Ревиаль. Месть и предназначение

Аяна Райан

Ревиаль. Месть и предназначение

Глава 1

Джо

Мне снова приснился кошмар. Я проснулась и, протерев ладонями лицо, повернулась на бок, накрывшись одеялом. Солнце пробивается через окно заставляя немедленно вставать с кровати и отправляться в колледж. Будильник снова подвел или я сама забыла его вчера завести.

Кошмары стали обыденностью моей жизни на протяжении многих лет. Они преследуют, словно тень и практически не покидают меня. Так не должно быть, я это понимаю, но ничего с этим поделать не могу. Теперь это часть меня, с которой пытаюсь смириться, хоть это не очень получается.

Для меня это уже норма и началась она задолго до колледжа, еще когда я училась в школе, но сказать об этом своим близким так и не решилась. Рисковать так сильно я не могла, поэтому как могла скрывала свои ночные фильмы ужасов от всех.

Иногда все происходило во сне настолько реально, что наутро я обнаруживала на теле ссадины и синяки, которые красовались на бедрах, руках и спине. Они не исчезали вместе с пробуждением, а продолжали выступать на моей коже отчетливым напоминанием о проведенной ночи. Мистика, не иначе.

Я некоторое время практиковала бессонницу, но эту затею пришлось бросить, потому что мой вид и так не очень, а от нее у меня еще и появлялись темные круги под глазами и жуткие красные, не выспавшиеся глаза. Пришлось принять то, что моя свобода сна навеки утеряна и безвозвратно упорхнула прямо из-под носа, оставив чувство несправедливости и злости от безысходности.

Я хлопаю сонными глазами и смотрю в потолок. Встать нет сил. Моей подруги Лиз сегодня снова не было ночью. Она осталась у своего парня. Он у нее есть. А я обнимаю свое одеяло.

Мы с ней живем вместе в комнате общежития. Я учусь здесь второй год и до сих пор удивляюсь, как меня еще не выгнали. Практически не хожу на занятия и постоянно работаю или оформляю выставки своих картин. Ими заполнена вся наша комната. Какие-то из них довольно старые и запылились в углу, а некоторые совсем новые и кажется, если я до них дотронусь, то снова испачкаюсь в масло.

Когда я уехала в колледж, мои кошмары стали реже и уставший вид мне придает нескончаемый водоворот событий, который происходит в моей жизни. С утра иду на занятия, потом на работу, а ночью рисую или готовлю выставку. Так проходят все мои дни.

О доме даже не хочется вспоминать. Хочется все забыть, как страшный сон и вычеркнуть из головы. Как только в нашу с отцом жизнь пришла Эстер, так и полетело все кувырком. Отношения с ней не складывались с самого начала. Откровенная ее неприязнь ко мне испепелила все попытки с ней сдружиться. И пришлось просто ее игнорировать несмотря на то, что поддерживать нейтралитет она не желала. Все время советовала моему отцу Тому, как нужно правильно воспитывать свою своевольную дочь.

Я не из робких и мой острый язык еще больше создавал мне проблем. Не могу себя сдержать, когда откровенно пытаются меня зацепить. Эстер так и желала подчеркнуть мою неуравновешенность из-за плохого сна и резких выпадов в ее сторону. Она хотела от меня избавиться и сделать это как можно скорее. К счастью, отец, от своей мягкости, толковал мое странное поведение, как травму, от того, что в далеком детстве от нас ушла моя родная мать. Я не противилась и согласилась, хоть это и не так. Пусть лучше будет так, как сказал отец, нежели так, как говорит Эстер.

Теперь нет расспросов. Теперь я одна, а они за две сотни миль от колледжа, и я надеваю на себя платье, засовываю ноги в туфли и иду на занятия. Никто за мной не следит и не видит, кроме Лиз, моих метаний посреди ночи. Ей еще везет, что это происходит не так часто, как было дома.

Новый учебный год только недавно начался. Здесь куча новых людей, которых я совершенно не знаю. Все что-то ищут и пытаются разобраться куда им нужно идти и где находятся кабинеты. За этим так забавно наблюдать. Только недавно и мне приходилось так бегать, а теперь мои каблуки стучат по асфальту точно зная куда нужно направляться.

Сижу на занятиях и клюю носом. Половину не успеваю записывать, но что-то удается хотя бы услышать и запомнить. Наверное, запомню. В аудитории душно от количества народа и еще сильнее хочется спать, но пока я держусь. Пью воду и улавливаю суть сказанного.

