Развод в 45. Ягодка или перчинка

– Мам, – сказал он уже совсем другим тоном, тёплым и до боли родным. – Я не идиот. И не слепой. Я уже давно всё видел. Помню, как ты на его дне рождения в прошлом году улыбалась так, что я боялся, у тебя челюсть сведёт. Просто ждал, когда у тебя кончится терпение. Честно говоря, я удивлён, что оно у тебя такое долгое. Я бы на твоём месте сбежал ещё года три назад.

Слёзы, которые я так стойко сдерживала все эти дни, хлынули из глаз. Но это были не слёзы горя или обиды. Это были слёзы облегчения. Огромного, всепоглощающего, почти болезненного облегчения, от которого сводило скулы. Я сидела на своём надувном троне посреди пустой комнаты и ревела, как белуга, совершенно не заботясь о том, как это выглядит.

– Так, – деловито произнёс он, прерывая мои беззвучные рыдания. – Хватит реветь. Диктуй адрес. Или скинь геолокацию, так быстрее.

– Зачем? – не поняла я, шмыгая носом и пытаясь сфокусировать взгляд.

– В смысле «зачем»? Я еду к тебе, – ответил он так, будто это было единственно возможное и логичное решение во всей вселенной. – И вещи свои заберу. Мне всё равно мой новый сервер некуда было ставить, а у тебя, я так понимаю, места теперь навалом.

Я рассмеялась сквозь слёзы. Громко, немного истерично, но абсолютно счастливо. Мой мальчик. Моя опора. Моя гордость. Он не просто был на моей стороне. Он был со мной.

– Сейчас, – выдохнула я, пытаясь унять смех и слёзы. – Сейчас всё скину.

– Давай. Буду через час-полтора. Закажи пиццу. Две. «Четыре сыра» и «Пепперони». И скажи курьеру, что я очень, очень голодный. Кормят нас тут, знаешь ли, не очень.

Он отключился, а я ещё несколько минут сидела на своём дурацком матрасе, прижимая телефон к груди. Пустая квартира больше не казалась мне холодной и чужой. Она ждала. Ждала моего сына. Моя маленькая, ещё не достроенная крепость только что обрела свой главный бастион. И я знала, что теперь мы выдержим любую осаду. Особенно с двумя пиццами.

* * *

Час, который отделял меня от приезда сына, я провела в состоянии, которое можно было бы назвать «предстартовой паникой». Я нарезала круги по своей необъятной и гулкой квартире-студии, как львица в зоопарке перед кормёжкой. Моей главной задачей было сотворить из полного ничего хотя бы жалкое подобие уюта. С усердием, достойным лучшего применения, я расправила невидимые складки на надувном матрасе, который служил мне одновременно кроватью, диваном и обеденным столом. Протёрла свой единственный предмет мебели – кривобокий стеллаж «Билли» – от пыли, которой там и в помине не было. Даже коробки из-под пиццы, предусмотрительно заказанной заранее, я выстроила на подоконнике в идеальную пирамиду. Получилось нечто среднее между арт-инсталляцией на тему одиночества и баррикадой. Всё это было отчаянно глупо. Я пыталась задрапировать пустоту, но она, казалось, лишь громче хохотала в ответ, отражаясь от голых стен.

Когда в дверь наконец-то позвонили, я подпрыгнула так, словно сидела на катапульте. Сердце совершило кульбит, ухнув куда-то в район пяток, а затем взмыло к самому горлу. Я распахнула дверь, и на пороге стоял он. Мой сын. Мой Егор.

Он определённо стал выше, хотя мы не виделись всего пару мучительных недель. Плечи раздались вширь, а во взгляде появилась какая-то новая, взрослая серьёзность. Он вырос. Вырос, пока я была по уши занята выбором правильного оттенка салфеток для очередного ужина с партнёрами и поддержанием безупречного «фасада» нашего идеального брака. На нём была его стандартная униформа: растянутая чёрная толстовка с какой-то абракадаброй на языке программирования, потёртые джинсы и кеды, которые, кажется, помнили ещё динозавров. За спиной – огромный рюкзак, похожий на парашют, из которого хищно выглядывал угол ноутбука.

Мы молча пялились друг на друга несколько секунд, показавшихся мне маленькой вечностью. А потом он просто шагнул через порог и сгрёб меня в охапку. Крепко, чуть неуклюже, как это умеют делать только шестнадцатилетние парни, которые уже слишком взрослые для телячьих нежностей, но ещё отчаянно в них нуждаются. Он уткнулся подбородком в мою макушку, а я вцепилась в его толстовку, как утопающий цепляется за спасательный круг. Я вдыхала его до боли родной запах – смесь чего-то неуловимо мальчишеского, стирального порошка и общаги, который всегда витал вокруг его работающей техники. И в этот самый момент я наконец-то поняла, что я дома. Не в роскошном пентхаусе с видом на город, не в этой съёмной бетонной коробке, а здесь, в его объятиях.

– Мам, ты сейчас мне рёбра переломаешь, – пробормотал он, но рук не разжал.

– Прости, – выдохнула я, отстраняясь и торопливо смахивая предательскую слезу. – Ты… такой большой стал.

– Побочный эффект школьных котлет, – хмыкнул он и окинул мою новую резиденцию оценивающим взглядом, будто был риелтором из элитного агентства. – Хм. Смелое дизайнерское решение в стиле «постапокалиптический минимализм». Мне нравится. Куда ставить системный блок?

Он без лишних церемоний прошагал в комнату, с грохотом сбросил рюкзак на пол и немедленно начал распаковывать свои бесценные сокровища. Я смотрела на него, и моё сердце заливала такая волна нежности и гордости, что, казалось, оно вот-вот не выдержит и лопнет. В его глазах не было ни капли жалости или осуждения. Только спокойная, совершенно недетская решимость. Он приехал не утешать меня. Он прибыл на поле боя, чтобы стать моим главным союзником.

– Пицца остынет, – сказала я, стараясь, чтобы голос звучал бодро, а не дрожал. – Давай сначала поужинаем, а потом будешь разворачивать свой космодром.

Мы уселись прямо на пол, используя салфетки вместо скатерти, и открыли коробки. Божественный аромат горячего сыра и пепперони мгновенно наполнил комнату, делая её чуточку более жилой и уютной. Егор ел с аппетитом оголодавшего программиста, закидывая в себя кусок за куском.

– Так, – произнёс он, прожевав очередной ломоть «Четырёх сыров» и вытерев руки о джинсы. – Теперь давай твою версию событий. Без цензуры и смягчающих формулировок. Папину я уже выслушал, теперь для полноты картины и объективного анализа данных мне нужен твой отчёт.

И я рассказала. Выложила всё, как на духу. Про алые туфли на «запретной» территории, про девицу в нашей супружеской постели, про живописный, хоть и недолгий, полёт с балкона её вещей. И про слова Игоря. Про «жену-фасад», про «пустое место», про то, что я теперь «никому не нужна». Егор слушал молча, не перебивая, только желваки на его скулах ходили ходуном, а пальцы нервно выбивали какую-то дробь по крышке коробки. Когда я закончила свой сбивчивый рассказ, он задумчиво отодвинул от себя недоеденный кусок. Аппетит у него явно испарился.

– Ясно, – тихо произнёс он. – В принципе, его алгоритм поведения был предсказуем. Когда факты играют против него, он переходит на личности и пытается дискредитировать источник информации. Классическая манипуляция уровня «новичок».

Он помолчал, глядя в стену, а потом криво усмехнулся.

– Знаешь, что он мне предложил, когда понял, что его душещипательная история про «маму-истеричку, которая сама всё разрушила» не сработала?

– Что же? – с замиранием сердца спросила я.

– Он решил меня купить. Прямо и без затей. Сказал: «Сын, я понимаю, ты злишься. Но давай будем реалистами. С кем тебе будет лучше? С матерью в какой-то съёмной конуре или со мной? Остаёшься – и я покупаю тебе любую машину, как только получишь права. Хочешь – „Мустанг“. И оплачиваю стажировку в Кремниевой долине следующим летом. Выбирай».

Я ахнула. Это было так в духе Игоря. Цинично, прямолинейно и с непоколебимой уверенностью, что у всего на свете есть свой ценник.

– И что ты ответил? – прошептала я, боясь дышать.

– Я сказал ему, что «Мустанг» – это, конечно, эффектно, но у него слишком большой расход топлива и безнадёжно устаревшая система бортового компьютера. А в Кремниевую долину я и сам поступлю, без его спонсорства. И что мой выбор – это не выбор между пентхаусом и надувным матрасом. Это выбор между человеком, который меня уважает, и человеком, который пытается вписать меня в графу «расходы». Кажется, после этого он и бросил трубку.

Он поднял на меня глаза, и в их глубине я увидела отблеск холодного, взрослого гнева.

– Мам, он тебя не просто предал. Он тебя растоптал. И он не остановится. Он будет давить на тебя через адвокатов, через общих знакомых, через прессу. Он попытается выставить тебя сумасшедшей и оставить ни с чем.

– Я знаю, Егор. Но у меня хороший адвокат. Мы будем бороться.

Сын задумчиво побарабанил пальцами по коробке. А потом посмотрел на меня с таким будничным выражением лица, будто собирался предложить мне обновить антивирус.

– А зачем сражаться по его правилам? Это долго и неэффективно. Есть путь короче.

– Это какой ещё путь? – насторожилась я, предчувствуя недоброе.

– Мам, давай я просто взломаю его почту, – совершенно спокойно предложил он. – И рабочую, и личную. И все мессенджеры заодно. Уверен, там найдётся столько всего пикантного, что твой адвокат-пиранья от восторга в ладоши захлопает. Найдём его офшорные счета, о которых ты и не подозревала. Переписку с другими его… пассиями. Компромат на партнёров, который он наверняка хранит на чёрный день. Да там, скорее всего, целая папка с названием «Судный день». После публикации этих данных он станет таким шёлковым, что сам принесёт тебе ключи от половины своей бизнес-империи и ещё сверху бантиком перевяжет. Делов на одну ночь.

Я смотрела на него во все глаза, не в силах произнести ни слова. Мой сын, мой тихий, домашний мальчик-гений, только что с невозмутимостью заказа пиццы предложил совершить десяток уголовных преступлений, чтобы защитить мою честь. Часть меня, законопослушная и правильная, была в ужасе. Но другая, самая большая и честная часть, была переполнена такой вселенской гордостью и любовью, что у меня снова предательски защипало в носу.

– Егор, нет! – я постаралась, чтобы мой голос звучал как можно строже, хотя внутри всё ликовало. – Категорически нет. Мы не будем опускаться до его методов. Мы не будем нарушать закон. Мы выиграем это дело честно. Ты меня понял?

Он картинно вздохнул, как гениальный учёный, которому не дали провести важнейший эксперимент из-за глупых предрассудков толпы.

– Понял. Выбираем долгий и скучный путь. Как скажешь, ты здесь босс. Но если что, мой ноутбук всегда в боевой готовности. Просто имей в виду.

Он подмигнул мне, и я не выдержала и рассмеялась – впервые за последние несколько недель. Мой защитник. Мой личный хакер.

– Ладно, – сказал он, решительно поднимаясь с пола. – Раз план «Б», он же «Быстрый и блестящий», отменяется, будем действовать по плану «А», он же «А-а-а, как долго». Помоги мне разобрать вещи. Мне нужно срочно организовать рабочее место. У меня завтра международная онлайн-олимпиада по криптографии, а я даже не начинал готовиться.

Я смотрела, как он с деловитым видом вытаскивает из сумок и рюкзаков свои мониторы, клавиатуры, провода и какие-то совершенно инопланетные устройства, за считанные минуты превращая угол моей пустой гостиной в филиал центра управления полётами. И в этот момент я отчётливо поняла, что Игорь крупно просчитался. Он мог лишить меня дома, денег и статуса. Но он не мог отнять у меня самого главного. Моего сына. А с таким союзником я была готова к любой войне. У Игоря была армия юристов. А у меня – шестнадцатилетний гений с ноутбуком. Кажется, шансы наконец-то выровнялись.