Сердце дракона

Талия Верест

Сердце дракона

Глава 1

Пролог

Небо горело.

Пепел падал, как снег, и ветер пел песни смерти.

На вершинах гор вспыхивали огненные крылья – одно за другим рушились тела драконов, опутанных цепями чар. Люди в сияющих доспехах шагали по выжженной земле, их копья сияли холодным светом магии. Они шли убить само сердце мира.

На каменном плато, где некогда бил родник жизни, стояла она – Королева Драконов. Её чешуя мерцала золотом и кровью, глаза отражали весь огонь неба.

Под её лапами лежал юный дракон – сын, последнее дитя её рода. Он дрожал, прижимая к груди расколотое яйцо, из которого вырывался слабый свет.

– Мама… они идут.

Она подняла голову к небу. В её груди клокотало пламя, древнее, как сама земля.

– Пусть идут. Пусть возьмут, что хотят. Они не знают, что огонь нельзя украсть.

Вой человеческих рогов взорвал тишину. Армия людей подняла мечи, и воздух задрожал от магии.

Королева вздохнула – тяжело, как сама буря, и прижала сына к груди.

– Слушай меня, Ашрейн. Когда моё сердце угаснет, спрячься. Не сражайся. Живи.

– Но без тебя…

– Без меня мир не выживет. Но если ты останешься – в нём останется пламя.

Она взглянула вниз – на людей, и в её глазах впервые промелькнула не ярость, а скорбь.

– Мы дали им свет, – прошептала она. – А они выбрали тьму.

И тогда она подняла голову, расправила крылья – огромные, как шторм, – и взревела.

Звук её голоса расколол горы. Небо ослепло от света.

Маги закричали, когда её сердце вспыхнуло чистым золотом. Пламя хлынуло по земле, сметая всё – стены, башни, армии.

Когда свет угас, не осталось ничего.

Только пепел… и слабое дыхание юного дракона, уносящегося в бурю.

Он оглянулся на пылающие руины.

И впервые дал себе клятву: никогда больше не верить людям.

Глава 2

1 Глава

Лиара живёт у самого подножия горы, где утренние туманы стелются по тропам, как призраки старых легенд.

Она собирает травы, сушит их под навесом и варит отвары для деревенских детей. Все считают её просто знахаркой, тихой и замкнутой.

Но иногда, когда ветер с перевала приносит запах грозы, она чувствует, как под землёй шевелится что-то древнее.

Камни будто дышат, воздух вибрирует, и Лиара слышит – не ушами, а сердцем – шёпот, зовущий её по имени.

Она старается не слушать. Закрывает окна, затыкает уши, разводит огонь, будто пламя способно заглушить древние голоса.

Её единственная мечта – покой. Но гора помнит. И зов не стихает.

Туман сползал с утёсов, будто сама гора выдыхала его из своих недр. Я стояла у порога хижины и слушала, как ветер бродит меж камней. Он шептал что-то неразборчивое, как забытая молитва, и каждый порыв казался эхом – ответом на зов, который я слышала уже несколько ночей подряд.

Я пыталась не думать об этом. Занималась травами, сушила мяту и тысячелистник, ходила к ручью за водой, но чем тише становился день, тем яснее звучал тот голос. Не человеческий – не звериный. Что-то древнее и глубокое, словно сама гора обращалась ко мне.

Я вздрогнула, когда ветер снова прошелестел у порога, и подняла голову – над вершинами мерцал слабый свет, не похожий на звёзды.

– Ерунда, – прошептала я, будто убеждая саму себя. Но мое сердце уже билось быстрее, мне ведь не показалось.

К вечеру не выдержав я собрала в суму нужное – флягу, нож, мешочек с целебными корнями – и, укутавшись потуже, ступила на тропу. Туман сгустился, обволакивая, скрывая камни и деревья. Ветер стал громче, будто радовался моему решению.

