Долг Крови

Матвей Решетюк

Долг Крови

ГЛАВА 1

Спокойный. Это было слово, которое постоянно крутилось в голове Александра, когда он смотрел в окно на город, уснувший в лучах вечернего солнца. Спокойствие в жизни. Полное, безмятежное, оглушающее затишье в своей пустоте. Он жил этим последние десять лет, создавая вокруг себя прочный, предсказуемый мир: работа в охранном агентстве (бумажная волокита, инструкции, никакого реального бизнеса), однокомнатная квартира, банка пива перед телевизором по вечерам. Бывший военный. Ключевое слово – «бывший». Это было похоже на бренд, который положил конец самой важной части его жизни.

По телевизору бубнили о курсах валют. Александр лениво щелкал пультом дистанционного управления. Канал новостей, кулинарное шоу, старый добрый боевик… И еще новости. Он уже собирался переключиться, когда его внимание привлекла картинка.

«…В пригородах Санта-Клары продолжаются ожесточенные бои. Правительственные войска поддерживаются нашими добровольческими отрядами…»

Он прибавил громкость. На экране замелькали знакомые, до боли знакомые образы: разбитые улицы, дымящиеся руины, люди в камуфляже, их лица перепачканы порохом и усталостью. Но это был не его камуфляж и не его война. Его государство, сильное и уверенное в себе, протянуло руку помощи далекой, раздираемой конфликтами Санта-Кларе. Это помогло «братскому народу».

И тут он увидел их. Из вертолета выходила группа солдат, наших парней. Молодые, подтянутые, с новейшим автоматическим оружием. Но у одного из них, старшего в группе, в глазах была та особенная усталость. Усталость не от недосыпания, а от слишком многого из того, что ты видел. Усталость, которую Александр помнил как свои пять пальцев.

И что-то щелкнуло внутри.

Тихий, забытый голос, который он давным-давно загнал в самый дальний уголок своего сознания, внезапно заговорил. Он не кричал, он просто сказал, четко и недвусмысленно: «Твои братья там. Ваши. И ты здесь. В тишине».

Александр резко встал, словно пытаясь стряхнуть наваждение. Он заходил по комнате, сердце колотилось где-то в горле.

Чепуха, прошипел он себе под нос. «Мне сорок пять. Я уже десять лет не брал в руки ничего тяжелее пистолета на стрельбище. Я им там не нужен».

Он подошел к бару и налил себе виски. Рука дрогнула, и золотистая жидкость выплеснулась. Он осушил стакан одним глотком. Ощущение жжения в горле не помогло. Внутренний голос не умолкал.

«Они находятся в состоянии войны. Серьезно. Что ты делаешь?».

«Оставь меня в покое!» – крикнул он в пустую квартиру.

Он сел, снова взял пульт и попытался найти что-нибудь, чтобы отвлечься. Но теперь образы с войны, казалось, жгли мне сетчатку. Он видел не просто солдат, он видел своих старых товарищей. Частичку себя, настоящего, который остался там, на той последней войне.

Это была долгая, мучительная борьба. Два часа внутренней борьбы, в которой он проигрывал с самого начала. Разум приводил десятки неоспоримых аргументов. Возраст, здоровье и бесполезность. Но они были бессильны против единственного довода сердца. Долг.

Наконец, он встал и медленно, словно скрипя костями, направился в спальню. В глубине шкафа, под грудой старого белья, лежал все тот же тщательно упакованный чемодан. Он щелкнул замками.

Запах нафталина и прошлого наполнил мои ноздри. Аккуратно сложенная, старая, но отглаженная форма. На погонах – следы снятых знаков различия. Он провел пальцами по грубой ткани. Нахлынули воспоминания: запах пороха, привкус железа на губах от страха, смех моих товарищей, грохот бронетехники.

Он долго стоял там, просто глядя на нее. Затем с решимостью обреченного человека он начал одеваться. Каждая деталь – брюки, туника, тяжелые ботинки – сидела на нем как вторая кожа, как часть его самого, которую он пытался отвергнуть. Ткань уже не сидела так идеально, и плечи были немного уже. Но когда он застегнул последнюю пуговицу и подошел к зеркалу, то увидел не охранника Александра. Он увидел солдата. Седовласый, с морщинками вокруг глаз, но солдат.

Уходя, он не взглянул на свою квартиру. Он просто вышел с чемоданом и плотно закрыл за собой дверь. Дверь, чтобы успокоиться.

