Полная версия
Ледяной Страж и Искра Яви
Ледяной Страж и Искра Яви
Глава 1: Корпоратив жизни
Шампанское было тёплым. От этой простой, но неприятной истины у Светланы скривился рот. Она поставила бокал с недопитым напитком на высокий столик, застеленный белоснежной скатертью с едва заметным золотым шитьём, и постаралась придать своему лицу выражение заинтересованного слушателя. Перед ней, жестикулируя и расплёскивая содержимое своего бокала, стоял Артём из отдела маркетинга. Его лицо было раскрасневшимся и чуть влажным от алкоголя и восторга.
«Представляешь, Свет, мы используем нейросети для анализа эмоционального отклика! KPI просто взлетит до небес!» – его голос звенел, перекрывая безликий джазовый мотив, лившийся из скрытых колонок.
«Потрясающе, Артём, – выдавила Света, чувствуя, как у неё затекает челюсть от вынужденной улыбки. – Очень смело. Просто революция в… вириальности». Она сама не знала, что это за слово, но в устах Артёма оно звучало так, как и должно было – модно и бессмысленно.
Она окинула взглядом зал ресторана «Зимний сад». Всё было безупречно, до тошноты стерильно. Гигантская живая ель, усыпанная дорогими шарами и мерцающими огнями, казалась не живым деревом, а дорогой инсталляцией. Накрытые столы ломились от изысканных блюд, больше напоминавших произведения искусства, чем еду. Коллеги в вечерних платьях и идеально отглаженных костюмах образовывали маленькие стайки, их губы растягивались в улыбках, но глаза оставались пустыми или бегающими в поисках более выгодного собеседника. Новый Год? Магия? Нет, просто ещё одно корпоративное мероприятие, обязательное к посещению, очередной пункт в её личном KPI под названием «Социальная адаптация и поддержание командного духа».
Её взгляд упал на массивное панорамное окно, за которым кружил густой, слепящий снегопад. Хлопья падали в свете уличных фонарей, создавая гипнотизирующий узор, и на мгновение ей не просто захотелось оказаться там – в тишине, на холодном, колючем воздухе, одной – а показалось, будто в гуще снежной пелены мелькают не городские огни, а холодные, незнакомые звёзды. Без этих масок, без необходимости быть «командным игроком».
«Коллеги! Друзья!» – разнёсся по залу бархатный, поставленный голос гендиректора, Игоря Петровича. Все тут же притихли, как школьники на линейке, повернувшись к нему с подобострастными, застывшими улыбками. Света использовала суматоху, чтобы отступить к задним рядам, взяв свой тёплый, противный бокал в качестве щита.
Игорь Петрович говорил плавно и уверенно, как на еженедельной планёрке. «…и в уходящем году мы достигли впечатляющих результатов! Процент выполнения плана составил сто двенадцать! Мы не просто команда, мы – семья!»
«Семья, которая в понедельник в девять утра снова будет требовать отчёты по продажам и закатывать глаза на опоздание в пять минут», – мысленно процедила Света, заставляя себя не крутить глазами.
Она ловила себя на том, что считает секунды. Пять минут речи. Десять. Её телефон вибрировал в кармане – вероятно, уведомления из рабочего чата. Даже сегодня, в канун праздника. Она ощущала знакомую тяжесть под ложечкой – тревожный комок, состоящий из невыполненных задач, предстоящих дедлайнов и этого вечного, гнетущего чувства, что она должна быть где-то ещё, делать что-то более важное, или, наоборот, просто лежать дома на диване под тёплым пледом, смотря глупый рождественский фильм.
Восемнадцать минут. Аплодисменты. Музыка снова заиграла. Света почувствовала, что её тошнит от этого всего. Ей нужен был глоток воздуха. Настоящего, зимнего, а не кондиционированного, пахнущего едой, духами и фальшью.
Она двинулась к выходу из зала, придерживая свою маленькую блестящую сумочку, чувствуя себя нелепой рыбкой, плывущей против течения.
«Света, куда это ты? Танцевать будем!» – окликнула её Ольга из бухгалтерии, её лицо расплылось в улыбке, но глаза оставались усталыми и пустыми.
«Минутку, на балкон нужно, проветриться», – улыбнулась Света в ответ, чувствуя себя актрисой в очень затянувшейся и скучной пьесе.
