколола ослепительная молния, за которой последовал оглушительный раскат грома, сотрясший, казалось, саму землю. Электрический разряд с шипением ударил в мой плащ, что бесформенной мокрой тряпкой лежал на траве. Молнии били снова и снова, озаряя окрестности призрачным синим светом, от которого мир вокруг казался нереальным.

– Что… что происходит? – мой голос дрожал, выдавая смятение.

– Хотел бы я сам знать, – ответил он, не ослабляя хватки. Его голос был низким, с легкой хрипотцой, но я уже почти не сопротивлялась. Колени подкосились, ноги дрожали – то ли от страха, то ли от чего-то иного, что я не могла себе объяснить.

Если бы мне еще недавно сказали, что завещание покойного супруга приведет меня в смертельную опасность, я бы ни за что не поверила! Впрочем, для меня и новость о том, что я вдова, стала шоком. По той простой причине, что я никогда не была замужем.

Но обо всем по порядку.

В тот день все пошло слегка не по плану. С утра как говорится ничего не предвещало, ждали жениха с визитом. Ну как жениха…виконт де Абедьён только собирался сделать мне предложение, видимо его ослепил блеск моих глаз или заложенных драгоценностей моей маменьки, что сияли на моей шее. Мама, не моргнув глазом подписала векселя, дабы собрать меня к Первому бальному сезону как подобает. В эту весну она впервые не жалела средств на мои наряды, дабы завлечь богатого жениха. Надежды родителей сбылись в первый же бал сезона, я получила с десяток корзин с цветами, а уже после второго бала нам сообщили что ожидается визит самой леди Абедьён с сыном, разумеется.

– Викон! -победоносно воскликнула маменька.– Я буду тещей виконта. Ты слышал Стюард?

Папенька согласно кивал, меланхолично перелистывая утреннюю газету.

– Если он нравится Аннабель, значит достойный молодой человек, – одобрил папенька.

А действительно, нравится ли он мне. Нет, безусловно он, красив обходителен, но мы так мало времени провели вместе и готова ли я выйти замуж?

– Он из почтенной семьи, хорошо воспитан и он..

– Виконт, – устало закончила я за маму фразу.

– Вот именно! -засияла родительница. – Ты молодец, милая, такого жениха в сети завлекла. Ух, моя порода. Представительницы нашей семьи всегда заслуженно пользовались большим успехом у противоположного пола.

– Угу, особенно моя кузина Летти,– хмыкнула я.

Летисия была дочерью старшей сестры моей матушки и слыла в семействе белой вороной. Как шушукались сплетницы – пошла на наклонной дорожке, едва ей исполнилось восемнадцать лет сбежала из дома с каким-то сомнительным типом, представившимся полковником, а на деле оказавшимся аферистом.

– Мы давно не общались, как она сейчас? – спросила я.

– Знать же желаю! – фыркнула мама. – Распутница. Из-за нее мы все эти годы находимся в тени позора. А вдруг леди Абедьён подумает, что ты не пара ее сыну? Ох…

– Ну что ты, дорогая, – подал голос папа. – Уверен, виконт влюблён в нашу дорогу Аннабель по уши и не будет слушать досужих сплетен.

– То виконта, а то его многоуважаемая матушка, – скептически протянула мама. – Но ты прав милый, наша дочурка умница, все сделала как надо, чтобы завлечь его своими чарами. Так ведь?

А что я? Я, собственно, ничего особенного не сделала – лишь протянула руку для поцелуя да пару раз улыбнулась над шутками виконта. Надо признать, весьма посредственными. Чувство юмора у него, мягко говоря, хромало. Но разве это главное в браке? И что, собственно, нужно для счастливого союза? Если общество супруга не раздражает, это уже неплохо… наверное.

Дом с утра бурлил: служанка натирала полы до блеска, а я меньше всего думала о судьбоносном визите просителей моей руки. Мои мысли занимали… скажем так, небольшие неприятности. Точнее, в неприятности вляпался мистер Остин, владелец парфюмерной фабрики, посмевший меня обмануть. А всё потому, что он украл мою формулу Фиалкового крема!

