Собиратель надежд

Дурак, – думал он, стоя на дрожащих ногах и чувствуя, как холодный пот выступает на лбу. Полный, безнадежный дурак. Муса же предупреждал. А я… я решил, что знаю лучше.

Когда он вернулся к Фатиме, она уже сидела с кувшином в руках.

– Отвар Мусы, – сказала она, протягивая ему глиняную чашку. – Он сказал, пить маленькими глотками.

Отвар был горьким, как полынь, и пах травами, которые Аммар не мог опознать. Но это было лекарство, и он пил, несмотря на то, что даже эта жидкость вызывала у желудка протест.

– Лучше? – спросила Фатима с надеждой.

– Пока нет, – честно ответил Аммар, и в этот момент его снова скрутило.

Это продолжалось всё утро. Каждые полчаса тело напоминало ему о вчерашней ошибке. Люди вокруг завтракали, собирали вещи, готовились к дневному переходу, а он метался между своим местом и импровизированной уборной за камнями, чувствуя себя пародией на путешественника.

– Нельзя ему идти пешком, – сказал Муса, появившись рядом с их стоянкой и окинув взглядом бледное, покрытое испариной лицо Аммара. – Посадите его на верблюда.

– Я могу идти, – попытался возразить Аммар. – Не хочу создавать проблем…

– Проблемы ты уже создал, – сухо ответил Муса. – Вчера, когда не послушался совета. Сейчас твоя задача – не создавать новых. Если свалишься в пути, нам придется тебя нести. А мы не носильщики.

Это должно было стать облегчением, но превратилось в новый круг пыток.

Аммар думал, что знает, что такое ехать на верблюде. Несколько дней назад он даже гордился тем, как быстро научился держаться в седле. Но больной желудок превратил знакомое занятие в истязание.

Верблюд – не городская повозка на колесах, которая катится по ровной дороге. Он не катится – он плывет. Его размеренная, плавная походка, убаюкивающая здорового человека, для больного желудка была сродни шторму на море, о котором Аммар слышал в рассказах торговцев.

Каждое движение вверх-вниз отдавалось в животе тошнотворной волной. Каждый поворот вправо-влево заставлял внутренности перекатываться, как воду в бурдюке. К полудню к диарее прибавилась настоящая морская болезнь – такая, какую испытывают моряки в шторм.

– Остановитесь, – простонал он, цепляясь за луку седла. – Пожалуйста…

– Нельзя, – ответил Муса, шедший рядом. – Караван не останавливается из-за одного больного.

– Но меня тошнит…

– Тошнит – терпи. Болит – терпи. – Голос Мусы был не жестоким, а просто безжалостно честным. – В пустыне у каждого есть выбор: терпеть или умереть. Третьего не дано.

Аммар сидел на верблюде, вцепившись в луку седла обеими руками, и пытался не смотреть вниз. Покачивающийся песок под ногами верблюда вызывал новые приступы тошноты. Он чувствовал себя мешком с требухой, который перекидывают с боку на бок.

Мир сузился до нескольких простых ощущений: покачивающегося горба перед глазами, запаха пота животного, собственного кислого дыхания и постоянного, навязчивого ощущения, что его внутренности живут отдельной, враждебной жизнью.

Вот оно, – думал он, закрывая глаза и пытаясь сосредоточиться на дыхании. Настоящее унижение. Не когда тебя бьют или оскорбляют. А когда собственное тело становится врагом. Когда ты не можешь контролировать даже самые простые вещи.

– Эй, мастер! – крикнул снизу Юсуф, мальчишка, который помогал ему с ремнями. – Как дела?

– Прекрасно, – выдавил Аммар, стараясь улыбнуться. – Просто… осматриваю пустыню с высоты.

– А почему вы такой белый?

– От… от солнца. Оно очень яркое сегодня.

Мальчик недоверчиво посмотрел на него и побежал дальше. А Аммар остался один со своим стыдом.

Он был жалок. Не трагически, не героически – просто по-бытовому, униженно жалок. Вокруг него шли люди, разговаривали, обсуждали маршрут, делились едой и водой. Жизнь каравана текла своим чередом. А он был занят лишь одним – борьбой с собственным телом, которое предало его в самый неподходящий момент.

