Пепел Фаэтона

– Китайцы знают?

– Не похоже. Но если это правда, у них есть собственные наблюдательные программы. Они могут обнаружить аномалии независимо.

– Русские?

– То же самое.

Генерал Стоун встал, начал ходить по комнате. Он был высоким мужчиной, пятидесяти шести лет, с седыми волосами и холодными карими глазами. Он провёл тридцать четыре года в военной разведке, из них последние двенадцать – сосредоточившись на космических угрозах.

Его работа была предотвращать сценарии, о которых большинство людей не думали. Астероидные удары. Солнечные бури. Космические обломки. Враждебные действия других наций в космосе.

И теперь – это. Доказательство продвинутой технологии, способной уничтожить планету.

– Какие технологии они нашли? – спросил он.

Полковник Мартинес вывел список на экран.

– Пока что в основном записывающие устройства. Таблички с текстами. Одна более крупная машина неизвестного назначения. Ничего, что кажется функциональным после шестидесяти пяти миллионов лет.

– Но принципы могут быть воспроизведены.

– Теоретически, да. Если мы сможем понять, как они работали.

– А если мы сможем, то и другие смогут.

– Да, сэр.

Генерал Стоун остановился перед экраном, показывающим изображение артефакта, покрытого символами.

– Гонка началась, – сказал он тихо. – Кто бы ни расшифровал эти тексты первым, кто бы ни воспроизвёл эти технологии первым, получит невообразимое преимущество. Может быть, решающее.

– Что вы рекомендуете, сэр?

Генерал Стоун повернулся к полковнику.

– Немедленная засекречивание всей информации о миссии "Фаэтон-1". Уровень выше сверхсекретного. Только персонал с допуском и абсолютной необходимостью знать.

– Команда "Икара" не будет счастлива. Они учёные. Хотят публиковать.

– Их счастье не моя забота. Национальная безопасность – моя забота.

– А если они откажутся соблюдать засекречивание?

Генерал Стоун колебался только секунду.

– Тогда мы напомним им, что они работают под контрактом с правительством США. Что они подписали соглашения о неразглашении. Что нарушение этих соглашений является федеральным преступлением.

– И если это не сработает?

– Тогда мы используем другие методы.

Полковник Мартинес не спрашивал, какие методы. Он знал генерала Стоуна достаточно долго.

– Я подготовлю директивы, сэр.

– Хорошо. И полковник?

– Да, сэр?

– Начните планировать собственную миссию. Секретную. Мы не можем полагаться на гражданских учёных для такого критического исследования. Нам нужна военная экспедиция к этим астероидам. Для сбора образцов, технологий, всего, что может быть оружием.

– Это займёт время, сэр. Годы для проектирования и запуска.

– Тогда начните немедленно.

Полковник Мартинес кивнул, начал делать заметки.

Генерал Стоун вернулся к экрану, к изображению древнего артефакта.

Шестьдесят пять миллионов лет, думал он. Шестьдесят пять миллионов лет эти технологии лежали там, ожидая. И теперь человечество их нашло.

Вопрос был: кто получит их первым?

США должны были. Для национальной безопасности. Для глобальной стабильности.

Даже если это означало скрыть величайшее открытие в истории от остального мира.

Даже если это означало предать принципы открытой науки.

Безопасность превыше всего. Всегда.

Это был девиз, которым он жил. И которым он умрёт, если потребуется.

Корабль "Икар", пояс астероидов

Пять дней спустя

Капитан Ирина Соколова прочитала сообщение от директора Чэнь третий раз, пытаясь понять смысл между строк.

Поздравления команде. Признание важности открытий. Просьба продолжать исследования.

И затем – критический параграф:

"Учитывая экстраординарную природу ваших открытий и потенциальные импликации для глобального общества, мы просим команду "Икара" воздержаться от публичных заявлений или публикаций до завершения полного анализа научным комитетом на Земле. Это временное ограничение, необходимое для обеспечения точности данных и подготовки надлежащего контекста для общественности. Ваше сотрудничество в этом вопросе критически важно."