С детства я питала слабость не к вышиванию или акварелям, как другие барышни, а к алхимии. Пока мои сверстницы музицировали, а я с упоением экспериментировала в старой кладовой, превращённой в мою личную лабораторию. После целого года опытов я создала эликсир, убирающий веснушки за одну ночь. Воодушевлённая успехом, я заложила часть своего приданного – фамильную брошь, оставленную бабушкой, и отправилась к мистеру Остину, чтобы заказать пробную партию. Я уже мечтала о триумфе, подсчитывала прибыль, грезя о том, как выкуплю папенькину закладную на дом и оплачу маменьке поездку на лечебные воды. Но, как говорится, всё пошло не по плану.

Мистер Остин, с хитрыми бегающими глазками рассыпался в комплиментах, жал мне руку, внимательно выслушал , с интересом взглянул на листок с формулой, который я с гордостью ему протянула, и …через некоторое время сообщил, что увы их технология не позволяет выпустить мой крем. Я ушла с той встречи расстроенная, а хитрый делец… гадкий, мерзкий тип просто украл мою идею! Через месяц на прилавках появился крем «Чистое лицо» обещающий избавить от веснушек и дарующий неземную красоту.

Но случился грандиозный конфуз. Спустя несколько недель после начала продаж по городу поползли странные слухи: у покупательниц крема начали расти пышные фиолетовые усы! Я-то знала о побочном эффекте – наша повариха, добровольно участвовавшая в экспериментах, помогла мне его обнаружить, и я подправила формулу. А вот мистер Остин об этом не знал. И вот теперь он грозит мне судом! Каков наглец!

Пока маменька витала в облаках, мечтая о виконте, я сидела у окна в гостиной, с тревогой ожидая не столько жениха, сколько новостей о надвигающемся скандале, который вот-вот должен был разразиться.

– Едут! – пронзительный крик служанки прокатился по дому, вызвав мгновенную панику.

– Уже? Но так рано! – всплеснула руками маменька, побледнев. – Бисквиты еще не успели как следует пропитаться сиропом! Я только что из кухни – пирожные еще не готовы! Чем же мы подадим к чаю для таких особых гостей?

– У нас есть свежее овсяное печенье… – робко предложила горничная.

– Овсяное печенье для леди Абедьён?! – маменька смотрела на нее, будто та предложила угостить виконта объедками с кухни. – Да она нас за последних бедняков примет! Немедленно беги, распорядись, чтобы заварили самый лучший чай! И неси ягодный джем, кексы, безе… всё, что найдется!

– Да все кексы вы… э-э-э… еще вчера вечером за ужином изволили выкушать, – с ужасом выдохнула служанка.

– Что?! Ах, да, точно… – на маменькином лице застыло выражение настоящего ужаса. – Что же делать-то? Господи, это катастрофа!

В гостиной поднялась невообразимая суета. Папа, услышав шум, беспомощно озирался, будто ища, куда бы спрятаться. В эпицентре этого хаоса я продолжала сидела у окна, совершенно отрешенная, наблюдая, как к нашему скромному дому подкатывает начищенный до блеска экипаж.

– Аннабель, ты меня слышишь вообще? – маменька схватила меня за руку, выдергивая из задумчивого оцепенения.

– Что? А, да… я здесь, – я встрепенулась, словно во сне.

– Приведи в порядок прическу! В каких это облаках ты витаешь, когда решается твоя судьба?

– У меня вроде бы все в порядке…

– «Вроде бы»! – фыркнула она, с отчаянием поправляя складки моего платья. – Ты должна быть безупречна, дочка! От этой встречи зависит не только твое будущее, но и наше с отцом благополучие! Пойми же!

– Ты сильно преувеличиваешь, мама, – попыталась я успокоить ее, но тщетно.

– Мы обязаны произвести неизгладимое впечатление на леди Абедьён! Она, по слухам, женщина в высшей степени требовательная, настоящая аристократка старой закалки!

Хм… Значит, заносчивая и невероятно придирчивая, – пронеслось у меня в голове. – А раз она лично сопровождает своего сыночку-корзиночку, значит, именно ее слово будет решающим в выборе невесты.

И надо же – мое и без того несильное желание выходить замуж начало таять буквально на глазах, испаряясь с каждым нервным вздохом маменьки и с каждым шагом высокомерной леди, приближающейся к нашей двери.

