Хрусталь неизведанного

– …чатка! – Воскликнул я. – Камчатка, чёрт побери тебя и твои затуманенные от сигарет мозги!

– Точно! – Вскричал Степан, затем продекламировал уже всю фразу: – Камчатка, что будоражит умы многие десятилетия.

– Верно же! – Приподнялся я.

– Необходимо собрать экспедицию.

– А куда выдвинемся?

– Отец мой исследовал какой-то вулкан. Правда, ты сам в курсе, как сухо пишут о геологических изысканиях – меня ничем та статья и не привлекала, да и тебя тоже. Но сейчас… – Белозёров улыбнулся: – Мы прочтём и изучим её с приобретёнными знаниями!

Я только усмехнулся, а ветер же с новой силой засвистел по окну. Нежданно на улице потемнело, пошёл настоящий снегопад.

– Снег… – Обернувшись в направлении балкона, пробормотал парень. – Наконец-то он выпал…

***

Добрались до Камчатского края мы на самолёте, перед этим тщательно всё запланировав. Экспедиция включала в себя шесть человек – и все, кроме нас – сотрудники институтов из разных уголков страны.

Около недели мы изучали вулкан Ипчинский и всё то, что было с ним связано. Фёдор Сарнов писал о нём сухо, изложив в своём справочнике не столь значимые сведения.

Когда мы прибыли в Петропавловск-Камчатский, разместившись в удобном номере гостиницы, я поинтересовался, смотря на хмурого и напряжённого Степана:

– И что дальше?

– Только не пей. – Предупредил Белозёров: – И всё будет хорошо.

– Я про экспедицию. – Намекнул я.

– Да, насчёт неё… Сложно на самом деле сказать.

– Что, боишься встретить Йети? – Усмехнулся я, закуривая сигарету.

Степан бросил ко мне напряжённый взгляд:

– Доберёмся на автомобиле до хребта, оттуда выдвинемся пешком. Мой отец… Падкий и ненормальный, несомненно, что-то знал. Да и как мне не сомневаться, когда я знаю о странной истории, приключившейся с тобой?

Я замялся, затем посмотрел на парня:

– Иногда я и сам сомневаюсь в том, что видел в том ущелье. А алкоголь… Просто глушил все мои переживания.

– И твой разум. Надеюсь, ты себя хоть человеком почувствовал. Тебе ещё долго реабилитацию проходить придётся.

– Может быть. – Кивнул я.

Мы замолкли и улеглись спать. На следующее утро отправились в небольшое путешествие. Через пару дней доехали до Ипчинской сопки. И на несколько секунд замерли на месте.

Где-то высоко проглядывался одинокий пик. Облака застилали от взора вершину вулкана. Вытащив из автомобилей все необходимые вещи, мы, недолго размышляя, выдвинулись в путь.

– Извините, что интересуюсь. – Подал голос мужчина моих лет, поправляя очки: – Но что именно мы хотим исследовать?

– Сам точно не знаю. – Буркнул я, поглядывая на шедшего впереди Белозёрова.

– Это же сын Сарнова? – Продолжил геолог.

– Да. – Подтвердил я: – Вам ли это не известно?

– Почему же… Просто странно всё это. Много лет уже занимаюсь исследованием хребтов и вулканов Камчатки.

– Понятно. – Пробурчал я, впрочем, не особо вслушиваясь в слова мужчины.

– Глава Камчатского института геологии, Василий Щербин. – Представился он.

– Послушайте. – Я пожал протянутую мне руку: – Всё это интересно, но…

– Десять лет не слышал я ни о чём подобном.

– Простите? – В недоумении уже пребывал я.

– Да источники и пробуждение вулкана! – Воскликнул Щербин: – Или Степан вам ни о чём не сообщил?

Ускорив шаг, я приблизился к коллеге и толкнул того в плечо.

Отбросив сигарету в сторону, Белозёров обернулся:

– Ты что, выпил?

