Сборник рассказов. Любовь, рождённая в Анапе. Книга вторая

«Я просто… не хотел, чтобы ты волновалась».

Их руки снова соприкоснулись. На этот раз никто не отдёрнул свою. Они стояли так, плечом к плечу, слушая, как море поёт свою вечную песню, а в воздухе витало что-то новое, хрупкое и бесконечно прекрасное. Справедливость восторжествовала, дружба окрепла, а лето в Анапе подарило им не просто приключение, а начало чего-то большего. Начало их собственной истории.

Оно началось не с поцелуя под шумный всплеск фейерверка и не с громкого признания. Оно началось с тихого, почти незаметного для остальных «спасибо», которое Лиза прошептала Кириллу на следующее утро, когда он принёс ей капучино с сердечком из пены именно в ту беседку, где они вели свои жаркие споры.

«Не за что, – смущённо буркнул он, отводя взгляд. – Просто… кофе здесь хороший».

Они сидели вдвоём, пока остальные ребята собирались. Денис, под их негласным присмотром, составлял то самое письмо в администрацию. Его лицо было сосредоточенным, но уже без той озлобленной складки у губ. Он был частью команды, пусть и на испытательном сроке.

«Знаешь, что мне не даёт покоя? – сказала Лиза, отпивая кофе. – Мы нашли «грязную гайку», мы поняли мотив. Но мы не исправили систему. Один Денис – это симптом».

Кирилл смотрел на неё, и ему безумно нравилось, как хмурятся ее брови в раздумье, как она бессознательно крутит прядь волн вокруг пальца.

«Предлагаешь стать добровольной дружиной по охране пляжей?» – ухмыльнулся он.

«А что? – она встретила его взгляд, и в ее глазах заплясали озорные огоньки. – У нас есть технарь Артём, есть медик Катя, есть силачи… то есть, спортсмены… и есть я, чтобы всех организовать».

«О, значит, я теперь просто «силач»?» – притворно обиделся Кирилл, подвигаясь ближе.

Воздух снова затрепетал. Они сидели так близко, что он чувствовал лёгкий запах ее солёных с моря волн и сладковатый аромат кофе.

Их первым «официальным» свиданием стал… патруль. Они вдвоём обходили буйки на рассвете, когда пляж был пуст, а море дышало свежестью и тишиной. Теперь это было их ритуалом. Не ссоры, а совместная проверка.

«Смотри, – сказал как-то Кирилл, останавливаясь у воды. – Никаких следов вандала. Все на местах. Наша работа».

«Наша», – подхватила Лиза, и это слово прозвучало для него слаще любой музыки.

Они много говорили. Оказалось, за маской самоуверенного спортсмена скрывался парень, который боялся не оправдать надежды тренера, который обожал старые комиксы и тайно мечтал стать архитектором. А за строгой старостой педколледжа пряталась девушка, писавшая стихи в секретный блокнот и панически боявшаяся глубины после случая в детстве.

«Вот почему ты так завелась тогда, из-за буйков», – тихо сказал он, когда она призналась.

Она кивнула, глядя на горизонт.

«Да. И… спасибо, что не дал мне тогда одной с этим остаться».

Он просто взял ее руку. Больше ничего не было нужно.

Тем временем их небольшая инициативная группа совершила маленькое чудо. Письмо, подписанное всеми – от Дениса до Кати – с фотодоказательствами и чётким планом по усилению контроля, дошло до руководства. И его не просто приняли в работу – администрация пригласила их для обсуждения. Артём, краснея, зачитывал свой технический отчёт. Лиза, уверенно и спокойно, представляла общую идею. А Кирилл стоял рядом, и его молчаливая поддержка значила для неё больше оваций.

Выйдя из администрации с предварительным одобрением их проекта, они чувствовали себя победителями.

«Ребята, – сказала Катя, сияя. – Мы это сделали! По-настоящему!»

И в этот момент Денис подошёл к Кириллу.

«Спасибо, – выдохнул он. – За то, что не сдал меня тогда, а… дал шанс».

Кирилл похлопал его по плечу.

«Все ошибаются. Главное – что делаешь потом».

Дружба их отряда прошла через огонь, воду и медные трубы. Они стали семьей. А для Лизы и Кирилла лето приближалось к кульминации.

Он пригласил ее на ту самую скалу на диком пляже, откуда открывался вид на всю ночную Анапу. Огни города дрожали в воде, как рассыпанные бриллианты.