Ирина знала эвфемизмы, когда видела их. "Воздержаться от публичных заявлений" означало "держать рот на замке". "Временное ограничение" означало "неопределённый период засекречивания". "Ваше сотрудничество критически важно" означало "делайте, что вам говорят, или будут последствия".

Она вздохнула. Провела рукой по лицу. Знала, что это придёт. Открытие такого масштаба не могло оставаться чисто научным. Политика была неизбежна.

Но надеялась на лучшее.

Теперь ей нужно было сообщить команде. И она знала, как они отреагируют.

Она созвала собрание через час.

Конференц-зал "Икара" был напряжённым. Все шестеро членов команды присутствовали, все читали сообщение на экране.

Джеймс был первым, кто заговорил:

– Это шутка? Они просят нас скрывать величайшее научное открытие в истории?

– Они не просят нас скрывать, – сказала Ирина осторожно. – Они просят нас ждать.

– До когда? До тех пор, пока политики не решат, как это использовать? До тех пор, пока военные не заберут все артефакты для своих секретных программ?

– Джеймс, я понимаю твоё разочарование…

– Разочарование? – Джеймс встал. – Это не разочарование. Это предательство. Мы сделали это открытие. Мы рисковали жизнями. И теперь они хотят украсть это у нас?

– Никто ничего не крадёт, – возразила Ирина. – Это временная мера.

– Временная, – пробормотал Томас. – Я работал с правительственными засекречиваниями раньше. "Временно" часто означает "навсегда".

Елена молчала, но её лицо было мрачным. Она знала, что это может произойти. Предупреждала об этом в своём отчёте. Но надеялась, что ошибается.

Сара выглядела разорванной.

– Может быть, у них есть причины? Может быть, они правы, что общественность не готова?

– Общественность никогда не "готова" к революционному знанию, – возразил Джеймс. – Но это не даёт нам права скрывать истину. Наука основана на открытости. На обмене знаниями. Если мы начинаем засекречивать открытия, мы перестаём быть учёными.

– Но если раскрытие вызовет панику? Нестабильность? – настаивала Сара. – Разве мы не несём ответственности за последствия?

– Наша ответственность – к истине, – сказала Елена тихо. Все повернулись к ней. Она редко говорила на собраниях, предпочитая слушать. Но когда говорила, её слова имели вес.

– Мы нашли доказательство существования другой цивилизации. Цивилизации, которая уничтожила себя. Это не просто научный факт. Это предупреждение. И человечество имеет право на это предупреждение. Все человечество. Не только политики. Не только военные. Все.

– Легко говорить о принципах, – сказал Маркус, который молчал до сих пор. – Но в реальном мире принципы сталкиваются с последствиями. Если мы ослушаемся приказа, нас могут отозвать. Миссия может быть прекращена. Всё, что мы нашли, может быть конфисковано.

– Тогда мы должны обнародовать это первыми, – сказал Джеймс. – Отправить данные не только в Центр управления, но и напрямую в научные журналы. Медиа. Открыть информацию так широко, что её невозможно будет засекретить.

– Это нарушило бы наши контракты, – предупредила Ирина. – Мы подписали соглашения о неразглашении. Юридически обязаны следовать протоколам.

– Протоколы, написанные для защиты правительственных секретов, а не для сокрытия истины от человечества.

– Юридически это не имеет значения.

Дебаты продолжались час. Аргументы за немедленное раскрытие. Против. Компромиссы. Угрозы. Обещания.

В конце концов, Ирина потребовала голосования.

– Вопрос прост: следуем ли мы директиве Земли и ждём разрешения на публикацию, или мы действуем независимо и обнародуем данные сейчас?

– Это не должно быть голосованием, – сказал Джеймс. – Это вопрос этики. Истины против цензуры.

– Но мы не диктатура, – ответила Ирина. – Мы команда. И команда решает вместе.

Она подняла руку.

– Все за следование директиве Земли и ожидание разрешения?

Три руки поднялись: Ирина, Маркус, Сара.

– Против?

Две руки: Джеймс и Томас.

Все посмотрели на Елену. Она не подняла руку ни за, ни против.

