Добро пожаловать в СУРОК

А вот загонять меня в угол не нужно. Смотрю на нее волком. Она на меня – настойчиво; красноречиво изгибает бровь.

Делать нечего, кладу правую руку ладонью вверх на парту, смотрю на нее. Рука как рука. Какие огни, в самом-то деле?

– Просто пожелайте, – советует Вера Алексеевна, на этот раз даже доброжелательно.

Нет, мне очень даже хочется, чтобы получилось. Утереть всем нос с первого занятия, почему нет-то? Только это точно не про меня. Я не чемпионка чего-то там и никогда не была ни в чем первой, так что чудо можно не ждать. Рука как рука. Огонь хочу. Огонь не хочет меня.

– У меня получилось! – восклицает сидящий впереди Витя, отвлекая внимание преподши на себя. Молодчина.

И правда, он поднимает руку, а на его ладони весело пляшет маленький огонек, будто в его кожу вшита зажигалка.

– И я хочу! – возмущается Митя.

Вера Алексеевна снисходительно улыбается и, кажется, забывает про меня; возвращается к доске.

– А теперь все – попробуйте, – говорит.

Да я уже сто раз попробовала. Митька вон уже чуть ли не по парте рукой долбит. Высечь огонь решил?

– Ого! – ахает сбоку от меня Яна, и я вижу пламя и на ее руке.

– Костя, молодец, – слышу голос преподавательницы. – Полина, да-да, умница. Яна – хорошо.

Вот они, наши чемпионы. Ладно, не одной быть лузером не обидно.

Только не похоже, чтобы Вера Алексеевна была разочарована или удивлена. По мановению ее руки у нас на столах появляются тетради и ручки.

– Итак, запишем. Тема нашего первого урока: «Связь энергопотока с психикой». Иными словами: у некоторых людей магия работает по желанию, у других – путем глубокой концентрации и осознанного направления дара…

Это я хотела записывать теорию? Я передумала!

Кофе хочу, но по графику завтрак после первого занятия.

Вздыхаю и берусь за ручку.

Воспоминание 26

Как говорится, поздняк метаться: хочу я или не хочу держаться вместе, но тут, похоже, так принято, и если вчера на ужин все садились вразнобой, то сегодня размещаются согласно группам: пять столов – пять групп. Отстой.

Оказываюсь рядом с русоволосой девчонкой с одной стороны и с Янкой – с другой. У той наушники заработали сразу после занятия, и она снова нацепила их на уши. Сегодня девушка явно не в духе и не горит желанием общаться. Где вы, где вы, мои гарнитура и телефончик?..

– Меня, кстати, Полина зовут, – представляется моя соседка справа. – Полина Глотова. Только не Поля, не люблю, – и улыбается вполне доброжелательно.

– Лера, – отвечаю. – Просто Лера.

В классе меня звали «Валера», и это здорово бесило. Давайте не превращать школьные воспоминания в реальность еще больше.

– Нам нужно выбрать старосту группы! – громко произносит Холостов. Он в компании Люды и Дэна как раз напротив меня. – Слышали, что Вера сказала? Нужно определиться.

– Ну, ты и будь, – отмахивается Денис, не выпуская из рук ложку. Вечно-то он голодный.

– Я поддерживаю, – кивает Люда и смотрит на Холостова с обожанием.

Стоп. Я что-то пропустила? Наша красотка, наконец, определилась, у кого часы подороже? А я сразу сказала: часы – моя тайная страсть.

– Мы не против, – высказывается Витя, отвечая сразу за себя и за брата, хотя и не выглядит довольным. У этого парнишки явно все нормально с амбициями.

Яна не слушает, молча ест кашу и покачивает головой в такт музыке в наушниках.

– Я бы тоже хотела стать старостой, – вдруг говорит Полина. И Люда тут же впивается в нее взглядом «не влезай – убью».