Дверь в гостиную отворилась, и впустила не просто гостей, а целый вихрь дорогих духов, шелеста шелка и холодного величия. Во главе процессии парила сама леди Абедьён. Ее платье цвета бургундского напитка стоило, вероятно, больше, чем весь наш годовой доход, а взгляд, быстрый и оценивающий, скользнул по обстановке, будто составляя опись недостатков.

– Как мило у вас здесь… уютно, – произнесла она, сделав крошечную паузу перед словом «уютно», отчего оно прозвучало как «бедно».

Маменька рассыпалась в любезностях, подобно райской птице, пытаясь завлечь хищника.

– Леди Абедьён, для нас такая честь! Прошу, располагайтесь.

Виконтесса величественно опустилась на диван, ее сын, Льюис, робко пристроился рядом, бросая на меня пылкие взгляды.

– Аннабель, дорогая, – обратилась ко мне леди, и ее голос зазвенел, как тонкое лезвие, завернутое в бархат. – Какое… оригинальное платье. Неужто нынче в моде такой фасон? Надо будет спросить у своей портнихи, она, конечно, служит всей высшей знати, но, возможно, провинциальные тенденции ей также будут любопытны.

Я чувствовала, как по моей спине пробежали мурашки и сжала пальцы в кулаки, спрятанные в складках юбки, заставив свои губы растянуться в подобие учтивой улыбки.

– Благодарю вас, леди. Скромность – не порок, как говорится.

Маменька бросила на меня испуганный взгляд и залебезила пуще прежнего:

– О, Аннабель такая скромница! Но зато какая хозяйка! И рукодельница!

– Рукоделие – прекрасное занятие для усидчивых натур, – снисходительно заметила виконтесса, переводя взгляд на моего папеньку, который молча сидел в кресле у камина, делая вид, что внимательно изучает узор на кафеле. – Ваш супруг, я вижу, человек немногословный. Похвальная черта. Шумные мужчины так утомляют.

В этот момент в гостиную вошла служанка с подносом, переполненным чайными чашками, но вдруг ее нога зацепилась за край ковра. Поднос качнулся. Все замерли. На лице виконтессы застыла маска ледяного ужаса и предвкушения грандиозного скандала. Маменька ахнула, судорожно хватая воздух, но девушка смогла удержаться на ногах и ловко расставила сервиз на стол.

Маменька выдохнула, будто ее только что вернули с того света и в гостиной воцарилась тягостная пауза, нарушаемая лишь звоном ложечек о фарфор. Мама лихорадочно пыталась поддерживать одностороннюю беседу, а леди Абедьён, попивая чай, продолжала метать стрелы, тщательно заточенные вежливыми интонациями.

– Ваш джем… своеобразный, – заметила она, едва прикоснувшись к лакомству. – Чувствуется рука провинциальной кулинарии. У моего сына, знаете ли, очень деликатный вкус. Он привык к лучшему.

Но тут случилось нечто неожиданное. Льюис откашлялся и тихо, но четко произнес:

– Мне джем кажется весьма приятным, матушка. В нем есть… деликатные нотки.

Виконтесса медленно повернула к нему голову, будто увидела, как заговорила садовая скульптура. Ее брови поползли вверх. Маменька замерла с чашкой в руке, а папенька даже оторвал взгляд от камина.

Пользуясь моментом замешательства, виконт продолжил, обращаясь уже ко мне:

– Мисс Аннабель, румянец весьма идет вам, вы похожи на весеннюю розу.

Леди Абедьён вновь обрела дар речи. Она поставила чашку с таким звоном, что все вздрогнули.

– Льюис, дорогой, конечно, мисс Уинтер весьма хороша собой, но не будем забывать о приличиях. Воспитание – вот основа характера. А воспитание, увы, не купишь за деньги и не приобретешь в провинциальной гостиной. – Она повернулась к моей маменьке с ледяной улыбкой. – Вы уж простите мою прямоту, я всегда за искренность.

Маменька уже открыла рот, чтобы излить новые потоки извинений и лести, но леди Абедьён остановила ее жестом.

– Впрочем, мой сын, обычно такой хм…скромный и послушный, на удивление проявил настойчивость. Он буквально умолял меня не откладывать этот визит. – Она бросила на Льюиса взгляд, полный немого укора. – Он заявил, что мисс Уинтер – единственная девушка сезона, в чьих глазах он увидел свою судьбу. Смелое заявление, не правда ли?