В городе, – думал он, – я бы лежал дома, и Фатима ухаживала бы за мной. Принесла бы бульон, постелила бы чистые простыни. А здесь… здесь даже заболеть толком нельзя. Здесь болезнь – это роскошь, которую мы не можем себе позволить.

***

В это же время, в нескольких километрах к востоку от основного каравана, Назир шел во главе другой разведывательной группы.

Днем ранее вернулись почти все разведчики, которых Самира разослала на поиски воды. Новости были плохими – один за другим они докладывали об одном и том же: колодцы высохли, источники заросли песком, родники превратились в соляные корки. Надежды таяли, как роса под утренним солнцем.

Назир был последней надеждой. И он это знал. Но что было хуже – это знали и все остальные. Уже пять дней, как караван следовал за ним, веря в его пророческие способности. Пять дней, как он носил этот титул, который сел на него, как чужая одежда – неудобно, но снять уже нельзя.

– Скажи честно, пророк, – сказал Рахим-кузнец, один из трех мужчин, которых Самира дала ему в помощь. – Куда мы идем? Или ты правда можешь найти воду там, где её нет?

Назир остановился и обернулся. Рахим был крепким мужчиной с руками, покрытыми старыми ожогами от кузнечного горна. За несколько дней пути он стал одним из самых практичных и прямолинейных спутников Назира. Кузнец верил в его способности, но не боялся задавать неудобные вопросы.

– Я ищу аномалию, – ответил Назир.

– Какую аномалию?

– Место, где пустыня ведет себя не так, как должна.

Рахим фыркнул:

– Вся эта пустыня – сплошная аномалия. Песок, камни, жара. Что тут может быть не так?

Назир не ответил сразу. Он отошел от группы, сел на плоский камень и закрыл глаза, пытаясь отогнать шум – голоса людей, их страхи, их ожидания, скрип кожаных ремней, тихое дыхание верблюдов. Ему нужно было думать. Компаса у него больше не было. Но остались знания.

Думай, – говорил он себе. Ты инженер. И пророк. И то, и другое одновременно. Ты понимаешь, как устроен мир. Вода не исчезает бесследно. Она куда-то девается. Просачивается в землю, стекает в подземные реки, накапливается в скрытых резервуарах. Нужно только понять, где.

Память услужливо подбросила воспоминание. Месяц назад, когда он ещё был пленником Самиры. Он только-только починил свой первый компас, и прибор вел себя странно. Стрелка упрямо указывала на голый участок скалы, где, по всем признакам – отсутствию растительности, цвету почвы, поведению животных – воды быть не могло. Аш-Шариф уже точил нож, предвкушая расправу над шарлатаном. Но Назир настоял. И воду нашли – в скрытой расщелине, куда она стекала из далеких гор.

Тогда он пон

Компаса больше нет – он остался у Аш-Шарифа, – думал Назир, открывая глаза и глядя на окружающие скалы. Но принцип тот же. Я должен искать не воду, а аномалию. Место, где законы пустыни нарушаются.

Он встал и начал внимательно изучать пейзаж. Не как человек, ищущий воду, а как инженер, анализирующий данные.

Большинство людей смотрят на пустыню и видят хаос – беспорядочное нагромождение камней, случайные дюны, произвольно разбросанную растительность. Но Назир видел систему. Он видел, как ветер формирует рельеф, как вода точит камень, как растения выбирают места для роста. У всего этого была логика, математика, порядок.

И когда есть порядок, можно заметить его нарушения.

Он перестал смотреть на землю в поисках влажной почвы или редких растений, которые растут возле воды. Он начал смотреть на камни. На их структуру, цвет, на то, как на них лежит пыль. Он искал отклонение от нормы, нарушение монотонного узора пустыни.

– Ты что, медитируешь? – спросил Рахим, подходя ближе. – Или молишься?

– Читаю, – ответил Назир, не отрывая взгляда от скал.

– Что читаешь? Здесь же нет никаких книг.

– Читаю книгу земли, – сказал Назир. – У неё миллионы страниц, и каждый камень – отдельная буква.

Рахим покачал головой:

– Ну и ну. А я думал, кузнечное дело сложное.

Назир продолжал изучать пейзаж. И постепенно начал замечать то, что искал.

Это была едва заметная полоса на дальних скалах – километрах в двух к северо-востоку. На первый взгляд ничего особенного. Но Назир был инженером, и он видел детали, которые ускользали от других.