– Елена? – спросила Ирина.

Елена смотрела на стол, её лицо было непроницаемым.

– Я воздерживаюсь.

– Ты должна выбрать.

– Я не могу. – Елена подняла глаза. – Потому что обе стороны правы. Джеймс прав, что наука требует открытости. Но Сара права, что мы должны думать о последствиях. Ирина права, что у нас есть юридические обязательства. Но Томас прав, что некоторые истины выше закона.

– Это не помогает нам решить, – сказала Ирина.

– Я знаю. – Елена встала. – Но вот что я скажу. Если вы решите следовать директиве, я подчинюсь. Я не буду публиковать без разрешения. Но я также не буду молчать навсегда. Если через разумное время – скажем, три месяца – разрешение не будет дано, я оставляю за собой право действовать независимо.

– Что может означать тюрьму, – предупредила Ирина.

– Тогда тюрьма. – Елена посмотрела на всех. – Некоторые вещи важнее личной безопасности. Это одна из них.

Тишина.

Затем Джеймс медленно кивнул.

– Три месяца. Это справедливый компромисс. Я согласен.

Томас также кивнул.

– Согласен.

Ирина вздохнула.

– Хорошо. Три месяца. Мы ждём официального разрешения. Но продолжаем исследования. Собираем больше данных. Готовим более полный отчёт. И через три месяца, если разрешение не придёт, мы пересматриваем наше решение.

– Голосование? – спросил Маркус.

– Не нужно. – Ирина посмотрела на каждого члена команды. – Я принимаю это как командирское решение. Три месяца. Затем мы действуем, независимо от директив Земли.

Собрание закончилось. Но напряжение осталось.

Команда "Икара" была разделена. Не открыто враждебно, но с трещинами, которые не были там раньше.

Трещины между наукой и политикой. Между истиной и безопасностью. Между долгом и совестью.

И эти трещины только расширятся в следующие месяцы.

Белый дом, Вашингтон

Две недели спустя

Президент Соединённых Штатов Роберт Харрисон сидел в Овальном кабинете, слушая брифинг от своего научного советника доктора Элизабет Кармайкл и директора национальной безопасности Марка Вайнберга.

Два часа они объясняли открытия миссии "Фаэтон-1". Показывали изображения артефактов. Описывали орбитальные расчёты. Излагали гипотезу о разрушенной планете и её связи с вымиранием динозавров.

Президент Харрисон слушал молча, его лицо не выражало эмоций. Он был политиком сорок лет, губернатором восемь лет, президентом три года. Научился контролировать свои реакции, не показывать удивления или шока.

Но внутри он чувствовал оба.

Когда брифинг закончился, он откинулся в кресле.

– Давайте я правильно понял. Вы говорите мне, что на пятой планете солнечной системы – которая больше не существует – жила цивилизация разумных динозавров, которые уничтожили свою планету шестьдесят пять миллионов лет назад, и обломки этой планеты убили всех настоящих динозавров на Земле, что позволило млекопитающим эволюционировать, что в конечном итоге привело к нам. Это правильное резюме?

– По сути, да, господин президент, – сказала доктор Кармайкл.

– Это звучит как плохой научно-фантастический фильм.

– Я понимаю скептицизм, сэр. Но данные убедительны. Научное сообщество, которое их рецензировало, согласно.

Президент Харрисон встал, подошёл к окну. За ним был Розовый сад, зелёный и мирный под утренним солнцем.

– Каковы риски, если мы обнародуем это?

Вайнберг, директор национальной безопасности, откашлялся.

– Значительные, господин президент. Социальная нестабильность. Религиозные кризисы – многие вероисповедания не легко примут доказательство инопланетной жизни, особенно той, что предшествовала человечеству. Экономическая паника – рынки не любят неопределённость. Геополитическая напряжённость – другие нации захотят доступ к этим артефактам и технологиям.

– А если мы не обнародуем?

– Краткосрочно – стабильность. Долгосрочно – риск утечки, который может быть хуже контролируемого раскрытия.

Президент повернулся к своему научному советнику.

– Доктор Кармайкл, ваше мнение?

