Последнее прибежище

Сергей Журавлёв

Последнее прибежище

Глава 1. Патриотизм — последнее прибежище негодяя

Patriotism is the last refuge of a scoundrel. Афоризм принадлежит британскому поэту, критику, издателю, магистру искусств Оксфордского университета Сэмюэлю Джонсону. Фраза была произнесена Джонсоном с споре в 1775 году, и сразу же приобрела известность.

Предположить, что Джонсон тем самым плюнул на само понятие "патриотизм" - такое может прийти в голову разве что идиоту или слететь с языка пройдохи.Не лучше звучит и (как правило, с бодуна) диаметрально противоположная версия. Будто бы патриотизм, как раскаяние и святое причастие, снимет грех даже с последнего негодяя. Искупит все грехи, мать их в гроб! Один из ликов Духа Святого — вошел, и не узнать кореша.(Штрафные батальоны формировали совсем другим народом, в крайнем случае "мужиками". Блатота благополучно отсиделась в тылу и на жирной киче).

Мысль же Джонсона (если почитать его трактат о так называемом "лжепатриотизме") проста, ясна, холодна, где-то даже "математична". Что-то из теории множеств. Патриотизм — это такая всеобъемлющая и жизненно необходимая штука, что она накрывает все, в том числе, крохотную головку последнего негодяя. Может, конечно, и не накрыть, но, как правило, накрывает, входит в систему ценностей и негодяя из негодяев.Патриотизм можно отыскать даже в душе негодяя. Потому что уж очень всеобъемлющее это чувство. Он — почти как земля, по которой мы ходим.

"Да, для нас это грязь на калошах,

Да, для нас это хруст на зубах.

И мы мелем, и месим, и крошим

Тот ни в чем не замешанный прах.

Но ложимся в нее и становимся ею,

Оттого и зовем так свободно — своею".

(А. Ахматова)

То есть, если перед вами последний негодяй, то вполне возможно, что он при этом, тем не менее, патриот и любящий сын. Маньяк (признанный экспертизой вменяемым) и тот может оказаться искренним славянофилом своего отечества.Но за то это позволяет негодяя довольно легко распознать. Если падающего подтолкнет, ребенка обидит, женщину ударит, палачу выразит респект, в форточку влезет, а сам при громче всех орет: "Патриоты! Братушки казаки, держите вора!" — пятьсот процентов перед тобой негодяй. Пусть и высоко патриотичный.

Джонсон говорит лишь о том, что и последний негодяй может оказаться патриотом. И это, конечно, возвеличивает патриотизм как чувство, способное воспламенить и отсыревшее гнилье. Но вряд ли это чувство, безусловно прекрасное, может оправдать чье-либо негодяйство.Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин: «Почти на каждом шагу приходится выслушивать суждения вроде следующих: „правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!“».

***

В первом издании своего словаря английского языка (1755) Джонсон определил слово «патриот» следующим образом: «тот, чьей руководящей страстью является любовь к своей стране». Однако, поскольку термин активно использовался вигской оппозицией в политической полемике и для собственного позиционирования, в четвёртом издании (1774) Джонсон сделал добавление: «также иногда используется для фракционных нападок на правительство».

Patriotism having become one of our topicks, Johnson suddenly uttered, in a strong determined tone, an apophthegm, at which many will start: «Patriotism is the last refuge of a scoundrel.» But let it be considered, that he did not mean a real and generous love of our country, but that pretended patriotism which so many, in all ages and countries, have made a cloak of self-interest.James Boswell, Edmond Malone. Life of Samuel Johnson, LL. D. J. Sharpe, 1830. p.269

НЕЙРО-ВАРИАНТ

Патриотизм — последнее прибежище негодяя

Знаменитая фраза Сэмюэля Джонсона, произнесенная в 1775 году, — не просто острота, отточенная умом магистра Оксфорда. Это концептуальная ловушка, в которую веками попадаются как ярые обличители патриотизма, так и его маниакальные защитники. Истинный смысл афоризма лежит глубже поверхностных трактовок, и его раскрытие требует не эмоционального взрыва, но холодного, почти хирургического анализа.

Заблуждение первое: Патриотизм как объект насмешки

Наивно полагать, будто Джонсон, консерватор и приверженец устоев, стремился опорочить саму идею любви к отечеству. Такое прочтение, как верно замечено, — удел тех, кто не утруждает себя изучением контекста. Джонсон в своем трактате «The False Alarm» и других работах обличал не патриотизм как таковой, а его специфическую, «фракционную» разновидность, процветавшую в среде вигской оппозиции. Его современник и биограф Джеймс Босуэлл прямо уточнял: «He did not mean a real and generous love of our country, but that pretended patriotism which so many, in all ages and countries, have made a cloak of self-interest» («Он не имел в виду реальную и великодушную любовь к нашей стране, но тот притворный патриотизм, который во все времена и во всех странах многие делали покровом для личной выгоды»).

Таким образом, Джонсон бичевал не чувство, а его симулякр — риторический инструмент, используемый для прикрытия корысти, карьеризма и политических интриг.

Заблуждение второе: Патриотизм как индульгенция

Противоположная, но столь же ошибочная версия — возведение патриотизма в ранг всеочищающего таинства. Согласно этой логике, стоит негодяю провозгласить свою любовь к родине, как все его грехи растворяются в этом «святом духе». Это опасная софистика, превращающая мораль в заложницу политической целесообразности. Цитирование Михаила Евграфовича Салтыкова-Щедрина — «правда, что N ограбил казну, но зато какой патриот!» — бьет точно в цель этой лицемерной морали.

Эта логика отсылает нас к старому как мир принципу «цель оправдывает средства», где «патриотическая» цель служит оправданием для любых, самых гнусных средств. В такой системе координат вор, кричащий громче всех о поимке вора, оказывается не преступником, а героем. Штрафбатальоны, как верно подмечено, формировались из «мужиков», а не из блатной элиты, умело использовавшей патриотическую риторику для спасения собственной шкуры.

Суть мысли Джонсона: Патриотизм как универсальное множество

Истинная глубина афоризма — в его «математической» и психологической точности. Мысль Джонсона не оценочна, а констатирующа. Она похожа на теорему из теории множеств: патриотизм — это настолько всеобъемлющее и фундаментальное чувство, что его подмножеством является и душа негодяя.

Патриотизм — это почва, фундамент коллективной идентичности. Он, как земля из стихотворения Анны Ахматовой, — и «грязь на калошах», и то, во что мы ложимся и становимся ею. Это чувство не является прерогативой лишь добродетельных людей. Оно доступно всем — и святому, и маньяку, и коррупционеру, и альтруисту. Оно способно «воспламенить и отсыревшее гнилье», стать последним оплотом человечности в опустошенной душе или, напротив, последним камуфляжем для окончательного падения.

Именно в этой универсальности и кроется главный диагностический инструмент. Патриотизм не оправдывает негодяя, но он его раскрывает.

Механизм распознания: Как негодяй выдает себя патриотизмом

Когда патриотизм становится не внутренним нравственным ориентиром, а внешним, демонстративным ярлыком, он превращается в идеальную маскировку. Негодяй интуитивно понимает силу этой риторики. Он кричит о любви к родине, чтобы отвлечь внимание от своей подлости: