Падение белого короля

Он сидел, тупо уставившись на пузырьки воздуха, застывшие в толще стакана. Он больше не был Артёмом Корнеевым, гением IT, королём московского олимпа. Он был просто телом за барной стойкой. Объектом, занимающим определённый объём в пространстве. И это было почти облегчением.

«Слышь, пиджак, заблудился?»

Голос, прозвучавший рядом, был грубым, с прокуренной хрипотцой. Артём медленно повернул голову. Рядом с ним материализовались трое. Один, видимо, главный – невысокий, жилистый, с бегающими глазками и ухмылкой, обнажавшей ряд кривых, потемневших от никотина зубов. Второй – огромный, похожий на шкаф, с бычьей шеей и почти полным отсутствием интеллекта на лице. Третий – худой и суетливый, держался чуть позади, как шакал за тигром.

Артём промолчал. У него не было сил и желания вступать в диалог. Он просто хотел, чтобы его оставили в покое. Чтобы ему дали допить свою порцию забвения и раствориться.

«Глухой, что ли? – жилистый подошёл ближе, от него несло перегаром и дешёвым одеколоном. – Тебя спрашивают. Ты чьих будешь? Не местный, видать. У нас тут такие костюмчики не носят. Слишком чистый». Он хохотнул, и двое за его спиной поддержали его.

Артём снова промолчал, отворачиваясь к своему стакану. Это была ошибка. В их мире молчание было равносильно вызову.

«О, так мы ещё и гордые, – жилистый нагло взял его стакан и выплеснул остатки водки на пол. – Негоже барину с нами, с быдлом, разговаривать. Ты, видать, не понял, куда попал. Это наш „Причал“. И мы тут решаем, кто пьёт, а кто платит».

Артём медленно поднял глаза. Он посмотрел не на жилистого, а на его руку, всё ещё державшую его пустой стакан. В его затуманенном алкоголем мозгу что-то щёлкнуло. Не гнев. Не страх. Что-то другое. Холодное. Это была не эмоция, а чистая математика. Внезапно возникла задача. Простая, с тремя переменными. Задача, которую нужно было решить.

«Поставь стакан на место», – голос Артёма прозвучал хрипло и отстранённо, словно принадлежал кому-то другому.

Жилистый опешил на секунду, а потом его лицо исказила злобная гримаса. «Чего сказал? Ты мне тут указывать будешь, чмо офисное?»

Он замахнулся стаканом, чтобы ударить Артёма по лицу. И в этот момент время для Артёма растянулось. Он не думал. Он считал. Траектория движения руки. Угол замаха. Расстояние. Он видел всё это не как угрозу, а как набор данных. Его тело, опережая сознание, среагировало.

Он не отшатнулся. Наоборот, он подался вперёд, сокращая дистанцию. Его левая рука перехватила запястье жилистого, блокируя удар. Одновременно его правая рука, сжатая в кулак, ударила снизу, не в лицо, а в солнечное сплетение. Он не знал, как бить правильно. Он просто вспомнил курс анатомии. Точка концентрации нервных окончаний. Удар получился коротким, жёстким, как тычок ломом.

Жилистый согнулся пополам, выронив стакан. Из его горла вырвался не крик, а сдавленный, булькающий хрип. Воздух вышел из лёгких. Глаза вылезли из орбит.

Огромный «шкаф» заревел и двинулся на Артёма, раскинув руки, чтобы схватить его в медвежий захват. Это было медленно. Невероятно медленно. Артём видел всю кинематику этого движения. Он отступил на шаг, схватил тяжёлый барный стул, на котором сидел, и, развернувшись, с силой ударил им громилу по коленям. Звук был глухим, как удар по мешку с песком, но за ним последовал сухой, отчётливый треск. Громила взвыл от боли, его огромное тело потеряло равновесие и рухнуло на пол, хватаясь за раздробленную коленную чашечку.

Оставался третий, худой. Он на секунду замер, глядя на своих поверженных товарищей, а потом с визгом выхватил из кармана нож. Лезвие тускло блеснуло в полумраке. Он бросился вперёд, тыча ножом вслепую, скорее от страха, чем от ярости.

