Ледяной Страж и Искра Яви

– Офисной тоской? – невольно переспросила Света, и в её голосе прозвучало неподдельное недоумение, смешанное с обидой.

– Запахом несбывшихся надежд, выгорания и бесконечных совещаний, – безжалостно уточнил он, и Свете показалось, что в его голосе на мгновение прозвучало что-то вроде брезгливости. – Ароматом страха перед дедлайном и тления амбиций, разбившихся о стеклянный потолок. Они обожают его.

И тут же, словно материализовавшись из самого воздуха, из метели прямо перед ними выплыло нечто.

Это был клубок сгустившейся тьмы и статического электричества. У него не было определённой формы – оно постоянно меняло очертания, то вытягиваясь в подобие длинной, змеевидной шеи с безглазой головой, то расползаясь в бесформенное, пульсирующее пятно. Оно не шло по снегу, а плыло над ним, оставляя за собой тёмный, маслянистый след. Из его глубины доносилось бормотание, от которого кровь стыла в жилах. Это был не один голос, а несколько, накрадывающихся друг на друга, полных отчаяния и безумия.

«…отчёт по KPI… к утру… я не успеваю… сбор в девять ноль-ноль… нет, нет, нет… мы все умрём в долгах и одиночестве… квартальный план… премия… надо было остаться работать… отпуск… никогда…»

Света застыла на месте, не в силах пошевелиться от ужаса. Она узнала не просто слова. Она узнала голос своего начальника, Игоря Петровича, его заместителя Виктории, и… свой собственный, приглушённый, полный усталости. Это была точная, до жути пародия на её внутренний монолог, на те мысли, что крутились в её голове последние месяцы. Это было прямое, жестокое вторжение её прошлой жизни в настоящий кошмар.

И тут существо издало новый звук. Не вой, а нечто похожее на мелодию. Гнусавое, искажённое, но неуловимо знакомое. Это был мотив той самой безликой джазовой композиции, что играла на корпоративе.

Велемир вздохнул. Это был не просто звук. Это был звук бесконечного, накопленного за столетия раздражения, звук, от которого воздух вокруг буквально замерзал, выпадая мельчайшей ледяной пылью.

– Надоедливая мошка, – произнёс он вслух, и его голос прозвучал как приговор.

Он даже не пошевелил своим ледяным посохом. Он просто бросил на Трескуна короткий, испепеляющий взгляд. Воздух вокруг существа сгустился, затрещал, словно ломался лёд на реке. За долю секунды аморфное чудовище превратилось в изящную, сложную статую из инея, застывшую в момент своего последнего движения. Внутри ледяного блока, словно сердце, ещё на мгновение пульсировала тёмная, маслянистая сердцевина, бормоча обрывки фраз: «…семья… мы одна команда… надо работать больше…», а затем затихла навсегда. Лёд с тихим звоном треснул и осыпался на снег сверкающей алмазной пылью, которая тут же развеялась ветром.

И в тот самый миг кристалл в руке Светы, который она сжимала так сильно, что грани впились в ладонь даже через перчатку, коротко вспыхнул ярче. Она почувствовала не тепло, а странное онемение, будто кристалл вобрал в себя, поглотил то эхо отчаяния и «тоски», которое исходило от монстра. Лёгкое головокружение отступило, и острая, гнетущая тревога, вызванная голосом Трескуна, смягчилась.

Света смотрела на то место, где только что было жуткое создание, не в силах вымолвить ни слова. Это была не магия, которую она представляла себе в книгах. Это было нечто большее – фундаментальное изменение реальности, восстановление порядка из хаоса.

– Вы… вы его убили? – наконец прошептала она, не в силах отвести взгляд от сверкающей пыли.

– Я восстановил Баланс, – поправил он её, и его голос снова был плоским и безразличным. – Он был нарушен его присутствием здесь и сейчас. Его агрессией. И твоим. – Он сделал паузу, дав этим словам проникнуть в её сознание. – Ты – источник дисгармонии, приманка. Я же – Страж. Моя задача – устранять последствия таких… инцидентов.