На улице к нему вернулось странное чувство – не страх или сомнение, а ясность. То, которое он испытывал только до начала драки.

Он поймал такси. «Адрес?» – лениво спросил водитель. Александр посмотрел ему прямо в глаза, и впервые за много лет его голос прозвучал твердо и без тени сомнения. «Ты знаешь, где он?»

ГЛАВА 2

Пункт сбора добровольцев оказался не пафосным штабом, а огромным, пропахшим машинным маслом и потом ангаром на окраине города. Воздух гудел от десятков голосов, смешавшихся с рокотом дизельных двигателей. И тут же, посреди этого хаоса, стоял он. Иван, «Борода», как его звали в их старой части. Теперь же на его груди красовались майорские погоны, а лицо, покрытое сетью шрамов и морщин, было непроницаемым, как скала.

Их взгляды встретились через всю длину ангара. Удивление в глазах Ивана сменилось мгновенной вспышкой радости, а затем – тяжелым, каменным пониманием. – Сашка? Черт возьми, Сашка! – его мощный голос перекрыл гул, и он быстрым шагом направился к Александру. Они обнялись, как обнимаются только на войне – коротко, сильно, хлопая друг друга по спинам, скрывая эмоции под маской суровости. – Что ты здесь забыл, старик? Тебе место на даче, с огурцами, а не здесь.

– Я там был. Надоело, – коротко бросил Александр. – Берёшь?

Иван отступил на шаг, изучающе посмотрел на него. – Документы есть? Здоровье? Тебе сколько, сорок пять? Ты с ума сошел? Это тебе не Чечня, тут другие правила. Я тебя не пропущу.

Началось сопротивление. Долгое, упорное. Александр не просил, он давил. Железными аргументами, которые знал только он. – Ты хочешь зелёных пацанов, которые срисутся при первом выстреле? – тихо, чтобы не слышали другие, спросил Александр. – Ты хочешь, чтобы они тебе под ноги путались? Я прошел горнило. Я знаю, что такое война. Не на учениях, а на настоящей. Мне не нужно объяснять, как прятать кишки обратно. Мне не нужно говорить, что стрелять надо в живую цель. Я – готовый солдат. Экономь свои ресурсы, майор.

Иван молчал, его челюсть была сжата. Он смотрел в глаза Александру, видел в них ту самую сталь, которую не купишь и не вырастишь за месяц подготовки. Видел ту самую усталость, которая была и у него. – Черт с тобой, – наконец выдохнул он. – Но если сдохнешь – я на твои похороны не приду. Буду говорить: «Я же предупреждал». Иди, получай экипировку.

Получив новый, пахнущий заводской смазкой камуфляж, Александр вышел в зону ожидания. И тут его сердце сжалось. Они были так молоды. Мальчишки, лет по восемнадцать-двадцать. В их глазах горел огонь – смесь страха, адреналина и наивной веры в то, что они творят историю. Он видел себя двадцатилетнего. И видел их могилы.

Он не сдержался. Подошел к кучке самых громких. – Весело? – его хриплый голос заставил их вздрогнуть. – Романтика? Геройство? Он обвел их взглядом, ледяным и пронзительным. – Вам скажут, что вы помогаете. Но ваша помощь – ноль. Абсолютный ноль. Вы – пушечное мясо. Статистика. Вы даже не поймёте, откуда прилетела пуля, что вас убила. Вы будете лежать в грязи, и ваши кишки будут есть бездомные собаки. Вы будете кричать «мама», когда вам оторвет ногу. А ваши матери получат похоронку и сойдут с ума. Вам это надо? Сейчас последний шанс. Выйти из этих вонючих дверей и остаться живыми.

Тишина повисла густая, как желе. Огонь в глазах у мальчишек погас, сменившись животным ужасом. Через полчаса, когда пришло время грузиться в автобусы, почти треть из той группы добровольцев исчезла. Александр смотрел им вслед без презрения. С облегчением.

Дорога в самолет, сам перелет – все это прошло для Александра в тумане. Но когда шасси коснулись посадочной полосы аэродрома в Санта-Кларе, туман рассеялся. Его ударило.

Его ударило волной воспоминаний. Не картинок, а ощущений.

Глухой грохот минометов. Визг «Града». Крики «Санитара!». Тошнотворный, сладковатый запах крови и гари, который въедается в одежду, в кожу, в самое нутро. Осязаемый вкус страха на языке – медный и горький. Одеяло абсолютной, всепоглощающей усталости, тяжелее любого бронежилета.