Тропа вилась меж серых валунов, едва различимая в густом тумане. Камни под ногами были скользкими, а ветер – будто живым, он то толкал меня в спину, то хватал за края плаща. Я шла, вслушиваясь – в шорох ветра, в капли, что срывались с еловых ветвей, в глухие удары сердца, отдававшиеся где-то под рёбрами гор.

Иногда мне казалось, что зов звучит прямо из-под земли – низкий, протяжный, почти не различимый на слух, но чувствующийся кожей. Он отзывался в ладонях, в висках, в самом воздухе.

Я остановилась, впереди обрыва. Внизу клубился туман, будто кипящее молоко. Где-то в глубине мигнул огонь – или отражение звезды, затерянной в бездне.

– Кто ты? – спросила я, и голос мой растворился, будто гора проглотила слова.

Ответом стал порыв ветра. Он сорвал капюшон с моей головы, ударил в лицо холодом – и в тот миг всё вокруг замерло. Ни звука, ни движения – только тихое, едва уловимое биение.

Бум. Бум.

Сердце горы.

Вдруг пальцы на руках стало покалывать, зажгло – слабое свечение вспыхнуло у меня на коже, словно кто-то под поверхностью разжёг тёплое пламя. Я  вскрикнула, зажала ладони, но свет не угас. Он тек по венам, превращаясь в нити, вплетённые в дыхание ветра.

– Нет… я не хочу, – прошептала я, отступая. Паника и страх окутал с головы до ног. Но магия, которую я так долго подавляла, уже проснулась. И гора слушала меня, как я слушала гору.

На миг мне показалось, что туман дрогнул – впереди открылась узкая расщелина, тёмная, будто вход в чьи-то древние уста. Оттуда тянуло холодом и тем звуком, что звал меня всё это время.

Я стояла у самой расщелины. Туман, словно живой, втягивался внутрь, исчезая без следа, а из глубины доносился низкий гул – не звук даже, а дрожь, отклик в костях. Свет на моих ладонях вспыхнул сильнее, будто кто-то там, внизу, почувствовал мое присутствие и протянул руку в ответ.

Я застыла. Сердце билось так громко, что заглушало ветер.

– Нет, – выдохнула я, как будто меня услышат. – Нет… я не пойду.

Страх захлестнул, острым, холодным приливом. Я резко отступила, хотела бежать, но споткнулась о камень, упала на колени. Магия в пальцах дрогнула и погасла, оставив лёгкий запах озона и гари.

Туман сгустился вокруг. Теперь всё казалось чужим – камни, тропа, даже деревья внизу. Гора молчала. Только ветер – прежний, беззвучный и равнодушный – снова принялся гнать облака над вершинами.

Я поднялась и, не оглядываясь, пошла прочь. Каждый шаг отдавался в теле болью, будто сама земля не хотела меня отпускать.

«Это была ошибка», – твердила я про себя. – «Глупость. Сон наяву».

Когда показалась хижина, небо уже бледнело – рассвет пробивался сквозь серые тучи. Я опустилась у порога, не чувствуя усталости – только пустоту.

Я коснулась ладони – следов света не осталось, но где-то под кожей всё ещё теплился огонь, легкое покалывание и прилив тепла к пальцам.

Я встряхивала руками в воздухе пытаясь избавиться от этого чувства, но ничего не выходило. Оно стало частью меня, руки дрожали.

Утро встретило меня тишиной. Ни ветра, ни пения птиц – будто сама гора затаила дыхание. Я сидела у очага, грея руки над тлеющими углями, и смотрела, как поднимается тонкий дым.

«Это был сон», – шептала я себе снова и снова. – «Просто сон. Я устала, вот и показалось».

Но руки дрожали. На коже всё ещё ощущалось слабое покалывание, будто искры живого пламени не до конца угасли под кожей.