Завтра у нас будет бал в честь даты основания колледжа. Это всегда проходит с размахом. Сначала будет выбор мисс колледж, потом мистера, потом дискотека, а затем продолжение рассредоточивается по территории и за нее. Там всегда очень весело и пропустить такое событие означало бы наказать себя. Я на такое не способна. В прошлый раз я так танцевала, что сломала себе каблук. В этот раз возьму с собой сменную обувь.

Мое красное платье я отгладила еще вчера, оно так красиво, что невозможно терпеть, как хочется поскорее его надеть завтра на себя. Оно отливает к низу бордовым и белым, будто не размешанные краски. Маленькая диадема для волос лежит на столике – она завтра будет в моих уложенных волосах, блестеть от солнечных лучей и играть зайчиками на стенах. Черные туфли на высоком каблуке терпеливо дожидаются в углу моих худеньких ножек.

Сажусь на кровать еще раз окидывая взглядом свои вещи в предвкушении завтрашнего дня. Жаль, что меня не увидит мой отец. Последний раз я видела его два года назад. Он иногда звонит мне, но наши разговоры слишком короткие и сухие, будто он выполняет свой отцовский долг узнав, как мои дела и ровно через три минуты заурядного диалога ссылается на то, что у него срочные дела и ему пора бежать. Но это лучше, чем ничего. Эстер и вовсе ничем не интересуется и, к счастью, я освобождена от разговоров с ней.

Мой мольберт стоит у моей кровати, но сегодня не хочу ничего рисовать, мне нужно хорошенько выспаться, поэтому заворачиваюсь в одеяло и закрываю глаза. Желудок урчит. Я последний раз ела еще в обед и совершенно забыла поужинать, наверное, из-за этого я такая худая.

Моя подушка мягкая и теплая, отчего мгновенно погружаюсь в сон.

За окном вот-вот начнется гроза, шторы разлетаются в разные стороны от ветра и мне приходится заставить себя встать и закрыть свое окно или его зальет дождем. На часах четыре утра. Я даже не поняла, в какой момент уснула.

Задергиваю шторы, а затем вздрагиваю от шороха в комнате и еще больше от звучащего голоса.

– Здравствуй, Джо.

В темноте ничего не видно. Ругаю мысленно себя за закрытые шторы. Рукой удалось нащупать край и отодвинуть хоть немного их в бок, чтоб свет от фонаря проник в комнату.

Из угла появляется силуэт мужчины. Высокого и крепкого. Побороться с таким шансов нет, под рукой, как назло, тоже ничего не оказывается, чтобы хоть попытаться себя защитить.

– Что ты здесь делаешь? – мой голос дрожит.

Да и как ему не дрогнуть, когда посреди ночи в комнате находиться неизвестный?

Я закрывала комнату на ключ, и он продолжает торчать изнутри.

Хочется побежать, перепрыгнуть через кровать и выбежать вон, но ноги, будто не слушаются, словно их прибили к тому самому месту у окна. Все тело занемело, перестало слушаться, перестало быть контролируемым.

– Мы с тобой не виделись прежде, но нам предстоит знакомство. – Он приближается, а я не могу сдвинуться с места. – Я приду к тебе не здесь, не так, а так как нужно и тогда мы поиграем с тобою в мою маленькую игру. – Становится напротив, его голос словно шелк разливается по комнате. – А сейчас ты выслушаешь меня и передашь послание Эстер слово в слово, как я тебе скажу. Скажи ей, что я приду за ней и за ее ублюдским сынком, что они заплатят большую цену за то, что сделали. Передай ей это послание от Макса, а это как подтверждение моих намерений.

Я все еще не двигаюсь. Ноги, будто пригвоздили к полу. Парень стоит напротив, по моему телу пробегают мурашки от ужаса. Он знает Эстер. А значит он тут не просто так.

Мой язык ничего не может выговорить, я не могу закричать. Слова застряли где-то в горле, а зубы стиснулись так сильно, что невозможно их разжать.

Он хватает грубо мою руку, чувствую резкое жжение и как что что-то теплое струиться по моему запястью и, опустив взгляд, вижу два глубоких пореза на своей руке.