Накинув на плечи лёгкое пальто и распахнув тяжёлую стеклянную дверь, она вышла на балкон. Резкий ледяной воздух ударил в лицо, и она с наслаждением вдохнула его полной грудью. Здесь, наконец-то, было тихо. Только отдалённый, приглушённый гул города и завывание ветра. Она прислонилась лбом к холодному, почти ледяному стеклу ограждения, глядя на размытые огни мегаполиса, тонувшие в снежной пелене. Снег казался таким настоящим, таким чистым по сравнению с тем, что творилось за её спиной.
Вот он, её мир. Мир Яви, как назвали бы его в какой-нибудь сказке. Суета, бег по кругу, бесконечные списки дел, которые только растут. Она была успешным менеджером, у неё была хорошая зарплата, квартира в ипотеку, она могла позволить себе поездку за границу раз в год. Но где-то по пути, на этой беговой дорожке, она потеряла что-то важное. То самое детское чувство чуда, когда загадываешь желание под бой курантов и искренне веришь, что оно сбудется. Теперь Новый Год стал для неё не временем надежд, а точкой подведения итогов, и итоги эти часто оказывались не в её пользу – несделанные дела, несбывшиеся мечты, несостоявшиеся отношения, которые разбивались о её же карьерные амбиции и вечную занятость.
Пальцы в тонких кожаных перчатках нашли в кармане пальто гладкий, прохладный предмет. Она достала его. Брелок. Кристалл размером с крупную виноградину, идеально прозрачный, отполированный до зеркального блеска, с едва заметной воронкой внутри, словно это был крошечный, застывший ледяной торнадо. Его подарила ей вчера странная пожилая женщина.
Света возвращалась поздно с работы, забежав в круглосуточный магазин за печеньем и молоком – ужином успешного менеджера. У выхода, присев на скамейку, сидела старушка. Не просто пожилая, а… древняя. На ней было длинное, потрёпанное пальто цвета промокшего войлока и с огромным, суковатым деревянным посохом, что было очень необычно для центра города. Её лицо, испещрённое морщинами, напоминало высохшую кору дерева.
«Замерзла совсем, милая, – хрипло, с каким-то скрипом сказала она, поднимая на Свету колючий, не по-старчески острый взгляд. – Дай монетку на хлебушек».
Света, обычно проходившая мимо таких просьб, в тот раз остановилась. Что-то в этой женщине было цепляющее, необычное – может, тонкие, как бы вырезанные из желтоватой кости черты лица, а может, невероятно живые, пронзительные и молодые глаза на древнем, увядшем лице. Она достала из кошелька не мелочь, а пятисотрублёвую купюру, и протянула ей.
«На, бабушка, согрейтесь чаем».
Старуха взяла деньги, и её пальцы, холодные и цепкие, как корни, на мгновение сжали руку Светы. Она пристально, почти физически ощутимо посмотрела на девушку, и её глаза будто заглянули куда-то глубоко внутрь, прочитали что-то потаённое.
«Спасибо, доченька. Добрая ты, вижу. Сердце не зачерствело, не заледенело в вашей городской суете. Держи, – она сунула Свете в руку ледяной кристалл. – Сохрани, от беды холодной сбережёт».
Света, смущённая и немного ошарашенная, взяла брелок. «Спасибо…» – начала она.
Но женщина уже поднялась с неожиданной лёгкостью и, опираясь на посох, засеменила прочь, растворившись в вечерней толпе так быстро и бесшумно, будто её и не было. Осталось лишь странное ощущение холода в ладони и лёгкий запах сушёных трав и старого дерева.
Сейчас, держа в руке этот кристалл, Света криво улыбнулась. «От беды холодной». Выглядело красиво, загадочно, но было, конечно, ерундой. Однако брелок ей искренне понравился. Он был необычным, не таким, как у всех, и его холодная, идеально гладкая поверхность как-то успокаивающе действовала на её вечно взвинченные нервы. От прикосновения к нему по коже пробежали мурашки, будто он впитывал в себя всё окружающее тепло, оставляя лёгкое, щекочущее онемение. Она даже прицепила его к ключам.
Она снова посмотрела на заснеженный город и глубоко вздохнула. Пора возвращаться в зал, к фальшивым улыбкам и тёплому шампанскому. Мысль о том, чтобы провести тут ещё хотя бы час, вызывала у неё физическое отвращение.
«Всё, я еду домой, – твёрдо сказала она сама себе. – Скажу, что плохо себя почувствовала».
Она достала телефон, чтобы вызвать такси. Приложение тормозило, показывая надоедливый кружок загрузки. «Ну конечно, – с раздражением подумала она. – Даже технологии сегодня против меня».