– Помолчи ты! Какого чёрта мне городит этот геолог? – Я указал на Василия.

– Ну, думал не стоит рассказывать тебе то, что выяснил накануне ночью.

– И что же?

– Вулкан вот-вот проснётся. У Фёдора были какие-то предположения насчёт извержения.

Я замер – когда мы успели заделаться в спасатели человечества?

– Попробуем предотвратить извержение. А там и посмотрим. – Заключил Степан.

– И каким образом?

– Решим на месте. – Произнёс Белозёров, и, развернувшись, зашагал дальше.

Мы взбирались к Ипчинской сопке довольно долго. И никто из нас не говорил. Снег уже шёл вовсю, отчего пространство застелила пелена настоящей метели.

То, что проснётся вулкан – я не верил в подобное. И никогда бы не поверил. Ко мне нахлынули воспоминания – и почудилось, что я испытываю то же самое, как тогда, когда мы опускались ко дну Байкала двадцать лет назад.

Василий Щербин и три сотрудника геологических институтов – Доринов, Линков и Серенов – всё время недоумённо переглядывались между собой. И только Степан Белозёров уверенно шагал вперёд, а в особенно крутых местах – взбирался, тяжело дыша.

Часов пять ушло на то, чтобы мы докарабкались до вершины.

– Итак. – Степан оглядел всех, сбиваемый снегопадом: – Что мы имеем?

– Мнимое извержение. – Василий подался вперёд.

– Или ещё что-то… – Протянул я, подозревая неладное.

– Пробуждение вулкана – легенда, которую я сочинил. Мы имеем дело с кое-чем другим. – Это – некое место…

– То есть вы дали нам ложные сведения?! – Серенов ринулся к Белозёрову, остановился возле него, напряженно глядя тому в глаза.

– Да. Но для вашего успокоения.

– Это как?

– Серенов, отойдите.

Изумлённый геолог отступил на пару шагов назад. И только сейчас мы увидели. Степан стоял в кругу, что очертил своей же ногой. Резко он топнул, отчего, казалось, сотряслось всё кругом.

Мгновение – и под кругом очертилось пространство. Показалась винтовая лестница, уходящая внутрь. Доринов перекрестился, Линков, уже пожилой, едва не упал.

– Нет… Бред… Как?! – Вскричал я.

Белозёров медленно подошёл ко мне и прошептал:

– Мой отец был ненормальным. Но в энциклопедии указан ещё один скрытый шифр, над которым я работал несколько лет. Смог разгадать его незадолго до того, как мы повстречались. Однако куда применить полученные данные, я не знал.

– Но…

– Помолчите. Я понятия не имею о том, что внутри. Идёмте.

Все мы замялись. И только Степан уверенно шагнул вниз по лестнице, ступени которой были высечены прямо из скалы. Следом, содрогнувшись, прошли я и другие геологи. Цепочку замыкал Линков.

Включив фонари, мы спускались внутрь. Чудилось, часы прошли перед тем, как мы наконец переступили последнюю ступень. Оказались в просторном зале, что был подпёрт высокими колоннами.

Никто не издавал ни звука. Даже Белозёров, похоже, почувствовал страх и неуверенность. Мы зашагали вперёд, разбрелись по сумрачной древней галерее. И вновь я задался вопрос, который звучал в устах одного геолога двадцать лет назад:

– Кто это построил?

Но ответа ни у кого не было. По телу прошлись мурашки. Что это могло быть? Это сырое, ветхое как мир пространство, абсолютно голое, только с колоннами. Отточенными, как будто их огранил ювелир.

Мы даже не могли предположить размер – что уж говорить о происхождении! Настолько огромен, потолками под десять или двадцать метров, зал. А в длину или ширину… Мы бродили, и, сколько бы не шли, не могли добраться ни до одной из стен.

Сотни метров, километры? Насколько просторна была эта галерея? Что в себе несла?