Он наконец повернулся к ней лицом, и его свинцово-серебряные глаза впервые внимательно, без раздражения, изучили её. Он видел не просто незваного гостя из другого мира. Он видел дрожащую, перепуганную женщину в нелепом новогоднем свитере с вышитым оленем, с лицом, испачканным слезами и тушью, ресницами склеенными от мороза. Он видел её промокшую до нитки юбку, её беспомощно сжатые руки, её абсолютную, животную растерянность.

– Меня зовут Велемир, – сказал он, и в его голосе не было ни дружелюбия, ни гостеприимства. Это была просто констатация факта, как «это – снег», или «это – лёд». – Я страж Ледяных Врат. Хранитель этой границы между мирами. И сейчас я вынужден стать твоим проводником, потому что иначе твоя короткая, яркая и совершенно бестолковая жизнь закончится здесь, породив хаос, на устранение которого мне потребуются столетия. Ты – «катастрофа в миниатюре», проблема, которую нужно решить. А для начала – переместиться в менее уязвимую точку.

Света молчала, переваривая эту информацию. Хранитель. Граница. Баланс. Проблема. Слова крутились в голове, обретая мрачный смысл.

– А куда вы меня поведёте? – тихо, почти шёпотом спросила она.

– Туда, где существуют ответы, – ответил он. – И где, я надеюсь, с тебя наконец-то снимут этот невыносимый для духов Нави аромат отчаянного трудоголизма и несбывшихся надежд. В Чертоги Льда. К Хранителям Знаний. Идём. Этот был всего лишь разведчиком, самым слабым и глупым. Остальные уже на пути. Они умнее. И куда голоднее.

Он снова двинулся вперёд. Но на этот раз его шаг был чуть медленнее, расчётливее, будто он всё же учитывал её немощность. Света, стиснув зубы, поплелась за ним, сжимая в одной руке ледяной кристалл, а другой прижимая ладонь к груди, где под тканью пульсировал тёплый, золотистый свет – её проклятие и её единственное утешение в этом ледяном аду.

Она была унижена, напугана и совершенно сбита с толку. Её мир, построенный на логике и пятилетних планах, рухнул в одночасье. Но пока она шла, спотыкаясь, за этим ледяным исполином, в её промёрзшем, уставшем сердце, рядом с ледяным кристаллом, затеплилась крошечная, но упрямая искорка чего-то нового. Это была не надежда – до надежды было ещё далеко. Это было жгучее любопытство. И дикое, иррациональное желание доказать этому высокомерному, вечному стражу, что она не просто «катастрофа в миниатюре», не просто «проблема». Что в ней есть что-то большее.

Она шла, уткнувшись взглядом в его спину, и сквозь шум ветра и собственное тяжёлое дыхание пробормотала так тихо, что слова затерялись в ворохе воротника её куртки:

– А у вас… – выдохнула она, уже почти без сил, – …аромат вечной планерки… без кофе… и дедлайнов… И без души…

Он не обернулся. Не подал вида, что услышал. Но ей, измученной и продрогшей, показалось, что его плечи под плащом из переливающегося сияния на мгновение, на одно короткое мгновение, напряглись. Быть может, от порыва ледяного ветра. А быть может – от первого, едва уловимого и абсолютно неожиданного прикосновения её упрямой, живой, человеческой искры к его древнему, вечному льду.

Глава 4: Тропа Холодных Чудес

Путешествие сквозь бескрайнюю снежную равнину быстро превратилось для Светы в одно сплошное, мучительное испытание. Холод, который сначала был просто пронизывающим, теперь стал всепоглощающим. Он жил внутри неё, выедая последние остатки тепла из костей и мышц. Дрожь стала её постоянным состоянием, мелкой и неконтролируемой, сводившей челюсти и заставлявшей зубы выбивать сухую, частую дробь. Каждый вдох обжигал лёгкие ледяными иглами, а выдох превращался в густое, быстро рассеивающееся облако.

Она шла, уткнувшись взглядом в спину Велемира, сосредоточившись на одном – сделать следующий шаг. Просто шаг. Потом ещё один. Мысли сползали в какую-то тёплую, вязкую муть, манившую забытьём. «Просто уснуть… совсем ненадолго… так тепло…»

– Если ты уснёшь, твоё сердце перестанет биться через десяток минут, – раздался рядом с ней ледяной, безразличный голос.

Света вздрогнула и с трудом подняла голову. Велемир шёл рядом, не глядя на неё. Казалось, он читал её мысли, как открытую книгу.