– Господин президент, как учёный, я верю в открытость. Знание принадлежит человечеству, не правительствам. Но как ваш советник, я признаю сложность ситуации. Это беспрецедентно. Нет руководства. Нет протокола.

– Вы не помогаете мне решить.

– Потому что нет правильного ответа, сэр. Только выборы с последствиями.

Президент Харрисон вернулся к столу, сел.

– Хорошо. Вот мое решение. Мы обнародуем. Но контролируемо. Постепенно. Сначала – консультации с союзниками. Великобритания, Европейский Союз, Япония. Затем – Китай и Россия. Мы делаем это совместным объявлением, международным усилием. Показываем единство.

– Это займёт время, сэр, – предупредил Вайнберг. – Недели, может быть месяцы дипломатии.

– Тогда у нас есть работа. – Президент посмотрел на обоих. – Но мы будем делать это правильно. Прозрачно. С уважением к науке и к общественности. Понятно?

– Да, господин президент.

– Хорошо. Доктор Кармайкл, вы свяжетесь с вашими коллегами в других странах. Начните неформальные консультации. Вайнберг, подготовьте план безопасности для защиты артефактов и данных. Я не хочу, чтобы это превратилось в гонку вооружений.

– Понятно, сэр.

Они поднялись, чтобы уйти. Но у двери президент окликнул:

– Доктор Кармайкл?

– Да, сэр?

– Эти рептилоиды. Они действительно уничтожили свою планету?

– Это наиболее вероятное объяснение, да.

– Почему?

– Мы не знаем точно. Возможно, война. Возможно, авария. Возможно, безрассудство.

Президент Харрисон кивнул медленно.

– Убедитесь, что когда мы объявим это, мы подчеркнём эту часть. Предупреждение. Они имели технологию планетарного масштаба и использовали её неправильно. Мы должны учиться на их ошибке.

– Я включу это в коммуникационную стратегию, сэр.

– Хорошо. Спасибо.

Они ушли. Президент остался один в Овальном кабинете, глядя на документы на столе.

Инопланетная цивилизация. Разрушенная планета. Предупреждение через миллионы лет.

История, которая изменит мир.

Он только надеялся, что изменит к лучшему.

Корабль "Икар", пояс астероидов

Один месяц спустя

Елена плавала в центральной секции "Икара", в зоне нулевой гравитации, глядя через большое панорамное окно на звёзды. Она часто приходила сюда в последние недели, когда нужно было подумать, уйти от напряжения и конфликтов, которые пронизывали корабль.

Месяц прошёл с того собрания, где они решили ждать. Месяц без разрешения с Земли. Без прогресса. Только повторяющиеся сообщения: "Продолжайте исследования. Ждите инструкций. Будьте терпеливы."

Терпение истощалось.

Джеймс становился всё более раздражённым, открыто критикуя "предательство" научных принципов. Томас был мрачным, погружённым в работу над расшифровкой текстов, избегая социального взаимодействия. Сара разрывалась между лояльностью к науке и страхом последствий. Маркус оставался прагматичным, но даже он начинал сомневаться в мудрости ожидания.

Ирина держалась, поддерживая дисциплину, но Елена видела напряжение в её глазах, усталость, которая приходила от балансирования между командованием и командой.

А сама Елена… она не знала, что чувствовала. Гнев на засекречивание. Понимание причин. Разочарование в задержке. Страх за будущее.

Она думала о рептилоидах. О Сс'рахке, чей дневник Томас частично расшифровал. Учёный, который предупреждал свою цивилизацию об опасности их технологий. Который был проигнорирован. Который записал последние моменты своего мира, надеясь, что кто-то узнает.

Они узнали. Но что они сделают с этим знанием?

– Елена?

Она обернулась. Джеймс подплыл к ней, закрепился рядом с поручнем.

– Можем поговорить?

– Конечно.

Они молчали минуту, оба глядя на звёзды.

Затем Джеймс сказал:

– Я принял решение. Через два месяца, когда истечёт наш трёхмесячный компромисс, я обнародую данные. Независимо от того, что скажет Земля.

Елена посмотрела на него.

