Полная версия
Школа магии Михаила Булгакова и заметки о Музее-Театре «Булгаковский дом»
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Михаил Афанасьевич о написании пьесы:
«пьеса заполняла всё время, даже сны», два состояния – спокойствия и приливов энергии, и он чувствовал себя словно двухэтажным.
Соединение мыслей в разных видах творчества и творение в целом единого произведения наглядно проиллюстрировано практически материализованной в слове мысли писателя о создании пьесы. Так о драматургии (позже – об актёрском искусстве) Михаил Булгаков через героя романа пишет:
«в чём волшебный секрет этого ремесла»: «родились эти люди в снах, вышли из снов и прочнейшим образом обосновались в моей келье» и «на страницах в маленькой комнатке шевелятся люди», и «какое любопытство горело бы в кошачьем глазу, как лапа царапала бы буквы», и «я уверен, что зверь вытянул бы лапу и стал бы скрести страницу» – у кота «правильное чутьё, и он прекрасно понимает сцену». И там, в этой «волшебной камере», звучали «сердитые и печальные голоса»… И «Я не помню, чем кончился май. Стёрся в памяти и июнь»… И вот «Я набрался храбрости и ночью прекратил течение событий. В пьесе было тринадцать картин».
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Ход мыслей писателя
Цитаты:
«я побывал в следующих мирах…», «стало быть, остался я в какой-то пустоте…», «что поведать человечеству?» и «тут меня жизнь взяла за шиворот», будто заставив очнуться,– и он делает то, что только он единственный и мог создать из всех людей.
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Тропы:
«я был пьян дневной грозою», о зрительном зале: «полная подземная тьма», «здесь была вечная мудрая ночь», а оказавшись перед пустой зияющей сценой, он сказал: «Этот мир мой».
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
И вот он, возникший «Театральный роман» внутри романа, любовь с первого взгляда:
«существует театральное волшебство. Во мне оно возбуждает лучшие надежды и поднимает меня, когда падает мой дух», «актёры играли, а я наслаждался», «горькие чувства охватывали меня, когда заканчивалось представление», «это мир чарует, но он полон загадок», и он часто стоял за кулисами среди декораций «ошеломлённый и незамеченный», чувствуя это мир и живя им.
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
И здесь же и любовь к героям и произведению:
«героев своих надо любить», «требовательные герои пьесы вносили необыкновенную заботу в душу», «каждый требовал нужных слов».
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Театральный роман – это и школа, и теория, и дух, и очарование, и целый новый мир и его сцены. И это «сила магического слова», которое, хотя и не сказано, но оно в самой тишине, в хранящем это магическое слово великом молчании
И вот он, тот судьбоносный диалог, воплощающий неразрывную связь писателя и театра:
– «Заключить бы с нами договор… На всю жизнь. Чтобы вся она шла к нам»
– «Договор подписали?»
– «Да»
– «Теперь вы наш»
И «Я остался стоять и долго стоял неподвижно», и «заветный договор хранился у моего сердца»…
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Герой о жизни в новом мире и в старом:
В старом мире – «слезливый осенний дождь». Новый мир – «единственное место, куда вливалась жизнь столицы» (и М.А. о МХАТе пишет, что это «лучшее место столицы»). И здесь, в этом новом мире, – «великое молчание» под «небом сцены» «за паутиной старых коридоров, спусков и лестниц», и «узкая тропа между декорациями» в «кирпичном ущелье» – и это и есть «очарование молчания»…
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
О чтении и правке пьесы:
«Писать пьесы и не играть их – невозможно», как и булгаковское «думать запретить нельзя» и шекспировское «научи, как разучиться думать».
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
И актуальный сейчас вопрос, почему нет «ни одной современной пьесы, отображающей нашу эпоху»? (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника).
«Править пьесу – чрезвычайно утомительное дело» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника). И пункт в заветном договоре длинною в жизнь: «незамедлительно и безоговорочно вносить поправки в пьесе» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника).