Я смотрю поочередно на свои руки и на человека напротив и могу лишь простонать от боли. Ничего не вижу, лишь сверкающие в темноте его выразительные голубые глаза, пытаюсь запомнить хоть какие-то его черты лица, очертания фигуры: он на голову выше, чем я, волосы темные, может и черные, ничего не разобрать, плечи широкие, но не огромные, на вид ему не больше двадцати трех. Пытаюсь запомнить еще хоть что-то, но теряю равновесие, проваливаюсь, будто сознание утекает, и в следующее мгновение я открываю глаза в своей кровати, на которой растеклась багровая кровь.

В комнате никого нет. Окно все еще открыто, шторы колышутся от ветра. Слишком реальный сон. Слишком.

Пытаюсь подняться на ноги, но голова идет кругом. Шаг за шагом я делаю с усилием, пытаясь дойти до ванной комнаты и включив свет, обнаруживаю два глубоких пореза на своей руке от локтевого сгиба до запястья. Засовываю руку под воду, но делаю только хуже – алые брызги от воды разлетаются по всему зеркалу и умывальнику. Кровь не останавливается, еще немного и я рухну на пол.

Мне удается нащупать телефон и последнее, что помню, как вызываю скорую, прошу ее приехать как можно скорее в общежитие моего колледжа, а после падаю на плитку в ванной.

Когда открываю глаза – напротив меня стоит мой отец. Не понимаю, где я и что произошло. Вокруг все напоминает больницу и, опуская вниз глаза, убеждаюсь, что именно в ней и нахожусь.

Моя рука перебинтована, но боли не чувствую. Смотрю снова на отца и понимаю, насколько это выглядит ужасно. Он все поймет не так.

Напротив моей палаты стоит Эстер и говорит с доктором. Это еще хуже.

– Все будет хорошо, Джо. Что случилось? Как это произошло? – отец пытается со мной говорить. Но что тут скажешь в ответ? Просто издаю приглушенный стон и тру глаза.

Я все еще сама не понимаю, что со мной случилось. В моей комнате был человек, или не был? Возможно, это был очередной сон, но теперь это зашло слишком далеко.

Снова смотрю на руку, потом на отца, который гладит меня по пальцам своими шершавыми ладонями, потом на Эстер, которая пока не видит, что я очнулась.

Отец постарел. Его седина пробивается теперь еще отчетливее, морщины под глазами стали выразительнее. Эта женщина не доведет его до добра. Он взволнован и моргает в два раза чаще, чем того требует ситуация.

Я так по нему скучала.

– Ты потеряла много крови, – продолжает говорить со мной Том. А я в этот момент продолжаю вспоминать очертания человека, который был в моей комнате.

– Папа… – выжимаю из себя я, сама слышу свой обессиленный голос и выдыхаю от безысходности. В их глазах я пыталась покончить с собой.

До меня долетают обрывки разговоров Эстер и доктора, у меня по телу бегут мурашки. Смотрю еще раз на отца и понимаю, что он не послушает меня, чтобы я сейчас ему не сказала. Он будет на стороне этой гадкой женщины, которая теперь несказанно счастлива, что окончательно разрушит через мгновение мою жизнь.

Так было на протяжении многих лет. Он всегда занимал сторону Эстер послушно соглашаясь со всем, что она ему говорила. Чертова ведьма. Он ее так любит, что больше в мире для него никого не существовало, даже я ушла на второй план. Раньше меня это очень обижало, но теперь я смирилась с этим и не могу лишить его счастья. А его жена всегда желала от меня избавиться, вышвырнуть из дома как можно дальше, а теперь ей выдастся еще один шанс.

– Папа, это не то, что ты думаешь, пожалуйста поверь мне, – хриплю я, умоляюще глядя на Тома.

– Не переживай, я все понимаю, все хорошо. Мы с доктором уже обо всем поговорили. Все хорошо – не переставая говорит одни и те же фразы Том.

Понимает он. Тут нечего понимать. Снова закрываю глаза в попытке проснуться у себя в комнате общежития, но открывая их, продолжаю видеть палату больницы.

– Пожалуйста, послушай меня… – Я с последней надеждой хватаю его за руку, и он дергается от испуга. – Ты должен мне поверить. Кто-то приходил ко мне. Я не могу этого объяснить. Сон это был или что-то другое. Но этот человек сделал это со мной.

– Милая, успокойся. Я тебе верю.