– Тут я не против, – улыбается Холостов, и блондинка у его плеча тут же вскидывает глаза к его лицу, снимая Полину-не-Полю с прицела. – Какой из меня староста?

– Отличный, – настаивает Люда, еще и ладонь положила ему на сгиб локтя.

Денис косит взглядом, начинает жевать медленнее – злится, ревнует. Интересно, какая выгода Люде? Быть девушкой старосты и все узнавать первой? При этом самой не нести ответственности? Так, что ли?

– Я с радостью уступаю, – Холостов разводит руками, тем самым как бы само собой избавляясь от лапки поклонницы; как обычно, пышет дружелюбием.

– Спасибо, – улыбается Полина, немного застенчиво.

Мне кажется, она и в школе была старостой. Отличница, комсомолка, спортсменка.

– Мы как бы уже проголосовали, – возражает Дэн. Ему Поля явно не приглянулась: декольте скромное, миниюбка в комплекте отсутствует, волосы натуральные, косметики не наблюдается – не его типаж.

– Не проблема, – подмигивает ему Холостов, совершенно спокойно воспринявший как свою кандидатуру, так и конкурентки, – переголосуем.

– Нет, я за тебя, – упирается Дэн.

– И я, – тут все вставляет Люда.

Близнецы переглядываются.

– Согласно многим исследованиям, мужчины – лучшие руководители, – высказывается Витя.

– Мы за Костяна, – поддакивает Митя.

– И я за Костю, – вступает в спор молчавший до этого Русик. Он, кстати, в отличие от остальных, почти доел свою порцию. – Извини, Полина, но я его дольше знаю, – на полдня, ага.

– Ничего, – отвечает ему Полина, вид расстроенный, но пытается «держать» лицо. Похоже, уже пожалела, что предложила себя в кандидаты.

– Мнение большинства! – радостно подытоживает Люда.

Ясно, мне и голосовать не пришлось.

– Я бы проголосовала за Полину, – все же считаю нужным высказаться, хотя это уже ничего и не решает.

– Спасибо, – слабо улыбается та. Уже не сомневаюсь, что для нее это назначение гораздо важнее, чем показалось сначала.

– Ой, а можно переголосовать? – вскидывается Русик, тоже заметивший ее расстройство. Тормоз – тоже механизм.

– Нельзя! – Люда показывает ему язык.

Глава 7

Воспоминание 27

– Кыс-кыс-кыс! Бабай! Биби! – иду по садовой дорожке, заглядываю под низкие ветви кустов и «кыс-кысаю» как дура. Кто увидит со стороны, покрутит пальцем у виска.

Семен Евгеньевич (я наконец-то запомнила, что он не Семен Семеныч) весьма пространно обозначил территорию, где мне следует вести поиски. Завхоз куда-то спешил, поэтому, когда я напала на него в коридоре с расспросами, просто махнул рукой, указывая направление. Ну и ладно, сама найду.

А вот одеться бы не помешало. Я выперлась на улицу в футболке, как была на учебе и на ужине, не подумав, что к вечеру похолодает. Первооткрыватели Междумирья, чтоб их. Могли бы уж не гнаться за реалистичностью погоды до такой степени.

Иду по тропинке, обняв себя руками, зову кота, матерюсь, опять зову. Да уж, сторонних наблюдателей мне сейчас не надо, особенно из преподавательского состава. На улице уже совсем темно, сад мягко освещен фигурными фонарями, установленными по краям дорожки из цветных плит. Зато шаг влево, шаг вправо – расстрел, то есть тьма – хоть глаз выколи. Небо черное, луны нет, звезды, видимо, тут отсутствуют в принципе. А радиус действия у фонарей совсем небольшой. Видимо, те, кто их устанавливал, не предполагал, что кому-то взбредет в голову бродить в темноте по кустам.