«Читать пьесу один на один… это очень трудная вещь» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника). И далее действительно следует миниатюрная трагикомедия чтения пьесы, её «поминок» и воскрешения. "Смеркалось", как позже любил говорить Михаил Задорнов, и «вместе с надвигающимися сумерками наступила и катастрофа» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника). Константин Сергеевич не любил звука выстрелов, а в конце пьесы по законам жанра выстрел был…
– «Там выстрел в третьем акте, так вы его не читайте», «эту сцену вычеркните»
На это «я промолчал, совершая грустную ошибку»
– «За эти выстрелы знаете, что может быть?»
И «когда стало темнеть…, я прочитал «Конец», и «ужас и отчаяние охватили меня», а сумерки всё лезли в комнату.
– Что ж, «Ваша пьеса тоже хорошая,.. теперь только стоит её сочинить»…
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Совещание театралов по прочтении пьесы
Цитаты:
«Я чувствовал что-то важное», «в кабинете мне померещилось, что из рам вышли портреты и надвинулись на меня»
После прочтении пьесы: «Ваша пьеса – хорошая пьеса. И точка», «Она им понравилась. И понравилась чрезвычайно».
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Михаил Афанасьевич Булгаков о Константине Сергеевиче Станиславском:
«Загадочнейший человек»
«Он – величайшее явление на сцене»
«и чрезвычайно интересен загадочнейший старик…»
«Потрясающее … в театральном смысле определение, а показ – как это сделать – глубочайшее мастерство».
«Он прямо и откровенно смотрел мне в глаза, изучая меня, как изучают новый, только что приобретённый механизм», и «бывают сложные машины на свете, но театр сложнее всего»
«ты очень интересный, наблюдательный человек и нравишься мне…, но ты хитёр и скрытен, и таким сделала тебя твоя жизнь в театре»
«умудрившись, я понял, что передо мною человек, обладающий совершенным знанием людей», и «Я изучил и понял его в первые дни знакомства»…
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
«Каждое искусство имеет свои тайны, законы и приёмы» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника).
Для воплощения в данной мысли суть заключается в том, что для настоящего актёра действие ясно на природном уровне, а теория подкрепляет это и выводит законы и правила воплощения.
Заметки М.А. Булгакова о К.С. Станиславском:
ипохондрия, привычка к заведённому порядку, дважды в год поездка в МХАТ на извозчике на генеральные репетиции, «смотрел в лорнет, не отрываясь», смотрел ласково, чуть картавил, и «голос убедительный и прямо доходящий до сердца», «очаровательность улыбки» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника).
Из протокола репетиции в "Театральном романе":
«жест должен быть очень плавным», в движении «плавная беспрерывная линия», «надо упражнять себя в этом ритме. Когда найдёте этот ритм, то сможете целый день ходить в нём», «Попробуйте положить руки в карманы, дать безмолвие и оправдать его, и вы почувствуете, что найдёте много нового…»
(Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
И вот сам «он увлёкся, вышел на сцену…», и совершилось это театральное волшебство…
И теория с романом завещали «играть так, чтобы зритель забывал, что перед ним сцена» (Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)…
2018 год, Ксения Мира
Литература
Булгаков М.А. Театральный роман (Записки покойника)
Станиславский К.С. Моя жизнь в искусстве
«Его роман»Цикл стихотворений 2018 года по мотивам «Театрального романа» М.А. Булгакова
Глава 1. «Вот и я!»
Картонная коробка. Бок рояля…Проснулся, снова весь в слезах.Когда вы жизнь мою украли?Она и творчество – для вас.Конец всему. Молчание ночноеГудело трансформатором в ушах.Писательское сердце – пожилое,Сам молод, суть же – в мелочах,Гротеском вырастающих, и в жизниГромадою довлевших надо мной,Дамокловым мечом она нависла –Необходимость жить, жестокая. Постой!При шпаге я! Пером вооруженный,Нет, не пером, а жизнею самой,Остался верен, и не был прощенным,Но дух фантазий, ты всегда со мной.Болезненной привычкой – остро мыслитьВо всем, всегда, везде – роман рожден,И, если плох, – в чем смысл жизни?Моя история осталась сном.…Гражданская война. И бок рояляПод абажуром тускло освещен.Семья, друзья. Фигуры встали,Бегут под снегом, смешанным с свинцом…Литературный камень, философский,Держу в руках, то рукопись моя.Он огранен надрывом. СудьбоносныйС ним сделал шаг навстречу. Вот и я!Глава 2. «Я прочитал Ваш роман»
Я на полу. Лежу. Час смерти, где ты?Не следует смеяться надо мной –Я молод был тогда. Темно. Нет света.Вдруг музыка нахлынула волной.О, Боже, «Фауст»! Фатальное, не спорю.Оркестр грянул, звуками обдав.Я револьвер убрал на миг. Не скрою –Хотел послушать, сердцу волю дав,Прихода Мефистофеля дождаться.Как быстро он поёт! Взведён курок.В действительность шагнув с романом, сдаться –«Цензуру не пройдёт» – таков итог.О, связь веков, сердец и судеб наших!Герой-мудрец страданий путь прошёл,Всезнающий. Но жизнь – сильнее. Страшно.Невольно автор тот же путь нашёл.Но перст судьбы! Прощальная октаваЯвлением его оборвалась,Не злого духа – я не бредил, право, –Редактора обличьем соткалась.И он вошёл, стремительный и быстрый:«Я прочитал роман. Вот договор».С ним рукопись ушла. И выстрелНе оглушил ту ночь. Немой укор.Неужто сон? Всё сны без сна, и дальше,Что было дальше – я сказать боюсь.Был ли роман, редактор, взявшийС собою труд? Когда же я проснусь?В квартирах вечером сидели люди,Роман читая, он и вам знаком.Его историю я не забуду.Был напечатан. Есть роман. Вот он.Глава 3. «Напишите пьесу!»
Роман – живой! Сюжетом развернулся,Картинами он вырос на листах.Был в трёх мирах. В сегодняшнем очнулся –Действительность, скрывавшаяся в снах.В кромешной густоте. Зияет сцена,Ночную мудрость лить не перестав.Кто там стоит на ней? Мольер? Мадлена?Иль, может, я, на миг актёром став?Я пьян грозой, нет, чувством наслажденьяОт творчества – им жизни суть бурлит.И грустен я – свершилось представленье,Чужое сердце как своё болит.В чём волшебство и ремесла искусство?Один – создаст, другой же – воплотит.Прочувствовать, и статься чувством,Собой и им – и образ говорит.«Пишите пьесу, наш любимый МХАТый».Ах! Как узнали Вы, что я пленёнИ связан узами с родным мне театром?Так видят тех, кто искренне влюблён.Я им дышу. Твореньем наполняетЦелебный вдох из атмосферы муз.Я здесь – живу! Меня он вдохновляет,Мой новый мир, и в нём я пригожусь.Директор мой, примите режиссёра!Он Ваш. В строю. Как точный механизм.Герой романа – воплощён актёром.А жизнь любимых – в пьесе сохранись!Глава 4. «Сила великого молчания»
Постигло не несчастье, а удача.Картины прозы в театр не войдут –Остались у дверей. О, как изящноТеатр соблазнил. И – мой дебют.Мечта моя и для мечтаний место.Срок договора – жизнь. Я тороплюсь!Героям пьесы на страницах тесно –Родил и вырастил, за них боюсь.Как больно править! Так, убравши фразу –Кирпич из здания – и рухнет дом.И под пером беспомощность рассказаКричит душой писателя, что в нём.Я разделился надвое. Я – пьеса,И лица в ней искали нужных слов.И я – покой, теперь он повсеместно,Лишь в этом мире я прожить готов.Великое молчание! КакоеМогущество! Таланту волю дав,Что было серым – станет золотое,Душа наполнится, Вселенной став.За сценой в старых, узких коридорах,Где декораций плоскости глядят,Как человек проходит их безмолвно –Я очутиться снова был бы рад.И я стою меж них, ошеломлённый.И пьесе нужен первый вдох и час,Когда потоком жизни пробуждённыйТекст обернётся реальностью для нас.Глава 5. «Эту сцену нужно вычеркнуть»