Нужно заняться делом. Я решила перебрать травы, растёрла в ступке сухие корни, приготовила настой. Проверила запасы мазей и настоек, не мешало бы пополнить свои запасы.

Как-нибудь схожу за травами в лес. Каждая мелочь будто напоминала мне: всё вокруг дышит, слушает. Все не уходили воспоминания о вчерашнем, возвращаться в лес не хотелось.

И стоило мне задуматься об этом, как за окном снова поднялся ветер. Не сильный – едва ощутимый, но с ним пришёл тот самый низкий гул. Он будто проник в стены, в сердце, в дыхание.

Я застыла. Сердце стукнуло раз, другой – и страх, холодный и живой, побежал по венам, как чернильная река. Я прижала ладони к груди, пытаясь остановить дрожь.

– Оставь меня… – прошептала, не зная, к кому обращаюсь.

Но зов не смолкал. Наоборот – стал яснее, ближе.

Снаружи послышался звук – будто кто-то ступил  у порога.

Я поднялась, медленно подошла к двери. Сердце колотилось, дыхание сбилось.

Щель между досками позволяла увидеть лишь серый свет.

Никого.

Резкий стук в дверь разорвал тишину. Я вздрогнула, выронила чашу с травами – она звякнула о пол, рассыпав сухие листья. Сердце ухнуло куда-то в пятки.

Стук повторился – настойчивый, тяжёлый, будто в дверь били кулаком.

– Эй! – донёсся мужской голос, хриплый, сбивчивый. – Откройте! Пожалуйста!

Я колебалась несколько секунд. Ни один человек не заходил ко мне  уже много месяцев. Кто мог прийти так высоко в горы, в эту глушь?

Но в голосе звучала отчаянная просьба, и что-то внутри кольнуло – страх смешался с жалостью.

Я медленно подошла к двери, положила руку на щеколду.

– Кто вы? – спросила я тихо, собственный голос показался странным и чужим, я давно не говорила с людьми.

– Прошу… – голос сорвался. – Моя дочь… У неё жар, лекарь из деревни не смог помочь. Я слышал, здесь живёт травница…

Щелчок засовa показался громче ветра. Я открыла дверь.

На пороге стоял мужчина, высокий, бородатый, в промокшей куртке. На плечах – плащ, покрытый инеем. В его глазах стояло отчаяние и усталость.

– Она горит, – выдохнул он, – уже третий день. Я не знал, куда ещё идти.

Я быстро собрала сумку – несколько фляг с настоями, повязки, мешочек с редкими корнями и маленький пузырёк янтарной жидкости, которую берегла для самых тяжёлых случаев.

Накинула плащ, запахнула потуже – и вышла за мужчиной.

Снаружи сразу ударил в лицо дождь. Холодные капли, густые, как стеклянные иглы, хлестали по коже. Небо низко нависло над горами, и гром ворчал где-то вдалеке.

– Где твой дом? – спросила я, пытаясь перекричать ветер.

– У подножья, в долине. Недалеко, если идти быстро.

Он шагал крупно, не оборачиваясь, и я едва поспевала. Тропа, залитая водой, скользила под ногами. Плащ прилип к плечам, а дождь, казалось, не собирался утихать.

Всё вокруг дрожало от ветра, и мне чудилось, что в его порывах снова звучит тот самый зов. Он будто следил за мной – невидимый, но живой.

С каждым шагом я чувствовала, как гора остаётся позади, но её дыхание тянется вслед, как шепот из глубины.

– Как её зовут? – спросила я, стараясь отвлечься от странного чувства.

– Эльна, – ответил мужчина, тяжело дыша. – Ей девять. Всю ночь металась, бредила, звала кого-то…

Я нахмурилась.

– Кого?

Он покачал головой. – Не знаю. Слова были странные. Как будто не по-нашему.

Внутри у меня все похолодело. Магия… С тех пор как убили Королеву Драконов, крупицы магии осталась у Короля и его армии. Но в глуши в деревеньках магия себя проявляет с самой худшей стороны и чаще всего страдают дети.