– Я… не спала, – прохрипела она.

– Ты клевала носом на ходу. Твоё свечение стало мерцать, как гаснущая лампа. Это привлекает внимание. Неприятное внимание.

Она хотела что-то колкое ответить, но у неё не было сил. Вместо этого она просто пошатнулась, и её колени подогнулись. Велемир не поддержал её, лишь остановился и с холодным любопытством наблюдал, как она с трудом удерживает равновесие.

– Я не могу… – её голос был слабым, как шелест замерзшей листвы. – Я замерзаю. Одежда… она мокрая и ледяная.

Он вздохнул. Это был звук, полный глубочайшего нежелания что-либо делать.

– Невыносимо, – произнёс он. – Вы, люди, настолько хрупки. Одно дуновение ветра – и вас больше нет.

Он медленно повернулся к ней и поднял руку. Его пальцы сомкнулись в воздухе, и вокруг них заплясали искры инея. Света почувствовала странное ощущение – будто её обволакивает невидимая паутина из морозного воздуха. Она почувствовала лёгкое покалывание на коже, и вдруг её промокшая, заиндевевшая куртка, её юбка и тонкий свитер… исчезли. Испарились, оставив лишь мимолётное ощущение тепла.

Она вскрикнула от неожиданности, инстинктивно скрестив руки на груди, но тут же поняла, что не чувствует холода. На ней была теперь другая одежда. Длинное, струящееся платье из плотной, мягкой ткани цвета зимнего неба, расшитое причудливыми серебристыми узорами, напоминавшими морозные цветы на стекле. Поверх – короткая, подбитая густым, пушистым мехом неведомого зверя безрукавка. На ногах – мягкие, тёплые сапоги из той же меховой кожи, идеально сидевшие по ноге.

Она поймала себя на том, что с восхищением проводила рукой по ткани платья. Оно было невероятно тёплым, но при этом дышало. И в нём… она чувствовала себя удивительно грациозной.

– Это… магия? – прошептала она, глядя на него.

– Это необходимость, – отрезал он. – Теперь ты не так сильно пахнешь мокрой собакой и отчаянием. И свечение твоего сердца стало ровнее. Хотя от запаха офисной тоски никуда не деться. Он въелся в ауру.

Несмотря на его слова, Света почувствовала прилив сил. Тело, наконец, согрелось. Она выпрямилась и даже сделала пару уверенных шагов.

– Спасибо, – сказала она искренне.

Он лишь фыркнул и снова зашагал вперёд. Но теперь она шла рядом, уже не спотыкаясь и не отставая. Новая одежда не только согревала, но и, казалось, придавала ей уверенности.

Сумерки Нави сгущались, звёзды зажигались одна за другой, и их холодный свет становился единственным проводником. Света с опаской посмотрела на сгущающуюся тьму впереди.

– Подождите, – сказала она, останавливаясь. Она снова полезла в крошечную сумочку, которая каким-то чудом всё ещё была с ней, и достала телефон. Экран был тёмным. Она с замиранием сердца нажала на кнопку, и он ожил, осветив её лицо и кусок снега вокруг холодным голубоватым светом фонарика.

– Ага! Работает! – с торжеством сказала она, направляя свет перед собой. – Теперь хоть видно, куда идти.

Велемир остановился и обернулся. Его свинцовые глаза сузились, глядя на светящийся прямоугольник. На его лице впервые появилось не раздражение, а нечто иное – живое, неподдельное любопытство, смешанное с лёгким презрением.

– Что это? – спросил он, сделав шаг ближе.

– Телефон. У вас что, нет телефонов? – удивилась Света.

– У нас есть ветер, чтобы передавать слова, и тени, чтобы хранить их. Зачем нужен этот… мёртвый камень?

– Он не мёртвый! Он… – она запнулась, понимая абсурдность объяснений про процессоры и Wi-Fi в этом мире. – Он даёт свет. И хранит информацию. Вот, смотрите.

Она лихо пролистала несколько фотографий – снимки с друзьями (такими же уставшими, как она), вид из окна офисного здания, её кот, спящий на клавиатуре.

Велемир склонил голову, изучая изображения. Его лицо оставалось невозмутимым.