Ну, конечно. Верит? В этом я точно сомневаюсь. Но необходимо хоть как-то исправлять ситуацию и лучшего, чем сказать правду в мою голову не приходит.

– Он приходил не за мной, ему нужна Эстер и ее сын. Что это значит? Папа, скажи мне. – Продолжаю отчаянно бегать взглядом по его лицу и замечаю, что с этими словами он вздрагивает и напрягается.

– Все будет хорошо, – продолжает повторять он одно и то же, и теперь напрягаюсь я.

Эстер заметила, что я пришла в себя и постоянно на меня оборачивается, в ее взгляде невозможно не заметить ненависть, граничащую с торжеством. Теперь понимаю, что все для меня закончится далеко не хорошо.

Том выходит из палаты мне за соком, а на его смену заходит Эстер. Она краем рта ухмыляется. Эта улыбка едва заметна, но я знаю, что она означает. Стискиваю зубы и слегка приподнимаюсь. Не хочу выглядеть слабой.

Она подходит слишком близко, я щурюсь, вонзая свои пальцы в больничную простынь. Как же я ее ненавижу.

– У тебя есть два варианта, Джо. После случившегося доктор говорит, что отправит тебя на обследование на наличие психических заболеваний и я, естественно, не могу запретить ему это сделать, в этом случае ты сама должна понимать, что тебя ждет. Резать себя это дело такое, хорошим не заканчивается, и ты это должна понимать, – торжествующе шепчет она. – Или у тебя есть еще один вариант, которому я тоже противиться не стану. Ты уедешь из Иствуда подальше и больше никогда не появишься в нашей жизни. Выбор за тобой.

– То, что случилось со мной только из-за тебя, так что иди ты к черту со своими условиями, – рычу на нее я. – Резав мне руки твой, явно хороший знакомый, Макс передал тебе послание, что придет за тобой и твоим сынком и, надеюсь, он закончит начатое, потому что вы этого заслужили и пусть, даже ценой моей жизни. Я уеду и без твоих условий, потому что мне мерзко смотреть на тебя.

Эстер побледнела. Я явно попала в цель. Услышать это имя она точно не ожидала и сказанное ей очень не понравилось. Ухмылочка сменилась искривленной улыбкой и испуганным взглядом, она быстро зашагала из палаты нервно тряся своей обесцвеченной шевелюрой.

Мистическое появление порезов стоило того, чтобы увидеть выражение лица Эстер и я, уставившись на перевязанную руку, облегченно выдыхаю. Мои шрамы все же не случайны, как бы они не появились, они были предназначены для нее.

Уговор с Эстер нарушать опасно, поэтому пришлось уехать еще дальше от родного города. Впрочем, я и не планировала после колледжа возвращаться обратно в Иствуд. Жаль только, что пришлось оставить учебу. Молва о моих порезанных руках разлетелась моментально и не осталось другого выхода, как бросить все и уехать. Пора перечеркнуть прошлое и оставить все позади, мчась на встречу переменам. Подальше от воспоминаний, от прошлого, от жизни той, которой столько лет я жила, которую так старалась наладить, подальше от всего того мистического, что со мной произошло.

Я забираю с собой лишь свои шрамы.

Как бы там ни было – это даже к лучшему, и в новой жизни я нашла себя. Оформляю выставки картин, занимаюсь рекламой. Все складывается как можно лучше, а я наслаждаюсь каждым мгновением.

Мое светлое будущее стоит на пороге, и я открываю для него двери для того, чтобы его впустить и насладиться каждым мгновением. Мой сон наладился, теперь настало время отбросить мрачные мысли прошлого и открыть двери своей души впуская что-то светлое. Мои картины пользуются успехом, их стали чаще покупать, чему я несказанно рада. Это дает мне возможность на что-то жить и вдохновляет продолжать заниматься тем, что приносит мне удовольствие.

Но в один прекрасный и солнечный день все обрывается. Судьба решила все изменить настолько, что я лежу на полу своей студии и не могу дышать.

Мой отец и Эстер погибли в автокатастрофе.

Какова ирония снова стоять на пороге этого дома, в который было обещано никогда больше не входить, после всего того, что в нем произошло.

Этот дом, огромный дом, веет воспоминаниями. На тех же местах стоят вазоны с ныне неухоженными цветами, давно не стриженный газон и разросшиеся в разные стороны кустарники. Больше в нем нет голосов, больше в нем никто никого не любит, никто не смеется, никто не плачет, никто не ругается, не бьется посуда и мое самое заветное желание, чтобы этого больше никогда не повторилось.