– За мной! – Повелел Степан, наконец обнаружив стену.

– Что за чертовщина… – Пробурчал Щербин: – Невозможно, это… Новое открытие.

– Не говорите мне об открытиях. Подумайте сами, кто кого открыл? Мы – этот зал, или он – нас? – Белозёров с тревогой указал на дверной проём.

– Какая разница… Это… Невероятно. – Серенов дрогнул – я не понял, от чего.

Но и сам увидел. За пустым проёмом виднелся ещё один, с каменной огромной дверью и высеченной на ней надписью. Все бросились к двери.

– Что за язык? – Осведомился Степан.

– Отойдите. – Вперёд, тщательно глядя на надпись, вышел Доринов: – Это… Латынь.

– Латынь?! – Воскликнул Линков: – Я изучал латынь, это не то!

– То. – Просто… странный подвид наречия…

Мы столпились вкруг подле Вячеслава Доринова. А тот лишь медленно прочитал:

– «Надежда покинула это место. Убегайте, если не хотите, чтобы…»

– Чтобы что? – Александр Линков взбудоражено потёр руки.

– Не знаю… Наречие теряется. Непонятное слово… Какой-то человек или существо.

– Мы сможем растворить двери? – Белозёров постучал по надписи. Никакого эха, будто то была не дверь, а глухая стена.

Серенов подошёл к двери, толкнул её, и та, на удивление, растворилась. Длинный коридор с потолком под четыре метра показался впереди. Он уводил куда-то вдаль.

Тяжело вздохнув, Степан Белозёров выдвинулся по нему, и мне почудилось, что он даже не задумывался о последствиях. Я ринулся к тому, потянув за рукав:

– Постой!

– Что?

– Надо убираться отсюда! И побыстрее!

– Брось, Аркадий! Что взяло над тобой верх? Твой давний страх? А что, если твоя история… Хотя нет. Теперь-то я уверен, что ты рассказал мне правду.

Глаза его засверкали. И от этого блеска его взора в сумрачном проходе я молниеносно отшатнулся. На мгновение нахлынуло видение – и передо мной уже стоял Фёдор Сарнов.

Белозёров говорил его словами, смотрел на мир его взглядом.

– Ты что, Аркадий, думаешь так рано отступить? Ну нет… – Он рассмеялся, протяжно, так, как его ублюдок-отец: – Мы изучим здесь всё! И мне не нужно будет никаких оправданий! Оправдания для слабых. А я… Я просто иду вперёд.

– Фёдор… – Пробормотал я, отстраняясь назад.

– Чего?

Видение спало. Причудливая грёза, да и только! Но какой реальной и при этом фантасмагоричной она была… А этот затхлый запах… Навевал воспоминания. По тому, чего, может, и никогда не было.

– Ничего. Пойдём. – Сдался я.

– Другое дело, Аркаш! Не дрейфуй! Это лучше алкоголя.

– Да, конечно…

Мы выдвинулись по коридору. Мглу рассеивал только свет фонарей. Чего я боялся? Призраков прошлого, самого себя? Или, может, своего нового знакомого, с которым работаю уже месяц?

Проход чудился бесконечным. Ровный, огранённый, он не оставлял никаких сомнений – кто-то высек его в этой скале. Высек так точно и филигранно, что даже современные технологии позавидовали бы этой точности.

Ошеломлённо я заметил справа на стене картину. Картину! Откуда она могла здесь взяться? Все мы столпились возле неё.

– Пейзаж… Похоже на гибель Помпеи. – Линков вышел вперёд, тщательно оглядывая картину.

– Извергающийся вулкан. И город. Древний город. А посмотрите, какие у него колонны! Это ведь какое-то смешение Рима, Греции и Китая до нашей эры! – Доринов потрогал картину: – Будто написана маслом. Но каким?