– Ты понимаешь последствия?

– Полностью. Меня могут арестовать, когда мы вернёмся. Лишить лицензии. Возможно, тюрьма.

– Тогда почему?

Джеймс повернулся к ней, его глаза были серьёзны.

– Потому что если я не сделаю этого, я не смогу жить с собой. Я стал учёным, потому что верил в силу знания. В его способность менять мир к лучшему. Если я скрою величайшее открытие в истории из страха или удобства, я предам всё, во что верил.

Елена понимала. Чувствовала то же самое. Но также чувствовала вес ответственности. Последствия выбора.

– А если твоё раскрытие вызовет панику? Нестабильность? Если люди умрут из-за хаоса, который ты запустишь?

– Тогда это будет на моей совести. – Джеймс не отводил взгляда. – Но если я останусь молчать, и человечество повторит ошибку рептилоидов, потому что никто не предупредил их… это тоже будет на моей совести. Я выбираю риск правды над безопасностью лжи.

– Это не ложь. Это отсрочка.

– Отсрочка, которая может стать постоянной. Ты действительно веришь, что они позволят нам опубликовать? Когда-нибудь?

Елена не ответила. Потому что не знала.

Джеймс коснулся её руки.

– Я не прошу тебя присоединиться ко мне. Не прошу рисковать. Но хочу, чтобы ты знала: я делаю это. Через два месяца. И ничто не остановит меня.

Он подплыл прочь, оставив Елену одну со звёздами и её мыслями.

Она знала: он был прав. В принципе. Истина должна была быть раскрыта.

Но также знала: это будет иметь последствия. Для него. Для команды. Для мира.

Вопрос был: какие последствия будут хуже? Раскрытие или сокрытие?

Она не знала ответа.

Но время для решения приближалось. Два месяца. Восемь недель. Пятьдесят шесть дней.

А затем выбор будет сделан. Независимо от того, были ли они готовы или нет.

История не ждала готовности. Она просто разворачивалась, увлекая всех в своём потоке.

И они могли только надеяться, что поток не утопит их.

Центр космической разведки DARPA, секретная локация

Шесть недель спустя

Генерал Дэвид Стоун стоял перед большим экраном в защищённом брифинг-зале. На экране была трёхмерная модель пояса астероидов, с отмеченными красным астероидами, содержащими артефакты рептилоидов.

Вокруг стола сидели двенадцать человек – специалисты по космической безопасности, учёные с допуском, военные стратеги. Все имели один вопрос: что делать с открытиями "Фаэтона-1"?

– Господа, дамы, – начал генерал Стоун, – последние три месяца мы наблюдали за ситуацией. Позволяли дипломатии развиваться. Надеялись на международный консенсус. Этого не произошло.

Он активировал новый слайд, показывающий траектории кораблей.

– Китай запустил секретную миссию к поясу астероидов три недели назад. Официально – для исследования минеральных ресурсов. Неофициально – наши разведданные предполагают, что они нацелены на те же астероиды, что исследовал "Икар".

– Как они узнали о специфических локациях? – спросил один из учёных.

– Утечка. Или независимое открытие. Неважно. Важно то, что мы больше не единственные, кто охотится за этими технологиями.

– Россия?

– Подготавливают собственную миссию. Запуск через два месяца, по нашим оценкам. Европейцы обсуждают совместный проект. Даже Индия выразила интерес.

Генерал Стоун сделал паузу, позволяя информации усвоиться.

– Гонка началась. И мы рискуем проиграть, потому что связали себя дипломатическими любезностями и научной открытостью.

– Что вы предлагаете, генерал? – спросил один из военных стратегов.

– Агрессивную позицию. Мы объявляем эксклюзивную зону вокруг астероидов с артефактами. Предупреждаем другие нации, что вторжение будет рассматриваться как враждебный акт.

– Это нарушит Договор о космосе, – возразил юрист за столом. – Мы не можем претендовать на суверенитет над астероидами.

– Договор был написан, когда космос был пустым, – ответил генерал Стоун. – Ситуация изменилась. Мы имеем дело не с ресурсами, а с технологиями потенциально планетарного оружия. Национальная безопасность превосходит международные соглашения.