Я сижу на крыльце дома и позволяю себе вспомнить все то, что так сильно пыталась забыть все эти годы. Смерть отца и его жены заставила снова окунуть себя в прошлое и вернуться в этот маленький городок в штате Калифорния. На первый взгляд кажется, что люди, проходящие по улице так знакомы, что все вокруг совершенно не поменяло свой вид – все такие же дома и улицы. Но, к моему счастью, многое изменилось.

Я сижу на крыльце уже битых три часа, а дверь в дом так и не была открыта, ключ так и не решался повернуться и распахнуть эту дверь. Но, как бы ни было сложно это сделать, другого выхода нет. Пришла пора входить в новые владения, перешедшие по наследству и начинать разбирать все то, что осталось после отца.

Я открываю дверь и вхожу в дом, в котором прожила часть своей жизни. Все вещи стоят на своих местах, на том же месте шкаф, диван, все там же висит телевизор. Никаких перемен, ничего не изменилось. Лестница наверх ведет на второй этаж, поднимаясь по ступеньках я смотрю на все те же фотографии, которые весели, когда я еще жила здесь. Рука невольно скользит по счастливым лицам, пробивая от них током и по пальцам передавая поток воспоминаний. Наверху меня ждет такая милая, девичья комната, в которой когда-то я читала книги, делала уроки, мечтала. Сколько же она таит в себе воспоминаний минувших лет, казалось, проживавших совсем вчера.

Я не могу на это спокойно смотреть. Помимо хороших воспоминаний здесь хранится множество секретов, которые заставили меня покинуть этот дом, Иствуд. А теперь я снова делаю тут шаги и не могу отсюда сбежать.

Ничем не пахнет. Всюду пыльно, на втором этаже разбросаны вещи, будто собирались наспех. Все такое знакомое и такое чужое.

Мне сообщили, что отец и его жена вышли на обгон по трассе, их машину занесло в кювет, несколько раз перевернувшись, жена погибла на месте, а отец еще несколько часов оставался в коме, но шансов у него не было. Оказалось, что новость о смерти сообщать было некому и несколько дней ко мне не могли дозвониться.

Теперь все, чем занимался мой отец перешло в мои владения и мне придется разбираться в том, о чем я не имею понятия. У Тома остался строительный бизнес, в котором я понимаю только то, как распечатать какой-то документ и уж точно не как управлять людьми и компанией на уровне моего отца. Но отказаться от этой возможности не представлялось в ближайшее время, пока не выяснится в каком состоянии на данный момент этот бизнес. Единственной радостью для меня является также перешедший по наследству небольшой бар в центре городка, по которому я так скучала. Когда-то в нем собирались только самые близкие, было так по-детски весело и так по-семейному тепло. Но те времена прошли и остались только сумрачные воспоминания, которые как вспышки появляются в моей голове.

Теперь для меня весь этот огромный дом, маленький бар, большой бизнес и много оставшихся нерешенных вопросов и скрытых грехов.

Коробки наготове, в них отправляются все ненужные вещи и все воспоминания, которые я решила удалить с поля своего зрения. Все начинает постепенно принимать вид, который становится более комфортный для меня. Некоторые вещи улетели в мусор, некоторые в подвал. Позже я выброшу и их.

Где-то звенит телефон, пытаюсь перепрыгивать через коробки, заполнившие все свободное пространство в проходах. Толкаю их ногами от злости и бреду к телефону.

– Джо, здравствуй! Мое имя Майкл, я вел дела с твоим отцом, – раздался голос в трубке.

– Здравствуйте. Я слушаю, – как можно спокойнее говорю я, а сама в бешенстве расталкиваю вещи с дивана.

И тут началось. Долгий отчет о работе, о всех делах, об успехах и неудачах (которые необходимо было рассказать именно по телефону, а не при личной встрече), что довольно сильно меня взбесило. В ответ на изливающуюся потоком речь я недовольно вздыхаю, в это время ковыряясь пальцами в мягкой булочке с глазурью, которая не терпит ожидания и пахнет корицей на всю кухню, отчего у меня полон рот предвкушения, которое приходится лишь сглатывать и продолжать сверлить взглядом выпечку. Этот разговор затянулся слишком надолго.

Майкл мне сразу не понравился.