Заплакал дождь, и с ним рыдает пьеса.Из бездны времени – тоскливый день.Мы погибаем оба. Интересно,Писатель с пьесой, как предмет и тень.Потерян я, меж жизнею и мыслью,И совесть с волей в сговоре сошлась.Роман любим – роман мне ненавистен,И пьеса хороша, но не пришлась.По нраву? Вкусу? Я спросить стесняюсь,Что происходит, и чего хотятВсе эти люди? Не пойму, признаюсь.Здесь нужен посторонний, свежий взгляд.Спустилась ночь – начало катастрофы.Я дочитал до точки, и – «Конец!»Судом над пьесой стали эти строки,Где я – ответчик, слушатель – истец.Отчаянное время! «Сцену этуВам нужно вычеркнуть!» И – сердца боль.Наисложнейший механизм! Поэту,Великий театр, говорить позволь!Я говорю – и буквы ищут местоМеж строк, под строками, и на полях.Я говорю открыто, прямо, честно.Какая сила в праведных словах!Так рукопись становится мишенью,И автор заслонит её собой –Жестокосердные словесные мученья.Сознанием будь крепок и душой.«Переписать», «убрать» или «исправить»,«Упрямый человек!» – пиши – не спорь.Нельзя же силой жизни ход направить!Так и чужим сомнениям не вторь.Незыблемость писательской опоры –В любви к героям, к каждому из них.И к перемене текста уговорыВедут к измене. Хор суждений стих.Погасла сцена. Шелестят страницы,Листвой осенней мне на плечи пав.Идти мне дальше иль остановиться?Идти, мудрец, творить не перестав.Забыть слова, терзающие душу,Не «вычеркнуть», а дальше жизнь писать,И голос мира сердцем чутким слушать,И доброго начало продолжать.Глава 6. «Загадочнейший человек»
Он – воплощение всего на свете,Кем хочет быть, чем может стать. Кто он? –Великое явление на сцене,Актёр и теоретик, режиссёр.Читаю пьесу, а в его лорнетеТекст драмы жизни будто отражён.Очаровательна улыбка, ясен, светел.Читать другому трудно. Я смущён.И смотрит ласково, но драматургуТревожно, страшно за своё дитя –За рукопись, и критик стал хирургом,Писать, не ставя пьесы – так нельзя.Через его природу – вас возвыситПоистине театра волшебство:Увлёкшись, он под небо сцены выйдет,В нём – глубочайшее таланта мастерство.А я упрям, себя им не считая,И мэтру в споре я не уступалНи фразы, и, теперь я знаю, –Я истину, что в пьесе, защищал.«Вы эту сцену вычеркните, право», –Но я был верен пьесе, возражал,Ведь вдохновлённому и мира мало,Когда родной идеи дух страдал.Его он понял с первых дней знакомства.Да, встреча двух художников сложна:Один – даривший слову превосходство,Другой – вдохнувший действие в слова.Теория с романом завещалиТак роль играть, чтоб зритель забывал,Что сцена перед ним, и вы б позналиДействительность… И воплощён роман.2018, Ксения МираP.S. 2024: «Театральный роман» вечен. А единственно любимым местом в необъятной столице для меня стал Музей-Театр «Булгаковский дом», с пожеланиями процветания и обретения в будущем статуса государственного.
Белая гвардияЗаметки из «Записной книги»
Цикл «Чтение текстов»
«Жизни бег» через произведения Михаила Афанасьевича Булгакова («Театральный роман» и «Белая гвардия»)
В связи с Днём Защитника Отечества в литературной любви я потянулась в это время к пересмотру постановок «Белой гвардии», но все есть в тексте – и я вернулась к заметкам из «Записной книги», сделанным несколько лет назад о Жизни беге и Днях Турбиных, о «Белой гвардии» Михаила Афанасьевича Булгакова…
Чтение текстов – литературный проект и цикл содержательного анализа, но смысл произведений Михаила Афанасьевича Булгакова настолько многомерен, что желание охватить их все подвигает к чтению не только текстов, но разума самого писателя. Все охватить трудно, а потому в «Белой гвардии» я сосредоточилась на человеческой составляющей и средствах художественной выразительности, и здесь все равно обращаешься к другим произведениям – все во взаимосвязи – это и есть жизнь, неразделимая, но будто и отдельная и единая одновременно… А литература – это информатика жизни.
Каждый день, а точнее – ночь, он старался писать…
«Героев своих надо любить»
«Вы, как видно, упрямый человек», «человек неподатливый»
(Михаил Булгаков, «Театральный роман»)
В 2016-м в годы аспирантства я нашла время вновь обратиться к произведениям Михаила Афанасьевича Булгакова. Это был Его роман – «Театральный роман». Именно тогда в мои сны вошло пианино и снились мелодии для скрипки.