Дождь усилился, гром перекатился над вершинами, и тьма сгустилась так, что даже факел в руке мужчины дрожал слабым огнём.

Мы вошли в дом, укрываясь от дождя. Вода стекала с плащей, на полу мгновенно образовались лужицы. Мужчина быстро захлопнул дверь и провёл меня в комнату, где горел слабый огонь.

У очага на низкой кровати лежала девочка – бледная, с влажными прядями волос, прилипшими ко лбу. Губы потрескались, дыхание было прерывистым.

– Третий день, – сказал мужчина хрипло. – Лекарь из деревни дал настой, но ей только хуже.

Я опустилась рядом, открыла сумку. Руки дрожали – не от страха, а от усталости и холода.

– Принеси чистую воду, – велела я. – И чистую ткань, что бы обтереть лоб.

Мужчина поспешил исполнить. Пока он возился у очага, я ощупала девочке пульс. Слабый, быстрый. Грудь вздымалась неровно.

Я достала из сумки пузырёк с настоем и несколько трав, растёрла их между ладоней, добавила пару капель мёда.

– Это поможет сбить жар, – тихо сказала я, вливая настой по капле между губами ребёнка.

После этого приложила свою руку к груди девочки. В пальцах почувствовала покалывание и прилив тепла. Зараза, это точно всплеск магии.

Когда мужчина вернулся, я смочила тряпицу и осторожно положила её на лоб девочке.

– Меняй, как только ткань нагреется, – сказала Я. – Пусть пьёт маленькими глотками. Не давай уснуть глубоко, пока не спадёт жар.

Я сидела рядом долго, следя за дыханием. Дождь стучал по крыше, ветер завывал в трубе, и казалось, будто время замедлилось.

Постепенно дыхание девочки стало ровнее, щеки чуть порозовели. Я облегчённо выдохнула и подняла взгляд – мужчина стоял неподвижно, прижимая руки к лицу.

– Спасибо, – прошептал он. – Я думал… не успею.

– Посмотрим утром, – ответила я спокойно. – Её состояние всё ещё тяжёлое.

Он кивнул. Тишина вновь легла между нами. Только дождь за окном продолжал шептать, будто рассказывал что-то горе, что осталась позади.

Я почувствовала усталость, и где-то под ней – ту же тревогу, что не отпускала с ночи. Не магическую, не сверхъестественную – просто внутреннюю, человеческую.

Утро застало нас в тишине.

Дождь стих, только редкие капли ещё стекали с крыши, будто гора выдыхала после ночного шторма. В доме пахло отваром, дымом и сухими травами.

Я сидела у кровати, устало потирая глаза. За окном бледнело небо, серое, как зола. Девочка спала спокойно – лоб сухой, дыхание ровное, щёки вернули себе лёгкий румянец.

Мужчина, притихший у стены, наконец позволил себе вздохнуть.

– Похоже, жар прошёл, – сказала я, проверяя пульс. – Её тело справилось. Ей нужен отдых и лёгкая пища.

– Ты спасла её, – ответил он негромко.

Я  улыбнулась сквозь усталость.

– Я сделала, что могла. Остальное – её сила.

Пока девочка спала, мы разговорились. Мужчину звали Тарен, он жил в соседней долине, у подножья скал. Когда-то работал каменщиком, потом стал пастухом.

Он говорил мало, коротко, будто каждое слово давалось трудно.

– Это не первый случай, – признался он, глядя на огонь. – За последний месяц трое детей слегли с жаром. Сначала думали, простуда, потом – испорченная вода. Но у всех одинаково: жара, бред и один и тот же страх в глазах.

Я нахмурилась.

– Что говорит лекарь из деревни?

– Он разводит руками. Отвары не помогают. Двое выздоровели, но один мальчик… не проснулся.