И вправду – город был огромен. Настоящий мегаполис. Но выстроенный не из белого мрамора – иссиня-тёмные здания, огромные, с величавыми колоннами, обнажали уничтоженный проспект, по которому в панике неслись люди и колесницы.

Впереди виднелось, заливаемое лавой и пеплом, громадное десяти или двенадцатиэтажное здание с куполом, на котором развевался флаг. Причудливое знамя давно минувших лет.

Люди бежали, колесницы с лошадьми погребались под лавой.

– А надпись! – Степан наклонился к рамке, которая, как и всё кругом, была высечена из самой скалы: – 1245-й год… До нашей эры? Эпчина… Художник или название города?

– Надо сфотографировать! – Серенов щёлкнул фотоаппаратом. Всё ослепило вспышка.

Мы сгрудились над камерой, желая завидеть снимок. И отпрянули от него, как от проказы.

– Что это?! – Вскричал Александр Линков.

– Господи… – Вячеслав Доринов перекрестился, смотря то на картину, то на снимок: – Что-то сверхъестественное…

Город, заливаемый на картине пеплом и лавой, на снимке высился величавым силуэтом. Небо было чистым. Гротескные древние здания были не тёмными, а серыми. Люди на изображении оживлённо торговали, шли по проспектам. Бурлила жизнь.

– Надо уходить отсюда. – Встрепенувшись, высказался я.

– Сначала необходимо изучить коридор. – Настаивал Белозёров.

Только у одного Степана не дрогнул и мускул на лице, когда он увидел снимок. Лишь глаза его загорелись сильнее. Это желание, стремление нас погубит… Он почти такой же неуравновешенный, как и его отец.

Замявшись, мы всё же пошли дальше. Проход уходил влево, и мы, робко и не с той уверенностью, что прежде, шли дальше. Никто не говорил этого вслух, но я чувствовал общее напряжение.

И даже, казалось, первопричину всего этого. Мне стало плохо. Ведь я ощущал, что здесь что-то не то. И что-то или кто-то будто наблюдало за нами, уводя всё дальше вглубь.

Этот первобытный страх неизведанного закрался в самые тёмные уголки моего собственного разума. Он отталкивал, пугал, мне хотелось заорать, но в ответ я бы услышал только эхо своего готового стать безумным сознания.

Послышался топот.

– Что это?! – Линков встал на месте.

Мы все остановились.

– Топот наших шагов, эхо… – Заверил Белозёров: – Не более.

Но топот продолжался. И непонятно откуда доносился. Гул сотни и тысяч ног, сотрясая пространство, будто мчался к нам. Я был на грани того, чтобы сойти с ума от ужаса.

Даже Степан вдруг произнёс, тщательно подбирая слова:

– Нужно… Уходить отсюда.

Внезапно послышался голос на непонятном наречии, и вдруг Вячеслав Доринов заорал, как сумасшедший, забился в судорогах, и во взгляде его я различил безумие:

– Латынь! Это латынь! Он говорит: «Поздно!». «Поздно!». – Доринов задрожал и вдруг кинулся к стене.

Мы не успели его остановить. Он вопил:

– Я не могу это терпеть! Он пронизал всё внутри! Как страшно! Господи, почему? ЧТО ЭТО ТАКОЕ?!

Резко он замахнулся, со всей силы ударился головой об стену и рухнул на сырой пол. Задрожав в судорогах, Вячеслав, издав отчаянный вопль, перестал двигаться. Линков осторожно наклонился к нему, прощупывая пульс:

– Мёртв.

– Чёрт подери! Это просто игра с нами… – Серенов пытался сохранить самообладание.

Голос и топот прекратились.

– Это просто галлюцинации. – Пробормотал Александр Линков.

– Или кто-то решил сыграть с нами. – Мрачно парировал я.

Все повернулись ко мне, и я, тяжело дыша, проговорил:

– Представьте игру кошки с мышью. Только вот здесь мы – добыча. Чего-то, что мы не можем постигнуть. Я двадцать лет назад был там, откуда мог не выбраться. И та история… Если бы я её рассказал на поверхности, в уютном зале одного из Геологических институтов, меня бы подняли на смех. Но теперь поздно. Как и сказал голос.