Хм… Или наоборот, предполагал и устроил для студентов лазейки для приятного времяпрепровождения. В темноте за деревьями едва-едва угадываются очертания белой беседки, и оттуда раздаются весьма характерные звуки. Спешу убраться подальше, на сеанс порно я не записывалась.

Наконец, мои мытарства вознаграждаются осторожным «мяу» в ответ на мое уже придушенное «кыс-кыс», а из-под куста высовывается белый нос. Вернее, нос классически розовый, а переносица белая.

– Бибитто! – радуюсь шепотом. – Живой, зараза.

А этот действительно зараза разворачивается и чешет обратно в кусты!

– Бабай! – кидаюсь за ним, но тут же чуть не ломаю ногу в притаившейся в засаде канаве. – Черт-черт-черт! – уже забываю и забиваю на любвеобильную парочку в беседке неподалеку и матерюсь в полный голос, одновременно пытаясь сохранить равновесие.

Выходит дерьмово: падаю в траву, лодыжку обжигает огнем. Че-е-ерт. В потемках ощупываю ногу над кедом. Вроде все цело, пошевелить могу, но растяжение точно имеется. Сейчас опухнет, и буду я одноногий пират на ближайшие пару дней. Ну Бабай, ну гад.

– Ты живая?

Черт-черт-черт – это я уже мысленно, потому что последний, кому я хотела бы показаться валяющейся в канаве, это Холостов. Откуда его принесло? Из беседки, что ли, на шум выскочил? Только не это, тогда и Люда – как там ее, Аршанская? – тоже сейчас примчится, чтобы засвидетельствовать мое фиаско.

– Живее всех живых, – огрызаюсь. Пытаюсь подняться, но нога предательски подгибается. Спокойно, Лера, это просто растяжение, что ты, раньше ноги не подворачивала, что ли? По детству, так вообще, как за здравствуй. Бабушка даже говорила, что у меня «привычный» вывих. – Эй! – возмущаюсь, когда меня просто берут за плечи и ставят на ноги.

– Точно все нормально? – я на границе света и тьмы, сам Холостов прямо под фонарем, и ему приходится вглядываться. Я же его прекрасно вижу: в отличие от меня, Мажор оказался догадливее и, выходя наружу на ночь глядя, нацепил поверх футболки джинсовую куртку.

– Порядок, – огрызаюсь.

Отступаю от него, стараясь поменьше давать нагрузку на поврежденную ногу, хватаюсь за фонарный столб, чтобы сохранить вертикальное положение. Надо бы поблагодарить, но мне больно и досадно. Если не передумаю, то завтра скажу спасибо.

Холостов щурится, глядя на меня, и улыбается, ехидно так, аж не могу.

Перевожу дыхание, собираясь с силами. Надо дохромать до комнаты и перевязать лодыжку. Не хочу в медпункт. На ночь перетяну, завтра чуть-чуть похромаю, и пройдет. А Бобка жив-здоров, попробую потом выбежать в светлое время суток, чтобы найти этого гаденыша без членовредительства.

– Тебя там не заждались? – бурчу, пялясь в темноту и всячески избегая встречаться с Холостовым взглядом. Неуютно мне с ним, проваливал бы.

– Да меня вроде никто не ждет, – усмехается.

Хмурюсь.

– А Люда?

– Аршанская? – тоже, значит, фамилию запомнил. Красивая, кстати. Фамилия в смысле.

– Какая ж еще? – подпрыгиваю на здоровой ноге, сдвигаясь ближе к фонарному столбу – так стоять полегче. – В беседке-то не околеет?

В ответ – тишина. Надо сказать, интригующая; приходится повернуться. Оно того стоит: вижу, как Костя хмурится. А то вечно как довольный жизнью удав.

– В какой беседке? – спрашивает осторожно. Ну не иначе решил, что я еще и головушкой того – о камень хлоп.

Хм, а может и «того». Не похож он на быстро одевшегося человека, только-только выпрыгнувшего из жарких объятий. Я, конечно, не спец, но слишком уж он аккуратно выглядит, волосы причесаны, одежда вся разглаженная, будто только из-под утюга или отпаривателя.

Что-то мне стыдно: придумала то, чего нет. В Сурок прибыло пятьдесят человек, мало ли кто вышел поразвлечься на свежем воздухе. С чего я только решила, что это мои одногруппники?

– Не бери в голову, – спешно натягиваю на себя наитупейшую улыбку. Когда люди так улыбаются, им опасаются задавать дополнительные вопросы. – Ты иди, я сейчас кота своего найду и пойду спать. Спасибо за помощь! – оказывается, когда вот так неискренне улыбаешься, и благодарить неискренне проще простого.

Но Холостов и не думает сваливать, чтоб его.

– Ты же не дойдешь, давай помогу.

Ага щаз-з, нашел дуру.

– Не-не-не, – машу головой. – У меня кот непроведанный. А мы в ответе за тех, кого приручили. И нога уже прошла. Вот…

И падаю.

Снова.

Черт.

Воспоминание 28

– Точно не наденешь мою куртку? Ты как ледышка.

– Не надену.

– Стесняешься, что ли?

– Мне твой парфюм не нравится.

– Хм, девчонкам обычно, наоборот, нравится.

– А я, может, аллергик. Надену, пропахну, распухну – и привет семье.

– Слушай, ты чего такая вредная?

– А ты чего такой настойчивый? Сказала: спасибо, нет. Вот и иди в своей куртке.

– Ладно, без проблем.

– Ладно.

Так и идем. Чтобы меня несли, я отказалась наотрез, поэтому Холостов ведет меня как раненого бойца – перекинул мою руку через свое плечо и поддерживает за талию. Холодно и правда зверски, и тайком греюсь об его руку, но продолжаю упрямствовать. А еще болтать и спорить, да. Я не из разговорчивых, но боль в ноге совершенно не вовремя развязывает мне язык. И я уже проклинаю тот миг, когда для отмазки сказала, что хочу навестить кота. Ушел бы Мажор своей дорогой, а я бы уползла в свою комнату. Бобка сам от меня сбежал, так что подождет денек: лучше сутки ожидания, чем дохлая хозяйка. Но нет же, вздумалось мне ляпнуть, что нужно навестить «котенка» сегодня и никак иначе. Наверно, Холостов решил, что я совсем сдвинутая. Ну и пусть считает, может, подальше держаться будет.

А парфюм у него приятный, и я в принципе не аллергик.

– Откуда у тебя с собой фонарик? – спрашиваю, когда повисает молчание, и, по уму, не следует его нарушать.

– Из дома. На брелоке с ключами обычно болтается. Иногда полезно, видишь же, – все такие предусмотрительные, плюнуть не в кого. – Чего сопишь обиженно? – тут же проявляет чудеса хорошего слуха.

– Не обиженно, а раздраженно, – огрызаюсь. Бесит.

– Сдался тебе этот кот на ночь глядя.

– Сдался! – ни шагу назад. Поздно признаваться, что я сама давно передумала. – Лучше скажи, чего сам по саду шлялся?

– Может, я лучше тебя на руках или на плече понесу?

– Нет.

– Да просто вышел прогуляться. Курить недавно бросил: сигарет нет, а привычка осталась. Пошел проветриться.

– Капля никотина убивает лошадь, – морщу нос, будто от него и сейчас воняет табаком.

Я, вообще, к курению отношусь индифферентно. В школе попробовала, не втянулась. Потом на работе иногда покуривали на перерывах: кто как, а я больше для того, чтобы вырваться с рабочего места и кардинально сменить обстановку. Но это по первости и нечасто. Потом и вовсе бросила. Курить нынче невыгодно, а я деньги копила. Для бабушки.