Потянувшись, Света подняла лицо к небу, густо засыпанному снежными хлопьями, чувствуя, как холодный воздух щекочет её кожу. Она сжала в ладони ледяной кристалл, чувствуя его странный, умиротворяющий холод.
«Хоть бы такси побыстрее нашлось», – прошептала она в пустоту, выдыхая маленькое облачко пара в морозный воздух, даже не подозревая, что её просьба будет исполнена самым буквальным и невообразимым образом.
Глава 2: Трещина в реальности
Последней осознанной мыслью Светы было раздраженное: «Ну сколько можно грузить это приложение?» Пальцы в тонких кожаных перчатках уже собирались швырнуть телефон в карман, как вдруг ледяной кристалл в ее другой руке вспыхнул.
Это не был отраженный свет фонарей или окон ресторана. Это был взрыв. Взрыв ослепительного, пронзительного, сине-белого света, бившего из самой глубины кристалла, из той самой закрученной воронки. Света вскрикнула от неожиданности и боли – свет был физическим, он обжигал сетчатку, заставляя ее зажмуриться. Но даже сквозь сомкнутые веки она видела лишь это пронзительное сияние, заполнившее собой вселенную.
Одновременно мир взорвался звуком. Оглушительный, сухой треск – не гром, а звук ломающейся под ногами вековой толщи льда. Но лед был не под ногами. Он был везде. Он был самой реальностью.
Воздух затрещал, запах морозного города – выхлопных газов, снега и далекого дыма – сменился чем-то невыразимо острым и чужим: запахом хвои, старого дерева, промерзшей насквозь земли и чего-то древнего, мистического, словно она вдохнула воздух из запечатанного склепа, где тысячу лет хранились засушенные травы и звездная пыль.
Света почувствовала, как пол балкона уходит из-под ее ног. Но это было не падение. Она как будто провалилась. Ее закрутило, подбросило в вихре света и звука. Ощущение тела исчезло, осталась лишь душа, вывернутая наизнанку, размазанная по каким-то невообразимым измерениям. В ушах стоял оглушительный гул – на него накладывались обрывки джазовой музыки, голос Игоря Петровича, звук сигнализации такси, собственный крик, растянутый в бесконечную нить парадоксальной тишины. Это было головокружительное, тошнотворное путешествие сквозь самую суть хаоса, где время и пространство потеряли всякий смысл.
И так же внезапно, как все началось, все закончилось.
Тишина. Абсолютная, давящая, звенящая тишина, в которой ее собственное сердцебиение казалось кощунственно громким, а свист воздуха в легких – шумом падающей горы.
Света рухнула на что-то твердое и холодное. Она лежала, не в силах пошевелиться, вслепую втягивая в себя воздух. Он был ледяным, чистым и стерильным, как в операционной, и все тем же – с примесью хвои и древности.
Она медленно, с трудом разлепила веки. И мир перевернулся. В прямом смысле.
Над ней простиралось небо. Но не то знакомое, городское, затянутое дымкой и световым загрязнением. Это был бархатный, угольно-черный, усеянный звездами. Слишком крупными, слишком яркими, слишком близкими. Они не мигали, а лишь сурово и безразлично взирали вниз, их холодный свет был единственным источником освещения в кромешной тьме. Ни луны, ни облаков. Только звезды и непроглядная чернота между ними.
Света с трудом поднялась на локти. Под ней была ровная, утрамбованная снежная равнина, уходящая в черную даль до самого горизонта. Ни деревьев, ни холмов, ни следов. Только белизна, изрисованная причудливыми узорами, оставленными ветром, которого сейчас не было. Ничего не шевелилось, не звучало. Мертвая, ледяная пустошь.
«Сон, – прошептала она, и ее голос, слабый и сорванный, был поглощен всепоглощающей тишиной. – Это сон. Нервный срыв. Галлюцинация от плохого шампанского».
Но холод был слишком реальным. Он проникал сквозь тонкую ткань кофты, кусал кожу острыми, цепкими зубами. Дыхание превращалось в густые клубы пара, которые тут же рассеивались в неподвижном воздухе. Она почувствовала леденящий холод снега сквозь ткань пальто и юбки, промокшие от падения.