Я почувствовала, как кровь ударила мне в лицо. Это было столь непохоже на те шаблонные комплименты, что он отпускал на балах.

– И хотя, – леди тяжело вздохнула, будто принимая горькое лекарство, – вы, милая, не совсем из нашего круга, и ваше воспитание, откровенно говоря, хромает… мой сын так настаивал. Он даже позволил себе намекнуть, что впервые в жизни имеет собственное мнение, которое намерен отстаивать. Представляете?

Она произнесла это с такой ядовитой сладостью, что воздух в гостиной стал густым, как патока. Было ясно: она дает свое «согласие» с той же радостью, с какой подписывает смертный приговор. Но это было согласие. Пусть вымученное и неохотное.

Виконт смотрел на меня, и в его глазах я наконец-то увидела не маменькиного сынка, а молодого человека, который совершил, возможно, первый в своей жизни самостоятельный поступок. И это заставляло взглянуть на него совершенно по-новому.

Все в гостиной затаили дыхание. Казалось, самый торжественный момент вот-вот наступит. Маменька замерла с выражением блаженного предвкушения на лице, ее взгляд сиял, словно она уже видела меня в фамильной диадеме виконтессы. Папенька нервно поправил воротничок, понимая, что финансовое спасение семьи находится в одном шаге от них.

А я? Я смотрела на виконта с нарастающим ужасом, похожим на легкое головокружение. Он с серьезным, сосредоточенным видом взял из рук своей матери небольшую бархатную коробочку. Сделав шаг ко мне, он начал было медленно опускаться на одно колено.

В этот самый миг дверь в гостиную с тихим скрипом приоткрылась, и на пороге возник растерянный лакей.

– Прошу прощения за беспокойство… – пролепетал он, – но вас желает видеть посетитель.

Мама вздрогнула, будто ее окатили ледяной водой. Ее лицо исказила гримаса крайнего раздражения.

– Не до него сейчас! Мы крайне заняты! Вели зайти позже! – прошипела она, стараясь сохранить подобие любезности перед высокими гостями.

– Но, хозяйка… я уже впустил его, – еще тише проговорил лакей, отступая в сторону.

И словно тень, перекрывая собой свет из прихожей, в дверном проеме появился пожилой мужчина. Он был одет в строгий, немного поношенный сюртук. Вежливо, с легким покашливанием, он снял свою шляпу, прижимая ее к груди в немом приветствии. В его другой руке была потертая кожаная папка, вид которой вызывал тревожные ассоциации с судебными повестками и долговыми расписками.

Леди Абедьён подняла бровь, выражая холодное любопытство. Виконт так и замер в неловком полуприседе, с бархатной коробочкой в руке, выглядев вдруг совсем по-мальчишески смущенным. Волшебство момента было безвозвратно разбито. В гостиной воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на каминной полке. Незнакомец обвел взглядом собравшихся, и его глаза на мгновение остановились на мне.

– Прошу прощения, что прерываю столь… важное собрание, – произнес он глуховатым голосом. – Мое дело не терпит отлагательств. Я – мистер Грэйсон, официальный представитель магистрата. И я пришел сообщить скорбную весть. Ваш супруг, леди Аннабель Стилнайт, в девичестве Уинтер, скончался неделю назад. Примите мои искренние соболезнования.

Все присутствующие застыли в немой сцене. Первой ожила виконтесса.

– Ее…ее…кто, позвольте уточнить? – визгливым тоном поинтересовалась мадам.

– Лорд Виктор Стилнайт, муж леди Аннабель, – спокойно пояснил мистер Грейсон.

– Вот даже как …

Теперь все взгляды метнулись ко мне, а я судорожно сглотнула ком вставший в горле и буркнула:

– Ну…хорошо хоть не повестка в суд на мошенничество.

– А что, должна была прийти? – голос виконтессы сорвался в истеричный фальцет, послышался грохот – это маменька упала в обморок, а батюшка бросился ее поднимать.

– Ну… может еще пронесет…– с надеждой протянула я.

Глава 2

Гробовую тишину, последовавшую за моими словами, разорвал леденящий душу, высокий звук – нечто среднее между свистом парового котла и криком раненой птицы. Это оказался голос леди Абедьён.