Вспоминаю бабулю, и настроение стремительно падает. Даже хамить Холостову больше не хочется. Ну чего я злюсь на него? Случайно встретил, не прошел мимо, повел себя джентльменом, даже куртку свою предложил. А я тут веду себя как тупая агрессивная малолетка.

– Знаешь что, – говорю и останавливаюсь; ладонь спутника на моей талии напрягается, так как он по инерции продолжает двигаться вперед и только потом понимает, что я остановилась намеренно, – пошли в замок. Завтра поищу кота.

Ожидаю, что Холостов выдохнет с облегчением, но не тут-то было.

– Да щаз, – возмущается он. – Такой путь проделали. Немного осталось, – и тянет меня вперед.

Ну уж нет, теперь я заподазриваю неладное. Может, он маньяк и не зря вышел ночью в сад, а на промысел – найти себе новую жертву? Тут, вообще, проверяли кандидатов в маги на психические расстройства?

– Ты так говоришь, будто знаешь, куда мы идем, – подлавливаю.

– Конечно знаю. А ты нет, что ли? – приходит его черед удивляться.

Ну да, ну да, давай, Лера, признайся, что у тебя не только топографический кретинизм, но еще и минимум самосохранения, и ты выперлась по темноте без фонарика искать одного маленького кота на территории огромного сада.

– Догадываюсь, – бурчу и позволяю тащить себя дальше. В движении, кстати, теплее.

Но Мажора не провести. Даже присвистывает.

– Ну ты даешь.

– Поглумись еще, – огрызаюсь, потом некстати опираюсь на поврежденную ногу и шиплю от боли.

– Я в окно видел, как домик ставили, – примирительно объясняет Холостов, кажется, сочувствуя. – Вот там, за теми деревьями. Два шага осталось. У моей комнаты окна как раз на эту часть сада.

Еще лучше. Значит, мы под мужским крылом, и любой, кто посмотрит в окно, увидит, как мы тут с Холостовым разгуливаем в обнимку. Зашибись просто.

– О, раз два шага, я сама дойду, – быстро, пока меня не остановили, сбрасываю руку с его плеча и ковыляю в указанном направлении, приволакивая ногу. – А ты тут подожди, окей? Я быстро! А если некогда, то иди, я сама дойду.

В ответ мне доносится язвительное:

– Спешу и падаю, – гад, зачем доводить мой позор до конца? Совести у него нет. – Фонарик хоть возьми!

За деревьями, куда мне надо, сквозь ветви пробивается фонарный свет. Правильно, я же из своего окна тоже видела освещенную территорию, а мы под жилыми комнатами.

– Обойдусь, – отмахиваюсь.

Воспоминание 29

– Ну и чего прятался, гаденыш? – сижу на газоне и глажу толстое полосатое тело, доверчиво подставляющее мне голову для ласки. – Бабай, Бабаюшечка…

Построили Бабаю не домик, как выразился мой сопровождающий, а настоящие хоромы под стеной здания. А внутри – мягкое одеяло, миски с кормом и водой. Как Боб понял, что это его новое место обитания и никуда не сбежал, остается только гадать. Но мы же не на Земле, кто их знает этих магов, может, наколдовали чего.

Мы с Бобкой на самом деле не особо близки. Заводила его, конечно, я, но у меня то школа была, то работа, Бабай все больше с бабушкой. А в последнее время и вовсе от меня по шкафам хоронился. Так что у нас сейчас повышенный градус любви скорее от того, что мы единственные родные души в незнакомом мире. Вернее, в Междумирье.

– Почему Бабай? – раздается голос сзади, и мне хочется провалиться.

Ну зачем он вышел на свет? Не хочу неверных выводов, если кто-то посмотрит в окно. Не хочу сплетен на пустом месте.

Тем не менее отвечаю:

– Он мелкий боялся всего, под кроватью прятался. Как в детских страшилках – Бабай под кроватью.

– Оригинально, – смеется Холостов, а потом подходит и устраивается рядом на корточках; тянет руку и чешет моего мохнатого друга между ушей.