– Застывшие мгновения, – произнёс он наконец. – Вы ловите миг и заточаете их в холодные камни. Как коллекционеры бабочек. Жизнь утекает сквозь пальцы, а вы пытаетесь поймать её тень. Жалко.

– Это не жалко! – вспыхнула Света, убирая телефон. – Это память! Это моменты счастья!

– Счастье, запертое в куске стекла и металла, – он покачал головой, и в его голосе прозвучала та самая, знакомая ей нота цинизма. – Вы так боитесь забыть, что перестаёте жить в настоящем. Я видел, как ваши сородичи смотрят на закат через эти экраны, вместо того чтобы чувствовать ветер на своих лицах. Вы создали суррогат жизни и сами же в него поверили.

Его слова попали в самую точку, в ту самую больную мозоль её души, о которой она сама часто думала. Но признавать это ему она не собиралась.

– А вы? – парировала она, пряча телефон обратно в сумочку. – Вы, который вечно стоит на границе и смотрит на миры, но не живёт ни в одном из них? Вы не боитесь что-то забыть? Или вам просто нечего запоминать?

Он замер. Его метельный взгляд на мгновение стал острее. Казалось, её слова его хоть как-то задели.

– Я помню всё, – тихо сказал он. – И в этом моё проклятие. А теперь иди. Твой «мёртвый камень» скоро умрёт окончательно, а его свет похож на крик в тишине.

Он снова повернулся и зашагал. Света, слегка опешив от собственной дерзости, пошла за ним. В её груди странным образом потеплело. Они были циниками оба. Но её цинизм был усталостью от суеты, а его – усталостью от вечности. В этом было что-то общее.

Вскоре равнина сменилась лесом. Но это был не обычный лес. Деревья здесь были причудливо изогнуты, их ветви, покрытые инеем, напоминали скелеты исполинских зверей. И они шептались.

Сначала Света подумала, что ей показалось – просто ветер шумит. Но нет. Это были шёпот. Чёткий, различимый.

«…смотри-ка, новая… из Яви… пахнет страхом и кофе…» – прошипело одно дерево, склонив над ней ветвь.

«…а Ледяной Страж с ней… интересно… давно он никого не водил…» – подхватило другое.

«…брелок у неё… старухино подношение… чувствую… Яга не просто так…»

Света невольно прижалась ближе к Велемиру.

– Они… они говорят? – прошептала она.

– Они сплетничают, – равнодушно ответил он. – Лес Помутнённого Разума. Они впитывают все мысли, все обрывки разговоров, что долетают с границ, и пережёвывают их, как жвачку. Не обращай внимания. Больше всего на свете они боятся тишины.

Он поднял голову и громко, чётко произнёс в сторону ближайшего дерева: «Твои корни гниют от лжи, старик. Замолчи».

Шёпот мгновенно стих. На несколько секунд воцарилась абсолютная тишина, и Свете показалось, что деревья даже съёжились от страха. Потом шёпот возобновился, но уже тихий, постыдный: «…простите… не сдержались…»

Они шли дальше, и Света не могла отделаться от ощущения, что за ними следят тысячи невидимых глаз. Вскоре в воздухе заплясали огоньки. Маленькие, голубоватые, они порхали между деревьями, то приближаясь, то отдаляясь.

– Светлячки? – удивилась Света. Они были такими красивыми.

– Кикиморки, – поправил Велемир. – Духи болот и омутов. Любят всё блестящее и очень вредные.

Один из огоньков подлетел совсем близко к Свете. Внутри мерцающего сияния она разглядела крошечное, сморщенное личико с хитрющими глазками-бусинками. Кикиморка потянулась к её сумочке, где лежал брелок-кристалл.

– Ах ты маленькая воришка! – воскликнула Света, прикрывая сумочку рукой.

Кикиморка обиженно цыкнула и отлетела, но тут же вернулась с подругой. Они начали кружить вокруг Светы, пытаясь то дёрнуть её за волосы, то ущипнуть за руку. Их прикосновения были холодными и противными, как прикосновение мокрой слизи.

– Велемир! – позвала Света, отмахиваясь от них.

– Они безвредны, – сказал он, не оборачиваясь. – Просто надоедливы, как мошки. Покажи им, что ты не боишься.

– Легко сказать! – фыркнула она, но последовала его совету. Вместо того чтобы отступать, она сделала шаг навстречу самой нахальной кикиморе и строго посмотрела на неё. – Убирайся!