Я посмотрела на девочку – та тихо спала, будто ничего не было.

– И всё началось недавно? – уточнила Я.

Тарен кивнул. – После обвала на перевале. Говорят, там треснула земля, и с тех пор воздух изменился. Скот гибнет чаще, а птицы не гнездятся.

Он умолк. В комнате стало холоднее, словно снаружи кто-то прошёл по снегу.

Я поднялась, подошла к окну. Туман уже сползал в долину, но вдали, у подножья гор, воздух будто дрожал – лёгкое, едва заметное марево, похожее на дыхание.

– Показалось, – прошептала я, но тревога не отпускала.

Тарен тихо добавил:

– Я видел, как ты лечила её. Не так, как обычные травницы.

Я не стала ответила. Просто опустила взгляд.

Он не стал спрашивать дальше – лишь посмотрел благодарно и сказал:

– Если это снова случится в деревне… ты придёшь?

Я медленно кивнула.

– Да. Думаю да. – сунув руку в карман я достала пузырек с янтарного цвета жидкостью. – если что-то подобное повторится в деревне, давай три капли, не больше и сразу отправляй за мной.

Я шла обратно к своей хижине, когда солнце уже поднималось над горами.

Дождь стих, но следы его оставались повсюду: земля блестела от влаги, с ветвей сосен медленно падали тяжёлые капли, а в воздухе стоял запах сырости, трав и мокрого камня.

Тропа петляла между елями, их стволы темнели, как выточенные из угля. Лес дышал паром, и лёгкая дымка поднималась от земли, клубилась у корней, словно забывший дорогу туман.

Но тишина была странной.

Ни щебета птиц, ни стрекота кузнечиков – даже ветер не касался ветвей. Всё будто затаилось, слушая.

Я остановилась, прислушалась. Слышно было только, как издалека капает вода – редкий, размеренный звук, словно отсчёт времени.

На миг мне показалось, что кто-то идёт следом – лёгкие шаги, осторожные, будто детские. Я обернулась – только мокрая тропа, следы собственных ног и пар, клубящийся у камней.

Сердце сжалось.

«Просто устала», – подумала я, натягивая капюшон. – «После ночи без сна всё кажется живым».

Я ускорила шаг.

Вскоре между деревьями показалась моя хижина – скромная, утопающая в тумане. Крыша блестела от воды, из трубы тонко тянулся дымок. Всё было на месте, но что-то в воздухе изменилось – словно само пространство стало плотнее, настороженнее.

Я остановилась у порога. Лес за спиной по-прежнему молчал.

Даже капли перестали падать.

Я медленно вдохнула влажный воздух, и мне почудилось – где-то далеко, в самой глубине горы, что-то тяжело, протяжно выдохнуло в ответ.

Тихо толкнув дверь, она скрипнула, впуская меня внутрь.

Тепло и знакомый запах встречали с порога – дым от очага, сухие травы, немного мёда и смолы. Здесь всё было своим, надёжным, как старый друг.

Моя хижина была небольшой, но уютной. Узкие полки вдоль стен усыпаны связками сушёных растений – шалфей, зверобой, мята, кровохлёбка. Под потолком висели пучки лаванды, придавая воздуху терпкий аромат. На столе стояли глиняные чаши и стеклянные склянки с настоями – зелёные, янтарные, густо-красные, как капли света.

В углу горел очаг, тихо потрескивая углями. Над ним – закопчённый чайник, от которого поднимался тонкий пар. Рядом – кровать, застеленная шерстяным покрывалом, у ног которой лежала старая книга в кожаном переплёте и пучок свежесобранных трав.

Я сняла плащ, повесила его у двери и с облегчением опустилась на табурет.

Тело ныло от усталости, веки тяжело опускались. Я машинально проверила несколько настоев – привычное движение рук помогало отвлечься.

Всё на месте: банки сухие, крышки плотно закрыты, вода в кувшине чистая.