Ну давай, Биби, вмажь ему! Но эта продажная рожа знай себе мурлычет. Что я там говорила про родных душ среди незнакомцев?

– Предатель, – вздыхаю.

– Красивый, – оценивает Костя и правда прекрасного внешне (но не внутренне!) Бибитто и переводит взгляд на меня. А у него глаза с зеленым отливом – фонарь прямо над нами. – Зачем сюда-то с котом? Это…

– Странно? – подсказываю, тихонько отодвигаясь.

Холостов ржет, не переставая наглаживать мою «плюшку».

– Ну как бы да.

– Не с кем оставить было, – говорю и отворачиваюсь. – Нет у нас с Бобкой никого.

– Друзья, соседи? – не верит мой собеседник.

Что я ему скажу? Что друзей у меня нет? Есть соседи, есть коллеги, есть знакомые. Можно было бы устроить прозвон всех и вся, и, может, кто-то бы сжалился и приютил «котенка». Но все произошло настолько стремительно, что после бабушкиной смерти я вцепилась в Бабая как в последний кусочек дома и потащила его невесть куда, думая лишь о себе, а не о животном. Это ему сказать? Так мы вроде не на исповеди.

– Так получилось, – говорю.

И Холостов, в кои-то веки, проявляет чудеса тактичности и не задает больше вопросов.

– Пошли, – выпрямляется. – А то совсем околеешь, аллергик. Заодно и проверим, как работает лифт, – точно, по лестнице я не проковыляю. – Может, в медпункт? Там, по идее, должна быть кнопка вызова круглосуточно.

– Не надо в медпункт, – приходится проглотить гордость и опереться на его руку, чтобы подняться. – Перевяжу на ночь и похромаю пару дней – всего и делов.

Холостов щурится, всматриваясь в меня.

– А вдруг осложнения?

– А вдруг слоны? – огрызаюсь.

Воспоминание 30

Ну кого, кого принесло ко мне ночью? Лифт не сломался, мы добрались до третьего этажа, я выпроводила Холостова в мужское крыло и поползла в женское самостоятельно. Разулась, плюхнулась на кровать, вытянула больную конечность – опухла вдвое, зараза! – и только-только собиралась с силами, чтобы встать и искать, чем перетянуть ногу, как в дверь постучали.

Ну, если это Холостов решил спросить, как я добралась… Или Аршанская, которой донесли, с кем я в тесном физическом контакте прогуливалась по саду… В общем, прыгаю на одной ножке, готовая начистить физиономии хоть одному, хоть другой. Больно же! А тут еще скакать зайцем к дверям.

– Валерия, добрый вечер, – улыбается мне светловолосая женщина в белом медицинском халате. – Позвольте осмотреть вашу ногу.

Предатель. Сдал-таки.

Мне почему-то дико обидно.

Так и знала, что Мажору нельзя доверять.

Глава 8

Воспоминание 31

19 апреля

Седовласый пожилой преподаватель расхаживает перед кафедрой, рассказывая о том, что личный магический резерв сродни мышце, и его можно «растянуть» и увеличить упорными тренировками, что в будущем даст возможность оперировать большими объемами энергии. Сегодня у нас общее занятие у всего потока, сидим в огромной аудитории, выполненной амфитеатром, а Борис Юрьевич, сухонький старичок с удивительно мощным голосом для такого тщедушного тела, вещает нам об основах владения даром. «Теория магии» – предмет называется.

Конспектирую почти бездумно. Это у меня метода такая еще со школы, да и при приеме на работу так же вникала в нюансы профессии: записать, выслушать, потом уже обдумать и сделать для себя выводы. Поэтому мне куда проще на вот таких лекциях, чем с той же Верой Алексеевной, которая уже вторую неделю пытается высечь из моей руки огонь. В аутсайдерах нашей группы, кстати, только я и Денис. Остальные уже могут обходиться в быту без зажигалок. Дэн бесится из-за того, что у него не получается. Меня больше бесит повышенное внимание преподши, которая не намерена от нас с ним отставать, пока не добьется успеха.