Он стоял, опершись на поручень трапа, и дышал, как рыба, выброшенная на берег. Его сердце бешено колотилось. Он всё забыл. Забыл эту первобытную, животную грань бытия. И теперь это возвращалось, накрывая с головой.

Его отвезли на передовую, на командный пункт одной из рот. И когда он, еще не оправившийся, вошел в блиндаж, на него уставились несколько пар бывалых глаз. И снова – тишина. А потом раздался негромкий, хриплый смех.

Из темного угла поднялся коренастый, плечистый мужчина с обритой налысо головой. – Братцы, вы только гляньте! – его губы растянулись в ухмылке. – Призрака из прошлого принесло! Сашка «Тихий»! Решил старость вспомнить?

Это был Миша «Кочет». За ним поднялись еще двое – Серёга «Барс» и молодой парень, которого Александр не знал. – Ну что, дед, – Кочет хлопнул его по плечу, и в этом жесте была вся их общая, пропитанная порохом молодость. – Расскажешь, как в тылу выживал? А потом, может, и правда, вспомним старость. Здесь, скажу я тебе, весело.

Александр посмотрел на их лица. На эти смеющиеся, циничные, но до боли знакомые рожи. И впервые за много дней на его лице тоже появилось подобие улыбки. Горькой, уставшей, но настоящей.

Он был дома.

ГЛАВА 3

Блиндаж КП роты был набит людьми, дымом и напряженным ожиданием. Командир роты, капитан Орлов – сухопарый, нервный мужчина лет тридцати пяти, – стоял у большой засаленной карты, пришпиленной к доске.

– Внимание, «Волки», – его голос был резким, без прикрас. Он кивнул на Александра и его товарищей, явно зная их прозвище еще со времен прошлых войн. – Ваш новый дом – здесь. Деревня Петрово. До войны – райский уголок, сейчас – стратегическая дыра на пути к высоте 314.

Он ткнул пальцем в карту. – Ваш враг – не регулярная армия. Это «Сыны Клары» – повстанцы. Их тактика – грязь, террор и партизанская война. Никаких линий фронта. Они вчера могут быть мирными фермерами, а сегодня – с «калашом» из-за угла. Мины на дорогах, снайперы на чердаках, засады в ущельях. Их главный козырь – знание местности. Ваша задача – не наступать. Ваша задача – удержать Петрово. Не дать им использовать его как плацдарм. Под вашу ответственность попадает и местное население – в основном старики, которые не захотели уезжать. Не станут ли они для повстанцев «глазами» – вопрос открытый.

Когда капитан ушел, в блиндаже повисла тягучая пауза. Её нарушил «Кочет». – Ну что, «Волки», слышали? Нас опять на передовую. Как в старые добрые. – Он достал потрёпанную флягу, отпил и протянул Александру. – Помнишь, Саш? Грозный? Как мы тогда этот квартал держали? Трое суток без сна, а они лезут и лезут.

Александр взял флягу. Тёплая жидкость обожгла горло. И разожгла память. – Помню, – его голос прозвучал тихо, будто издалека. – Помню, как ты, Миша, из гранатомёта по той «Волге» стрелял. Картину ту… Мы тогда под огнём «Барса» тащили, у него нога чуть не оторвана… А он матерился, что сапог новый испортил.

Серёга «Барс», сидевший в углу и чистивший автомат, хрипло рассмеялся. – А помнишь Чечню? Как мы на том заводе засели? «Тихий» тут, значит, на втором этаже с СВД устроился, а мы их, как в тире, в проход заманивали… Молокососы, черти, духом не пахли.

Они сидели и вспоминали. Вспоминали не победы, а моменты, вырванные у смерти. Страшные, нелепые, героические. Каждое воспоминание было кирпичиком в стене их братства. Александр смотрел на них и понимал: они не изменились. Тот же циничный юмор, та же стальная воля под маской бравады. И та же боль в глазах, которую видно только своим.

Но романтики не было. Была лишь костьми въевшаяся в кожу практика выживания.

Их не бросили в бой сразу. Следующие несколько дней стали для Александра временем болезненного и стремительного возвращения. Их перебросили на временную базу «Форпост» в нескольких километрах от Петрово. Это был не ангар, а настоящий военный лагерь, выросший на пустом месте.