Красота литературного стиля Михаила Афанасьевича в том, что он не просто излагает мысли, а самый их ход. Так он описал и процесс создания пьесы: его герой смотрел на страницы романа и видел в них движущиеся картины размером с маленькую коробочку, в которой действовали и жили люди, и он и кот наблюдали за героями, затем коробка выросла до размеров сцены, а до этого снились сны о прошлом и реальных событиях, «картонная коробка, бок рояля под абажуром тускло освещен, семья, друзья, фигуры встали, бегут под снегом, смешанным с свинцом»…
Этими словами в 2018 году я вернулась к Театральному роману с написанием цикла стихотворений, и это был анализ содержания и средств выразительности, цитат о «сценах нового мира», в котором «герои пьесы вносили необыкновенную заботу в душу» и «каждый требовал нужных слов». И в снах живописание разворачивалось в виде новых художественных приёмов создания кинокартин и живописи…
И "Театральный роман" – это также жизнь сквозь "Белую гвардию".
Война гражданская жестока,
В ней гибнет Родина-семья,
Пошел на брата – против бога,
А эти братья – ты да я…
(К.Мира)
2017-2018 год (100 лет спустя событий), чтения «Белой гвардии», «Дней Турбиных» и «Бега». Белую гвардию я физически проживала – открыла произведение и жила в истории: слышала напутствие матери Турбиных «живите», а детям «придётся мучиться и умирать» (как в «Театральном романе» – «жестокая необходимость жить дальше»), была в стенах гимназии, застывшей в «стовосьмидесятиоконном и четырёхэтажном громадном покое», как прибывший океанский лайнер и выпустивший в эту жизнь таких же жителей-пассажиров, гостей этого мира, мёрзла в морозной ночи, в тьме которой подходили войска, вместе с Феликсом спасала оставленных одних для защиты города мальчишек, бежала с Турбиным через дворы…
И из всех героев Феликс Най-Турс сразу запал в душу, априорно, благородный, умный, сильный духом, и его каг'тавое «р» – «г» – вырывающийся характер в ответ на любую несправедливость человеческой жизни, из которой он уйдёт в бою не на равных с доблестью офицера, но таких людей хочется самих заслонить и спасти. Как пророчески прозвучали его слова в вещем сне Алексея Турбина: «умиг'ать – не в помигушки иг'ать». Немногословный, с «траурными глазами», но с хг'абг'ым сердцем и несгибаемой волей: дело о жизни и смерти, так какая же бюрократия смеет засорять эти жернова, в которых мелется человеческая судьба? И это «Р» он четко с горечью произносит, посмотрев в небо и взявшись за пулемет, жалея юнкеров: «Ребята! Ребята! … Эх, генег'алы!». Мы сейчас выступаем, сейчас! А потому – выдайте валенки, чтобы выстояли защитники на морозе – каждая жизнь на счету, и чужая жизнь, словами полковника Малышева – «еще более дорогая, чем своя» – наивысшее понимание и истинное человеколюбие.
Восхищение литературным стилем и языком Михаила Афанасьевича перешло даже в сны, и его прием «диффузного» взаимопроникновения слов, обозначающих связанные понятия, природен на физическом уровне: «мохнатый декабрь», «медно бухали пушки» – и ещё большее сплетение и информационная связка, не говоря о живописании словом – вы будто наблюдаете, как пишется живая и движущаяся картина, как в кинематографе, но с участием живописца – это творение описано в Театральном романе. Здесь кратко поделюсь сном о творчестве и новых приемах – перенесенное через годы впечатление выразилось в идее, похожей, но о подходе к созданию кинокартин: снился режиссёр, создававший картину о жизни, и был заявлен сценарий, известны герои, но когда зритель увидел кинокартину, то не обнаружил там сценарной задумки – на месте персонажей были истории самих актеров, и вы узнавали общую историю через истории их жизней – творческий эксперимент, но до него были сны о живописи словом, больше, чем литература художественная, а литература живущая…
Это и есть написание картин словом, интеграция реальности и фантазии, что одно есть все та же действительность, потому что в настоящем. И получались поразительные описания, как в фразе «стрелки на лице показывали без двадцати час» – перенесение и передача свойств предметов, или «Город проснулся сияющий, как жемчужина в бирюзе». И Михаил Булгаков любит парные эпитеты, утверждающие общность разностороннего в одном: «лето, блистательное и жаркое», «ошеломлённый и незамеченный»…
Но что ещё более проникает в сердце и ум – это Человечность, человеческая душа и чувство хрупкости жизни – в Белой гвардии. «Спит Елена, Лена, ясная», «спит весь дом»… и «не было этого Симона»-Петлюры… вот бы не было… но он был, а точнее, было то, отчего родившимся жить приходилось мучиться и умирать в «страшном и суетном электрическом будущем человечества», людям, желающим жить в мире, но «сбитым (обратите внимание – именно сбитым, а не скрученным) с винтов жизни войной и революцией»… И только «Фауст» совершенно бессмертен».