– Международное сообщество не примет это.

– Тогда пусть протестуют. Мы делаем что должны для защиты наших интересов.

Дебаты продолжались час. Аргументы за агрессивную позицию. Против. Риски эскалации. Необходимость превосходства.

В конце генерал Стоун подвёл итог:

– Решение не наше принимать. Это для президента и Совета национальной безопасности. Но моя рекомендация ясна: мы должны действовать. Быстро. Решительно. Иначе рискуем потерять доступ к самым важным технологиям, когда-либо открытым.

Он выключил экран.

– Встреча с президентом через два дня. Подготовьте полный брифинг. Все варианты. Все риски. Все возможности.

– Да, сэр.

Когда все начали расходиться, один из военных стратегов задержался.

– Генерал, вопрос.

– Да?

– Команда "Икара". Они стали проблемой?

Генерал Стоун колебался только момент.

– Пока что они сотрудничают. Но разведка предполагает, что некоторые члены команды, особенно доктор Чэнь, планируют несанкционированное раскрытие.

– Что мы делаем, если это произойдёт?

– Мы остановим их. Любыми средствами необходимыми.

– Понятно, сэр.

Стратег ушёл. Генерал Стоун остался один в брифинг-зале, глядя на погасший экран.

Он не хотел быть злодеем. Не хотел подавлять науку или скрывать истину. Но его работа не была быть хорошим. Его работа была защищать нацию.

И если это означало конфликт с учёными, с международным сообществом, даже с собственной совестью… так тому и быть.

Безопасность превыше всего.

Всегда.

Глава 5: Город в камне

Корабль "Икар", пояс астероидов

День 452 миссии

Две недели до истечения трёхмесячного компромисса

Астероид 2067-FH-856 появился на экранах мостика "Икара" как неправильной формы картофелина, медленно вращающаяся в черноте космоса. Даже на расстоянии ста километров было очевидно: это был не обычный астероид. Размер, прежде всего – двенадцать километров в длину, восемь в ширину, пять в высоту. Один из крупнейших объектов в семье Фаэтона, по расчётам Сары.

Но размер был не единственной аномалией. Форма была странной. Большинство астероидов имели неправильные, хаотичные формы – результат миллиардов лет случайных столкновений. Этот же имел структуру. Не совершенно правильную, но определённо неслучайную. Одна сторона была относительно плоской, как если бы когда-то была частью большей поверхности. Другая сторона имела глубокие каньоны, протянувшиеся параллельными линиями.

И спектральный анализ показывал то, что привело их сюда: концентрацию обработанных металлов в несколько раз выше, чем на любом другом исследованном астероиде.

Елена Волкова стояла на мостике рядом с Сарой, глядя на увеличивающееся изображение на главном экране. За её спиной, у консолей управления, работали Ирина Соколова и Маркус Обиа, планируя траекторию сближения. Джеймс и Томас были в своих лабораториях, готовя оборудование для того, что могло стать самой значительной экспедицией миссии.

– Это он, – прошептала Сара, её глаза не отрывались от экрана. – По моим расчётам, это должен был быть один из самых крупных фрагментов коры Фаэтона. Если где-то сохранились целые структуры, то здесь.

Елена кивнула. Последние две недели Сара занималась не только орбитальными расчётами, но и моделированием самого разрушения планеты. Пытаясь понять, как именно Фаэтон распался, какие части были выброшены первыми, какие оставались связанными дольше.

Её выводы были поразительными. При катастрофическом разрушении планеты ядро взрывается первым, высвобождая чудовищную энергию. Мантия разрывается на фрагменты, большинство из которых распыляется на мелкие куски. Но кора – самый внешний, холодный, твёрдый слой – может отколоться большими пластами.

Астероид 2067-FH-856, по расчётам Сары, был одним из таких пластов. Куском континентальной коры Фаэтона размером с небольшую страну, выброшенным почти целиком при взрыве.

И если на Фаэтоне были города, здания, инфраструктура… некоторые из них могли сохраниться на этом фрагменте.