Она сделала неловкое движение, и ее ладонь наткнулась на что-то твердое в снегу. Телефон. Экран был темным. Она с дрожащими пальцами нажала на кнопку. Экран осветил ее перекошенное от ужаса лицо. В левом верхнем углу – зловещий значок: «Нет сети». Иконка с зачеркнутой антенной казалась злой насмешкой. Она тыкала в кнопки, пытаясь набрать номер экстренной службы, но пальцы скользили по стеклу, не слушаясь. «112… Набери 112…» Но даже если бы связь и была, что бы она сказала? «Алло, меня вырвало из реальности на новогоднем корпоративе, приезжайте»?
Паника, которую до этого сдерживал шок, хлынула на нее ледяным валом. Она вскочила на ноги, обернулась, надеясь увидеть трещину, дверь, хоть что-то знакомое. Позади – та же равнина. Ни балкона. Ни ресторана. Ни города. Только снег и невыносимо чужие звезды.
«Нет, – простонала она, и ее голос сорвался в истерический вопль. – НЕТ! НЕТ! НЕТ!»
Она побежала. Куда? Не знала. Просто вперед, туда, где должен был быть город. Но ее изящные туфли на каблуках вязли в снегу, проваливались, спотыкались о невидимые неровности. Она упала, поднялась, снова побежала, рыдая и задыхаясь от холода и ужаса.
И вдруг она замерла. Ощущение было таким явным, таким физическим, что по спине побежали мурашки. За ней наблюдают.
Она медленно, с трудом повернулась.
В двадцати метрах от нее стояла метель. Небольшой, локальный вихрь снежной пыли, который кружил на месте, не двигаясь с него. Он был плотнее, осознаннее окружающего пространства. И из этого вихря на нее смотрели два глаза.
Света не могла пошевелиться, не могла издать звука. Она просто смотрела.
Метель медленно рассеялась, и он появился. Не вышел, а проявился, будто сама стужа сгустилась, обретя форму. Высокий, почти двухметровый, в длинном кафтане цвета зимнего неба перед снегопадом. По ткани ползли живые, переливающиеся морозные узоры. На плечах трепетал, переливаясь блеклыми зелеными и сиреневыми всполохами, плащ, сотканный из самого северного сияния. В его руке был посох, вырезанный из чистейшего, прозрачного льда, внутри которого пульсировал тусклый, холодный свет.
Но больше всего ее поразили его глаза. Свинцово-серебряные. В них не было ни зрачков, ни белков – только бесконечная, холодная метель, бушующая в глубине. Взгляд был не злым, а исполненным крайнего, накопленного за столетия раздражения и недоумения.
Он не двигался, просто изучал ее с головы до ног, и его взгляд, казалось, физически ощупывал ее кофту с оленями, промокшую юбку, маленькую сумочку, заиндевевшие волосы.
И тогда в ее голове прозвучал голос. Холодный, резонирующий, с легким скрипом, будто лед трется о лед. В нем не было ни капли тепла.
«Кто посмел?..»
Света лишь беззвучно пошевелила губами.
«Люди из Яви стали падать в Навь прямо с небес? Или это новый способ самоуничтожения?» – его мысленный голос был полон ледяного, уничижительного сарказма.
– Я… – она попыталась говорить, но из горла вырвался лишь хрип. Она сглотнула, чувствуя, как холод обжигает слизистую. – Я просто вышла на балкон. Где я? Что это за место?
Он склонил голову набок. Казалось, слово «балкон» вызвало у него легкое отвращение.
«Балкон?.. Ты принесла в мой мир запах искусственной ёлки, дешёвого шампанского и тоски. Твоё тепло нарушает сон тёмных духов. Ты – катастрофа в миниатюре».
Слова, звучавшие у нее в голове, были такими же ледяными и острыми, как иглы, впивающиеся в кожу. Света почувствовала, как по ее щекам текут слезы. Они тут же замерзали, пощипывая кожу.
– Отпустите меня назад! – выкрикнула она, и в голосе ее задрожали истерические нотки. – Я ничего не сделала! Я просто хотела домой! Я вызову полицию!
Его внимание привлек слабый синий свет, все еще исходивший из ее сжатого кулака. Кристалл. Он сделал едва заметное движение рукой, и плащ из сияния колыхнулся.
«А это что? Пропуск? Кто дал тебе Осколок Вечной Зимы?»
– Какой еще осколок? – прошептала она, разжимая онемевшие пальцы. Кристалл лежал на ее ладони, безобидный и прекрасный, его свечение теперь было ровным и тусклым. – Мне его бабушка одна дала… старушка…
Он протянул руку в тонкой кожаной перчатке. Не к ней, а к кристаллу. Воздух вокруг его пальцев затрепетал, и Света почувствовала, как кристалл на ее ладони стал еще холоднее.