Камни там были чуть темнее – не сильно, разница была почти неуловимой. Пыль на них лежала не ровным слоем, как везде, а собиралась в микроскопические комки, словно её притягивало что-то невидимое. И растительность – скудная, но всё же заметная – росла там иначе. Не хаотично, а следуя какой-то невидимой линии.

Влажность, – понял Назир. Подземная влажность. Она заставляет пыль слипаться, создает микроклимат для растений. Это не случайность – это данные.

– Туда, – сказал он, указывая посохом на полосу потемневших скал.

– Туда где? – Рахим прищурился, глядя в указанном направлении. – Я ничего не вижу.

– Вон к тем скалам. Видишь темную полосу?

– Вижу скалы. Как и везде. – Рахим пожал плечами. – Если ты так говоришь…

Его спутники подчинились без энтузиазма. В их глазах читался скепсис – они шли за ним, потому что Самира приказала, но не потому, что полностью верили в его способности. Для них он был пророком, который еще должен доказать, что его дар не иссяк.

Они шли еще час под палящим солнцем. Скалы приближались медленно, и сомнения спутников Назира росли с каждым шагом.

– Слушай, пророк, – сказал наконец Омар, самый молодой из группы. – А что, если там ничего нет? Что тогда?

– Тогда мы это выясним, – ответил Назир. – И получим новые данные.

– Какие данные? Что воды там нет?

– Информация о том, где воды нет, тоже важна. Она помогает понять, где она может быть.

– Философия, – буркнул Рахим. – А жажда – она не философская. Она очень даже реальная.

Когда они добрались до места, поначалу увидели лишь то, что и ожидали скептики – высохшее русло ручья, заваленное камнями и песком. Никаких признаков воды, никакой растительности, ничего, что обещало бы спасение.

– Здесь ничего нет, пророк, – сказал Омар, и в его голосе прозвучало разочарование.

Назир внимательно изучал местность. Русло было старым – очень старым. Камни в нем были обточены водой, но эта вода текла здесь давно. Возможно, десятки лет назад.

– Русло – это шрам, который оставляет вода, – сказал он, присаживаясь на корточки и трогая песок. – А шрамы редко появляются без причины.

Он внимательно посмотрел на расположение камней, на то, как они лежали. Большинство были разбросаны хаотично, но некоторые… некоторые лежали слишком аккуратно. Словно их кто-то складывал.

– Копайте здесь, – сказал он, указывая на место, где камни лежали особенно плотно, образуя что-то вроде естественной дамбы.

– Зачем? – спросил Рахим. – Там же сухо.

– Дамбы строят не просто так. Кто-то когда-то пытался задержать здесь воду. Значит, она здесь была. А если была – может быть и сейчас. Только глубже.

***

Они копали почти час. Сначала с недоверием – перебрасывая камни и разгребая песок без особого энтузиазма. Потом с растущим ожесточением, когда работа помогала отвлечься от сомнений. А потом – с нарастающим азартом, когда песок под их руками начал темнеть.

Первым влажный песок нашел Рахим. Он копал глубже других – кузнечная работа приучила его не сдаваться при первых трудностях. Когда его пальцы нащупали в песке что-то мокрое и холодное, он замер.

– Назир! – крикнул он, и его голос дрожал от волнения. – Назир, здесь что-то есть!

Все бросились к нему. Рахим расчищал песок двумя руками, и темное пятно росло на глазах. Вода медленно просачивалась сквозь песчаный фильтр, наполняя выкопанную ямку.

– Копайте дальше! – приказал Назир. – Расширяйте!

Они работали как одержимые, забыв о жаре, об усталости, обо всем на свете. Под слоем песка и гравия постепенно обнаружился настоящий родник – небольшой, но сильный. Вода била из-под земли тонкой струйкой, наполняя вырытый ими бассейн.

Омар первым решился попробовать. Он зачерпнул воду ладонями, понюхал, осторожно пригубил. Его лицо расцвело.

– Хорошая! – закричал он. – Чистая! Холодная!

Рахим тоже попробовал, потом третий спутник. Вода была не просто хорошей – она была превосходной. Холодной, чистой, и на вкус напоминала саму жизнь. После дней питья теплой, затхлой жидкости из бурдюков это было настоящим чудом.