Артём отступал вдоль стойки. Его мозг работал с ледяной ясностью, недоступной ему в обычной жизни. Алкоголь не мешал, наоборот, он убрал все лишние фильтры: страх, сомнения, мораль. Осталась только чистая логика выживания. У стены стояла стойка с пустыми бутылками. Он схватил одну за горлышко. Худой снова бросился на него. Артём не стал замахиваться. Он просто выставил бутылку перед собой, как щит. Худой сам на неё напоролся. Раздался звон разбитого стекла. Артём, не разжимая пальцев, провёл оставшейся в руке «розочкой» по руке нападавшего, в которой тот держал нож. Худой взвизгнул, как поросёнок, выронил нож и отскочил назад, зажимая глубокий, кровоточащий порез.

В баре стало тихо. Музыка, казалось, захлебнулась. Бармен застыл за стойкой с открытым ртом. Немногочисленные посетители вжались в свои диваны. На полу корчились и стонали трое. А посреди всего этого стоял Артём. Тяжело дыша, с разбитыми костяшками на правой руке, в испачканном костюме. В руке он всё ещё сжимал окровавленное горлышко бутылки. Он смотрел на свои руки, на кровь – свою и чужую – и не чувствовал ничего. Ни триумфа, ни ужаса. Только звенящую пустоту и холод. Словно не он это сделал, а кто-то другой, кто на время занял его тело, решил задачу и ушёл, оставив его разбираться с последствиями.

«Неплохо. Для любителя».

Голос прозвучал из самого тёмного угла бара. Он был низким, спокойным, без малейшего удивления или испуга. Голос человека, который видел вещи и похуже. Артём медленно повернул голову. За дальним столиком сидел мужчина. Он был там всё это время, но Артём его не замечал. Крупный, бритоголовый, лет сорока с небольшим. На нём была простая чёрная водолазка и тёмные джинсы. Он сидел абсолютно неподвижно, положив на стол большие, мозолистые руки. На его лице не было никаких эмоций, но тяжёлый, внимательный взгляд, казалось, просвечивал Артёма насквозь. На щеке мужчины темнел старый, рваный шрам.

Мужчина медленно поднялся и подошёл ближе. Он не обращал внимания на стонущих на полу, перешагнув через ногу одного из них так, словно это был просто мусор. Он остановился в паре шагов от Артёма.

«Ты не боец, – сказал он, продолжая изучать Артёма своим немигающим взглядом. – Движения рваные, защиты нет. Но голова работает. Ты не дрался. Ты считал. Углы, дистанция, болевые точки. Интересный подход».

Артём молчал, пытаясь перевести дыхание. Адреналин отступал, и его место занимала тупая, пульсирующая боль в руке. Алкогольное оцепенение проходило, возвращая реальность во всей её омерзительной красе.

Мужчина кивнул в сторону барной стойки. «Брось стекло». Это был не приказ, а констатация факта. Артём посмотрел на «розочку» в своей руке, словно увидел её впервые, и его пальцы сами собой разжались. Стекло со звоном упало на пол.

«Я Евгений, – представился мужчина. – Можно просто Молот». Он не протянул руку. Он просто обозначил своё присутствие. «Я за тобой минут двадцать наблюдаю. С того момента, как ты вошёл. Вижу – человек на дне. Заказал стакан, потом второй, третий. Ждал, когда сломаешься. Начнёшь выть, бить посуду, лезть в петлю. Так обычно бывает. А ты… ты не сломался. Ты переключился в другой режим».

Молот подошёл к стойке, взял у остолбеневшего бармена бутылку водки и два чистых стакана. Жестом показал Артёму на ближайший столик. Артём, не понимая, что делает, подчинился. Его ноги были ватными. Он сел на стул, который чудом уцелел. Молот сел напротив. Он налил два стакана. Один пододвинул Артёму, второй взял себе.