К её собственному удивлению, кикиморка отпрянула, испуганно замигав. Остальные тоже отступили, заворчав. Оказалось, они чувствовали уверенность.

– Неплохо, – вдруг произнёс Велемир. В его голосе прозвучали нотки… одобрения? Нет, просто констатации. – Для «катастрофы».

Они вышли из леса на берег замёрзшей реки. Лёд был чёрным и прозрачным, как обсидиан, а под ним медленно текли воды, усеянные мерцающими огнями, словно подводные звёзды.

– Река Забвенных Снов, – сказал Велемир, останавливаясь. – Мы здесь сделаем привал.

Света смотрела на эту ледяную, но живую красоту. Страх и отчаяние постепенно отступали, уступая место острому, почти болезненному чувству чуда. Этот мир был опасным, холодным и пугающим. Но он был настоящим. В нём не было места фальшивым улыбкам и KPI. Здесь всё было таким, каким было – жестоким, прекрасным и бесконечно древним.

Она украдкой взглянула на Велемира. Он стоял, опираясь на посох, и смотрел на реку. Его профиль в свете звёзд и подводных огней казался высеченным изо льда. И впервые она подумала, что его вечный холод – это не просто черта характера. Это была стена. Стена, за которой, возможно, скрывалось что-то большее.

Она села на большой валун у берега, кутаясь в свою новую, тёплую безрукавку. Кристалл в её сумочке слабо пульсировал, словно вторя биению сердца. Она была до смерти напугана. Но она была жива. И это путешествие только начиналось.

Глава 5: Избушка на курьих ножках

Тишину ледяной ночи разорвал отдалённый, но неумолимо приближающийся вой. Он был иным, нежели у одиночного Трескуна – многоголосым, слаженным, словно стая голодных псов, учуявших добычу. Воздух сгустился, наполнился щелчками, скрежетом и навязчивым, чужим гулом. Снег под ногами Светы будто бы потемнел, впитав в себя эту исходящую отовсюду угрозу.

– Они идут, – просто сказал Велемир, и в его голосе впервые за вечер прозвучала не раздраженная усталость, а холодная, отточенная готовность. – Стая. Большая.

Света инстинктивно прижала ладонь к груди, где её сердце забилось тревожным, ярким маяком. – Что нам делать?

– Бежать, – он резко сменил направление, сворачивая с заветной тропы вглубь частокола черных, безлиственных деревьев. – Есть место. Близко.

Бегство превратилось в кошмар. Деревья, казалось, протягивали к ним цепкие ветви, корни выскакивали из-под снега, чтобы споткнуть их. Вой нарастал, обрастая новыми жуткими обертонами: теперь в нем слышался визг разрываемой бумаги, гул принтеров, назойливые рингтоны и приглушенные рыдания. Запах – тот самый, «офисной тоски» – стал густым и осязаемым, как туман.

Света, задыхаясь, бежала за Велемиром, чувствуя, как по спине бегут ледяные мурашки. Она не оборачивалась, но знала – они совсем близко.

Внезапно лес расступился, открывая небольшую, заснеженную поляну. И посреди неё стояла Избушка.

Это было не просто строение. Это было существо. Кривая, покосившаяся избёнка из тёмных, почерневших от времени брёвен, с единственным крошечным окошком, затянутым мутной бычьей пузырью. И стояла она на двух гигантских, костлявых куриных ногах. Ноги были перебинтованы обрывками грязных тряпок, а когтистые лапы медленно, лениво переминались с ноги на ногу, отчего вся изба слегка покачивалась, словно в дремоте.

– Что это? – выдохнула Света, замирая на месте.

– Прибежище, – бросил Велемир, подходя ближе. – Или могила. Зависит от её настроения.

Он остановился перед избушкой и, не повышая голоса, произнёс: – Старая, я иду с гостем. Открой.

Избушка не шелохнулась. Дверь, грубо сколоченная из досок, оставалась на противоположной стороне.

– Слышишь меня, Костяная? – голос Велемира приобрёл опасные, стальные нотки. – Они уже на подходе. Твои покои будут кишеть Трескунами, и ты будешь слушать их бесконечные стоны о премиях и дедлайнах всю долгую зиму.