– Она…эта…эта… замужем?! – прошипела виконтесса, вскакивая с такой стремительностью, что подол ее платья захлестнул чашку, стоящую на столе. Та с грохотом покатилась по полу, оставляя за собой лужу на ковре. – Мой сын… мой единственный наследник… чуть не сделал предложения… чужой жене?

– Леди Абедьён, умоляю вас, успокойтесь! – маменька, которую папа кое-как привел в чувство, метнулась к аристократке, протягивая дрожащие руки. – Это чудовищное недоразумение! Вы же слышали, этот господин сказал – муж… то есть, этот лорд… он… скончался! Аннабель свободна! Она девица! Ну, почти девица! Теоретически!

Казалось, эти слова не успокоили виконтессу, а подлили масла в огонь. Ее лицо из бледного стало землистым, а глаза сверкали стальным блеском.

– Теоретически?! – презрительно фыркнула она. – Ваша дочь, сударыня, либо аферистка мирового масштаба, либо… я даже не могу подобрать слов, приличных для светской беседы! Льюис! Немедленно! Мы покидаем этот вертеп!

Она бросила на нас уничтожающий взгляд, обводя им всю семью.

– Вы… – ее палец, указующий на маменьку, дрожал от ярости, – отчаянная выскочка, готовая на все ради титула! Вы… – взгляд перешел на папеньку, который снова уставился в камин, будто надеясь провалиться в него, – безвольная тень, позволяющей жене вертеть собой! А ваша дочь… – ее глаза остановились на мне, полные холодного презрения, – либо беспринципная интриганка, либо бестолковая дурочка, не способная уследить даже за собственными любовными похождениями. В любом случае, она не пара моему сыну! Никогда!

С этими словами она, величественно вздернув подбородок, направилась к выходу, не глядя по сторонам.

Льюис замер посреди гостиной, бледный, как полотно. В его бессильно опущенной руке всё ещё была зажата бархатная коробочка с кольцом. Он выглядел потерянным, словно ребёнок, у которого отняли только что подаренную игрушку, объявив её краденой. Его взгляд скользнул по мне, но не встретился с моими глазами – в нём читались стыд и растерянность, но не обида. Не сказав ни слова, он повернулся и, сутулясь, поплёлся вслед за грозной матушкой. Нераскрытая коробочка так и осталась в его ладони – немой символ рухнувших надежд и несостоявшегося предложения.

Дверь захлопнулась с таким звуком, который поставил жирную точку не только на сегодняшнем дне, но и, казалось, на всем будущем семьи Уинтер.

В наступившей тишине был слышен лишь тяжелый, прерывистый вздох маменьки, которую папенька безуспешно вновь пытался привести в чувство, обмахивая ее газетой, и мерное тиканье часов. Казалось, сама атмосфера в доме стала густой и удушливой от позора и разочарования.

Мистер Грэйсон, стоявший все это время в стороне с видом человека, видавшего и не такие сцены, вежливо кашлянул.

– Мисс… то есть, леди Стилнайт, – поправился он, – позвольте вручить вам документы. Покойный лорд Виктор оставил вам в наследство свое родовое имение, Блэкхилл-холл. Все необходимые бумаги здесь. – Он аккуратно положил потертую папку на столик рядом с чайным сервизом. – Примите еще раз мои соболезнования. Если потребуется, я буду в городе до послезавтра в гостинице «Корона». Мое дело сделано. Откланиваюсь.

Мистер Грэйсон так же тихо и незаметно исчез, как и появился, оставив нас наедине с нашим рухнувшим миром.

Как только дверь закрылась за ним, маменька чудесным образом пришла в себя. Не было больше ни блаженных улыбок, ни заискивающих интонаций. Ее лицо исказила гримаса ярости.

– Как?! – выдохнула она, поднимаясь с пола с помощью папеньки. – КАК ты могла, Аннабель?! Когда ты успела? С кем? Этот… Стилнайт! Кто он вообще такой? Ты что, тайком бегала на свидания? Опозорила нас!

– Доченька, почему ты нам не рассказала? Он воспользовался твоей слабостью и сбежал, как ухажер матушкиной племянницы Летисии?– подал голос папенька, заставив маму на секунду замолчать и одарить его пламенным взглядом.