«Эти трое – местные шавки, – Молот кивнул на корчащуюся троицу, которую бармен и какой-то смельчак уже пытались вытолкать за дверь. – Кормятся с таких, как ты. Залётных, потерянных. Обычно им хватает просто наехать. Ты первый за долгое время, кто дал им сдачи. Да ещё так… эффективно».

Он выпил свой стакан одним глотком, даже не поморщившись. Артём смотрел на свой, но не прикасался к нему.

«Что вам нужно?» – наконец выдавил он. Голос сел, превратился в шёпот.

«Мне? Пока ничего, – Молот поставил стакан. – Я просто смотрю. И вижу интересную картину. Дорогой костюм, хоть и грязный. Часы у тебя были хорошие, я заметил, когда ты вошёл. Сейчас, правда, их нет. Значит, уже продал. Речь грамотная, даже когда ты пьян и на грани. Глаза умные, злые. Не глаза работяги или мелкого клерка. Глаза человека, который привык командовать, решать. Но при этом сидишь ты в этой дыре и глушишь палёную водку. Вывод: ты всё потерял. Быстро и окончательно. И теперь не знаешь, куда идти. Вверх дороги нет, внизу – только вот это, – он обвёл взглядом убогий интерьер бара. – Я прав?»

Артём молчал. Этот человек, Молот, за несколько минут вскрыл его состояние с точностью хирурга, добравшегося до опухоли.

«Молчание – знак согласия, – хмыкнул Молот. Он наклонился вперёд, понизив голос. – А теперь главный вопрос. Что дальше? Ляжешь на дно и сгниёшь? Или попробуешь выплыть? Пусть даже в мутной воде».

«Выплывать некуда», – выдавил Артём. Это была первая осмысленная фраза, которую он произнёс за последние часы. Констатация его личного апокалипсиса.

«Всегда есть куда, – возразил Молот. – Просто места другие. Не такие чистые и светлые, как те, к которым ты привык. Мы с парнями… занимаемся бизнесом. Специфическим. Иногда возникают проблемы, которые нужно решать. Иногда силой. Для этого есть такие, как я. А иногда… нужно подумать. Просчитать. Найти слабое место не в коленной чашечке, а в бизнес-схеме конкурента. Парализовать его работу, не оставив следов. Заставить его самого принести ключи от своей конторы. Для этого нужны мозги. Холодные, быстрые, без лишних сантиментов. Такие, как у тебя».

Артём поднял на него глаза. Туман в голове рассеивался, уступая место ледяному, пронзительному пониманию. Он начал осознавать, что происходит. Это была не случайная встреча. Это было собеседование.

«У меня судимость, – сказал он ровно. – Условная. Любой привод, и я уеду надолго».

«Это не проблема. Это резюме, – усмехнулся Молот. – Это значит, что ты уже не чистенький. Что старый мир тебя выплюнул. И что тебе нечего терять. Нам такие подходят. Мы не спрашиваем дипломы. Мы смотрим на то, что человек умеет. Я сегодня увидел, что ты умеешь. Ты умеешь превращать хаос в решение. За секунду. В стрессовой ситуации. Остальному научим».

Он замолчал, давая Артёму время переварить сказанное. В баре снова включили музыку, но теперь она казалась далёким, неважным фоном. Весь мир сузился до этого стола, до двух стаканов с водкой и тяжёлого взгляда человека со шрамом.

Предложение было чудовищным. Оно было отрицанием всего, чем Артём был раньше. Он строил. Создавал сложные, элегантные системы. Ему же предлагали разрушать. Быть инструментом в руках грубой, примитивной силы. Это было падение даже не на дно. Это было падение сквозь дно, в какую-то другую, тёмную реальность, живущую по своим, звериным законам.

Но что ему оставалось? Вернуться на улицу? Умереть от голода или замёрзнуть в подворотне? Просить милостыню у таких, как Слава Белов?

Молот, казалось, читал его мысли.