– О чём он? – Нахмурился Василий Щербин.

– Неважно. – Уходим. – Белозёров развернулся и зашагал дальше.

Мы быстро, как могли, пошли обратно, к двери, но с каким страхом обнаружили, что позади, метрах в пятидесяти от нас, была глухая стена!

– Это невозможно… Бред. Мы же прошли через дверь! – Надорвано вскричал Серенов.

Щербин рассмеялся. Надрывно, как сумасшедший, хлопнул себя по лбу и поглядел на нас:

– Ну конечно, он запер нас тут!

– Заткнитесь все! – Заорал Степан Белозёров: – Замолчите! Не слетайте с катушек! Мы найдём выход!

– Ты! Ты нас сюда завёл! – Такой же ненормальный, как и твой сгнивший папаша! О, он всем нам насолил! Даже мне! Гнида! Ты такой же подонок, как и Сарнов! – Василий кинулся к Белозёрову, схватил того за воротник: – Если мы выберемся отсюда, тебе конец!

– Зачем тянуть? – Серенов вышел к Степану: – Может, убьём его тут, как и договаривались?

Я исступлённо поглядел на трёх человек. Они наступали к нам. Линков, пожав плечами, согласился:

– А почему бы и нет? Почему бы нам не убить его?

– Что вы делаете? – Выдавил я.

– Разве не видно? Мы планировали убить твоего приятеля. Завести в какое-нибудь место. Но Белозёров сам выбрал себе идеальную могилу. Отсюда мы уже не выберемся. Надежды на спасение нет. А его отец… Сколько всего он совершил! По его вине погиб мой сын… О, Мишка… Ты будешь отомщён… – Александр закрыл лицо руками, издавая всхлип: – Ты отправился в экспедицию вместе с этим ублюдком.

И он, несомненно, сгубил тебя.

– Меня он тоже задел. – Щербин надменно плюнул Степану под ноги: – Как просто было пробраться в твою квартиру и подчеркнуть те слова в послесловии!

– Так это сделал ты? – Проскрежетал Белозёров.

– А кто же ещё?

– Зачем?

– По вине твоего отца погиб я… Прошлый я. Фёдор убил во мне почти что всё святое. А как он измывался надо мной! А твои глаза… Проклятый взгляд Сарнова! Ты точная его копия! И своими действиями ты это только доказал!

– По вине Фёдора Семёновича умерла целая экспедиция… Там, в Байкале… Среди них был и мой друг… – Заунывно начал Серенов: – Но ничего, сегодня ты будешь отомщён за свою смерть!

– Вы совсем с ума сошли! – Воскликнул я: – Он не в ответе за поступки своего отца!

– В нём течёт его кровь. Он такой же гордый и уверенный. – Отринул Александр Линков: – С такой же жаждой открытий. Он готов идти по головам других ради исследований! А сейчас… Мы все обречены на медленную смерть от голода или быструю – от безумия – в этих древних стенах! Почему мы пошли с ним прямо сюда… Надо было убить его там, на вершине горы…

Они стали наступать. И во взоре каждого из трёх я видел трепет и гнев. Неумолимую жажду мести за все грехи Сарнова. Фёдор… Я его тоже не любил. Он разрушил мою жизнь.

Степан ничего не говорил – впервые я увидел на его лице страх. Но вот во взгляде его вспыхнула решимость. Он пнул Василия Щербина, который продолжал держать его за воротник.

Василий упал, и Белозёров добил его ударом ноги по лицу.

– Ты на моей стороне?

– Да. – Подтвердил я.

– Убивать мы никого не будем. Оставим их тут. – Степан усмехнулся: – Если сами найдут выход, всё равно отправятся в тюрьму.