«Знаешь, я все думал, – начал Кирилл, глядя на огни, а не на нее. – Мы столько спорили с тобой из-за этих дурацких буйков. Я тебя сначала на дух не переносил».

«Взаимно», – улыбнулась Лиза в темноте.

«А теперь… теперь я понимаю, что это был лучший спор в моей жизни. Потому что он привёл меня к тебе».

Он наконец посмотрел на неё. В его глазах отражались и звезды, и огни города, и только она одна.

«Лиза, я… я влюбился в тебя. В твою упрямую, светлую, невероятную голову. В твоё бесстрашие. Во все».

Он не ждал ответа. Просто сказал. Как факт. Как ту самую неопровержимую улику, что нашлась у его сердца.

Лиза не сказала ничего. Она просто подошла ближе, встала на цыпочки и поцеловала его. Это был не стремительный порыв, а медленное, долгожданное соединение двух половинок, которые так долго искали друг друга в шуме прибоя и летней суматохе.

Когда они разомкнули объятия, задышав в унисон, он прошептал:

«И что, мы теперь миримся? Окончательно?»

«Нет, – счастливо рассмеялась она. – Давай лучше поспорим о том, куда пойти завтра. Я предлагаю на море».

«А я предлагаю просто быть вместе, – ответил он, прижимая ее к себе. – Где угодно».

И они стояли так, под бесконечным южным небом, двое бывших спорщиков, нашедших в детективной истории про «грязную гайку» не только справедливость и дружбу, но и свою любовь. Анапа зажгла для них свои огни, море пело им свой гимн, и впереди была целая вечность, начинавшаяся с этого лета. С их истории.

Как отражение в сторис поймало вора с гирляндами.

Анапа. Лето. Жара и предвкушение свободы. Но на набережной творится что-то странное: одна за другой гаснут уличные лампы-гирлянды, оставляя тёмные провалы в ночи. Компания случайных знакомых – художница Лика, электрик-технарь Степан, спортсменка Марина и тихоня-программист Артём – решает разобраться в этом хаосе. Их расследование превращается в головоломку: отпечатки на песке, тайный склад в заброшенном павильоне и всеобщие подозрения.

Виновник, улыбчивый и обаятельный, виртуозно все отрицает, грозя развалить хрупкую дружбу. Но правда, как электрический ток, всегда находит путь. Она пряталась в самом неожиданном месте – в бликах отражения на вечерней сторис. А когда тайное стало явным, набережная засияла новым светом, под которым родилась первая любовь.

Лето в Анапе – это не просто сезон. Это отдельное измерение. Воздух, густой от запаха нагретой морской соли и жареной кукурузы. Гомон толпы на набережной, перекрывающий шум прибоя. И свет. Огромные, причудливые гирлянды в виде кораблей, дельфинов и звёзд, что тянутся над головами гуляющих, создавая ощущение вечного праздника. Ну, по крайней мере, так было раньше.

В этом году праздник дал трещину. В прямом смысле.

– Опять одна потухла, – Лика, высокая девушка с мольбертом под мышкой, мрачно ткнула кистью в сторону тёмного провала между двумя сияющими дельфинами. – Вчера здесь горела «ракушка». Пропала.

– Может, просто перегорела? – предположила Марина, щелкая пальцами ног песок, прилипший к босым пяткам. Она была воплощением анапского лета: загорелая, в ярком сарафане, пахнущая солнцем и кремом от загара.

– Третья за неделю? Не верю. – Лика нахмурилась. Для неё эти гирлянды были не просто лампочками, а частью городского пейзажа, который она пыталась запечатлеть на холсте. А как писать ночную набережную, если с неё похищают свет?

К ним подошли двое парней. Степан, высокий, с умными глазами и неизменным набором отвёрток, торчащих из кармана шорт, и Артём, который, казалось, везде ходил со своим ноутбуком, как с щитом.

– Вердикт электрика: лампочки не перегорели. Их спилили. Аккуратно, болгаркой, – Степан вытер руки о джинсы. – Провода обрезаны. Это не случайность. Это вандализм.

Тишина повисла густая и тягучая, как морская вода в безветренный день. Пять человек, до этого знакомые лишь шапочно – сталкивались здесь, на набережной, – вдруг ощутили общую боль. Общую проблему.

– То есть кто-то целенаправленно ворует наши огни? – тихо спросил Артём, впервые за вечер оторвавшись от экрана.

– Наши, – подхватила Лика, и в ее голосе прозвучала стальная нота. – Значит, и разбираться нам.

Так началось их странное, стихийное расследование.

Первой идеей блеснула Марина, чей спортивный ум искал логику в каждом действии.

– Песок, – сказала она, присев на корточки рядом с оборванными проводами. – Смотрите, тут полно следов. Вчера вечером был кратковременный дождь, земля под гирляндами немного влажная. Отпечатки чёткие.

Артём, краснея, достал ноутбук и начал строчить код для простенькой программы анализа изображений.

– Я… я могу попробовать классифицировать следы по рисунку протектора. Если у нас будет база… – он бросил робкий взгляд на компанию.

– Базу сделаем, – тут же откликнулся Степан. – Обойдём всех, кого знаем. Сфотографируем подошвы. Смешно, конечно, но…

Но это сработало. Через два дня у Артёма была карта отпечатков. И один тип подошвы – агрессивный, с крупным зигзагообразным рисунком – встречался у всех трех повреждённых гирлянд. Следы принадлежали кроссовкам популярного бренда, таких в Анапе были сотни. Но это был первый лучик.

Следующую зацепку нашёл Степан. Обходя электрические щитки, он обнаружил, что в одном из заброшенных павильонов, что прячется в старой части парка, кто-то недавно проводил свет. Дверь была заперта, но через щель в ставне был виден тусклый отсвет.

– Они там, – с горящими глазами сообщил он остальным. – Я уверен! Гирлянды. Мы нашли склад.

Ночью, с замиранием сердца, они подобрались к павильону. Заглянули в ту же щель. Внутри, снятые с опор, сваленные в груду, как пойманные светлячки, лежали их пропавшие «ракушка», «корабль» и «звезда». Сердце Лики сжалось от обиды.

И тут же в голове сложился пазл. Крупный след… Этот павильон… И вспомнился тот, кто всегда носил такие кроссовки. Яркий, общительный, вездесущий Дима, работавший аниматором в одном из кафе. Он часто шутил, что «огоньки ему к лицу».

На следующий день они устроили ему «очную ставку» там же, на набережной.

– Дима, это ты? – спросила Лика, глядя ему прямо в глаза.

Тот лишь рассмеялся, открыто и беззаботно.

– Ребята, вы о чем? Я? Воровать гирлянды? Это же абсурд! Я что, псих? Мне что, своих огней не хватает? – Он широко улыбнулся. – Вы, наверное, перегрелись на солнце. Идите, искупайтесь.

Он был так убедителен, так искренен, что у Маринки дрогнуло сердце, а Степан на секунду усомнился в своей логике. Дима отрицал все, даже когда ему показали фото следов и рассказали про павильон. Он виртуозно уходил от ответов, переводя все в шутку, и понемногу их хрупкий альянс начал трещать по швам. Подозрения и разочарование разъедали общее дело изнутри.

Именно в этот момент отчаяния, когда все сидели в полном молчании, Артём, который несколько дней копался в соцсетях, тихо сказал:

– А можно я кое-что покажу?

Он развернул ноутбук. На экране была вечерняя сторис Димы, снятая неделю назад. Он сидел в том самом кафе, за столиком, на фоне темнеющего моря. Улыбался, поднимал бокал с соком. Типичное летнее фото.

– Смотрите сюда, – Артём увеличил часть кадра. В тёмном стекле окна кафе, как в зеркале, отражалась не только его фигура, но и кусок набережной. А на земле, у его ног, лежала аккуратно свёрнутая, но все равно узнаваемая гирлянда в виде сияющей ракушки. Та самая, что пропала первой.

Воцарилась мёртвая тишина. Этого отражения, этого крошечного блика в тосте «За отличный вечер!» было достаточно. Улика была железной.

На этот раз, когда они подошли к Диме, в их глазах горела не злость, а холодная уверенность. Артём молча показал ему на экране телефона ту самую сторис.

Улыбка на лице Димы медленно сползла, как маска. Он попытался что-то сказать, но слова застряли в горле. Он смотрел на это роковое отражение, на свою собственную улыбку, и его защита рухнула.

– Я… я хотел сделать инсталляцию, – прошептал он, наконец, опуская голову. – Для своего влога. Что-то крутое, светящееся… А потом понял, что не смогу объяснить, откуда это… и просто продолжил. Мне было жалко останавливаться.