Борис Юрьевич продолжает вещать о таинственном резерве, который лично я понимаю, как некий «мешок», вместилище, куда можно вобрать энергию вселенной и швырнуть обратно для каких-то магманипуляций. Мой привыкший к реальности мозг пока не способен все это постичь: резервы, энергетические каналы и прочее. В то же время я помню утро, когда умерла бабушка. Реутов сказал, что энергии из мира я в себя вобрала – дай боже, а та срикошетила, и случился локальный трындец. Тогда, получается, резерв у меня и так приличный? И не надо его «тянуть», как мышцу? Зачем мне столько-то, если и неразвитого хватило, чтобы разнести квартиру и едва ли не угробить всех жильцов нашей многоэтажки?

Эх, знать бы, кто тогда явился меня спасать; расспросить. Сергей Вениаминович сказал, что подобные дела мигом засекречиваются, и попытки что-то разузнать – заранее дохлый номер. А жаль. Может, тот человек сказал бы, что все было не так страшно, как мне показалось. Да, вентили с батарей послетали, но может, землетрясение мне почудилось? Хорошо бы. Как-то не хочется быть возможным источником апокалипсиса.

– О чем мечтаешь? – толкает меня в плечо пристроившийся рядом Русик; заметил, что я положила ручку и витаю в собственных мыслях.

– Глобалю, – отвечаю честно.

Руслан – тот еще человек-позитив. Никак не пойму, зачем ему приперло со мной дружить. Я и дружба – понятия несовместимые. Не тянет меня делиться мыслями с окружающими. Рус же, наоборот, – классический экстраверт. Проблема в том, что он никак не поймет, что не все остальные такие же.

Вот и сейчас мой краткий обтекаемый ответ не намекает ему на то, что я не жажду общения.

– У меня сегодня встреча с Князевым, – делится, склонив голову к моему плечу.

Еле сдерживаюсь, чтобы не отпрянуть. Личное пространство – мое все. То, что я тогда рыдала на груди незнакомца в кожаной куртке, было нонсенсом во всех отношениях – посторонним меня лучше не трогать.

– Удачи, – опять пытаюсь продемонстрировать соседу по столу, что краткость – сестра таланта.

И снова терплю фиаско.

– Уже почти все были у директора на беседе, – продолжает, и не думая отстраняться. Мне хочется пересесть. К тому же Русик сегодня вылил на себя полбутылки какого-то резкого одеколона, и у меня уже свербит в носу от этого запаха. Это карма, точно! За то, что тогда соврала Холостову, будто у его парфюма неприятный аромат. Как бы намекнуть нашему старосте поделиться с Русланом запасами?

– Я еще не была, – откликаюсь, незаметно сдвигаясь по скамье подальше. Если я расчихаюсь, то сорву лекцию. Такое бывает нечасто, но если начну чихать, то держите меня семеро – полчаса не остановлюсь, как раструбившийся слон.

– Значит, в нашей группе только ты и я остались, – чему-то радуется парнишка. Ну даже парнем его назвать не могу: крошка-енот какой-то. У него и фамилия нежная – Любимов. Может, поэтому парфюм для брутальных самцов на нем как на корове седло?

– Наверно, – бурчу, демонстративно берясь за ручку.

– …Именно поэтому Междумирье – идеальное место для тренировок, – самозабвенно продолжает преподаватель. Мне кажется, ему вообще до фонаря, слушают ли его – он сам кайфует от своего рассказала. – Энергия здесь подвижна и восстанавливаема…

Помню-помню, тут у нас безлимит, как же. Пытаюсь записывать. Русик, наконец, видит, что я занята делом, и сам отодвигается, тоже начинает писать. Аллилуйя. Дыши, Лера, дыши.