– Ты думал, мы не подготовимся? – Рявкнул Александр, вынимая из-под пояса пистолет.

– Чёрт… – Белозёров посмотрел на меня: – Бежим!

Грянул выстрел. Степан пригнулся, схватил меня, и мы кинулись туда, где мог ещё оставаться выход. Не обратно к галерее, а вперёд – глухая стена там неожиданно исчезла. Выстрелы звучали позади, пули со скрежетом царапали идеально гладкую поверхность стен.

Мы неслись вперёд, пока вслед за нами гнались они. Их крики были беспощадными. Полными такой лютой жестокости и ненависти, какой я не мог ожидать от этих людей. Внезапно Степан Белозёров вскрикнул, хватаясь за плечо, однако продолжил бежать.

Левая рука его безжизненно плелась вдоль тела:

– Выродки… Ничего… Мы выберемся!

– Надеюсь…

Но вот выстрелы умолкли. Замолкло всё. И даже крики позади. С содроганием сердца мы приостановились, глядя кругом. Только стены и мрак… И внезапно позади раздался вопль Линкова:

– Что это такое? Уйди от меня!

– Убей эту тварь! – Проорал Щербин.

– Почему он жив… Он же размозжил себе голову… – Голос Серенова дрожал.

Раздалась стрельба. Затем вопль, хлюпанье.

– Комедия… Доринов не может быть жив. – Степан слабо сдвинул уголки рта в подобие усмешки.

Ещё несколько выстрелов. Всё внутри похолодело. Несколько криков. И последний – Линкова:

– Уйдите от меня! Вы мертвы! Уйдите! Убирайтесь к чёрту!

Не сговариваясь, мы понеслись по коридору. Свет фонарей дрожал. Никто из нас не сказал ни слова. А вдалеке до нашего слуха доносился лишь топот – неровный, дребезжащий.

Всё пространство оглушил голос на латыни. Топот прекратился, впереди неожиданно раздвинулась стена, и мы, с трудом переводя дыхание, оказались у подножия Ипчинской сопки.

– Что это было?

– Не имею понятия… – Тяжело дыша, пробурчал Белозёров, хватаясь за раненное плечо.

– Оно отпустило нас… Сами мы бы не выбрались… Посмотрите!

Я обернулся к тому месту, из которого мы вышли несколько секунд назад. Никаких признаков прохода. Глухая скала, да и только. Мертвецы, голос… Что это было? Галлюцинации? Или древняя цивилизация?

– Разберёмся со всем этим позже… Мне необходимо выпить… Меня хотели убить…

– Да… Уходим отсюда.

Мы не старались друг другу ничего объяснить. Потому что не знали, что произошло. И только когда мы вернулись в Петропавловск-Камчатский, а оттуда – в Омск, успели немного успокоиться.

Около недели мы приходили в себя. Практически не разговаривали. Я чуть снова не сорвался в запой. Но Степан остановил меня, когда я наливал себе виски:

– Аркадий, это не поможет делу.

– Но…

– Поверьте мне. Надо всё обдумать… В голове не укладывается.

Единственное, что спасало нас – это ощущение спокойствия и уюта. Скоро наступала зима. Снег уже стелился неровным слоем. Те дни… Они были самым странными в моей жизни.

Под илом

Полноценно настала зима. Я сидел в гостиной и курил сигарету, когда Степан Белозёров, взвешенно всё обдумывая, произнёс:

– Что ты думаешь обо всём, что с нами произошло?

– У меня нет догадок.

– Однако твоё объяснение с голосом и мертвецами вполне логично.

– Но оно выходит за все рамки!

– И что с того? – Главное, что оно рабочее. А сверхъестественное то было или нет – всё равно.

– Твой отец, те четверо… Эта треклятая энциклопедия и вообще всё! Почему всё так обернулось?

– Видимо, так было нужно.

– Наверное… – Согласился я.