Первый же день начался с тактической полосы. Не для галочки. Полоса, повторявшая ландшафт вокруг Петрово: овраги, развалины, подозрительные тропы. Александр, несмотря на возраст и долгий перерыв, прошел её на удивление легко. Тело, хоть и протестовало мышечной болью, помнило каждое движение: как правильно перекатываться за укрытие, как дышать при броске, как распределять вес. Это была не тренировка, это было пробуждение мышечной памяти.

Затем – изучение местности. Они облазили каждую складку земли вокруг Петрово. Александр заставлял себя быть губкой, впитывая каждую деталь: где овраг делает крутой поворот, удобный для засады, где стоит полуразрушенный сарай с хорошим обзором, какие поля подходят для скрытного подхода. – Смотрите, – говорил он молодым солдатам, прикомандированным к их группе, – вот этот кусок дороги простреливается с той высотки. А вот этот подвал в крайнем доме – идеальная огневая. Запоминайте. Это спасёт вам жизнь.

Вечерами, в палатке, они не пили и не пели песен. Они разрабатывали свою тактику. «Кочет», как главный «тактик», раскидывал на столе карандаши, изображая силы. – Стандартную оборону они ждут. А мы им подкинем сюрприз. – Он передвинул один из карандашей. – «Барс» с пулемётом – здесь, на колокольне. Главная сила. А мы с «Тихим» и парочкой пацанов – не в окопах, а здесь и здесь. – Он ткнул в два других карандаша, стоящих в стороне. – Карман. Впустим их, создадим видимость сопротивления, а потом – хлоп. Удар с флангов.

Александр молча кивал, внося правки. Его опыт подсказывал слабые места. Он вспоминал, как они действовали двадцать лет назад, и адаптировал это под новые условия, под нового врага.

Это была не просто подготовка. Это был ритуал. Они не просто вспоминали старые навыки – они заново отливали из расплавленного металла прошлого новый, острый как бритва, клинок. И с каждым днём Александр чувствовал, как призрак гражданского человека по имени Александр отступает, а на его место возвращается «Тихий» – холодный, расчетливый и смертельно опасный профессионал.

Он смотрел на заходящее над Петрово солнце. Затишье подходило к концу. Скоро начнется буря. И он был к ней готов.

ГЛАВА 4

Их тактика, такая красивая на бумаге, провалилась в первые же сутки. Не из-за ошибок в расчётах, а из-за простой, животной жестокости этого места.

Утро было туманным и неестественно тихим. Они только заняли позиции вокруг Петрово, согласно плану «Карман». Александр с двумя молодыми бойцами – рыжим Артёмом и молчаливым Виктором – затаился в развалинах хлева на восточной окраине. «Кочет» с группой был в центре, имитируя основную оборону, а «Барс» с пулемётом на колокольне был их козырем.

И тогда они их увидели. Не боевиков в камуфляже, а обычных людей. Женщины в платках, старик с клюкой, несколько подростков. Они шли по пыльной дороге, неся белые тряпки на палках. Плакали, кричали что-то на местном диалекте о голоде и жалости.

– Гражданские… – прошептал Артём, и в его голосе была надежда. Он опустил ствол автомата.

Александр почувствовал ледяную червячину у себя за спиной. Что-то было не так. Слишком прямо они шли. Слишком громко кричали. – Не двигаться! – скомандовал он, но было уже поздно.

В двадцати метрах от их укрытия «мирные жители» замерли. И в тишине прозвучал один-единственный, отчётливый щелчок. Старик отбросил клюку, его сгорбленная спина выпрямилась. Из-под плащей у женщин появились автоматы. Это длилось долю секунды. Из безобидной толпы они превратились в смертоносный рой.

– Засада!

Первая очередь прошила брёвна над головой Александра. Он вжался в землю, крича в рацию: «Кочет, не стреляй! Свои в секторе!» Но хаос был полный. Он видел, как Артём, не успевший среагировать, получил очередь в грудь и беззвучно рухнул. Виктор попытался отползти, но пуля снайпера, спрятанного бог знает где, ударила ему в голову.

Ад. Крики, стрельба, дым. Их продуманный «карман» стал ловушкой. Они стреляли почти вслепую, боясь попасть в своих. Боевики, использовав гражданских как живой щит, отступили так же быстро, как и появились, оставив на земле троих своих убитых и двоих их, Александра, пацанов.

Когда стихло, в ушах стоял оглушительный звон. Александр, с окровавленным лицом от осколков кирпича, подполз к Артёму. Тот смотрел в небо стеклянными, удивлёнными глазами. Ему не было и двадцати.