– Как ты знал? – спросил Рахим, вытирая мокрую бороду. – Как ты узнал, что здесь есть вода?

– Земля рассказала, – ответил Назир. – Нужно только уметь слушать.

Они наполнили все свои емкости и отправились обратно к каравану. Весть о воде они несли как священную реликвию.

Когда они появились на горизонте, их увидели дозорные Самиры. Весть разнеслась по каравану мгновенно: "Назир нашел воду! Пророк снова нашел воду!"

То, что произошло дальше, подтвердило все ожидания людей.

Люди бежали к ним навстречу – не шли, а именно бежали, подняв облака пыли. Женщины плакали, мужчины кричали, дети визжали от восторга. Они окружили маленькую группу, трогали их одежду, заглядывали в бурдюки с драгоценной водой.

Но теперь их крики были иными – не удивления, а подтверждения:

– Он правда пророк! – кричали они. – Мы были правы! Мы поверили!

– Наби Назир снова нашёл воду! – неслось над пустыней.

Когда основная масса каравана добралась до источника, началось настоящее ликование. Люди плакали и смеялись одновременно, обнимали друг друга, падали на колени и благодарили всех богов сразу. Матери поили детей чистой, холодной водой и рыдали от облегчения. Мужчины окунали головы в источник и выли от восторга.

Они бросились к Назиру, но теперь это было не открытие пророка, а подтверждение его силы. Кто-то поднял его на плечи, и он оказался над толпой, видя море лиц, обращенных к нему.

Он стоял на возвышении – на плечах людей, которые теперь не просто надеялись, но знали, что их вера оправдана, – и сотни глаз, полных уже не слепого обожания, а убеждённости, смотрели на него снизу вверх. Он чувствовал их веру, их надежду, их готовность следовать за ним куда угодно. Но теперь эта вера была основана не только на отчаянии, но и на доказательстве.

Вот и всё, – подумал он. Теперь нет пути назад. Я больше не человек, который играет роль пророка. Я пророк, который доказал свою силу. А это значит, что в следующий раз они будут ждать от меня ещё большего чуда.

И, вспомнив уроки, которые он получил за эти дни пути – как нужно говорить с людьми, которые видят в тебе пророка, – он понял, что должен сказать им что-то. Не как инженер, объясняющий, как работают подземные воды. А как пророк, который ведёт их к спасению.

– Вы думаете, это случайность? – громко спросил он, и его голос разнёсся над притихшей толпой.

Люди замерли, ловя каждое слово.

– Нет! – продолжал Назир. – Это знак! Боги показывают нам дорогу! Смотрите на камни! Учитесь читать следы, которые оставляет ветер! Слушайте тишину! Я говорил вам – вода повсюду, нужно лишь открыть глаза и сердца!

Толпа слушала, затаив дыхание. Эти слова уже звучали в первые дни пути, но теперь они обрели новую силу – силу подтверждённого пророчества.

– Пустыня испытывает нас! – кричал Назир, чувствуя, как слова приходят сами собой. – Но мы не одни в этом испытании! Каждый источник – это награда за веру! Каждая капля воды – это знак того, что мы идём правильным путём!

Толпа взревела с новой силой. "Наби Назир! Наби Назир!" – неслось над пустыней, и этот крик был слышен за многие километры.

Они поверили ещё сильнее, – понял Назир. Теперь их вера не просто слепая надежда отчаявшихся людей. Теперь у неё есть основание. Я нашёл воду. Но что будет, когда в следующий раз мне не повезёт? Когда инженерные знания не помогут, а пророческого дара у меня всё ещё нет?

А в нескольких сотнях метров от этого триумфа, на спине покачивающегося верблюда, сидел Аммар. Он слышал эти восторженные крики, доносившиеся до него как эхо далекого праздника. Он видел, как люди несут Назира на руках, как они танцуют вокруг источника, как они падают ниц перед человеком, который дал им воду.

А потом его снова вырвало, и мир опять сузился до кислого вкуса во рту и безразличного покачивания животного, которому не было никакого дела ни до пророков, ни до триумфов, ни до страданий маленького человека.

Вот и всё, – думал Аммар, вцепляясь в седло и чувствуя, как слёзы смешиваются с потом на его лице. Пока я тут корчусь от боли в животе, пророк подтверждает свою силу. Пока я плачусь за свою глупость, Назир становится всё более великим в глазах людей. А я… я просто больной дурак на верблюде.