«Никто не говорит, что будет легко. И красиво тоже не будет. Но это будет жизнь. Какая-никакая. У тебя будет крыша над головой, еда и деньги. Не такие, как раньше, конечно. Но на первое время хватит. А главное, у тебя будет дело. Твои мозги не сгниют от дешёвого пойла. Они будут работать. На нас. А мы своих не бросаем. Пока они приносят пользу».

Он снова пододвинул к Артёму полный стакан.

«Решай, умник. Либо ты сейчас выпиваешь со мной, и мы едем отсюда. Либо остаёшься здесь и ждёшь, когда вернутся дружки этих троих. А они вернутся. И в следующий раз их будет больше, и вместо ножа у них будет что-то посерьёзнее. И стульев на всех не хватит».

Это был не выбор. Это был ультиматум. Шах и мат, поставленный не на шахматной доске, а на липком столе грязного бара. Пат, о котором он не мог и помыслить, оказался не спасением, а ловушкой.

Артём смотрел на водку. Прозрачная, безвкусная жидкость. Растворитель. Она могла растворить его прошлое, его принципы, его имя. Растворить остатки того человека, которым он когда-то был, и оставить на его месте… что-то новое. Что-то, приспособленное к выживанию в этой новой, тёмной среде.

Его рука дрогнула. Он медленно, словно она весила тонну, поднял её и взял стакан. Пальцы были холодными, непослушными. Он посмотрел в глаза Молоту. В них не было ни жалости, ни сочувствия. Только деловой, оценивающий интерес. Как у селекционера, нашедшего злую, но породистую собаку.

Артём поднёс стакан к губам. Он не пил. Он совершал ритуал. Принимал причастие нового, страшного мира. Он делал ход в партии, правил которой не знал. И понимал, что этот ход – последний, который он делает по своей воле. Всё, что будет дальше, уже не будет зависеть от него. Он закрыл глаза и опрокинул стакан.

Танец с тенями

Старая «семерка» BMW пахла сырой кожей, табаком и чем-то неуловимо кислым, как запах старых денег. Она плыла по ночной Москве, и город за грязноватым стеклом превращался в смазанные неоновые полосы, в абстрактную картину лихорадки и пустоты. Артём сидел на заднем сиденье, вжавшись в угол. Его тело, казалось, существовало отдельно, как чужой, неудобный предмет. Боль в разбитых костяшках пульсировала в такт смене светофоров. Водка, выпитая в баре, больше не грела. Она превратилась в холодный, тяжелый камень в желудке.

Молот вёл машину молча, одной рукой. Его массивный силуэт почти полностью перекрывал вид вперед. Он не смотрел на Артёма, не задавал вопросов. Его молчание было плотнее и тяжелее любого допроса. Оно было профессиональным. В этом молчании Артём был не человеком, а активом, который перевозят из точки А в точку Б. Его только что приобрели, и теперь везли на склад.

Они нырнули с широкого проспекта в лабиринт спального района. Безликие панельные башни, слепые окна, редкие фигуры, спешащие сквозь промозглую темноту. Машина затормозила у подъезда, обшарпанного, как лицо прокаженного. Металлическая дверь была расписана уродливыми граффити.

«Приехали, – голос Молота был ровным, как гул трансформатора. – Третий этаж, квартира сорок семь. Ключи на щитке, под жестянкой. Внутри всё есть. Еда в холодильнике, одежда в шкафу. Не твои размеры, но на первое время сойдет. Ноутбук на столе. Пароль – дата твоего освобождения. Мы любим символизм».

Артём не пошевелился. Его мозг отказывался обрабатывать эту бытовую, приземленную информацию. Ключи, квартира, еда. Это были слова из другой жизни.

«Иди, – сказал Молот, не оборачиваясь. – Отдохни. Утром будет работа».

Артём медленно, как старик, выбрался из машины. Холодный, влажный воздух ударил в лицо. Он нашёл ключи там, где было сказано. Холодный, дешёвый металл. Замок в двери поддался со скрипом и скрежетом. Он вошёл внутрь и закрыл за собой дверь. Замок щёлкнул с окончательностью приговора.