– Суки… – хрипел «Кочет», подбегая к ним. Его лицо было искажено яростью. – Гадюшник… Мы в гадюшнике.

Они собрались в самом крепком здании – бывшей школе. Тела Артёма и Виктора перенесли в подвал. Теперь их было одиннадцать. Одиннадцать против невидимого врага, который играет без правил. И тишина. Рация молчала. Помощи не будет. Капитан Орлов холодно сообщил: «Держитесь. Резервы будут не раньше чем через неделю. Вы «Волки». Справьтесь».

Следующие часы прошли в лихорадочной деятельности, прерываемой вспышками отчаяния и гнева. Они не успели как следует укрепиться, и теперь приходилось навёрстывать упущенное под постоянным психологическим давлением.

– Они проверяют нас, – хрипло сказал Александр, помогая затаскивать мешки с песком к окнам второго этажа. – Сейчас будут смотреть, как мы отреагируем на потери.

Он оказался прав. Едва они начали устанавливать растяжки на подступах, как с запада донёсся рёв мотора. Старый грузовик, не снижая скорости, промчался по дальнему краю деревни. Из кузова полетели гранаты. Не чтобы попасть, а чтобы напугать. Показать: мы здесь, мы видим вас, вы в клетке.

Снаряды разорвались в огородах, подняв столбы грязи. Никто не пострадал, но нервное напряжение достигло пика.

Вечером, когда основные работы были закончены, они сидели в темноте классной комнаты, при свете одной коптилки. Молодые бойцы, их было пятеро, смотрели в пустоту. Шок от гибели товарищей и осознание изоляции давили на них сильнее любого врага.

– Слушайте сюда, – голос Александра прозвучал в тишине тихо, но с такой железной силой, что все повернулись к нему. – Они убили не Артёма и Виктора. Они убили нашу веру в «правила». Хорошо. Теперь мы знаем. Здесь нет гражданских. Здесь есть враги и мясо. Запомните их лица. Запомните этот день.

Он обвёл взглядом каждого. – Они думают, что сломали нас. Они думают, что мы теперь будем бояться тени. Они ошибаются. Мы – «Волки». Нас загнали в угол. А загнанный в угол волк – самое опасное животное на свете. Они сами подписали себе приговор.

В его словах не было пафоса. Только холодная, безжалостная уверенность. И она, как ни странно, начала возвращать бойцам почву под ногами. Не надежду, нет. Но ярость. Чёткое, осознанное желание выжить и отомстить.

Ночь они просидели в полной темноте, вслушиваясь в каждый шорох. Александр не спал. Он смотрел в зарешечённое окно на тёмные 轮廓ы домов. Он снова был там, на своей старой войне. Там, где выживает не тот, кто сильнее стреляет, а тот, кто хладнокровнее думает. И он знал – завтра начнется настоящая охота.

ГЛАВА 5

Прощание было быстрым и без лишних слов. Никаких объятий или напутствий. Они просто разошлись по своим позициям, как шестеренки в смертоносном механизме. Одиннадцать человек, растянутых по периметру Петрово. Их миром стала рация, ее шипение и краткие, лишенные эмоций доклады.

– «Волк-1», сектор чист. – «Волк-2», ничего не происходит. – «Волк-3», принял.

Александр, «Тихий», занял позицию на втором этаже старого сельсовета. Окно было заложено мешками с песком, оставлена лишь узкая бойница. Его мир сузился до куска пыльной дороги, покосившегося забора и трубы на краю леса. Его вселенная была размером три на четыре сотни метров.

Первая ночь была самой долгой. Каждый шорох казался крадущимся шагом, каждый треск ветки – щелчком предохранителя. Он не спал. Он наблюдал. Глаза слипались, тело ныло от усталости, но разум был обострен до предела. Он пил воду, жевал пресный сухарь и смотрел в ночь, пока за горизонтом не проступила бледная полоска рассвета.

С рассветом начался новый день, ничем не отличавшийся от предыдущего. Рутина стала их новой тактикой.

Утро. Подъем еще затемно. Холодная вода на лицо. Проверка оружия. Смена дозорного. «Барс» на колокольне сменял одного из молодых. Доклад по рации.

День. Бесконечное наблюдение. Солнце медленно ползло по небу, отбрасывая длинные, меняющиеся тени. Александр заставлял себя менять точку обзора каждые полчаса, чтобы не затекали мышцы и не притуплялось внимание. Он мысленно составлял карту каждого куста, каждого камня, отмечал, где вчера сидела ворона, а сегодня ее нет. Любое изменение могло быть знаком.