Но даже в своём унижении он понимал: завтра ему станет лучше. Отвар Мусы подействует, организм справится с отравой, он снова станет обычным кожевником, который учится выживать в пустыне.

А Назир… Назир теперь должен оправдывать ещё большие ожидания. Каждый день, каждое решение будут судить по меркам пророка. И чем больше чудес он совершает, тем больше от него ждут.

Интересно, – подумал Аммар, закрывая глаза и отдаваясь покачиванию верблюда, – что тяжелее: быть простым человеком, который страдает от собственных ошибок, или быть пророком, который не может позволить себе ошибиться даже раз?

Но ответа на этот вопрос у него не было. Как не было ответов на большинство вопросов, которые задавала пустыня.

Глава 8 Всё для дела

7-й день путиЧисленность каравана: ~798 человек.

После того как Назир нашел воду, его статус в караване изменился – не постепенно, а резко, как меняется температура воздуха на рассвете. Он перестал быть просто лидером, человеком, который знает дорогу и принимает решения. Он стал живым символом надежды. Иконой, к которой можно прикоснуться.

Изменения начались с мелочей. Люди, проходя мимо него, замедляли шаг и бросали украдкие взгляды, словно хотели запомнить каждую черту лица человека, который спас их от жажды. Матери стали подводить к нему детей – не для дела, а просто чтобы малыши увидели пророка. Дети смотрели на него широко раскрытыми глазами, а матери шептали им: "Запомни этого человека. Он послан богами".

Потом начались просьбы.

Сначала разумные: рассудить спор о воде между двумя семьями, решить, кто пойдет в следующую разведку, определить очередность у источника. Назир отвечал быстро и по существу, опираясь на логику и справедливость, и люди расходились довольные.

Но потом просьбы стали… другими.

– Наби Назир, – подошла к нему старуха во второй день стоянки. – Благослови моего внука. У него кашель, а я боюсь, что это злые духи.

Назир посмотрел на мальчика. Обычная простуда – заложенный нос, легкий кашель, никакой температуры. В городе любой лекарь прописал бы настой трав и покой.

– Давайте его теплее, поите отваром листьев, которые растут у источника, – сказал он. – Дня через три пройдет.

– Но благословения… – настаивала старуха.

– Благословение в том, что ты о нем заботишься, – ответил Назир, стараясь говорить мягко.

Старуха ушла, но было видно, что она не совсем довольна. Ей хотелось чуда, а получила практический совет.

А через час к нему подошел молодой мужчина с повязкой на руке.

– Пророк, скажи – заживет ли рана? Жена говорит, что если ты скажешь "заживет", то точно заживет.

Назир осмотрел руку. Неглубокий порез, чистый, без признаков воспаления. Заживет сам, если содержать в чистоте.

– Заживет, – сказал он. – Но промывай водой и не лезь грязными руками.

Мужчина ушел счастливый. А Назир остался с неприятным ощущением. Они хотят не лечения – они хотят магии. Им мало знать, что делать. Им нужно услышать это от пророка.

К концу дня к нему подходили с самыми разными вопросами: будет ли завтрашний день хорошим для стирки, стоит ли отдавать дочь замуж за парня из соседней семьи, что означает сон, в котором приснилась мертвая корова.

Назир отвечал как мог – опираясь на здравый смысл, знания и жизненный опыт. Но люди слышали не его аргументы. Они слышали глас пророка. И то, что он говорил, для них становилось не мнением, а истиной.

Это опасно, – думал он вечером, сидя у своего костра и разглядывая карты. Я становлюсь для них не человеком, а оракулом. А что если они зададут вопрос, на который у меня нет ответа? Что если я ошибусь?

Но больше всего его пугало другое: часть его души этой властью… наслаждалась.

Когда молодая женщина благодарила его за совет и называла мудрейшим из людей, когда старик говорил, что Назир принес в пустыню божественное знание, когда дети смотрели на него как на героя из сказки – все это было отвратительно и приятно одновременно.

Всё для дела, – оправдывался он перед самим собой. Им нужна вера, чтобы идти дальше. А вера требует символов. Если они видят во мне пророка, значит, они пойдут за мной куда угодно. Это полезно для общего дела.