«Отдай.»
Это не было просьбой. Это был приказ, врезавшийся в сознание.
Но прежде чем он смог взять кристалл или она успела что-то сделать, с дальнего края равнины донесся звук. Настоящий, физический звук, нарушивший гнетущую тишину. Леденящий душу, голодный вой. Не звериный, а идущий из самой пустоты. В нем слышались скрежет, статические помехи и что-то невыразимо тоскливое.
Велемир резко выпрямился. Его метельные глаза сузились, в них на мгновение вспыхнуло что-то острое и опасное.
«Великолепно. Теперь мне придётся тебя спасать, чтобы твоя потерянная душа не вызвала дисбаланс. Встань.»
Света, парализованная новым, животным страхом, не двигалась. Ноги были ватными.
«ВСТАНЬ!» – мысль ударила ее, как плеть, заставляя мышцы сжаться рефлекторно. Она поднялась на дрожащих ногах.
Вой повторился, теперь гораздо ближе. Казалось, он доносился сразу из нескольких точек.
«Идём. Если хочешь увидеть свой «балкон» снова, не отставай и сделай что-нибудь с этим… огнём…
Он повернулся и пошел, не оглядываясь, его фигура начала растворяться в снежной дымке. Света, все еще не веря происходящему, посмотрела вниз, туда, куда он указал. И застыла.
В области ее сердца, прямо сквозь ткань кофты с оленями, исходил мягкий, теплый, золотистый свет. Он пульсировал в такт ее бешеному сердцу, ровный и живой. В этом мертвом, холодном мире он горел неестественно ярко, как единственный маяк в кромешной тьме, как сигнальный костер для всего голодного и злого, что таилось в этой пустоши.
Она инстинктивно прижала к груди ладонь и почувствовала – сквозь перчатку и ткань исходило слабое, но реальное тепло, согревающее ее промерзшие пальцы. Это было утешение, крошечный очаг жизни в ледяной пустоши, и одновременно – смертельный приговор, предательский сигнал, делавший ее мишенью.
И тогда она все поняла. Поняла его раздражение. Поняла этот вой. Поняла, что она – не просто незваный гость. Она – нарушение всех правил, живой диссонанс в симфонии вечного холода.
Сжав в одной руке ледяной кристалл, а другой прикрыв свое светящееся, предательское сердце, Света, спотыкаясь и падая, побежала за удаляющейся в снежной мгле тенью в плаще из северного сияния.
Глава 3: Нежеланный попутчик
Снег оказался не просто глубоким. Он был живым, коварным и по-настоящему враждебным. Каждый шаг Светы превращался в изматывающую битву. Она проваливалась в сугробы по колено, а иногда, наступая на скрытую неровность, – и по пояс. Вытаскивая ногу, она тратила последние силы, её мышцы горели от непривычного напряжения. Изящные лаковые туфли на каблуке, ещё час назад бывшие стильным аксессуаром, теперь стали орудием пытки. Холодная вода просочилась через тонкую кожу, заледенела, и теперь острые кристаллики льда впивались в промёрзшую, онемевшую кожу. Каблуки цеплялись за невидимые под снегом корни, камни, и она то и дело спотыкалась, падая в снег, который тут же прилипал к её промокшей юбке и тонким, совершенно не спасающим от холода колготкам.
Холод, который на балконе был просто неприятным ощущением, а в первые минуты в Нави – шоком, теперь стал настоящей, физической пыткой. Он проникал сквозь все слои одежды, въедался в кости, вызывая тупую, ноющую боль во всём теле. Дыхание срывалось с губ густыми клубами пара, тут же замерзавшими в воздухе мельчайшей ледяной пылью. Пальцы в мокрых перчатках потеряли всякую чувствительность, и она с ужасом поняла, что уже не может их нормально согнуть.
А впереди, на расстоянии двадцати шагов, неспешно и грациозно двигалась высокая фигура в плаще из северного сияния. Он не проваливался в снег. Казалось, он не шёл по нему, а скользил над самой поверхностью, и снег под ним лишь слегка прогибался, образуя едва заметную, призрачную тропинку. Его плащ переливался блёклыми зелёными и сиреневыми всполохами, и это мерцание в кромешной тьме Нави было одновременно завораживающим и пугающим. Он был частью этого пейзажа. Его хозяином. А она – назойливым, неуместным пятном.