Я вздохнула.

Ночь была долгой – слишком долгой. В глазах до сих пор стояли картины жара, детского лица и тревоги отца.

Я подошла к окну. Лес за стеклом был неподвижен – влажный, серый, будто вылепленный из тумана.

– Всё хорошо, – тихо сказала я, сама не зная кому. – Всё позади.

Я сняла сапоги, разожгла свечу у изголовья и легла, укрывшись одеялом.

Дыхание постепенно стало ровным.

Но перед тем как уснуть, мне почудилось – где-то за стеной, на границе ветра и сна, слышится низкий гул. Не зов, не голос – просто шорох, будто гора перекатывает во сне свой каменный вздох.

К ночи небо вновь заволокло тучами.

Сначала ветер пробежал меж ветвей, пригибая сосны, потом где-то далеко глухо ударил гром. Тишина перед бурей была почти осязаемой, как глубокий вдох перед криком.

Я спала, но сон мой был тревожным.

Где-то за стеной дождь уже хлестал по крыше, ветер рвал травы у окна. Казалось, хижина качается под тяжестью стихии, и каждый порыв ветра дышит в щели, будто кто-то ищет путь внутрь.

Мне снился лес.

Мокрые стволы сияли, будто отполированные дождём, листья шептались, переговариваясь между собой.

Я стояла босиком на сырой земле – вокруг всё было движением, дыханием, жизнью, но не человеческой.

И в этом шорохе, в перешёптывании капель, начинались слова.

Тихие, тянущиеся, будто из самой глубины корней:

– Слушай… Слушай нас…

Я оглядывалась, но никого не видела. Лес словно жил сам по себе, говорил всеми голосами сразу. Ветви тянулись, туман струился меж стволов, и в нём мелькали силуэты – не люди, не звери, просто отблески, дыхание.

– Гора помнит… Гора ждёт…

Я хотела спросить, кто говорит, но губы не слушались.

Внезапно гром ударил где-то рядом, и свет молнии прорезал тьму – на миг осветив лицо, спрятанное в тумане.

Молодое, печальное, с глазами, как у ребёнка, но древними, как скалы.

Я вскрикнула – и проснулась.

Гроза бушевала за окном. Дождь стучал в ставни, а молнии на миг озаряли хижину.

Я села на кровати, сердце колотилось. Воздух был пропитан запахом сырости и дыма.

Тишина между раскатами грома казалась слишком живой, будто лес снаружи всё ещё шептал.

– Слушай… – все еще гудело в моих ушах.

Хижина дрожала от ветра, ставни гремели, дождь хлестал по крыше так, будто сама буря пыталась её остановить.

Но Я больше не могла сидеть, слушая шорохи, что отзывались в голове.

Довольно.

Я вскочила, зажгла свечу, быстро собрала сумку. Вложила туда то, без чего не выжить в пути: нож, сушёные травы, флягу, немного хлеба, настой против простуды и маленький амулет из кости, когда-то подаренный старым учителем.

Огонь свечи дрожал, вырываясь из воска тонкой каплей света.

– Если гора чего-то хочет, пусть скажет прямо, – прошептала она, натягивая плащ. – Я иду сама.

Дверь открылась с глухим стоном, и сразу же в лицо ударил дождь. Ледяные капли хлестали по коже, мгновенно пропитывая одежду.

Ветер рвал капюшон, плескал грязью под ноги, но я не остановлюсь.

Ночь была почти черна. Молнии резали небо, выхватывая из мрака силуэты сосен и мокрые камни тропы. Гром гремел над самой головой, будто кто-то гигантский ступал по вершинам.

Я шла, прижимая сумку к боку, чувствуя, как в груди пульсирует странная смесь страха и решимости. Каждое сердцебиение отзывалось в горах – эхом, гулом, зовом.

Лес, казалось, расступался передо мной, словно сам хотел показать дорогу.