– Нет уж, дорогой, – рявкнула она. – Это все твое воспитание, моя родня тут не причем! Ты слишком много позволял Аннабель, разрешил оборудовать лабораторию в кладовке, чем она там занималась? Кто знает…

– Она дяде Роберту мазь от подагры сварила, отличная мазь…-виновато промямлил папа, жалея, что вмешался в разговор.

– Ты запятнала честь семьи навсегда! -продолжила кричать мама. – Леди Абедьён раструбит эту историю по всему свету! О каком замужестве теперь может идти речь? Ни один приличный человек не посмотрит в твою сторону! Ты поставила крест не только на себе, но и на нас! Мы разорены, ты понимаешь? РА-ЗО-РЕ-НЫ! И все благодаря твоему безрассудству! – Она рыдала, но это были злые, беспомощные рыдания. – Как ты могла нас так разочаровать!

Я пыталась оправдаться, взывала к логике, что это абсурд, что я впервые слышу это имя, что это какая-то чудовищная ошибка. Но мои слова разбивались о каменную стену их горя и гнева. Папенька смотрел на меня с немым укором, и это было хуже всех истеричных воплей маменьки. Они не верили мне. Ни на секунду. В их глазах я была либо обманщицей, либо безумной.

Ночь была долгой и беспросветной. Я не сомкнула глаз, ворочаясь в постели. Обида стояла в горле колючим комом. Они не поверили мне. Самые близкие люди решили, что я способна на глупость или сумасбродство. Все их мечты о блестящей партии разбились вдребезги, и виноватой в этом оказалась я – не незваный гость из магистрата, не нелепая ошибка в документах, а я.

Но сквозь обиду и отчаяние пробивалась упрямая, шальная мысль. Мистер Грэйсон сказал… дом. Муж, о котором я не знала, оставил мне в наследство дом. Блэкхилл-холл.

Что мне оставалось здесь? Смотреть на разочарование родителей? Выслушивать упреки? Стать посмешищем для всего света?

Решение созрело внезапно, с кристальной ясностью. Если этот дом мой – значит, мне там и быть. Что бы меня ни ждало, это не может быть хуже, чем оставаться здесь, в этой атмосфере упреков и недоверия.

Едва первые лучи солнца пробились сквозь портьеру в спальне, я встала. Действовала быстро, почти машинально. Сложила в небольшой саквояж самое необходимое – пару платьев, белье, туалетные принадлежности. Не забыла и свою заветную шкатулку с алхимическими формулами и заметками – моим главным сокровищем и, возможно, единственным средством к существованию. Документы из папки мистера Грэйсона заняли почетное место внутри сумочки.

На цыпочках я вышла из дома, не простившись ни с кем. Что я могла сказать? Они все равно не стали бы слушать.

Когда почтовая карета тронулась, унося меня от родного дома, я не обернулась. Впереди была неизвестность. Но по крайней мере, это была моя собственная неизвестность, а не навязанный кем-то позор.

Через несколько часов, экипаж, подпрыгивая на ухабах, оставил меня на краю дороги, у указателя с полустертой надписью «Честная собственность. Посторонним вход воспрещен». Кучер лишь мотнул головой в сторону узкой, заросшей колеи, уходящей в чащу леса:

–Пешком, мисс, отсюда только пешком. До самого поместья.

Воздух здесь был другим – густым, тяжелым и пряным, пахло хвоей, мхом и влажной землей. После душной кареты было даже свежо. Подхватив свой нехитрый саквояж, я ступила на тропу. Колючие ветки кустарников цеплялись за подол платья, словно не желая отпускать чужака дальше.

Тропа вилась между древними дубами, стволы которых были обвиты плющом, и внезапно вывела на опушку. И тут я замерла. Передо мной, на невысоком холме, стоял Блэкхилл-холл. Он был именно таким, каким, должно быть, и должен быть старинный дом с привидениями – величественным, немного печальным и безумно красивым. Серый камень его стен был скрыт под бархатным ковром темного плюща, кое-где пробивались оконные проемы, словно слепые глаза. Массивная дубовая дверь с коваными петлями казалась неприступной. Черепичная крыша кое-где просела, а одна из башенок и вовсе лишилась своего остроконечного завершения. Повсюду царило запустение: сад с яблочной аллеей перед домом превратился в дикие заросли, фонтан был сухим и покрытым мхом, а каменная ограда местами развалилась.