Отчаяние, холодное и острое, подкатило к горлу. Она остановилась, оперлась руками о колени, пытаясь отдышаться. В горле стоял ком, а в глазах – предательские слёзы, которые тут же замерзали.
– Эй! – крикнула она ему вслед, и её голос, слабый и сорванный, был поглощён всепоглощающей тишиной этого мира. – Кто вы? Что вы такое? Постойте!
Он не обернулся. Не замедлил шаг.
– Я не могу так быстро! – снова крикнула она, пытаясь сделать шаг и снова проваливаясь в снег по самую щиколотку. Отчаяние переходило в истерику. – Я не могу вообще идти! Мои ноги… моя обувь… Вы что, не видите?!
На этот раз он остановился. Резко, словно её голос был физическим препятствием, о которое он споткнулся. Медленно, с театральным, ледяным терпением, он повернулся. Его свинцово-серебряные глаза, в которых бушевала вечная метель, уставились на неё, и в них вспыхнул настоящий шквал искрящегося раздражения.
Его голос прозвучал не в голове, а в самом воздухе, холодный и резонирующий, со скрипом льда. «Твоё топтание на месте привлекает их сильнее, чем твоё безрассудное свечение. Ты мечешься, как испуганная птица в клетке, и этот трепет слышен за много вёрст. Продолжай в том же духе – и скоро мы будем в центре пиршества».
– Я не могу идти быстрее! – возразила она, с трудом вытаскивая ногу и пытаясь отряхнуть налипший на юбку снег. Он уже успел подтаять от остатков тепла её тела и теперь смерзался с тканью в ледяную корку. – У меня не те ботинки! И вы не идёте, вы… парите! Вы даже следов не оставляете!
Он внимательно, с невозмутимым, изучающим любопытством посмотрел на её туфли – жалкие, промокшие, совершенно неуместные в этом мире, – затем медленно перевёл взгляд на её лицо, на слёзы, застывшие на ресницах, на перекошенное от холода и страха лицо. В глубине его метельных глаз мелькнуло нечто, что можно было принять за самое призрачное подобие саркастического любопытства.
«Зачем существо из Яви облачается в столь непрактичные средства передвижения для выхода на «балкон»? – поинтересовался он, и в его голосе зазвучали ядовитые, шипящие нотки. – Это часть вашего ритуала самоуничтожения? Демонстрация пренебрежения к собственному выживанию? Или так вы сигнализируете сородичам о своей… принадлежности к касте?»
– Это не средства передвижения, это туфли! – огрызнулась Света, дрожа от холода и ярости. Её злил его тон, его превосходство, сама его бесплотность. – Для красоты! Вы вообще что-нибудь понимаете в человеческой культуре? В том, чтобы просто нравиться себе и окружающим? Чтобы чувствовать себя… женщиной!
Он пару секунд молча смотрел на неё, словно разбирая непонятный артефакт.
«Я понимаю, – его голос стал твёрдым и безжалостным, как вечная мерзлота, – что ваша «культура» привела тебя сюда, в мир, где красота измеряется способностью не стать пищей для Трескуна. Где эстетика – это умение не оставить следов и не привлечь внимания голодных теней. А тот огонёк, что пляшет у тебя на груди, – это для них как маяк для пропавшего корабля. Ты – катастрофа в миниатюре, ходячее нарушение Баланса. Шумная, пахнущая и светящаяся катастрофа. И сейчас твоя «женственность» насмерть заморозит тебя, а мне придётся разгребать последствия».
Он снова повернулся, чтобы уйти. Но в этот момент новый вой, на этот раз совсем рядом, буквально в сотне метров, заставил Свету вздрогнуть и инстинктивно присесть. В нём слышались не только голод и холод, но и странные, щелкающие звуки, похожие на статические помехи, на скрежет ломающегося стекла и металла. И что-то ещё… что-то знакомое.
– Кто… что такие Трескуны? – сдавленно спросила она, снова пускаясь в неуклюжий бег, уже не обращая внимания на боль в ногах и пронизывающий холод.
На этот раз он ответил, не оборачиваясь, его голос долетал до неё, словно унесённый ветром. «Отбросы Нави. Осколки разбитых надежд, пустота, жаждущая наполниться. Они питаются теплом, эмоциями, памятью. А твоя душа…» Он на мгновение замолчал, дав ей возможность услышать новый, нарастающий вой, который теперь сопровождался каким-то противным чавкающим звуком. «…Твоя душа пахнет для них офисной тоской. Для них это изысканный деликатес».