Это жизнь человеческая в этом многообразии жизни общей и её защита. И, заметьте, именно у нас – Защитники Отечества, защитники жизни…
«Записная книга», Ксения Мира, 2014-2023
Анализ фельетонов Михаила Афанасьевича БулгаковаЗаметка "О слове и творении словом"
Анализ фельетонов Михаила Афанасьевича Булгакова "Они хочут свою образованность показать", "Воспаление мозгов"
Эта заметка – часть исследования с помощью методов разных отраслей знания многомерности смысла и информатики слова, а также продолжение анализа фельетонов М.А. Булгакова, начатое несколько лет назад. Каким образом взаимодействуют разные области – поражает: изучая одну сферу, я прихожу к удивительным открытиям, выводам и идеям в другой сфере, например, научного знания. Так непредсказуемо течение и ход мыслей. Так и «творение словом» бесконечно в своём многообразии и многомерности смыслов.
Фельетоны в творчестве писателя привлекают работой со словом – и я постараюсь продолжать анализировать произведения Михаила Афанасьевича в контексте информатики литературного слова и стиля языка для преумножения знания через разные подходы к исследованию.
Оба произведения – "Они хочут свою образованность показать" и "Воспаление мозгов" – как раз о слове – смысловом содержании и "творении словом". И это не только информатика слова, но и само созидание из информационного поля с помощью слова новой части действительности – в этом процессе больше смысла, чем мы изначально представляем – это и созидающая информация, и ход мыслей сознания автора, особенности его мышления. И это фундаментальные основы, которые нужно изучать, каким образом через информацию связывается мир, мышление и произведение, и более, что можно создать из самой информации силой сознания.
"Они хочут свою образованность показать"
Всю информативную мощь и энергию литературного слова Михаил Булгаков выдает по частям, с каждым словом, фразой, предложением, например, в три части в начале фельетона: "В зале над тысячью человек на три сажени поднимался пар. И пар поднимался над докладчиком. Он подъезжал на курьерских к концу международного положения".
М. Булгаков наполняет речь доклада главного героя фантасмагорическими картинами и веселящими своей непредсказуемостью сравнениями и высказываниями, словами, будто вытаскиваемыми из шляпы фокусника.
Громогласная и будто предупредительная фраза "Товарищи, я резюмирую" к концу выступления вбирает в себя сразу несколько смыслов: завершается доклад ко всеобщему облегчению, к радости самого выступающего, и также каких титанических интеллектуальных усилий и эмоционального напряжения это ему стоит. Из речи вырисовывается целый океан из "акул капитализма", которые "доводят до полной прострации трудящихся". И вот слова могут действительно довести до полной прострации и исступления: "Говори (объясни), пока у меня мозги винтом не завинтило". И люди требуют объяснения каждого термина, и началось все, казалось бы, с чего – с пресловутого "резюмирую" – и далее по всем терминам из текста доклада, но зато сразу чувствительные к родному языку слушатели обнаруживают ошибку в слове – нет такого слова "использовывать".
Смысл должен быть ясен – такова мораль, иначе человек, как слушатель Чуфыркин, "сидит и не понимает, жив или уже помер". Творение словом и его возможности созидать – для меня это информатика в действии, поэтому имеет значение умение смысл передавать. А все собрание превратилось в обсуждение вместо содержания доклада значения слов – назидание авторам.