Гроза ревела, но в шуме дождя, среди грохота грома мне слышалось другое – знакомое, настойчивое дыхание.

Не слова, не зов – просто ритм, будто сама гора выстукивала мои шаги.

И я шагала в эту тьму, туда, где ночь смыкалась с облаками

Дождь не утихал. Казалось, небо разорвалось и проливается на землю без конца. Вода стекала по лицу, по рукам, забивалась в сапоги, но я продолжала идти, цепляясь за скользкие камни и мокрые корни.В грозу камни слишком скользкие и по ним опасно ступать, но я знала эти места очень хорошо и осторожно ступала по наиболее крутым и скользким камням.

Гроза била над головой, молнии вспыхивали где-то у хребта, вырывая из темноты очертания скал.

Тропа вилась всё выше, а ночь становилась гуще – как будто сама тьма сжималась не желая отступать.

И вдруг – звук.

Сначала слабый, едва различимый сквозь шум дождя. Потом – отчётливей: крики, гул голосов.

Я остановилась, затаила дыхание.

Да, это были люди. Несколько голосов, грубых, хриплых, словно перекрикивающих бурю.

Вскоре вдали мелькнули огоньки – факелы.

В такую грозу и факела? Они явно поддерживаются магией. Люди короля?

Я присела, прикрываясь ветвями ели. Огонь качался на ветру, отбрасывая в дождь длинные, рваные тени. Люди шли по тропе, внизу, у подножья утёса. Их было пятеро, может, шесть.

Факелы метались, словно глаза ночи, выискивающие что-то в темноте.

Я прислушалась – слова долетали обрывками, но смысл был ясен: они что-то ищут.

– …говорю тебе, следы шли сюда…

– В такую погоду? Никто не выживет на перевале!

– Нам приказали – искать! Пока не найдём.

Сердце мое сжалось.

Кого они могли искать в эту бурю? Путника? Беглеца? Или… меня? Моих родителей убили за поклонение драконам, может… теперь пришли за мной?

Я не двигалась, страх сковал каждую мышцу в теле. Дождь хлестал по капюшону, по плечам, стекал по лицу.

Один из факелов вдруг поднялся выше – кто-то вскинул его, освещая склон. Оранжевое пламя на миг скользнуло по деревьям и упало на место, где я пряталась.

Я замерла. Перестала дышать.

Но в этот миг гром ударил, и вспышка молнии ослепила всех.

Факел дрогнул, упал в грязь, и люди, ругаясь, стали его поднимать. Этим мгновением я воспользовалась – скользнула прочь, в тень, между валунами.

Ветер усилился, тьма снова сомкнулась.

Лишь далёкие факелы, будто огоньки чужих судеб, ещё плясали внизу – и затухли один за другим.

Я выдохнула, чувствуя, как сердце колотится под мокрой одеждой.

Кто бы они ни были – идти вниз теперь было нельзя.

Путь оставался только один – вверх, к самому перевалу.

Тропа вывела меня на открытое плато. Ветер с гор бил в лицо, смешивая дождь с холодной пылью, а туман опускался низко, обволакивая всё вокруг. Дорога превратилась в скользкую смесь грязи и камня, каждый шаг давался с усилием.

И там, на склоне, среди валунов и обломков земли, я увидела его.

Мужчина сидел, опершись на камень, голова наклонена, плечо и грудь были испачканы кровью. Он дышал тяжело, стон тихо рвал тишину ночи.

Но несмотря на рану, он был прекрасен.

Я замерла на мгновение , разглядывая незнакомца. Чёткие черты лица, тёмные волосы, мокрые от дождя, обрамляли каре-медовые глаза, в которых смешались боль и удивительная сила. Его взгляд, устремлённый в туман, как будто видел что-то скрытое, недоступное другим.

Он заметил меня мгновение спустя и попытался подняться, но нога подкосилась, и он снова осел на камень.