Но глубоко внутри он знал, что это не совсем правда. Ему просто нравилось быть важным.

Он ненавидел себя за это. Каждое обращение "Наби Назир" было как укол раскаленной иглой – болезненный, но в то же время сладкий. Он отвечал односложно, старался быть вежливым, но отстраненным, и как можно быстрее возвращался к картам и расчетам – единственному, что имело для него смысл.

Я инженер, – повторял он себе. Я решаю сложнейшую логистическую задачу. Довести восемьсот человек через пустыню к горам. Все остальное – театр.

А они видели в нем чудотворца.

Инцидент произошел на третий день стоянки у родника.

Караван отдыхал, восстанавливал силы после тяжелого перехода. Люди чинили одежду и снаряжение, женщины стирали в ручье, дети играли в тени импровизированных навесов. Атмосфера была почти умиротворенной – такая, какая бывает в доме после долгого дня тяжелой, но нужной работы.

Назир сидел с Рахимом у большого плоского камня, который они приспособили под стол. Перед ними лежали образцы песчаника, найденного накануне.

– Хороший камень, – говорил кузнец, поворачивая кусок породы в руках. – Плотный, без трещин. Из такого можно строить. Правда, обрабатывать тяжело будет.

– Зато прочный, – ответил Назир, делая пометки на своей карте. – В горах должен быть похожий. Если нам повезет с железом, сможем делать нормальные инструменты.

– А если не повезет?

– Будем работать тем, что есть. Камень точить камнем, дерево – острым камнем. Как делали наши предки.

Рахим усмехнулся:

– Ты все-таки оптимист, пророк. Говоришь о будущем так, словно уже видишь эти горы.

– Не могу их не видеть, – серьезно ответил Назир. – Если я перестану верить, что мы дойдем, как поверят остальные?

И в эту мирную, деловую тишину ворвался пронзительный женский крик.

– САХИЛЬ! САХИЛЬ!

Звук был такой отчаянный, что у Назира волосы встали дыбом. Это был крик матери, которая потеряла ребенка. Крик, который пробуждает древние инстинкты у каждого, кто его слышит.

К ним, сидевшим у каменного стола, подбежала молодая женщина. Назир узнал ее – Амина, жена одного из ткачей. Лицо ее было искажено ужасом, глаза полны слез, волосы растрепаны.

– Пророк! – задыхаясь, выкрикнула она. – Мой сын! Он убежал! Туда!

Она указывала трясущейся рукой на гряду темных, остроконечных скал в полумиле от лагеря. Скалы возвышались над долиной как черные зубы хищника, острые и угрожающие. Даже под ярким солнцем они казались мрачными, словно поглощали свет.

Местные кочевники из племени Самиры называли их "Шепчущие скалы" и обходили стороной. Говорили, там живут злые духи – джинны, которые заманивают к себе детей и путников, сводят их с ума своими голосами и пожирают их души.

– Он пошел туда один! – рыдала Амина. – Я отвернулась всего на минуту, стирала у ручья, а когда оглянулась – его уже не было! Я искала, спрашивала – никто не видел! А потом Фарид сказал, что видел мальчика, идущего к скалам!

Толпа людей уже начала собираться вокруг них, привлеченная криками. Лица были встревоженные, испуганные. Назир видел, как люди боязливо косятся на далекие скалы.

– Духи, – прошептала какая-то старуха. – Духи забрали дитя.

– Надо молиться, – сказал пожилой мужчина. – Молиться всем лагерем.

– Молитвами дитя не вернешь, – резко ответил кто-то другой. – Нужен отряд. Вооруженные люди.

– И что они сделают против духов? – возразил первый. – Духов мечом не убьешь.

Началась паника. Люди испуганно перешептывались, спорили, предлагали разные планы. Кто-то говорил о поисковом отряде, кто-то – о коллективной молитве, кто-то вообще предлагал сняться с лагеря и уходить подальше от проклятого места.

Назир нахмурился и встал. Он изучал эти скалы вчера вечером, когда выбирал место для стоянки. Обычный выветренный гранит, ничего более. Конечно, формы у них были причудливые – ветер и вода за тысячи лет вырезали в них глубокие расщелины, пещеры, арки. А "шепот", которого так боялись местные, был всего лишь звуком ветра, проходящего через узкие каменные коридоры.