Справедливость восторжествовала. Не с громкими скандалами и расправами, а с тихим, горьким осознанием. Дима во всем признался и помог вернуть гирлянды на место.

А на следующий день вся их компания, уже сплочённая пережитым, устроила субботник. Степан и электрики городские вешали и подключали огни. Лика и Марина расчищали пространство, а Артём координировал все с помощью своего ноутбука, ставшего теперь центром управления. Они смеялись, обливались водой, болтали о пустяках, и в этих простых действиях рождалась та самая настоящая дружба, что крепче любого клея.

Когда стемнело, Степан замкнул последний контакт. И набережная вспыхнула. Не так, как раньше – привычно и буднично. А по-новому. Ярко, торжественно, победоносно. Казалось, каждый огонёк подмигивал им, благодаря за возвращение.

Народ на набережной, не зная деталей, просто радовался восстановленному свету. А они стояли в стороне, молчаливая пятёрка, и смотрели на свое дело рук.

– Пойдёмте? – тихо сказала Лика, обращаясь к Степану.

Он смотрел на неё, на ее глаза, в которых теперь отражались не только звезды, но и эти рукотворные созвездия гирлянд. И в его душе что-то щёлкнуло, как тот самый выключатель.

– Пойдём, – так же тихо ответил он.

Они пошли вдоль набережной, не касаясь друг друга, но ощущая невидимую связь, натянутую между ними, как электрическая цепь. Шум толпы отступал, оставался только свет и шёпот прибоя где-то внизу.

– Знаешь, – сказал Степан, останавливаясь под гирляндой-кораблём, что снова плыл в ночи. – Я сегодня чинил не просто провода. Я чинил что-то… важное.

Лика посмотрела на него, и ее сердце забилось чаще. Оно поняло раньше, чем разум.

– И что же?

– Надежду, что все можно исправить, – он улыбнулся, и в этой улыбке не было ничего от технаря. Была только тёплая, живая нежность. – И веру в то, что самые важные открытия делаются не в схемах, а в… глазах других людей.

Он взял ее за руку. Ладонь была шершавой от работы, но ее прикосновение было самым мягким, что она чувствовала за все лето.

И они пошли домой. Двое. Под сиянием новых старых огней, которые они сами вернули на место. Впереди была целая ночь, целое лето, целая жизнь. И теперь она была освещена не только уличными гирляндами, но и этим новым, трепетным, только что родившимся светом внутри.

Они шли не торопясь, и казалось, что весь мир замедлил свой бег, чтобы не спугнуть этот момент. Шум набережной остался позади, сменившись тихим шёпотом волн, накатывавших на гальку где-то в темноте. Они свернули с парадной аллеи на узкую дорожку, ведущую через старый парк к ее дому. Здесь было почти безлюдно, и гирлянды висели реже, их свет пятнами ложился на асфальт, превращая прогулку в череду шагов из темноты в свет и обратно.

– Я до сих пор не могу поверить, что все закончилось, – нарушила тишину Лика, слегка сжимая его руку. Ее пальцы все еще помнили шершавость его ладони, и это воспоминание вызывало странную теплоту где-то под сердцем.

– А оно и не закончилось, – Степан улыбнулся, глядя вперёд, на убегающую вдаль тропинку. – Проецирование электрических цепей завершено. А вот другая схема… она только начала выстраиваться.

– Какая еще схема? – притворно-строго спросила она, чувствуя, как по щекам разливается предательский румянец. К счастью, в полумраке его было не видно.

– Самая сложная и не поддающаяся законам Ома. Схема взаимопонимания, – он остановился, повернулся к ней. Они как раз стояли под огромным старым тополем, в кроне которого кто-то когда-то повесил одну-единственную лампочку в виде звезды. Ее свет падал на Лику, очерчивая контур ее щеки и блеск в глазах. – Ты знаешь, когда я паял те контакты сегодня, я все думал… О чем ты, наверное, не догадываешься.

– О чем? – ее голос прозвучал почти как шёпот.

– О том, что самое сложное в нашей детективной истории было не найти вора. А признаться самому себе, что я ищу эти гирлянды не только потому, что они городские. А потому, что они – часть твоего мира. Часть того, что ты любишь и что рисуешь. И если их украдут, твой мир станет темнее. А я… я не хотел, чтобы он тускнел.