– Мне иногда кажется, что эти две истории чем-то связаны. – Белозёров поудобнее уселся в кресле и закурил сигарету: – Байкал и Камчатка… Но какая связь?

Нерасторопно я посмотрел на Степана – внешне он был спокоен. Но что скрывалось внутри? За окном шёл снегопад, и сама гостиная навевала какого-то умиротворения.

Стеллажи книг стелились вдоль стен, будто ограждая от всего того, что мы пережили. И в этот момент ко мне закралась одна мысль, и я поспешил озвучить её:

– А что, если тот голос не просто так отпустил нас?

– К чему ты клонишь?

– Возможно ли такое, что мы принесли некую жертву в виде четырёх геологов, за что нечто нас и отпустило?

– Всё вероятно… – Он задумался: – И каким боком Щербин смог пробраться в мою квартиру?

– Главное то, что он подчеркнул ключевые фразы. Отсюда следует, что он, во-первых, знал шифр вашего отца, а во-вторых, имел либо второй ключ, либо взобрался сюда по трубе.

Белозёров усмехнулся, раскрыл энциклопедию Сарнова, что теперь всегда лежала на столе, и, продолжая выпускать клубы пара, ушёл в размышления.

Мне же, не до конца отошедшему от ужаса тех подземных лабиринтов, стало как-то не по себе, когда Степан перевернул книгу и остановился примерно на середине тома.

Подраздел назывался «Сибирь», а сама глава – «Болота». Я наклонился к энциклопедии, тщательно вглядываясь в строки.

– Топи…

– Думаю, следует снова всё изучить. – Заметил Степан Белозёров, затушив сигарету: – Мой отец уделял особое внимание Сибири.

– Чего один Байкал стоит. – Вспомнил я.

– Зачитать? – Степан медленно посмотрел на изображение бескрайних болот.

– Почему бы и нет?

– «Особое внимание, когда речь заходит о низменностях Сибири, стоит уделить Васюганским болотам – расположенные между Обью и Иртышем, общей площадью 53000 квадратных километров, они являются одними из крупнейших болот в мире».

Снизу же была карта, обозначавшая точное местонахождение низменности – сразу в Омской, Новосибирской и Томской областях.

– Может, и тут скрывается шифр? – Предположил я.

– Не думаю. – Белозёров сдвинул брови, и, поправив волосы, углубился в чтение справочника.

Я же продолжал рассматривать карту расположения болот, рассуждая о том, как это место может быть связано с двумя предыдущими.

Две недели мы потратили на то, чтобы досконально изучить всё. Раздел с болотами был перечитан уже десятки раз, некоторые кажущиеся странными фразы – подчёркнуты.

Степан даже купил несколько дополнительных книг по Васюганским болотам. Не знаю, почему, но мы думали, что именно это – следующая часть нашего исследования.

В тот день я шагал по улицам города – один. Белозёров отправился в Геологический институт навести справки, а я решил прогуляться. Увидел у стен двухэтажного старого здания нищего, просящего подаяния.

Шёл снег. Я резко отшатнулся, внимательно смотря на бездомного. В отражении потухшего света его глаз я увидел старого себя. Ледяной безразличный взор…

И каким я только недавно был! Невольно обернулся к окну одной из кофеен, и, удивлённый, замер. Пышные светлые волосы уложены назад. Спина стала ровнее.

Ногти – ухоженные. Мозолей – нет. Морщины практически исчезли, а в голубых глазах сверкало… Словно отражение моей души. Этот взгляд впился в меня.

Холодный, но ясный. Отрешённый, с долей печали, но трезвый и чистый. Каким же я был человеком! И не сказать, что между мной и тем уродом полтора месяца назад могло быть хоть что-то общее.

– Подайте, сколько не жалко. – Проверещал нищий.

Если бы не Белозёров, я бы так и остался на улице. Какие бы демоны прошлого не терзали этого чудака, он был хорошим человеком. И именно в то мгновение я испытал какую-то благодарность.