Вечер. Тактические тренировки. Они не могли выходить на улицу, поэтому тренировались внутри. Отработка смены позиций в здании, сигналы руками, скоростная перезарядка оружия в темноте. Молодые бойцы, поначалу нервные и скованные, под присмотром ветеранов начинали двигаться как части одного целого. Страх постепенно трансформировался в автоматизм.

Ночь. Снова дозор. Снова бесконечное вглядывание во тьму. Снова шипение рации и лаконичные доклады.

Дни сливались в одно монотонное, напряженное пятно. Враг не показывался. Эта тишина была страшнее любого боя. Она давила на психику, заставляя сомневаться в собственном здравом уме. Молодой боец по позывному «Студент» однажды ночью начал стрелять по движущейся тени – это оказался бродячий кот. Его отчитали, но все его понимали.

Александр чувствовал, как эта рутина меняет их всех. Острые углы страха и ярости стачивались, превращаясь в холодную, обезличенную решимость. Они почти не разговаривали, даже когда собирались вместе для приема пищи. Не было тем для разговоров. Вся их жизнь, все их мысли свелись к одному – к сектору обзора, к чистоте ствола, к звуку в эфире.

Они не хоронили товарищей. Тела лежали в прохладном подвале, завернутые в брезент. Это был не акт жестокости, а суровая необходимость. Их могли похоронить только с прибытием подкрепления. И эта мысль, как тяжелый камень, лежала на душе у каждого. Мертвые были здесь, с ними, безмолвное напоминание о цене ошибки.

Прошла неделя. Помощи не было. Рация молчала. Они были одни в этом заброшенном клочке земли, затерянные в времени, где единственной реальностью было бесконечное ожидание. Они не были солдатами. Они были часами, тикающими в пустоте, чей механизм вот-вот должен был сорваться.

Александр стоял у своей бойницы, глядя на заходящее солнце. Он уже почти не помнил вкус нормальной еды, запах свежего белья, звук смеха. Его прошлая жизнь стерлась, как надпись на песке. Остался только долг. Ожидание. И тихий, неумолимый счетчик в голове, отсчитывающий секунды до того момента, когда тишина наконец взорвется.

ГЛАВА 6

На одиннадцатый день они начали считать крошки. Сухари закончились, оставались только сгущенка, несколько пачек гречки и ощущение пустоты в желудке, которое стало их новой нормой.

– Штаб, это «Волк-1», прием, – голос «Кочета» в рации был хриплым от бессонницы и безысходности. – Повторяю: «Волк-1» вызывает штаб. У нас критическая ситуация с провизией. Воды осталось на два дня. Патронов… хватит. Но жрать нечего. Как слышите? Прием.

В ответ – лишь мертвая, безжизненная тишина в эфире. Они были отрезаны. Брошены.

Александр сидел на полу, прислонившись к мешкам с песком, и чистил затвор своего автомата тряпкой. Каждое движение было выверенным, почти ритуальным. Это был единственный способ сохранить рассудок. Внезапно его рука замерла. Он не услышал, а скорее почувствовал – легкий, низкочастотный гул, больше похожий на вибрацию земли, чем на звук.

– В укрытие! – его крик сорвался одновременно с оглушительным ревом.

Свист. Долгий, пронзительный, разрывающий душу. Он нарастал с каждой долей секунды, заполняя собой вселенную.

БА-БАХ!

Первый снаряд угодил в край школьного двора, метров за пятьдесят от их укрытия. Земля вздыбилась черным фонтаном грязи, камней и дыма. Ударная волна вкатилась в здание, осыпая их штукатуркой и пылью.

– Все живы? – закричал Александр, вжимаясь в пол.

– «Волк-2» жив! – тут же отозвался «Барс» с колокольни. – «Волк-3», здесь все в порядке! – «Волк-4»…

Его доклад утонул в новом адском грохоте. Второй снаряд разорвался ближе, на дороге. Третий – совсем рядом, снес угол соседнего дома. Грохот был оглушительным. Стеклянная пыль сыпалась с окон, стены содрогались. Воздух стал густым, едким, пахло гарью и распалённым металлом.

– Минометы! – крикнул «Кочет» в рацию, его голос был полон не ярости, а странного облегчения. Наконец-то закончилось ожидание. – Трое, суки! С северо-востока! «Барс», видишь что-нибудь?! – Ничего! Сплошная стена леса! – доложил пулеметчик. – Жду пехоту!