Он говорил это не с пафосом, а очень просто, чуть смущённо, глядя куда-то мимо неё, в листву тополя. И в этих словах было столько искренности, что у Лики перехватило дыхание. Все их совместные расследования, споры о методах, ночные вылазки к павильону – все это вдруг сложилось в одну простую и ясную картину. Он делал это для неё. Не только, но и для неё.

– Степан, я… – она не нашлась, что сказать. Вместо этого она сделала шаг вперёд, сократив и без того маленькое расстояние между ними до нуля.

Он наклонился, и его губы коснулись ее губ. Это был не страстный, а скорее вопрошающий, нежный поцелуй, полный ожидания и надежды. Он пах морем, летней ночью и чем-то еще, что было сугубо его, – запахом металла, изоляции и чего-то надёжного, основательного. Мир вокруг поплыл, перевернулся, а потом снова встал на место, но уже совершенно другим – более ярким, более чётким, более ее.

Когда они разомкнули объятия, она, не открывая глаз, прошептала:

– Твоя схема… она работает. Без коротких замыканий.

Он рассмеялся, тихо и счастливо, и снова взял ее за руку.

– Это только предварительные испытания. Впереди – целая жизнь наладки.

Они снова пошли, но теперь уже прижимаясь друг к другу, их тени под звездой-гирляндой слились в одну. Дорога к ее дому казалась невероятно короткой. Они стояли у подъезда, залитого жёлтым светом фонаря, и не хотели расставаться.

– Завтра? – спросил Степан, поправляя прядь ее волос, выбившуюся из хвоста.

– Завтра, – кивнула Лика. – Мы же должны проверить, как горят гирлянды в полную силу. Всю ночь. Наблюдательно.

– Самая важная миссия, – он улыбнулся. – Спокойной ночи, Лика.

– Спокойной ночи, электрик.

Она поднялась на крыльцо, обернулась. Он все еще стоял там, в свете фонаря, высокий и немного неуклюжий, и смотрел на неё. И она поймала себя на мысли, что никогда еще обычный дворовой фонарь не светил так волшебно. Он ждал, пока она зайдёт в подъезд и помашет ему из-за стеклянной двери. Только тогда он развернулся и пошёл своей дорогой, насвистывая какую-то простенькую мелодию.

Лика поднялась в свою квартиру, прижалась лбом к прохладному стеклу балконной двери и смотрела, как его силуэт растворяется в узоре огней Анапы. Она не видела его, но знала – он там, и завтра они увидятся снова. И послезавтра. И все лето.

А внизу, на набережной, горели их гирлянды. «Ракушка», «Корабль», «Звезда». Они светили не просто как уличные фонари. Они светили как символы чего-то большего. Как доказательство того, что иногда, чтобы найти свое счастье, нужно просто починить чужое. И пройтись под его светом – домой.

У «Горгиппии» пропадают аудиогиды.

Анапа, лето, пекло. В археологическом музее «Горгиппия» – ЧП: таинственно исчезают новые аудиогиды. Дирекция в панике, а команда летних волонтёров и практикантов из разных колледжей решает взять расследование в свои руки. Инициативу возглавляют Маша, педантичный гид, и Лёва, харизматичный технарь. Их расследование – это не детектив с погонями, а кропотливая работа: расшифровка камер, опросы и странная находка – списанные батарейки со склада.

Цепочка ведёт их к местному барыге, сдающему металлолом. Решающей уликой становится серийный номер на микросхеме. Пока справедливость торжествует, между Машей и Лёвой проскакивает искра, превращая летнюю рутину в незабываемое приключение, где есть место и дружбе, и первому зною чувств.

Лето в Анапе – это не просто время года. Это состояние. Воздух, густой от запаха нагретой гальки и солёного бриза. Море, лениво перекатывающее волны у пирса. И несмолкаемый гул на набережной, где смешиваются голоса отдыхающих, музыка из кафе и крики чаек. Но для нашей небольшой, пёстрой компании это лето началось с тихой катастрофы в самом, казалось бы, спокойном месте – в музее «Горгиппия».

Маша, студентка исторического колледжа с копной непослушных каштановых кудрей, зажатых невидимками, стояла перед пустой витриной с таким видом, будто у неё лично выкрали семейную реликвию.

– Опять, – выдохнула она, обращаясь скорее к древнегреческой амфоре в соседней витрине, чем к зашедшему в подсобку парню. – Пятый за неделю. Да они же на вес золота!

В дверях возник Лёва. Невысокий, жилистый, в потёртой футболке с паяльником и надписью «Ты не Джава скрипт, чтобы мне нравиться». Он пришёл на практику из местного IT-колледжа и отвечал за всю технику в музее.

– Успокойся, Шерлок, – его голос был спокоен, с лёгкой, обволакивающей хрипотцой. – В мире полно вещей важнее, чем коробочка, которая бубнит про древних греков.

– Это не коробочка! – вспыхнула Маша. – Это аудиогид! Это голос истории для сотен людей. А без них я, как попугай, буду одно и то же по десять раз на дню рассказывать.

– Может, они сами сбегают от твоих рассказов? – пошутил Лёва, но, увидев, что Маша готова швырнуть в него папкой с инвентарём, мгновенно стал серьёзным. – Ладно, ладно. Шутки шутками, но штук десять уже испарилось. Странно.

Именно это «странно» и объединило их. К ним присоединились Яна, бойкая будущая журналистка из гуманитарного лицея, и Серёга, спортсмен из мореходного училища, которого директор музея попросил «присмотреть за порядком». Так родилось их неофициальное «детективное агентство».

Первые дни были провальными. Записи с камер наблюдения (которые Лёва с трудом уговорил системного администратора показать) показывали лишь толпы туристов. Вор мог быть кем угодно.

– Может, призрак древнего грека? – мрачно пошутил Серёга, обливаясь потом в душной каморке охраны.

– Призракам батарейки не нужны, – неожиданно сказал Лёва, перематывая запись в очередной раз.

– Какие батарейки? – насторожилась Маша.

– Литиевые, дорогие. В каждом гиде. Мы их списываем по графику, даже если они ещё живые. Процедура. И старые утилизируем.

И тут их осенило. Лёва провёл ревизию на складе, где хранились списанные комплектующие. И обнаружил, что кто-то не только воровал гиды, но и систематически выковыривал из них батарейки перед утилизацией.

– Барыга, – уверенно заявила Яна, листая на телефоне местные форумы. – Смотрите, тут пол Анапы сдают батарейки и электронный лом в один пункт приёма. Ходят слухи, что хозяин – нечист на руку, принимает всё подряд, не задавая вопросов.

Их след привёл их на задворки города, в полузаброшенный гаражный кооператив. Пункт приёма металла и электроники представлял собой ржавый ангар. Хозяин, мужик лет сорока с хитрыми, бегающими глазами и именем Виктор, встретил их настороженно.

– А вы кто такие? Музейные? Сопроводиловка есть? – буркнул он, продолжая разбирать какую-то плату.

Лёва, стараясь казаться взрослее, начал расспрашивать о партиях литиевых батарей. Виктор отмахивался, как от назойливой мухи.

– Не помню. Кто вас, сопляков, вообще пустил? Батареек не было. И гидов ваших дурацких не было. Идите, солнце печёт, голова болит.

Они ушли ни с чем. Тупик. Давление накалялось, директор грозился закрыть волонтёрскую программу. Атмосфера в их маленьком коллективе накалилась. Маша и Лёва постоянно спорили о методах, Яна злилась на отсутствие громкого материала, а Серёга предлагал «просто намесить ему морду лица», что все дружно отвергли.

И вот однажды вечером, когда они сидели на пирсе, опустив ноги в прохладную воду, и молча смотрели на огни проходящего катера, Лёва произнёс:

– А что, если он не просто барыга? Что если он их разбирает не только на батарейки?

– На что ещё? – устало спросила Маша.

– На драгметаллы. В микросхемах есть золото. Его понемногу, но если партия большая… И сдаёт он его, скорее всего, не здесь, а в другом, более серьёзном месте.

Идея была гениальной в своей простоте. Они разделились. Яна, используя всё своё обаяние, выведала у работников соседних гаражей, куда Виктор возит «особо ценный» лом. А Лёва и Маша, пока Виктор отлучился, под предлогом того, что «забыли ключи», юркнули в его ангар.

Сердце колотилось где-то в горле. Пахло окислённым металлом и пылью. И тут Лёва, роясь в ящике с платами, нашёл её. Не до конца разобранную плату от аудиогида. На её корпусе, под слоем заводской краски, был выцарапан инвентарный номер музея.