Разговор был окончен по телефону, но на следующий день был начат в офисе, дела которого были действительно критичными.

Оказалось, что все плохо. Фирмой явно никто не занимался уже достаточно долгое время, и она поросла долгами и кредитами. Глаза мои расширяются с каждым разом, когда к моему носу подносят очередную бумажку или письмо с просьбой оплаты чего-то, чего я совершенно не понимаю. Я многозначительно вздыхаю, запускаю пальцы в волосы, опускаю голову и продолжаю слушать от Майкла все самые печальные известия.

В этот момент я ненавижу его еще сильнее.

Надеждой на спасение остается бар. И, к счастью, хоть он на плаву все еще продолжает держаться.

Изначально бар был открыт, когда я была еще совсем маленькой. Двери его распахнулись и сердце защемило от воспоминаний. Все в нем оставалось как и прежде: деревянные резные столики в два ряда все так-же стоят по краям у стен, все те же надписи, картины, фото с посетителями, номера машин с разных штатов и знакомый запах пролитого пива. Все ожидает в неизменном виде и на прежних привычных местах.

– Джо, это ты? Ты вернулась? – звучит голос сзади, и я не сразу поняла, что обращаются ко мне.

Обернувшись, смотрю на стоящего на тротуаре парня, такого высокого, светловолосого, как и раньше, широко улыбающегося и всегда веселого старого друга.

– Ник? Ник? Я не верю своим глазам. Я была уверена, что ты больше здесь не живешь. Я так рада тебя видеть, ведь больше из старых знакомых я здесь никого не нашла. Видела только Тину и несколько раз Софи.

– Вы посмотрите какая красотка, – он берет меня за руку и крутит вокруг оси, – мы сколько не виделись? Сто лет? Ты так изменилась, прекрасно выглядишь.

– Ты мне льстишь. Прекрати.

– Сочувствую по поводу твоей семьи, отца. Это ужасно, мне очень жаль.

– Спасибо, Ник. Времени прошло не так уж и много. Тебя также не узнать. Неужели из того маленького и худенького сорванца вырос такой мужчина? Не верю. Я помню тебя совсем другим. – Я смеюсь и, действительно, не верю своим глазам, хоть и прошло только два года.

– Времена меняются. Я остался в Иствуде. Помогаю отцу в его рыбном деле. Он все же меня заставил заниматься семейным бизнесом, как бы я этому не противился. Но, дела идут неплохо. Жаловаться не стану. – Он шагает рядом, продолжая расплываться в улыбке.

– Это замечательно, Ник. Я очень рада за тебя.

– Говорили, что дела у твоего отца последнее время шли туго, это правда? Он влез в долги. Может тебе нужна помощь? Ты только скажи.

– О нет, спасибо. Я пока справляюсь. Все не так плохо, как говорят. Уверена, что все вопросы я решу. Но, спасибо за предложенную помощь. Заходи как-нибудь в бар и приводи кого-то из знакомых, вот там мне не помешают посетители. За это время он опустел, все полюбили новое место на окраине. Там, говорят, есть где можно потанцевать, а это уже лучше во много раз, чем бар на десять столиков.

– Да, место действительно неплохое, предлагаю тебя с ним познакомить, а я взамен приведу знакомых отдохнуть к тебе, идет?

– От такого предложения сложно отказаться. Тогда договорились. До встречи, Ник. Была рада тебя увидеть.

Я еще раз окидываю его взглядом оценивая перемены. Изменился. Можно подчеркнуть.

В баре пусто. За последним столиком, маленькая я, рисовала свои рисунки пока папа работал в баре, каждый посетитель знал и любил меня, как свою дочь. Я помогала вытирать столы, готовить их к новому дню, расставлять аккуратно все чашечки, натирать бокалы и разделять все отцовские шутки.

Я не могу продать бар. Он единственное, что я так сильно люблю в этом городе. Я была здесь счастлива и не могу лишиться этих воспоминаний. На дальней стене до сих пор хранится мой детский рисунок. Невозможно продать эту жизнь, каким бы ни было сейчас мое финансовое состояние. Это было бы предательством той жизни, которую я прожила до того, как в нашей семье появилась Эстер и ее неблагополучный сынок.

Мне удалось выяснить, что после того, как я попала в больницу с порезами, отец с женой уехали из города. Это решение было принято настолько быстро, как говорили соседи, что собирали вещи они практически ночью.